Сказки американских писателей

СВЯТАЯ КЭТИ НЕПОРОЧНАЯ

Давным-давно, в тысяча триста каком-то году, в графстве П. (если верить французам) жил один нечестивый человек, и была у него нечестивая свинья. Это был очень-очень скверный человек: он над всеми смеялся и издевался, и притом всегда не к месту и не ко времени.

Он всякий раз смеялся над благочестивыми братьями М-ского монастыря, когда они стучались к нему в дом и просили поднести им стаканчик виски или подать милостыню; и ещё больше он смеялся, когда они приходили за церковной десятиной. А когда однажды святой брат Клемент свалился в запруду у мельницы и потонул, поскольку ни за что не хотел выпустить из рук мешок с солью, этот нечестивец Рорк так хохотал, что у него начались колики. И если вы себе представите, каким грубым, отвратительным смехом он смеялся, вам сразу станет ясно, какой он был скверный человек, и тогда вы, конечно, уже не удивитесь, что он не платил церковной десятины даже под угрозой отлучения от церкви. Надо вам сказать, лицом Рорк мало походил на весельчака. У него была угрюмая, мрачная физиономия, и когда он открывал рот, чтобы засмеяться, она вся страшно перекашивалась, будто ему оторвало руку или ногу и он вот-вот заорет от боли. Кроме того, он говорил людям в глаза, что они дураки, а это невежливо и неразумно, даже если они и вправду дураки. И никто не знал, отчего Рорк сделался таким нечестивым, — разве только оттого, что он немало побродил по свету и видел, сколько вокруг творится разных нечестивых дел.

Так что судите сами, в какой обстановке росла и воспитывалась молодая свинья. Ничего хорошего тут ждать не приходилось.

Правда, некоторые книги утверждают, что у Кэти была плохая родословная и что все свиньи в их роду были одна нечестивее другой: будто бы её родной отец был известный курокрад и куроед, а её родная мать будто славилась тем, что при первой возможности пожирала собственный помет. Все это ложь и клевета. Как отец, так и мать Кэти были весьма благопристойные свиньи — насколько вообще свинская природа приспособлена к благопристойности, а приспособлена она мало. И всё же дух благопристойности был им не чужд, и в этом отношении они мало чем отличались от большинства людей.

Мать Кэти дала жизнь не одному выводку симпатичных, розовых, здоровых поросят, без всяких ненормальностей и отклонений. Из этого явствует, что нечестивость не досталась Кэти по наследству, а значит, была результатом пагубного влияния хозяина.

А ведь поначалу все шло так хорошо: новорожденная Кэти мирно лежала на соломе, щуря свои поросячьи глазки и морща розовый пятачок, — такая чудная, спокойная маленькая свинка! — пока в один злосчастный день Рорк не зашел в свинарник, чтобы дать поросятам имена.

— Тебя мы назовем Бриджит, — сказал он. — А тебя — Рори. А тебя — да повернись ты, кому говорят, сатанинское отродье! — тебя будут звать Кэти!

Эти слова и решили судьбу Кэти, которая с той самой минуты стала скверной и нечестивой — самой гнусной скотиной во всем графстве П.

Свои гнусности она начала с того, что бессовестно обкрадывала собственных братьев и сестер: норовила так притиснуться к материнским соскам, чтобы больше никто не мог к ним подобраться. И поэтому Рори, Бриджит и другие поросята так и остались недомерками. Неудивительно, что очень скоро Кэти сделалась в два раза толще и сильнее всех своих единокровных братьев и сестер — и не замедлила переловить их и слопать одного за другим, включая Бриджит и Рори: вот вам образец её нрава. Такое начало жизненного пути чревато любыми прегрешениями; и Кэти не заставила долго ждать: вскоре она принялась пожирать хозяйских кур и уток, пока в дело не вмешался сам Рорк. Он посадил Кэти в надежно укрепленный загон — надежный по крайней мере с той стороны, которая выходила в его собственный двор. После этого Кэти пробавлялась исключительно соседскими курами.

А что это за морда была у этой Кэти! Прямо-таки бандитская. Её злобные желтые глаза повергали вас в дрожь, даже если у вас в руках была увесистая палка, чтобы огреть её в случае чего.

Она держала в страхе всю округу. По ночам, выбравшись через подкоп из своего загона, Кэти совершала разбойничьи налеты на чужие курятники. Случалось, что соседи недосчитывались и малых детей. А Рорк, вместо того чтобы предаваться печали и сгорать от стыда, нарадоваться не мог на свою Кэти. Он даже говорил, что такой прекрасной свиньи у него за всю жизнь не было и что другой такой умницы во всем графстве не сыскать.

