Сквозь Пекло

Глава двадцать пятая

Садко спел и в этот, и в последующие дни еще много сказов: про Богов, про жизнь простых восуров, про битвы, которые они вели, отстаивая свою землю и веру, и каждый такой сказ сопровождал его сын прекрасной наполненной чистотой, любовью и светом игрой на жалейке. Многие сказы Святозар уже слышал, некоторые слышал впервые, но были и такие, как про сына Бога Хорса, Денницу, которые он дополнял, или поправлял. Масляница на удивление для наследника в пирах и сказаньях прошла быстро, и также быстро на восток Восурии пришла весна.

Не успели закончиться праздники, как Святозар стал собираться в путь. Велемудр впервый же день после масляницы в сопровождении Храбра и Дубыни уехал на пристань, распоряжаться и готовить в плавание ладью и людей. А наследник принялся созидать водырь, такой какой когда-то подарил ему царь Альм во время путешествия в страну Беловодья, и который он оставил, как дар своему тестю Путяту. Долгое время Святозару не удавалось создать то, что он хотел, потому что водырь должен был показать ему царство, которое находится не на земле, а внутри Восточного моря. Пять дней, наследник бился над созданием водыря, иногда вскакивая с ложа даже глубокой ночью, но всякий раз водырь получался не такой как надо. Водырь точно указывал, теряющему терпение Святозару, дом воеводы в Валадаре, направление в сторону Славграда или в Арапайские горы, но, совершенно, не показывая направление Алтынского царства Волыни.

В один из дней наследник, вместе со Стояном, Чаславом и Звениславом, приехал на пристань, где вдоль ее края в ряд теснились ладьи: военные, торговые и промысловые. День был по-весеннему теплым, на голубом небе ярко горело желто-оранжевое светило, наполняя Валадар теплыми, солнечными лучами, легкий ветерок едва гладил волосы, а в воздухе нежно пахло речной водой, освобожденной от тяжелого льда. Святозар и други спешились с коней, и, дойдя до ладьи, на которой собирались отправиться в путь, остановились. Наследник достал из сумы водырь, положил его на правую ладонь, и принялся шептать над ним, но водырь, как не старался Святозар, никак не хотел показывать ему царство Волыни. Наследник так разгневался на недвижимую стрелку, что размахнувшись, запустил в каменную мостовую водырем, а тот словно созданный из стекла и ярко горящий лазурью, внезапно от удара лопнул, разлетелся на множество лазурных капелек, которые упали на пристань и осветили ее нежным, голубоватым светом. Пристань была наполнена людьми, и когда воины увидели кусок светящейся каменной мостовой, то принялись прикасаться к голубоватой дымке света, исходящей от нее. И стоило людям, дотронутся до той дымки, как свет начал разрастаться, переходя на руки, вещи воинов, покрывая их полностью голубоватым сиянием.

— Ох…,- вымолвил Святозар, когда увидел как несколько воинов, засветились голубым светом. — Ох! Только не это!

Он подбежал к воинам, и, протянув к ним навстречу руки, начал шептать заговор, стараясь снять сияние. Одначе голубой свет, покрывающий людей и пристань, внезапно ярко вспыхнул и изменил свет, превратившись в лазурный. Святозар в ужасе отступил назад, но глубоко вздохнув вновь зашептал заговор. Не успел он его дошептать до конца, как свет опять ярко вспыхнул и превратился в зеленый. Воины, покрытые сиянием, бездвижно стояли на месте, повесив руки повдоль тела, и испуганно глядели на меняющиеся на себе цвета света. Святозар нанова вздохнул и зашептал новый заговор, но сияние не пропадало, а с каждым последующим заговором лишь изменяло цвет, становясь попеременно, то голубым, то лазурным, то зеленым.

— Да, как же, как же это…,- запаниковал наследник и ударил себя по лбу ладонью.

