Заявился к нам как-то из прерии Мистер Смертный Час на белом своем жеребце, палит вовсю из пистолетов — трах-бах-тарарах — ни дать ни взять, индеец какой напился и буянит. Страсти господни! Ясное дело, все перепугались, и мы, ребятня, да и старшие тоже, разве это им чаще доводилось его прежде видеть.
Но в тот раз он и пальцем никого не тронул, кроме одного парня по имени Билли-Будь-Неладен-Бэнгтри, по которому все наши девушки сохли. А его Мистер Смертный Час именно что пальцем тронул, так что тот не сразу взял да и помер, а лежал окоченелый, весь в поту, а в брюхе пуля: пьяный ковбой всадил, партнер по юкеру.
Когда в городке прослышали, что Билли вот-вот помрет, у многих наших девушек подушки промокли от слез, потому что был он собой хоть куда и от женщин ему отбою не было. Ну а больше всех плакала и горевала молоденькая Мод Эпплгейт, рыжая наша красотка, вся в веснушках.
Старая Мэри взялась выхаживать Билли своими индейскими припарками да целебными травами, а других женщин к нему даже близко не подпускала. Так что Мод ничего и сделать-то для него не могла. Только ведь рыжая девушка, сами понимаете, не станет сидеть да убиваться попусту, как девушка иной какой масти. Вот и Мод такая была. Поплакала она малость, погоревала, да и решила, что пора за дело браться. Вытерла слезы подолом нижней юбки, оседлала отцовского пегого конька и отправилась вдогонку за Мистером Смертным Часом.
И поскакала Мод Эпплгейт по горам и долам, из ковбойских краев в края стригалей, из краев стригалей в индейские земли, из индейских земель в дальние горы.
Только там догнала она Мистера Смертного Часа, мили не доехав до старой хибарки на краю леса, где он жил со своей бабкой.
И когда Мод Эпплгейт разглядела наконец впереди белого его жеребца, она уже изрядно устала и запыхалась; волосы рыжие растрепались, свисают вдоль спины, от конька отцовского остались кожа да кости. Но Мод набрала воздуху да как закричит:
— Эй, Мистер Смертный Час, постойте-ка минутку! Подождите меня!
Мистер Смертный Час придержал белого своего жеребца и оглянулся вроде как удивленно, — ведь немного найдется таких, кто решится его останавливать.
— Ну-с, что угодно, барышня? — спрашивает он у Мод Эпплгейт, когда та подъехала.
А Мод ему и говорит:
— О Мистер Смертный Час! Я скакала за вами по горам и долам, из ковбойских краев в края стригалей, из краев стригалей в индейские земли, из индейских земель в дальние горы, чтобы только упросить вас: пощадите Билли-Будь-Неладен-Бэнгтри, любовь мою верную, нелицемерную!
А Мистер Смертный Час, как услышал, закинул голову, так что черное сомбреро свалилось и повисло за спиной на шнурке, и давай хохотать.
— Прелесть, да и только, — говорит. — Слушай-ка, малютка, мордашка у тебя — прямо загляденье!
Но Мод Эпплгейт проскакала много миль по горам и по долам, терпела в пути и голод и жажду, чуть не до смерти загнала отцовского пегого конька, да к тому же она была рыжая и спуску никому давать не привыкла. Так что она взяла и выложила Мистеру Смертному Часу все начистоту. Там, откуда она родом, говорит, воспитанный человек нипочем не станет смеяться над девушкой в несчастии, и очень с его стороны было бы любезно последить за своими манерами, и кто его только воспитывал, интересно знать? Его матушка небось в гробу переворачивается, да любой неумытый индеец голоштанный повежливее будет, и пошла, и пошла его чихвостить.
Ну тут уж Мистер Смертный Час разом протрезвел, подобрался в седле и слушал её смирно, только глазами моргал. А когда Мод остановилась дух перевести, достал он кисет, облизнул края бумажки и свернул себе самокрутку.
— Что вы мне дадите за Билли-Будь-Неладен-Бэнгт-ри? — спрашивает.