Долго ли, коротко ли, а по округе поползли слухи, что объявилась свинья-оборотень: рыщет по ночам, кусает за ноги людей, портит огороды да пожирает домашнюю птицу. Поговаривали даже, будто бы это сам Рорк в свинском обличье пакостит по ночам соседям. Знать, хорошего мнения были о нем односельчане!

Но, как бы там ни было, а время шло; Кэти повзрослела, и ей пришла пора обзаводиться собственным потомством. Выбранный для этой цели хряк после свидания с Кэти навеки потерял способность к продолжению рода и с тех пор бродил как потерянный, затравленно озираясь и шарахаясь ото всех. Зато Кэти стала толстеть как на дрожжах и наконец опоросилась. И принялась она мыть-намывать своих малюток и вылизывать их от хвостика до пятачка, точно её подменили. Вы сказали бы: материнство творит чудеса. Так вот: вылизала она их, дала обсохнуть, уложила рядком — и съела всех до единого! Уж на что нечестивец был её хозяин Рорк, и тот решил, что это слишком, ибо самка, пожирающая собственных детенышей, олицетворяет наигнуснейший из всех пороков, против которого восстает человеческий разум.

Рорк приуныл, но делать нечего: понял он, что придется ему заколоть свою Кэти. И только взялся он точить нож, как вдруг видит: идут к нему по дорожке святые братья — брат Колин с братом Павлом. Они шли из М-ского монастыря собирать церковную десятину. И хоть они не слишком надеялись, что здесь им что-нибудь перепадет, но, как это бывает, подумали: рискнем, попытка не пытка! Брат Павел был длинный и худой, и лицо у него тоже было длинное и худое, а взгляд суровый и пронзительный — сразу видно, истовый христианин; а брат Колин был низенький, толстенький, с толстым и круглым лицом. Брат Павел жил мечтой о небесном блаженстве, зато брат Колин был не прочь вкусить блаженства на земле. В округе все знали, что брат Павел — праведник, а брат Колин — душа человек. Они всегда ходили собирать дань вдвоем, и там, где не помогали уговоры брата Колина, в ход шли угрозы брата Павла, который живописал муки грешников в преисподней.

— Рорк! — молвил брат Павел. — Мы пришли за десятиной для церкви. Неужто ты и далее будешь упорствовать в грехе? Неужто ты по-прежнему хочешь коптить свою душу на адском огне?

Рорк бросил точить нож и поднял голову — и в глазах у него было столько коварства и злобы, что сравниться с ними могли только глаза его Кэти. Он открыл было рот, чтобы рассмеяться, но смех застрял у него в горле, а на лице появилось выражение, с каким Кэти смотрела на своих чад перед тем, как их сожрать.

— Ладно, берите свинью, — сказал Рорк, пряча нож.

То-то удивились святые братья — ведь до этого самого дня они всегда уходили от Рорка с пустыми руками, да ещё при этом он науськивал на них пса и провожал их громким хохотом, глядя, как они, спотыкаясь и путаясь в своих длиннополых рясах, бегут к воротам.

— Свинью? — недоверчиво переспросил брат Колин. — Это какую же свинью?

— А вон ту, что в загоне, — сказал Рорк, и глаза у него сделались желтые-прежелтые.

Святые братья поспешили к загону и заглянули внутрь. Они, конечно, сразу увидели, какая Кэти огромная и жирная, и не могли поверить собственным глазам. У Колина аж слюнки потекли при мысли о роскошных окороках и толстом слое первосортного бекона.

— Тут останется и нам на колбаску! — завороженно прошептал он.

Но в голове у брата Павла витали иные мысли — он предвкушал одобрительные слова, которыми встретит их отец Бенедикт, узнав, что им удалось заполучить от Рорка свинью. И брат Павел отвел взор и спросил:

— Когда же ты доставишь нам эту свинью?

— Вот ещё — доставлять! — заорал Рорк. — Сказано: свинья ваша! Хотите — забирайте, а нет — проваливайте!

Святые братья не заставили себя упрашивать. Они и так были рады-радехоньки. Брат Павел продернул веревку в кольцо на носу у Кэти и вывел её во двор. Сперва Кэти смирно шла следом, как послушная, добропорядочная свинка, Когда все трое дошли до ворот, Рорк крикнул им вдогонку:

— Не забудьте: её зовут Кэти! — И грубый смех, который он так долго сдерживал, наконец прорвался наружу.