Святозар чувствовал, что еще чуть — чуть и страх за людей, попавших в беду, полностью овладеет его душой, и порывисто выдохнув несколько раз, зашептал новый заговор. Однако теперь ярко вспыхнувший голубой свет сменился на золотой, который стал быстро разрастаться, покрывая тем сиянием, не только завопивших от ужаса, толпившихся на пристани, людей, но и саму пристань, и Святозара, и ладью. Через мгновение, в котором наследник слышал лишь крики убегающих, не залитых сиянием, людей с пристани, вся ладья от носа до кормы была покрыта золотым светом. Святозар схватился руками за голову, не зная, что сделать, чтобы остановить расползающийся по пристани свет, который теперь перекинулся на соседние ладьи, но увидев перед собой глаза воинов, наполненные ужасом, взял себя в руки. Он закрыл глаза, и чтобы успокоить дыхание прислушался к себе, бах-бах-бах, испуганно стучит сердце внутри него, ох-ох-ох стонет душа. «Тише, тише, тише…», — шепчет сам себе Святозар. И вот уже душа не стонет, а сердце стучит спокойно и равномерно. Еще морг, Святозар стоял неподвижно, прислушиваясь к себе, а после зашептал: «О, солнечный Бог Хорс, повелевающий золотой колесницей, что вывозит Солнце на небесный свод! Ты, согревающий нас в стужу! Ты, защищающий нас от тьмы! Светом небесной твоей силы собери весь рассыпавшийся свет, созданный мной, в одно единое целое, и наполни, это создание, мудростью, как наполняется весь мир жизнью! Именем твоим солнечный Бог Хорс свершись!» Святозар дошептал заговор и вытянул правую руку вверх, выставив ладонь к солнечным лучам. И в тоже мгновение золотой свет, наполнивший и часть пристани, и три ладьи, и воинов-ладейников, все также не двигающихся с места, начал покидать захваченные позиции. И мало-помалу освобождать занятые ладьи, пристань и людей, со стороны казалось, что на берег выплеснулась огромная золотая волна, которая затем резко отхлынула назад. Прошел какой-то миг, и золотой свет остался лишь около ног Святозара, да наполнял его снаружи и изнутри, но погодя сияние и вовсе покинуло пристань, переместившись на тело наследника, да начало плавно подниматься вверх к выставленной ладони. Яркий золотой свет вытек на ладонь Святозара, и обратился в огромный пылающий шар.

Святозар открыл глаза, поднял голову и увидев золотисто-желтый шар на ладони, опустил руку, и в тот же миг порыв ветра, донес до него еле слышимые слова: «Алконост, мальчик мой, Алконост тебя поведет, опусти свет на Алконост».

Наследник развернулся, и, выставив руку, с пылающим шаром, вперед, побежал к ладье, а поднявшись по сходням, поспешил к ее носу. Ладья, на которой отправлялись в путь, была очень похожа на ту, на которой плавали в Беловодье. Такая же дубовая обшивка, плоское днище и вертикальные борта корпуса. По восемь весел в каждом борту защищенные каплевидными щитами. В середине ладьи был установлен большой прямоугольный парус, а рядом с ним поставлены лавки для гребцов и навес, от солнца и дождя. В кормовой части помещалось рулевое весло и квадратная надстройка во внутренние помещения, называемые омшаник. Вот только нос этой ладьи венчала не медвежья голова, а часть туловища с головой знаменитой светлой птицы Алконост, являющейся по поверьям воплощением Бога Хорса, и повелевающей ветрами да погодой. Эта птица от головы до пояса имела образ человеческий, а от пояса же была птицей, с двумя большими крылами. Лицо у птицы Алконост было искусно вырезано, и окрашено в нежно-розовый цвет. На нем находились два крупных зеленых глаза, небольшой нос, алые тонко очерченные, сомкнутые губы, а голову покрывали удлиненные до плеч желтые кудри, сверху на которые был надет, также мастерски вырезанный, венец правителя. Громадные темно-бурые крылья, не до конца сомкнутые, прилегали, по бокам, к туловищу человека-птицы.