Но только Мод и впрямь задело за живое. Тряхнула она волосами, как норовистая кобылка гривой, губы этак поджала и заявляет ему:
— Не стану я о деле говорить, пока не умоюсь и не съем чего-нибудь: я скакала по горам и долам…
— Знаю, знаю, — говорит Смертный Час. — Давайте-ка доедем до моей лачужки, а уж там бабка моя о вас позаботится.
Стали они вдвоём подниматься по склону, и все время Мистер Смертный Час придерживал белого жеребца, чтобы Мод на своем бедняге пегом могла за ним поспеть. И вот подъехали они к низенькой хибаре и увидали, что над трубою вьется дымок, а на крыльце стоит старая бабка Мистера Смертного Часа, рада-радехонька видеть нового человека. Едва они подъехали, она уж тут как тут.
— Добро пожаловать, милочка, — говорит. — Похлебка на огне, чайник закипает. Входите-ка да передохните малость.
Остановились они. Мистер Смертный Час спешился, подошел к Мод, подхватил её сильными своими руками — а талия у неё уж такая была тоненькая, как раз в две ладони уместилась, — снял с седла и на землю поставил.
А тем временем его бабка снует туда-сюда по двору со своей клюкой, прихрамывает, будто птичка с перебитым крылом, и все твердит:
— Скажи ты на милость, ну что за девушка!
А потом повела она гостью в дом, дала теплой воды и костяной гребень, да ещё раскрыла свой старый, медью окованный сундук и достала прехорошенький шелковый капот. И когда Смертный Час, задав корму коням, вошел в дом, то увидел: сидит Мод Эпплгейт, что твой рыжий ангел, и пьет чай.
А Мод, слегка перекусив, совсем освоилась и давай рассказывать всякие потешные истории про наш городок и про тамошний народ, так что Мистер Смертный Час и бабка прямо покатывались со смеху.
И вот начал Смертный Час носом клевать да позевывать, а потом и говорит своей бабке:
— Изрядный конец я сегодня сделал, дважды вокруг света и обратно. Дай-ка прилягу к тебе на колени и вздремну самую малость.
И тут же захрапел.
А пока Смертный Час спал, бабка с Мод Эпплгейт разговор завела и стала расспрашивать: кто она такая, и откуда родом, и зачем пожаловала. Тут ей Мод и рассказала все, как есть: что лежал Билли-Будь-Неладен-Бэнгтри с пулей в брюхе да помирал, любовь её верная, нелицемерная, что же ей и оставалось, как не пуститься вдогонку за Мистером Смертным Часом, упросить его и руку его удержать?
Выслушала бабка её рассказ и вздохнула тяжко-претяжко.
— Уж так мне жалко, что сердечко твое занято, — говорит. — Очень ты на меня похожа, какой я в молодости была. Моя бы воля, я бы внуку моему в жены именно тебя и выбрала. Я ведь стара стала, пора и на покой, только хочется мне, чтобы он остепенился да жил по-людски. А ты и молоденькая, и миленькая, и нраву хорошего, и коль старые глаза меня не обманывают, в колдовстве тоже кой-что смыслишь. Верно я говорю?
— Ну, — отвечает Мод скромно, — случается. Так только, шутки ради.
— А что бы такое, к примеру? — спрашивает бабка. — Из черной магии или из белой?
— Обеих понемножку, — говорит Мод. — Раз я наколдовала, чтобы братец мой младший не провалился по арифметике. А другой раз заколдовала пасторшу, чтоб она себе на шнурок наступила и прямо в кормушку с овсом шлепнулась.
И снова бабка Смертного Часа тяжело так вздохнула и говорит:
— Для новичка неплохо. Как погляжу на тебя — и к чему такой девушке ковбой завалящий, пьяница да картежник, и пулю-то схлопотал через свои дурацкие карты. Ну что ж поделать, уж коли тебе так хочется, так и быть, помогу. Стоит внучку моему таким манером задремать, тут же начинает говорить во сне, а как заговорит, можно задать ему три вопроса; трижды ответит чистую правду, а потом проснется. Говори, о чём мне его спрашивать?
— Спросите его, — говорит Мод, ни минутки не раздумывая, — что возьмет он за жизнь Билли-Будь-Неладен-Бэнгтри.
— Это один вопрос, — говорит бабка. — Три вопроса можно задать. Еще о чём его спрашивать?