— Что ж, свинья как будто большая, хорошая, — сказал, поежившись, брат Павел.

Не успел брат Колин вымолвить и слова в ответ, как сзади что-то впилось ему в ногу и защелкнулось, точно волчий капкан.

Колин взвизгнул и закрутился на месте. А Кэти удовлетворенно принялась жевать выдранный из его ноги кусок мяса, и вид у неё при этом был, как у самого дьявола. Она не спеша все прожевала, заглотила и двинулась к брату Колину за следующей порцией. Но тут навстречу выступил брат Павел и угостил её увесистым ударом прямо в рыло. И без того злобные глаза свиньи вспыхнули так, словно в неё вселились все демоны сразу. Она пригнулась, ощетинилась, и у неё из глотки вырвался сиплый, грозный рык. Храпя и лязгая зубами, как бульдог, она рванулась вперед. Святые братья ждать не стали: они со всех ног кинулись к росшему на обочине терновому дереву и, пыхтя от напряжения, полезли наверх — как можно выше, чтобы злодейка Кэти не могла до них добраться.

А Рорк стоял у своих ворот и все видел, и он так хохотал, что было ясно: помощи от него не жди. Кэти в ярости металась вокруг дерева, рыла копытами землю и выворачивала целые куски дерна, чтобы показать свою силу. Брат Павел кинул в неё большой веткой, и она тут же размолотила её в щепки и втоптала их в землю своими острыми копытами, самодовольно скалясь и ни на секунду не спуская с монахов желтых прищуренных глаз.

Злополучные братья сидели на дереве, втянув голову в плечи и подобрав повыше полы своих ряс.

— Ты хоть её как следует огрел? — с робкой надеждой в голосе спросил брат Колин.

Брат Павел задумчиво посмотрел на свою ногу, потом на кровожадное свиное рыло и сказал:

— Я пинком могу свалить любую свинью, но это же не свинья, а целый слон!

— Но ведь и словами её тоже не проймешь, — неуверенно предположил брат Колин.

Кэти в бешенстве кружила под деревом. Святые братья умолкли и долго думали, пытаясь обернуть ноги полами своих ряс. У брата Павла даже лицо перекосилось — так усиленно он размышлял. Наконец он спросил:

— Как по-твоему, можно ли свинью уподобить льву?

— Скорей уж самому дьяволу, — обреченно отозвался Колин.

Брат Павел выпрямился на суку и посмотрел на Кэти с новым интересом. Потом протянул вперед руку с распятием и ужасным голосом возопил:

— APAGE SATANAS![61]

Кэти качнулась, как от порыва шквального ветра, но удержалась на ногах и снова принялась описывать круги.

— APAGE SATANAS! — снова вскричал брат Павел. И вновь Кэти дрогнула, но устояла.

И в третий раз исторгнул брат Павел из своей груди этот клич — испытанное оружие против бесовской силы, но свинья уже успела оправиться. И заклинание не имело никаких последствий, если не считать того, что несколько сухих опавших листьев обуглились по краям. Брат Павел обескураженно взглянул на Колина.

— Да, эта свинья подобна дьяволу, — печально подтвердил он. — Однако она не дьявол, иначе она была бы уже повержена.

Кэти торжествующе скрежетала зубами.

— Прежде чем мне пришла мысль попробовать изгнать из неё беса, — задумчиво продолжал Павел, — я вспоминал пророка Даниила во рву львином[62]: что если тот же способ применить и к свинье?

Брат Колин посмотрел на него с тревогой.

— Львы — разговор особый. На них можно воздействовать, — возразил он. — Вероятно, львы не такие закоренелые еретики, как свиньи. Недаром многие истинно верующие являли свою силу, в борьбе со львом. Возьмем того же Даниила, или Самсона[63], или любых святых мучеников, коим несть числа — если говорить о религии; но можно привести и другие примеры, вроде чудесного спасения Андрокла[64], с религией не связанные. Нет, брат мой, — лев был нарочно создан для того, чтоб его укрощали святые и правоверные. Все эти истории показывают, что львы восприимчивее к доводам религии, чем другие звери. Сдается мне, лев изначально был задуман как своего рода наглядное пособие — чтобы было про кого сочинять притчи, разве не так? Другое дело свинья. Насколько мне известно, свиньи признают только один довод — пинок в рыло или нож к горлу. Все Свиньи вообще, а особенно эта, самые что ни на есть злостные еретики.