Святозар подошел к Алконост и положил ей на голову золотой шар света. И как только свет коснулся головы, и венца птицы, то золотисто-желтый пылающий шар распался на множество мельчайших крупинок, и словно стек по телу птицы к носу ладьи, окутав ее всю золотым сиянием. Внезапно, в небе дотоль безоблачном и голубом, послышался тонкий, нарастающий свист, похожий на удар плетью, и откуда-то сверху с небесной вышины прилетел тонкий, в палец толщиной, длинный оранжево-красный луч. Он ударил Алконост прямо в деревянный, окрашенный лоб и вроде вошел в него, и тотчас послышался звонкий, свистящий голос Бога, громко сказавший: «Оживи и повинуйся Святозару». Наследник, услышав голос Бога, отпрянул назад, и, подняв голову, устремил взгляд в голубое небо. Он сразу понял, что то был голос не ДажьБога и не Перуна, каковых ему довелось слышать, а голос какого-то другого Бога.

Прошло лишь мгновение, и послышалось тихое шипение и потрескивание, точно разгорающийся огонь принялся поедать дерево, и Алконост, до этого покрытая золотой дымкой, ярко вспламенилась оранжево-красным огнем. Пламя было такое высокое и жаркое, что наследник прикрыл рукой глаза и отступил назад. Но морг, в оном птица, как казалось Святозару должна была сгореть прошел и пламя, светозарно вспыхнувшее, тут же потухло. И, как только погас огонь, птица, покрытая черным нагаром, ожила. Алконост замотала головой, стряхивая с себя толстый слой сажи, затем всколыхнула плечами и золотые кудри упали с головы на плечи, а ярко-вспыхнувший венец заиграл всеми цветами радуги. Птица распрямила, покрытое огромными перьями бурого цвета, одно крыло, потом другое и взмахнула ими, так сильно, что ладья заходила ходуном и закачалась на водной глади. А когда весь нагар с тела и крыльев окончательно осыпался оголив прекрасный стан девы с нежно-розовой кожей и пышной грудью, птица открыла рот и громким, высоким голосом, сказала:

— Именем Бога Огня Семаргла, по веленью солнечного Бога Хорса, повинуюсь тебе, сын ДажьБога, Святозар. Плыви на своей ладье по реке Валу туда к Восточному морю, Святозар. Там же я поведу ладью к самому Алтынскому царству морской владычицы Волыни, супруги Бога Ра! — и Алконост как-то протяжно ухнула.

Святозар услышав речь волшебной птицы Алконост, стоя позади нее, низко ей поклонился, и, утерев струящийся со лба пот, развернулся. Да немедля нос к носу столкнулся с разгневанным Стояном, который схватив его за плечи, так крепко тряхнул, что у наследника закружилась голова.

— Ты, совсем, совсем, — раздраженно сказал Стоян. — Разучился сдерживать свой гнев, совсем распустился. Более, никогда, я не пойду с тобой на пристань. Ты будешь ходить сюда, лишь в сопровождении Храбра, только он на тебя благодатно влияет. И лишь в его присутствии ты можешь себя сдерживать.

— Прости, Стоян, — тихим голосом ответил наследник, понимая, что друг прав. — Столько дней я безуспешно бился над водырем… просто не сдержался.

— А, если бы тебе не удалось снять сияние с людей, чтобы было бы, — убрав руки с плеч Святозара, заметил Стоян. — Я же видел, как ты запаниковал, когда воины стали мерцать… Твой гнев, мог стоить им жизни… а тебе человеку, который пойдет… пойдет выручать мать, разве можно позволять гневу брать над собой вверх…. Тем более, что Боги так тебе помогают, так тебя опекают.

Стоян сердито насупил брови, и, развернувшись, быстрым шагом пошел к сходням, чтобы спуститься с ладьи, а Святозар оглянулся, посмотрел на ожившую Алконост, шевелящую крыльями, и вертящую головой и вспомнил ее слова: «Именем Бога Огня Семаргла, по веленью солнечного Бога Хорса…» и подумал, что друг как всегда прав, не только ДажьБог, но похоже и сами Боги Семаргл, и Хорс пришли ему на помощь, а он так непростительно гневается. И он также поспешил спуститься с ладьи вслед за другом, чтобы поговорить с ним. Но не успел он сойти по сходням на пристань, совершенно опустевшую, на каковой одиноко стояли лишь Стоян, Часлав и Звенислав, как услышал громкие голоса другов, выясняющих между собой отношения. Потому как Чаславу и Звениславу не понравилось, что Стоян трехнул Святозара и грубо с ним разговаривал.