Мод помолчала, подумала, а потом говорит:
— Спросите его, зачем он сестренку мою малую забрал из колыбели.
— Спрошу, деточка, — говорит бабка. — А ещё что?
И тогда Мод Эпплгейт наклонилась над очагом, так что рыжие её волосы будто пламенем рыжим вспыхнули, и примолкла, а потом всё-таки говорит, медленно так, едва-едва слышно:
— Спросите его, что он делает, коли станет ему одиноко. Ничего ей на это бабка Смертного Часа не ответила. Так и сидели они молча, пока Мистер Смертный Час и вправду бормотать во сне не начал. Тут бабка прядку волос на палец накрутила, а волосы у него чернее угля, и подергала тихонько.
А тот не проснулся, только спросил:
— Да? Что такое?
— Скажи-ка, внучек, говорит ему бабка в самое ухо, — что возьмешь ты за жизнь Билли-Будь-Неладен-Бэнгтри?
Тут Смертный Час заворочался во сне и говорит:
— Эх, бабушка, до чего ж она славная! У иных я бы глаз взял, у других десять лет жизни, а от неё я вот что хочу: пускай объедет со мной дважды вокруг света, а потом пусть поцелует меня в губы.
Услыхав его ответ, вздохнула Мод глубоко-глубоко и на спинку кресла откинулась.
— Внучек, а внучек, — говорит бабка, — она ещё кой о чём спросить тебя хочет. Зачем ты сестренку её малую забрал прямо из колыбели?
Снова Мистер Смертный Час во сне заворочался и говорит:
— Хворала она. И всё-то у неё болело. Вот и забрал я её, чтоб ей больше не плакать.
Услыхавши это, наклонилась Мод низко-пренизко и ладонь к щеке прижала.
— Ладно, внучек, — говорит ему бабка. — Ответь-ка на последний вопрос. Что ты делаешь, коли станет тебе одиноко?
Тут Смертный Час как вздохнет да как застонет и от огня отвернулся. Долго он шептал что-то, бормотал себе под нос, а потом всё же вымолвил еле слышно:
— Я тогда подкрадусь к окну и смотрю, как люди спят вдвоем, обнявшись.
И только он это сказал, как тут же проснулся, зевает вовсю, потягивается и говорит:
— Звезды небесные! А ведь я никак всхрапнул.
А вообще-то веселые они были люди, Мистер Смертный Час с бабкой, даром, что у него служба такая. Ох и славно же повеселились они в тот вечер! Мод вроде как и рада была, что приехала. Старушка принялась им рассказывать всякие поучительные истории про свою далекую молодость, да ещё кувшин ежевичной наливки на стол выставила. А сам Мистер Смертный Час такие развеселые мотивчики стал на скрипке своей выводить, что Мод не утерпела, соскочила с кресла, юбки подобрала и пустилась в пляс. Далеко лишь за полночь отвела её бабка в спальню. Глядь, а там возле хозяйкиной постели, высокой с пологом, стоит маленькая кроватка, свежим бельем застелена, нашу Мод дожидается.
Поутру платье Мод бабкиными руками было уж вычищено да выглажено, а на столе завтрак стоял — солонина и кофе с овсяными лепешками: надо же им подкрепиться перед дальней дорогой. А потом Смертный Час белого своего жеребца взнуздал, оседлал и к крыльцу подвел. У старушки бабушки прямо слезы навернулись, как пришло время с Мод прощаться. Расцеловались они, и говорит ей Мод Эпплгейт:
— Счастливо оставаться. Спасибо вам за ласковый прием. Кабы не Билли-Будь-Неладен-Бэнгтри, любовь моя верная, нелицемерная, осталась бы у вас, право слово.
Тут Мистер Смертный Час подсадил Мод на коня, сам вскочил в седло, и поехали они в гору, к заснеженной вершине, а оттуда прямо в небо! И всю дорогу сидела Мод Эпплгейт позади Мистера Смертного Часа, крепко за него держась, и до того ей было тепло и удобно, что даже удивительно.