— Допустим, — сказал брат Павел, выслушавший это наставление вполуха, — и всё же постыдно и грешно, имея в руках такое могущественное оружие, как святая христианская церковь, не испробовать его действие — неважно, кто перед нами: лев или свинья. Да, с изгнанием беса у нас не вышло. Но это ещё ничего не значит. — И он начал разматывать веревку, которой была подпоясана его ряса. Брат Колин оцепенел от ужаса.

— Павел, любезный брат! — воскликнул он. — Заклинаю тебя именем Божиим: не слезай с дерева к этой свинье!

Но брат Павел будто и не слышал. Он размотал веревку и к одному концу привязал распятие; затем, зацепившись за сук согнутыми в коленях ногами, повис вниз головой, так что подол рясы закрыл ему лицо, и опустил к земле веревку, на которой, точно наживка на удочке, подпрыгивало железное распятие.

Стуча копытами и лязгая зубами, Кэти бросилась вперед, готовая схватить и втоптать в землю качающееся у неё перед носом распятие. Она была свирепая, как тигр. Но вот она оказалась рядом с распятием, и на морду ей упала четкая крестообразная тень, и крест дважды отразился в её желтых глазах. Кэти замерла, словно на неё столбняк нашел. И тогда содрогнулись и дерево, и воздух, и земля и замерли в тревожном ожидании: добродетель вступила в смертельную схватку с грехом.

Медленно-медленно две огромные слезы навернулись на Кэтины глаза, и братья ахнуть не успели, как она распростерлась на земле, истово перекрестилась передним копытом и тихо, горестно застонала, осознав всю тяжесть своих прошлых преступлений.

Брат Павел целую минуту раскачивал перед ней святой крест и только после этого подтянулся и снова уселся верхом на суку.

Рорк между тем стоял возле своих ворот и все это видел своими глазами. В один миг он прозрел и отрекся от своей нечестивой жизни. С того дня он только и делал, что рассказывал эту удивительную историю каждому встречному и поперечному. И клялся, что в жизни не видывал такого грандиозного и возвышающего душу зрелища.

Брат Павел стал ногами на сук и выпрямился во весь рост. Затем, держась за ствол одной рукой и жестикулируя другой, Павел прочел наизусть Нагорную проповедь[65] на безукоризненной латыни, адресуясь к распростертой под деревом и громко стенающей Кэти. Когда он закончил, кругом воцарилась благоговейная тишина — только кающаяся свинья всхлипывала и шмыгала носом.

Как ни печально, приходится признать, что брат Колин не обладал стойким духом солдата священного воинства.

— Т-ты думаешь, уже м-можно слезать? — спросил он заикаясь.

Вместо ответа брат Павел отломил от тернового дерева сучок и запустил им в неподвижно лежащую свинью. Кэти жалобно всхлипнула и подняла к ним залитую слезами физиономию. И её выражение говорило о том, что зло исчезло навсегда, а желтые глаза лучились золотистым светом от мучительного раскаяния и снизошедшей благодати.

Святые братья с горем пополам, продираясь сквозь колючки, слезли с дерева, снова продели веревку в Кэтино кольцо и, едва волоча ноги, пошли домой, а следом за ними смиренно трусила новообращенная свинья.

Слух о том, что они ведут с собой свинью, добытую у Рорка, произвел такой фурор, что, подойдя к воротам М-ского монастыря, братья Павел и Колин узрели целую толпу монахов, ожидающих их возвращения. Братья-монахи обступили свинью со всех сторон и, присев на корточки, наперебой ощупывали её жирные бока измяли в руках тяжелый подгрудок. Внезапно кольцо людей вокруг Кэти разомкнулось, и в середину вступил отец Бенедикт. Увидев на его лице многообещающую улыбку, каждый уверовал в то, что получит свое: брат Колин — вожделенную колбасу, а брат Павел — вожделенную похвалу. Но тут, повергнув всю братию в оцепенение и ужас, Кэти вперевалочку направилась прямо к купели возле входа в монастырскую часовню, обмакнула правое переднее копыто в святую воду и осенила себя крестным знамением. На миг все лишились дара речи. Затем послышался гневный возглас отца Бенедикта:

— Кто из вас обратил эту свинью? Отвечайте!

Брат Павел шагнул вперед.

— Я, святой отец.

— Ну и дурак! — сказал Отец-настоятель.

— Дурак? Но почему же? Я думал, вы будете довольны, святой отец.

— Дурак, — повторил отец Бенедикт. — Теперь мы не можем её заколоть. Эта свинья христианка.

— На небесах более радости будет об одном грешнике кающемся… — начал брат Павел, имея в виду известную мысль из Священного писания.

