Проснулась я от того, что моя рука занемела. Не открывая сонных глаз, я попыталась дотронуться до неё, но поняла, что руку чем-то придавило. Точнее не чем-то. А кем-то. Глаза все-таки пришлось открыть и злобно посмотреть на сопящего рядом Торвальда. Такая махина задавит и не заметит, особенно во сне. Ударив его по плечу вместо доброго приветствия, я, не обнаружив желаемого эффекта, со всей утреней злостью дала дракону по мордасам. Он недовольно фыркнул и перевернулся на другой бок. Я с жалостью размяла онемевшую руку.
Из открытого окна струился солнечный свет пустыни. Наполнившаяся криком соколов Арба, убаюкивала своим спокойствием, будто нашествие мертвецов никоим образом на ней не отразилось. Словно ничего и не было. Словно я и не поступала в Академию вовсе. Словно все это было сном, и сейчас я как ни в чем не бывало пойду завтракать, чтобы затем отправиться на занятия. И, верно, это было бы сном, если бы не дающий храпака дракон в моей постели и висящие на стуле ножны, в которых покоился принадлежащий мне меч.
Академия восстанавливалась медленно. Трупная Война оставила позади большую разруху и тысячи погибших, сделав из вышивших магов и учеников, участвовавших в военных действиях, настоящих героев. Так, Эспену и Изилу, что в пустынях отражали атаки, присудили высшие военные чины. Впрочем, это не отменяло того факта, что Академию они закончить должны. Линну и Эстеллу за геройские заслуги приглашали к королевскому двору. Там Линна собиралась покорять сердце Хальвара. Поэтому я с нетерпением жду от неё рассказа. Тот, кстати, как и Орион был удостоен королевской медали. Арону вообще в его стране возвели статую, над которой мы долго смеялись прежде, чем Эспен отколол от неё нос, а Венделу разыскивали лучшие маги страны, чтобы сделать её своей ученицей. Недавно я получила письмо от Жозефины, где она благодарила меня за спасение и говорила о том, что она идет на поправку.
Ну, а я… Слава и меня не обошла стороной. Да так, что мне пришлось прятаться у своих родителей. Меня уже занесли в Совет Всадников, присвоили звание героя и щедро наградили, призывая ко двору каждый месяц. Это ведь то, о чем я и всегда мечтала, да? Вот только прошедшие события оставили слишком глубокий след, чтобы смотреть на все так, как раньше. Маги разыскивали Лича и восхваляли меня, даже не понимая, что теперь я укрываю главного врага этого мира в своем мече. Так, герой ли я? Оставив в истории свой след наравне с другими легендами, я впервые пересмотрела все сказания и все поступки других героев. Уничтожали ли они зло беспристрастно или же и ему протягивали свою руку? Мы вечно все трактуем так, как хотим, как нам удобнее, даже не представляя, что было на самом деле.
После окончания Академии нас всех ждало грандиозное будущее. Будущее, где нам предстояло отстроить свой мир заново. Будущее, в котором дорогие нам люди живы.
Сильва больше не появлялась. Я не чувствовала её частицу ни в себе, ни рядом, ни в мече. Она будто испарилась, исполнив то, чего желала. Хотя не думаю, что Боги могут просто так исчезнуть из этого мира. Быть может, когда-нибудь мы встретимся с ней вновь. Зато появились вопросы к отцу. Но тот о своих родителях ничего не знал.
Кровать позади заскрипела, и меня обхватили две крепкие руки, уложив обратно на постель. Проснулся. Однако здравствуйте. Перед моим лицом возникло сонное щетинистое лицо с безупречно голубым глазом и глазом красным, как сама кровь. Он улыбнулся, опуская взгляд ниже. Я поступила также, осматривая многочисленные засосы на шее и груди. Румянец покрыл лицо.
— Зачем вообще было это делать, — недовольно пробурчала я, натягивая на грудь одеяло.
Он ничего не ответил, лишь хитро ухмыльнулся и плавно прильнул к ключице жадно втягивая губами кожу. Я пискнула, но тут же обмякла под тяжестью мускулистого тела, которое хотелось обнимать и ласкать даже против воли. Дорожкой поцелуев прошелся он по шее, достигнув губ и безжалостно вцепившись в них. Вставшая между ног коленка то и дело елозила по кровати, из-за чего я вновь, как и прошлой ночью, отдалась чужому желанию. Впрочем не только чужому.
Да, он сильно возбуждал и явно этим наслаждался. А я попросту теряла счет времени. Такими горячими были его руки, такими пылкими были речи, которые он шептал на ухо, такими страстными и одновременно нежными были толчки, выбивающие приглушенные стоны один за другим. И теперь, когда все грозило повториться вновь, я подорвалась как резаная, стоило двери в мою комнату отвориться.
— Атмосферное давление 764 миллиметров ртутного столба!
— Мама! — повернулась я красная, отпихивая руками Торвальда, что и не думал менять позиции и просто смотрел на мою маму.
— Доброго утречка вам, — спокойно заявил он, между тем вежливо кивая головой.
Честно признаюсь, что, когда я знакомила маму с Альдом, я жутко волновалась. Она долго молчала и оглядывала его с ног до головы, а затем заявила, что хоть кому-то повезло с мужиком. Папа два дня проходил с грустной улыбкой. Получил он и за то, что после моего рассказа, мама объявила его виноватым в подаренных мне генах. И в итоге я сильно удивилась, узнав, как сдружились мама и Торвальд. Теперь она угрожала мне. Сказала, что «если я прогоню такого хорошего мальчика, то она выгонит меня из дома, и что даже герои должны получать по жопе».