— Какое ты имеешь право, так с ним говорить, — кричал на Стояна Звенислав.

— И чего ты его так тряс, — поддержал друга Часлав. — У него у бедняги, чуть голова не оторвалась, чего силы у тебя, Стоян много, не знаешь куды ее применить… Или ты, чё думаешь, будешь так мотылять наследника, а мы со Звениславом будем молчать… Одно дело мы, мы тебя как старшего обязаны слушать, а другое дело наш Святозар.

— Цыц, я вам сказал, — очень грубо и обидчиво, выкрикнул в ответ Стоян. — Он идет туда, где ему нельзя гневаться, где нельзя в душу пускать зло…

— Вот и мы про это, — не менее громко дохнул Звенислав. — Он идет в Пекло, и может мы, дурень ты такой, видим его в последний раз, а ты его мотыляешь… Он не только твой друг, но и наш…

— Кого, ты дурнем, назвал? — покраснев, гневно спросил Стоян.

— Тебя, тебя, я дурнем, назвал, — расхрабрившись, молвил Звенислав и шагнул вплотную к Стояну.

— Стоян, Звенислав, прекратить, — испуганно проронил наследник и быстро сбежал по сходням.

Святозар увидел разгоревшиеся гневом лица другов, и как навис над Звениславом Стоян, а тот схватился за рукоять меча и стремительно подбежав к ним, встал между, взволнованно сказав:

— Прошу вас, други, не ссорьтесь… Стоян прав, я не должен гневаться, не должен был так поступать, потому как магия не прощает такие вещи и все могло закончиться плачевно, мне помогли Боги. — Наследник положил руки на плечи другов и тихо добавил, — прошу вас, не ссорьтесь, я и так расстроен.

— Никто и не ссориться, — буркнул Стоян и стряхнул с плеча руку наследника. — Но я хочу сказать тебе, Святозар, что я всегда за тебя заступался, всегда поддерживал, но то, что ты сегодня сотворил, это…

Но Стояну не удалось договорить, потому что на пустую пристань прибыли Велемудр и Храбр. Они подъехали к ладье на взмыленных лошадях, и, бросив поводья, спешились, возле раскрасневшихся и разгоряченных другов.

— Что случилось? — встревожено вопросил Велемудр. — К нам прискакал воин и сказал, что пристань и ладья горят.

— Ну, где, вы видите, что горят, — раздраженно ответил за всех Часлав. — Чего горит, кто горит…

Велемудр кинул беспокойный взгляд на столпившихся другов, между которыми стоял наследник, словно разнимая их драку и побежал по сходням на ладью.

— Замолчи, Часлав, — тяжело задышав и кинув сердитые взгляд на Стояна, Святозара и Звенислава, сказал Храбр, рукой отстраняя наследника от другов. — Стоян объясни, что тут случилось?

— Знаешь, Храбр, я тебя очень уважаю, — все еще гневливо зыркая на Звенислава произнес Стоян. — Но вот, кто все это натворил, да вел здесь себя не как муж, а как дитя, вот тот пусть и объясняет.

Стоян развернулся, и очень быстро пошел по пристани в сторону выхода, туда, где они оставили своих лошадей.

— Стоян, — крикнул ему вслед Святозар, порываясь догнать друга. — Ну, в самом деле, чего ты обиделся.

