Скеллиг

Глава 14

В школу я на следующий день не пошел. Мы с папой сидели, завтракали, как вдруг меня заколотил озноб.

— Может, останешься дома? — папа обнял меня за плечи. — Мне как раз нужна помощь.

Я кивнул.

— Подготовимся к их возвращению, — добавил он. — На пару быстрее получится.

Потом я краем уха услышал, как он звонит в школу.

— Сестренка… Да, так много сразу навалилось… Расстроен… Да-да…

Я переоделся в старые джинсы. Размешал зеленую краску, которую папа приготовил для столовой. Выстелил пол старыми газетами.

Папа полез на стремянку.

— А мне что делать? — спросил я.

Он пожал плечами. Выглянул в окно.

— Может, попробуешь расчистить джунгли? Только надень брезентовую куртку и москитную сетку. И берегись тигров.

Я надел старые перчатки. Если стебли не ломались, я срезал их старыми ножницами. Подкапывал мотыгой, чтоб не оставалось корней. В кожу то и дело впивались шипы. По рукам тек зеленый сок. У стены дома потихоньку росли две кучи: сорняков и камней. Приходилось все время стряхивать с себя пауков: они свисали на своих нитях прямо со лба. Черные блестящие жуки разбегались из-под ног.

Взрыхленная почва так и кишела червяками и сороконожками. За утро я расчистил изрядный кусок сада. Потом ко мне вышел папа. Мы вместе попили соку. Сидели, прислонившись к стене дома, и глядели, как на взрыхленную землю слетаются дрозды. Они склевывали всю живность, какая попадалась под клюв, и несли в гнездо, своим малышам — в соседние сады, за соседние заборы.

Мы обсудили, что бы нам хотелось устроить в саду: прудик, фонтан, песочницу для малышки и место, где мама могла бы загорать.

— Когда она начнет ползать, пруд придется огородить, — сказал папа. — Не дай бог…

И мы снова принялись за работу.

Руки у меня уже ломило, кожа горела от царапин и укусов крапивы. В нос набилась пыль и пыльца, в горле першило. Я отчаянно рвал сорняки, вгрызался в землю, резал, рубил, крошил. И представлял, как наша девочка будет здесь гулять, ползать… Она представлялась мне крепенькой, поздоровевшей. Она смеялась в полный голос и тыкала пальчиком в птиц. И вдруг я заметил, что подобрался уже совсем близко к гаражу. Интересно, как он там? Так и сидит целый день? Сидит и ждет смерти…

Я подошел к двери, прислушался.

Никаких звуков, кроме обычного шуршания и шорохов.

— Нельзя так просто сидеть! — окликнул я его. — Нельзя сидеть и ждать, когда умрешь.

Тишина. Я подождал.

— Нельзя! Слышите?

Нет ответа.

После обеда мы с папой поехали в больницу. Проезжая по нашей улице, я заметил Мину — она сидела на дереве у себя в саду и то ли писала, то ли рисовала в альбоме. Она помахала нам, но не улыбнулась.

— Странное создание, — заметил папа.

— Угу, — пробормотал я.

Малышка снова лежала в стеклянном ящике с трубочками и проводочками во рту и в носу. Она крепко спала. Мама сказала, что все замечательно и врачи обещают через пару дней отпустить их домой. Мы все стояли около девочки, мама обняла меня за плечи и тут заметила, что я весь исцарапан. Она тут же взяла у медсестер какую-то мазь и стала втирать мне в кожу, нежно-нежно.

Тут проснулась девочка, посмотрела прямо мне в глаза и сморщила личико, словно улыбнулась.

— Вот видишь, — сказала мама. — Она хочет нас порадовать, поэтому скоро, очень скоро выздоровеет. Правда, цыпленок?

Девочка снова закрыла глаза. Мама сказала, что сегодня опять будет ночевать в больнице. Мы с папой поехали домой.

— Ну что? Снова двадцать семь и пятьдесят три? — спросил он на подъезде к дому.

— Конечно, — сказал я.

— Вот и отлично. Еще чуток поработаем, а потом сходишь к китайцам.

Мина сидела на своем заборе с книгой. Смотрела, как мы подъезжаем, как отпираем ворота. Я помахал. Она улыбнулась.

— Давай-ка отдохни, — сказал папа. — Дочистишь сад завтра. Беги. Поговори с Миной.