Ну уж и прокатились они! Нес их белый жеребец все выше и выше, по грозовым отрогам к небесным пастбищам, где облачка-сосунки пасутся возле тучных белых мамаш, а вокруг грузные черные тучи набычились и охраняют. И понес он их в луга, где звезды цветут, и Мистер Смертный Час позволил Мод сорвать парочку и в рыжие свои волосы вплести. Когда же мимо луны проносились, Мод Эпплгейт дотянулась и пальцем её потрогала, а луна-то, оказывается, скользкая и как лед холодная. А вот к солнцу они не полетели, потому что, Смертный Час говорит, так и обжечься недолго.
Однако дело не ждет, пора было Смертному Часу и за работу приниматься, и отправились они в путь — дважды вокруг света. А как только пересекли безбрежный океан, Мистер Смертный Час закутал Мод в свой плащ-невидимку, и тогда стал ей открыт всякий дом в любом краю; и кого она только не повидала — и китайских жителей, и японских, и русских жителей, и африканских, и даже таких, что за всю жизнь словечка по-английски не вымолвили. Показал он ей пышные дворцы и убогие хижины, каких она в Техасе и не видывала; показал он ей и принцев с королями, и простой люд, да всего и не упомнишь, — а уж Мод, будьте покойны, во все глаза глядела. И приметила она, что в одном все люди на свете меж собой схожи: когда приходит Смертный Час, живым его не видно, потому они и плачут так горько. А вот кому время помирать приспело, те, как завидят его, приподымутся навстречу и улыбнутся, будто доброму другу. Очень Мод порадовало, что никто его совсем уж пропащим не считает. А ещё рассказывал ей Смертный Час по дороге про разные разности, на которые в путешествиях своих насмотрелся, — сразу видно, у такого человека не только коровы, да юбки, да выпивка на уме.
И вот объехали они дважды вокруг света, пора и домой возвращаться. И остановил Мистер Смертный Час коня над безбрежным океаном и показал Мод Эпплгейт, как прямо под ними киты резвятся, бороздят прозрачную зеленую воду, словно стадо бизонов средь сочных трав мчится. А на Северном полюсе увидела Мод белых медведей — и впрямь белые, только нос черный, а в Египте — крокодилов, что по Нилу плывут, а в Индии — тигров, и ещё всяких-разных тварей, и каждой по паре. Под конец Мод вроде как и жалко его стало: выходит, только он во всем мире должен жить один-одинешенек.
Но вот уже скачут они над знакомой равниной, вот и городок наш завиднелся, из труб и дымоходов к голубому небу дым поднимается. Опустились они точнехонько на главной улице и мимо «Торговли Тарбелла», мимо транспортной конторы Уэллса прямо к салуну «Синяя птица» подъехали и стали.
Мод удивилась и спрашивает:
— А зачем вы меня сюда привезли?
А Мистер Смертный Час ей только ответил:
— Потерпите немножко, сейчас узнаете.
Соскочил он с белого своего жеребца, Мод с седла снял, закутал её, как раньше, в плащ-невидимку и говорит:
— Ну, уговор есть уговор. Дело за малым.
Тут Мод собралась с духом, крепко зажмурилась и приготовилась, что вот сейчас он её целовать будет. Только ничего такого не случилось. Мод глаза открыла, а Мистер Смертный Час и говорит:
— Нет уж, Мод, уговор был, что вы меня поцелуете.
И пришлось тогда Мод попросить Мистера Смертного Часа нагнуться, а он так и сделал, и пришлось ей встать на цыпочки и свои губы к его губам приложить.
То ли казалось ей прежде, что губы у него холодные, то ли считала она, что очень это страшно — целовать Мистера Смертного Часа, — ей-богу, не знаю, — только смотрит Мод и глазам своим не верит: оказывается, руки её за шею его обнимают, — а как там очутились, Бог весть, — а губы сами, к его губам прижимаются. И уж если по правде, так это Мистер Смертный Час первым от неё отодвинулся и говорит негромко:
— Ну, а теперь ступайте, Мод. Любовь ваша верная, нелицемерная Билли-Будь-Неладен-Бэнгтри как раз в «Синей птице» сидит.