Однако наследник не успел сделать и пару шагов, как наставник с такой силой ухватил его за плечо, останавливая движение, что тот криво поморщился от боли. Храбр спешно притянул его к себе, и немного наклонив голову, раздраженным голосом спросил:

— Святозар, что ты тут опять учудил? Людей всех до смерти перепугал. Мы не успели к пристани подъехать, видим люди бегут, руками машут, кричат, что наследник разгневан и сжигает людей, пристань и ладьи…

Наследник опустил голову, и молчал, не в силах за себя заступиться, и, гневаясь на свой не сдержанный поступок, но Звенислав поспешил на выручку к нему, и, шагнув ближе, громким, звенящим от негодования, голосом быстро, быстро затараторил:

— Да, что, ты, Храбр, кого сжечь… Святозар случайно разбил водырь, из рук он у него выскочил, выскочил, бабах на мостовую и разбился, свет от него во все стороны брызнул, на пристань, на людей, на ладью. Но наследник не растерялся свет собрал и на Алконост вылил, а тут свист такой с неба и Бог говорит: «Оживи и повинуйся, Святозару», да и голос сам такой был свистящий, да звонкий, интересно, кто говорил? А затем Алконост вспыхнула и ожила.

— Чего вылил, кто говорил, какой Бог, — не понял Храбр, перенасыщенную событиями речь Звенислава. — И зачем водырь разбил, и кто позволил Алконост оживить?

— От, ты, Храбр, — принялся вновь пояснять Звенислав. — Водырь случайно разбил, а Алконост Боги оживили, чего не понятно… — Звенислав глянул на сердито поглядывающего на наследника Храбра и добавил, — да, и вообще, хватит тут шуметь и ухать, Храбр. Уже давно тебя никто не боится. Чего не видишь, что ли как расстроен Святозар, мало у него в жизни волнений, так еще один тут трясет его, да обижается, другой дышит тяжело. Видишь же кругом все просто великолепно. Солнце светит, лед с реки сошел, Боги с небес говорят, Алконост ожила, заговорила по восурски, где бы я еще такие чудеса увидел… Пойдем Святозар, тебе надо отдохнуть, а то столько волнений у тебя было…

— Слушай, Звенислав, — повышая голос, словно и не сказал, а прорычал Храбр. — Когда я разговариваю с наследником… — И наставник, отпустив плечо Святозара, схватил Звенислава за руку и так крепко сжал, что последний громко вскрикнул. — Так вот, когда я разговариваю с наследником, всякие там олухи, стоят и молчат… понял?

— Да, да, понял, — закивав, поспешил пролепетать Звенислав.

— Вот, то тоже, — добавил Храбр, и, отпустив Звенислава, заботливым взглядом оглядел наследника, который стоял, низко склонив голову, и тяжело вздыхал. — Святозар, сынок, — дюже мягко обратился он к наследнику, — бери коня воеводы и поехали домой, а вельми разумный Звенислав… — Недовольно глянув на того, заметил наставник, — и Часлав дождутся Велемудра да приедут следом.

Святозар все еще не отвечая, взял поводья из рук Часлава, вскочил на коня и поехал следом за Храбром. Они выехали с опустевшей пристани, и, проехав по улицам Валадара, вдоль домов, лавок и мастерских дотрюхали до дома воеводы. Наследник, молча спешился, передал поводья подошедшему слуге и пошел в дом. Однако поднявшись по ступеням, остановился на крыльце. Внутри душа вся сгорала от стыда за свое поведение, оттого, что из-за него, едва не пострадали люди и не поссорились други. И оттого, что который день его страшила и пугала мысль о том, где скоро… совсем скоро он окажется. И так вдруг захотелось увидеть отца, почувствовать его заботу и поддержку, так захотелось поведать ему все, что жгло и давило душу. Наследник стоял на крыльце, точно не решаясь сделать шаг вперед, открыть дверь и войти в дом, а посем тихо сам себе сказал:

— Устал, так я устал от этих дум и тревог, ох! когда же это закончится.

Сзади по ступеням поднялся Храбр, остановился рядом, и также тихо ответил:

— Знаешь, мальчик, давай с тобой поговорим об этом… И, коли ты сынок устал, давай отложим поход, может и не стоит туда отправляться, чего себя мучить…

Святозар резко развернулся и с болью глянув на Храбра, повысив голос, произнес:

— Что ты такое говоришь, наставник, что говоришь… Да, как это отложить, как не отправляться… Я…, я повинен в том, что случилось с матерью. Я должен, обязан идти, и спасти ее, как бы меня не страшил этот путь. — Наследник тяжело вздохнул, сдвинул брови и добавил, — сами Боги мне помогают, нет, я не могу остановиться… Да, и если я не вернусь, я это заслужил.