— Молчать! — приказал отец-настоятель. — Христиан и без того много. А вот свиньи нынче наперечет.

Можно было бы без конца рассказывать о том, как Кэти помогала тысячам и тысячам больных, как она умела утешить страждущих, не делая различия между дворцами и лачугами. День и ночь сидела она у постели несчастных, и свет её прекрасных, золотистых глаз избавлял их от боли и мук. Сначала по округе ходили толки, что из-за принадлежности к женскому полу ей придется покинуть мужской монастырь и переселиться в обитель к монашенкам, поскольку, как всегда и везде, нашлись злые языки, которые стали трепать её честное имя. А между тем, как справедливо заметил отец Бенедикт, достаточно было только взглянуть на Кэти, чтобы убедиться в её непогрешимости.

Вся последующая жизнь Кэти представляет собой сплошную вереницу благих дел. И однако прошло немало времени, прежде чем братья-монахи заподозрили, что их община дала приют настоящей святой. В тот утренний час христианского праздника, когда добрая сотня богомольных монахов распевала гимны прославления и благодарения, Кэти встала со своего места, прошествовала к алтарю и, охваченная божественным экстазом, завертелась как волчок на кончике хвоста — и так вертелась целый час и ещё три четверти. Братия взирала на неё с удивлением и восторгом. Ведь Кэти явила чудесный пример совершенства, до которого можно возвыситься, если жить в святости.

С тех пор М-ский монастырь стал излюбленным местом паломничества. Странники нескончаемым потоком стекались в долину, находя себе кров в придорожных тавернах, содержавшихся за счёт добросердечных братьев-монахов. И каждый день в четыре часа пополудни монастырские ворота открывались, и Кэти благословляла народ. А если кто страдал глистами или золотухой, то Кэти своим прикосновением мгновенно его исцеляла. Ровно через пятьдесят лет после её кончины, день в день, Кэти была причислена к рангу божьих угодников.

В конце концов поступило официальное предложение причислить её к лику святых и отныне именовать так: Святая Кэти Непорочная. Однако полного единодушия не было: назначительное меньшинство утверждало, что Кэти не может считаться непорочной, так как в своей первоначальной, греховной жизни она единожды произвела потомство. Но противостоящее большинство резонно возражало, что все это пустяки и никакого значения не имеет. Где вы возьмете таких непорочных дев, говорили они, которые на поверку и впрямь окажутся непорочными?

Дабы избежать раскола, решено было вынести обсуждение вопроса за стены монастыря, а в качестве третейского судьи специально избранный комитет привлек одного свободного от предрассудков и весьма просвещенного цирюльника, заранее условившись согласиться с любым его заключением.

— Вопрос, конечно, деликатный, — начал цирюльник. — Следует иметь в виду, Что существует два взгляда на проблему непорочности. Согласно одной точке зрения, проблема сводится к наличию некоего кусочка плоти: если он есть — значит, непорочность налицо, нет — значит, нет. Это первое определение подрывает самые основы нашей религии, ибо не учитывает главного, а именно: что привело к его отсутствию? Благодать Божья, действующая изнутри, или греховность людская, действующая снаружи?

Согласно же второму определению, существует также непорочность помыслов, и такой подход, по сравнению с первым, позволяет значительно расширить число непорочных дев. Здесь, правда, тоже есть свои сложности. Помнится, когда я был гораздо моложе, чем теперь, то любил пройтись вечерком в обнимку с хорошенькой девушкой. И все мои тогдашние подружки могли быть с полным основанием признаны — если иметь в виду их помыслы непорочными девами. И если придерживаться второго определения до конца, то выходит, что их и по сей день следует признавать таковыми.

Полученное разъяснение вызвало у членов комитета чувство глубокого удовлетворения. Теперь никто не сомневался, что Кэти, исходя из чистоты её помыслов, должна именоваться Непорочной.

В часовне М-ского монастыря стоит украшенный золотом и драгоценными каменьями заветный реликварий, внутри которого на алом бархате покоятся мощи знаменитой святой. Из самых дальних уголков идут сюда люди, чтобы приложиться устами к этому небольшому ларчику, и те, кому это удается, забывают все свои заботы и печали. Святые мощи исцеляют женские болезни и стригущий лишай. Одна паломница, согласно записи, сохранившейся в монастырской книге, излечилась от обоих недугов. Мало того: стоило ей потереться щекой о стенку реликвария, как в тот же миг большое волосатое родимое пятно, уродовавшее её лицо всю жизнь, исчезло навсегда.