Снял с неё Смертный Час свой плащ-невидимку и сразу сам пропал, только шпоры прозвенели, когда уходил, и осталась Мод одна возле «Синей птицы». Заглянула она в окно и видит: сидит там Билли-Будь-Неладен-Бэнгтри, любовь её верная, нелицемерная, пьет виски, а вокруг него так и вьются девицы, из тех, что вечно в салунах торчат.
Мод думала, она прямо лопнет, столько в ней всяких чувств заклокотало, и никак не решить, чего ей больше хочется: то ли палку в коновязи выломать, в «Синюю птицу» ворваться и вздуть хорошенько любовь свою верную, нелицемерную, то ли просто сгореть со стыда и сквозь землю провалиться. Глядь, а у крыльца отцовский пегашка привязан, оседлан и взнуздан, все честь по чести. Хотела было Мод на него вскочить и домой, пока никто её не видел, да не тут-то было. Углядел её Билли-Будь-Неладен-Бэнгтри в окно, встал, дверь ногой толкнул, и вот, извольте радоваться, стоит, ухмыляется, штаны поддергивает, будто в жизни помирать не собирался.
— Глядите-ка, — говорит, — не иначе, как малышка Мод Эпплгейт меня у «Синей птицы» поджидает. Где пропадала, красотка? Болтали, будто ты уехала.
Почувствовала Мод, что краснеет, и в ответ ему этак язвительно:
— Болтали, будто ты очень плох.
Билли головой закивал.
— Очень плох был, — говорит. — Очень плох, чуть не помер. Спасибо старухе Мэри, она меня своими травами да припарками вылечила — как новенький стал.
Вот уж этого Мод не стерпела. Она-то скакала по горам и долам, из ковбойских краев в края стригалей[94], из краев стригалей в индейские земли, из индейских земель в дальние горы, чтоб только руку Смертного Часа удержать и Билли-Будь-Неладен-Бэнгтри, любовь свою верную, нелицемерную спасти; она-то дважды вокруг света объехала да ещё чужого мужчину в губы поцеловала, и все для кого? Ковбой какой-то завалящий да беспутный, конюшней насквозь пропах, только знает, что виски глушить, табак жевать да в карты резаться, стоит тут и смотрит на неё, будто она персик спелый, так и свалится прямо в руки, только дерево тряхни! И до того Мод Эпплгейт разобиделась, что чуть не заплакала. Однако плакать она не стала, а придумала кой-что получше. Не зря же была она рыжая!
Надо так случиться, что как раз в это время из верхнего окна «Торговли Тарбелла» сам дядюшка Тарбелл высунулся. Тут Мод взяла и наколдовала. Сплюнул дядюшка табачным соком и угодил Билли-Будь-Неладен-Бэнгтри прямо в глаз, уж Мод постаралась!
И пока стоял Билли там и словами разными неподобающими выражался, так что приличной девушке и слушать зазорно, отвязала Мод отцовского конька, на него вскарабкалась и каблуками пришпорила. Только пыль столбом поднялась, когда Мод по главной улице из города вылетела. И скакала она по горам и долам, из ковбойских краев в края стригалей, из краев стригалей в индейские земли, из индейских земель в дальние горы, пока не разглядела впереди Мистера Смертного Часа на белом его жеребце. И тогда как закричит:
— Эй, Мистер Смертный Час, постойте-ка минутку! Подождите меня!
И когда Смертный Час её услышал, повернул он коня и обратно по той же дороге поскакал — а ведь он ни к кому дважды не приходит, — подхватил её прямо с седла, на белого своего жеребца посадил, обнял крепко и поцеловал, уже по-настоящему. А потом сказал:
— А уж старушка-то моя как обрадуется!
А Мод Эпплгейт ему вот что сказала:
— И чтоб никогда я больше не слышала, как некоторые к людям в окна подглядывают.
И жила Мод Эпплгейт с Мистером Смертным Часом долго и счастливо, да, говорят, и по сю пору живет. Вроде как стала помогать ему в его ремесле. И когда мы, ребятня, бывало, расшалимся да раскапризничаемся перед сном, матери нам говорили:
— Тише, детка, не плачь. Закрой глазки, и придет к тебе Мод Эпплгейт, у кроватки сядет и песенку споет.
Она и вправду приходила и пела — сам слыхал.