Я быстро провел ее по улице, а потом по тропинке вдоль высоких заросших заборов.
— Куда мы идем? — спросила она.
— Недалеко.
Я оглядел ее с ног до головы. Так, желтая блузка и голубые джинсы.
— Место грязное. И опасное.
Она тут же застегнула блузку доверху. И сжала кулаки.
— Отлично! Вперед, Майкл!
Я открыл заднюю калитку нашего участка.
— Сюда? — недоверчиво спросила она.
— Да. Да!
Мы распахнули дверь в гараж и остановились. Мина всматривалась во тьму. Я нашарил пиво и фонарик.
— Это нам пригодится, — пояснил я. — И это тоже. — Я достал из кармана капсулы с рыбьим жиром.
Глаза ее сузились, и пристальный взгляд опять пронзил меня насквозь.
— Верь мне, — сказал я.
Но сам все стоял на пороге.
— Дело не только в опасности. Понимаешь, я боюсь, что ты не можешь это увидеть. То, что вижу я. Вдруг мне кажется?
Она сжала мою руку.
— Я увижу все, что там есть, — шепнула она. — Веди.
Я включил фонарик, и мы ступили внутрь. По полу зашуршали-затопали чьи-то лапки. Я почувствовал, что Мина дрожит. Ладонь у нее вспотела.
Я покрепче взял ее за руку.
— Не бойся. Только держись поближе ко мне.
Мы пробирались среди мусора и ломаной мебели. На одежду и кожу тут же налипла паутина, нас облепили дохлые мухи. На потолке что-то скрипело, из прогнивших досок падали пыль и труха. Буфет уже виден. Он все ближе, ближе. Я тоже начал дрожать. Вдруг Мина никого не увидит? Может, он мне все-таки привиделся? Просто сны и явь бессмысленно перемешались в голове.
Я посветил в щель между стеной и буфетом.
— Опять ты? — отозвался скрипучий голос.
Мина чуть не вскрикнула. Рука ее стала холодной и деревянной. Я потянул ее за собой.
Все нормально, — шепнул я ей на ухо. И уже громко продолжил: — Я привел мою подругу, как обещал. Ее зовут Мина.
Он взглянул на нее мельком и снова прикрыл глаза.
Я протянул ему бутылку пива.
И это я тоже принес.
Он глянул и засмеялся, как всегда без тени улыбки.
Я протиснулся к нему. Открыл бутылку специальным лезвием швейцарского ножа и присел на корточки. Он откинул голову, позволив влить пиво прямо ему в рот. Сглотнул. Немного пива вытекло из уголков рта, по подбородку, на лацканы черного пиджака.
— Нектар, — произнес он. — Пища богов.
Он снова откинул голову, приглашая влить ему в рот еще пива.
Я оглянулся на Мину, маячившую в темноте, на ее бледное лицо, круглые глаза, изумленно приоткрытый рот.
— Кто вы? — прошептала она.
— Мистер Вы-меня-достали, — проскрипел он.
— Я говорил с врачом, — сказал я. — Не с доктором Смертью. А с таким, который может вам помочь.
— Никаких врачей. Никого. Ничего. Оставьте меня в покое.
— Но вы умрете. Рассыплетесь в прах.
— Рассыплюсь. Непременно. — Он снова откинул голову. — Еще пива.
Я влил ему в рот несколько глотков.
— Я еще кое-что принес, — сказал я и протянул ему капсулу с рыбьим жиром. — Некоторые люди говорят, что для них это единственное спасение.
Он принюхался.
— Рыбой воняет, — проскрипел он. — Юркие, скользкие, чешуйчатые, склизкие.
Мои глаза наполнились слезами.
— Он так и сидит здесь, — сказал я в отчаянии. — И ни о чем не думает. Словно ждет смерти. А я не знаю, что делать.
— Ничего, — проскрипел он и закрыл глаза. Опустил голову.
Мина тоже пробралась к нам поближе. Она присела на корточки и всмотрелась в его лицо, сухое и белое, как штукатурка, глядела на мух, пауков и жуков, на слой опутавшей его паутины. Она забрала у меня фонарик. Посветила на высохшее тело, едва проступавшее под черным костюмом, на длинные, безвольно вытянутые ноги, на распухшие узловатые ладони. Потом она подобрала один из валявшихся подле него пушистых комочков.
— Кто же вы? — прошептала она.
— Никто.
Она потянулась и дотронулась рукой до его щеки.
— Сухой и холодный… Сколько времени вы здесь пробыли?
— Довольно долго.
— Вы мертвый?
Он застонал:
— Детские вопросы. Вечно одно и то же.
— Расскажите ей все, — сказал я. — Она умная. Она придумает, что делать.
И опять в ответ — смех без улыбки.
— Дай-ка я на нее посмотрю, — сказал он вдруг.
Мина направила на себя луч фонарика чуть снизу и высветила сияющее белое лицо и черные крути на месте глаз.
— Меня зовут Мина.
Она вздохнула.
— Я — Мина, а вы?..
— Ты Мина. А я до смерти устал.
Она потрогала его руки. Приподняла засаленный рукав и осмотрела распухшие, бугристые суставы на запястье.
— Кальцинация, — сказала она. — Процесс постепенного затвердевания, окостенения суставов. Тело превращается в камень.
— Не так уж тупа, — проскрипел он.
— Этот процесс связан с другим. Сознание тоже костенеет, теряет гибкость. Отказывает ум, не работает воображение. Это уже не разум, это кость. Человек превращается в кусок кости за стеной камня. Процесс называется окостенение.
Он вздохнул.
— Еще пива.
Я влил ему в рот еще немного.
— Уведи ее, — прошептал он.
От порыва ветра загрохотала крыша. С балок на нас посыпалась труха.
Мы с Миной сидели рядышком, на корточках, почти упираясь в него коленками. Мина непроизвольно морщила нос — уж слишком от него воняло. Я взял ее руку и провел ею по его плечу и назад, вниз — к лопатке, к бугру под пиджаком. Она привстала, ощупала другую лопатку. И посмотрела на меня в упор. Смеющимися глазами.
Она склонилась к нему совсем-совсем близко. Белизна их лиц слилась в одно пятно в луче фонарика.
— Кто вы? — спросила она шепотом.
Молчание.
Он сидел, опустив голову, закрыв глаза.
— Мы можем вам помочь.
Молчание.
Я вдруг почувствовал, что плачу.
— Есть другое место. Мы можем забрать вас туда, — продолжала Мина. — Там безопаснее. Никто ничего не узнает. Там тоже можно сидеть и ждать смерти, если вы так уж на это настроены.
Мимо метнулось что-то мягкое, пушистое. Я посветил. Возле буфета сидел Шепоток.
— Шепот! Шепот! — позвала Мина.
Кот подошел поближе, потерся об его скрюченные руки. Вздох.
— Гладкий. Мягкий, — прошептал он. И провел искореженными пальцами по пушистой шерстке. — Милый.
Шепоток довольно мурлыкнул.
Снова крякнули стропила. Сверху полетела труха.
— Пожалуйста, позвольте забрать вас в другое место, — заговорил я.
— Еще пива.
Я протянул ему капсулу с рыбьим жиром.
— Это тоже съешьте.
Он откинул голову, открыл рот. Я положил капсулу на бледный язык и влил туда пива.
Он открыл глаза. И внимательно посмотрел на Мину. Она — на него.
— Позвольте нам вам помочь.
Он долго молчал. А потом выдохнул:
— Делайте что хотите.