Наследник сказал последние слова, и голос его дернулся. Он повертался и быстрым шагом направился в дом, но лишь за ним закрылась дверь, отделяющая сенцы от коридора, как Святозар перешел на бег, и, устремившись по лестнице вверх, взбежал на второй этаж, да, повернув направо вмиг достиг своей опочивальни. Он остановился около двери, глубоко вздохнул раз, другой, и резко дернув ручку на себя, открыл створку, и вошел в покои. Святозар прошелся по опочивальне, успокаивая дыхание, на ходу расстегивая застежки и снимая с себя куртик, да короткополый кафтан и бросив их на сиденье, повернулся к ложу, неторопливо подступил к нему и сел, обхватив голову руками. В опочивальни наследника было жарко натоплено, через большое окно в покои вливался солнечный свет, а в доме воеводы было очень тихо, и кругом все было такое мирное, такое благополучное, что казалось, Пекла вовсе и не существует, и то все выдумка… И стоит лишь ему Святозару закрыть глаза, как он тут же окажется дома в Славграде и увидит свою дорогую Любаву. В покои открылась дверь, и вошел Храбр, он посмотрел на наследника, и, подойдя сел подле на ложе, а потом притянул его к себе, крепко по-отцовски обнял, и мягко сказал:

— Я, знаю, сынок, как тебе тяжело. Но если ты не уверен в себе, ты должен остановиться, и хорошо подумать стоит ли идти, поэтому пути, и хватит ли у тебя сил.

— Храбр, — почти прошептал Святозар. — Мне просто страшно… Знаешь так хочется помочь матери, но я так хочу увидеть своего сына, хочу быть рядом, когда он скажет первое слово, когда ступит первый раз на землю… И самое, что страшное, наставник, это то, что Горислав послан не для меня, а как надежда для моего отца…А это значит, что ДажьБог не уверен, что мне удастся пройти этот путь и вернуться живым…Но если не уверен в этом сам ДажьБог, как, же я могу быть уверен, что увижу своего сына, Любаву и вас всех…. Мне страшно, Храбр, страшно. Но я должен, обязан побороть этот страх, и я знаю, что на это у меня хватит сил, надо только перестать думать о Любаве и о нем, о моем сыне, который с каждым днем становится сильнее, и старше, наполняясь жизнью…. Надо не думать, а идти вперед, туда к царству Волыни, к царству Черномора, к неведомому проходу, который приведет меня к воротам в Пекло.

— Ты, сынок, — молвил Храбр и погладил наследника по волосам. — Очень сильный человек, у тебя великая душа, великая и смелая… А твой страх понятен, мой мальчик. Ты идешь туда, где правит зло и Чернобог, туда, откуда не выбрался сам Бог Велес. Долгий век он сидел заточенный в темнице Чернобогом и не смог оттуда вырваться. Но я, верю, Святозар, что наш прародитель ДажьБог, каковой явился на поле битвы, где сражались ты и Нук, не на жизнь, а на смерть, явился, чтобы подставить тебе свое плечо, и поддержать… не отставит тебя и там в Пекле. В это верю не только я, но и твой отец, мой друг Ярил, и только потому, он мне сам об этом сказал перед отъездом… Только потому он отпустил тебя, так как верит, что ДажьБог не позволит погибнуть своему и его сыну, Святозару. — Наставник смолк и вновь ласково погладил прильнувшего к его груди наследника по волосам. — А теперь, сынок, подымайся, да пойдем в гридницу, обсудим со старшим воином-ладейником Мечиславом, кады нам можно в путь отправляться… Да, насчет Стояна, не тревожься, я его видал он в гриднице сидит, да сам дюже расстроен, что тебя, мальчик наш, обидел.