Всего я рассказывать не стала. Они и без того нанервничались, ведь, когда началась война, они не смогли меня найти, и родители подключили все связи. Даже не хочу представлять их реакцию, когда расскажу о том, что была с Личем. Это мы с Торвальдом решили держать в секрете.
— Так, пестики и тычинки, поднимайтесь. Отец на рынке, а дел не меряно.
— Мама, а почему Фрида спит с дядей Альдом? — возник из ниоткуда Дейн, и я была готова разорваться от смущения.
— Потому что твоей сестре холодно ночью.
— Тогда я тоже хочу с кем-нибудь спать…
— Дорастешь и будешь.
— Мама Ани. — невозмутимо заявил Торвальд, почему-то улыбаясь.
— Че тебе?
— Я могу взять вашу дочь замуж?
Я перевела круглые глаза на дракона. От неожиданности и сказать ничего не смогла. Мы же обговаривали, что еще рано! Закончим Академию и вот тогда…
— А у тебя шо в наследстве есть, панда?
— Любовь и ласка.
— А деньги?
— Я ж герой теперь. Их в достатке.
Мама улыбнулась, закинув полотенце себе на плечо.
— Тогда не вижу причин отказывать.
— А сестра у него тоже зеленоволосая. Они там все такие, оказывается. И тут я, значит, захожу. Почувствовала себя яки шарик на ёлке. А ещё ж Центрион рядом… И сидим мы вот это… светофор, — возмущалась Линна, открывая дверь общежития и тут же спотыкаясь о торчащую доску. — Твою ж лошадь…
— Линна, Хальвар не позовет тебя сразу в жены. Он помедлит, поэтому будь терпеливее.
— Но тебя же Торвальд позвал!
— Он дурачок. Не равняйся на него.
— Но я тоже хочу замуж…
— Не бзди. Позовет.
— Ну, если сама Фрида так говорит…
— Ой, отстань.
Мы рассмеялись, и Линна, махнув рукой, выскочила во дворик, чтобы забрать принесенные вещи. Я же поднялась по лестнице на второй этаж, чувствуя, как с каждой ступенькой тяжелеет сердце. Возвращаться в Академию было очень волнительно. Снесенные здания и поломанные колонны ещё напоминали о тяжелых мрачных временах, но теперь, освещенные солнцем, они вновь наполнялись жизнью.
Скрипучие доски, ступени, ведущие на второй этаж, наполненный тишиной. Все настолько родное, простое, что кажется просто невозможным, как раньше я могла называть это обыденным и приевшимся. А вот и моя комната с потертым номером три…
Приложив к ней руку и открыв замок своей магической энергией, я вошла внутрь. В маленькой комнатке тут же зажглась на столе свеча, освещая бумаги и перья с почерневшими концами. На спинке стула, которую Торвальд чинил как минимум пять раз, висела покрытая пылью куртка. На подоконнике в кружке затхлая вода и три увядшие ромашки, которые чудом смогли выстоять в войне.
— Вот… Здесь я и жила, — обратилась я к мечу, и тот едва засветился.
На первом этаже раздался грохот, и я, спустившись по лестнице, громко рассмеялась. Провалившись по пояс в пол, стоял, чертыхаясь, Торвальд, спасая пакеты с купленным вином. Рядом, хлопоча, носилась Вендела, не зная, куда поставить торт.
— Торвальд провалился? — задал риторический вопрос наш староста, забирая пакеты с алкоголем. Со стороны кухни послышался еще один треск.
— И Эспен тоже, — грустно ответил Орион, выглядывая из-за угла.
— Давайте на улице отметим встречу, а то мы в итоге в подвале это дело закончим, — предложила я, осторожно спускаясь со ступенек.
— Там какие-то растения завелись… Плотоядные…
— Будем с ними по пьяни драться, — сжал кулаки Эспен, чьи брюки уже были нещадно порваны.
— Вы только Центриона не зовите сюда, пусть лучше на улице постоит.
— Лучше и правда на улице.
— Да-да, собирайтесь.
— Эй, дегенераты натрия, а что это у вас в пакетике тут такое, — выскочила комендантша с веранды. — Пиво преподавателю оставьте.
— А вы знаете, что от пива разносит?
— Псина, я тебе пасть-то закрою.
Так, начался новый учебный год в Академии.
Каждый из нас многое пережил, и я счастлива видеть, как беззаботно все смеются, расставляя на столе бокалы, разрезая торт и раскладывая свежие фрукты. Я надеюсь, что все мои близкие не будут оглядываться на прошлое. Однако же я так не смогу. Вновь и вновь я буду думать не о своей судьбе, а о том, на месте которого я бы не знала, что делать. Быть может, это глупо, но что же могу я поделать, если раз за разом в свободную минуту возвращаюсь к чужой тяжелой судьбе.
Я рада, что все здесь. Что все живы. Что все вернулись к своим мечтам, за которыми шли всю жизнь. Я рада, что все улыбаются. Что давно миновали времена голода, времена, когда матери не могли спасти младенцев, когда повинующиеся слепому закону воины убивали всех на своем пути. Я рада, что поняла ценность настоящего. Мы часто не ценим того, что имеем сейчас. Рокочем на обыденность и спокойствие, которые жаждем нарушить. Безусловно, нельзя сидеть на одном месте. Как же все совместить? Нужно лишь двигаться вперед, ценя то, что имеешь. Вот и все.
Поняв сей закон, жить становится… заметно проще.