Услышав про идущих к нему дасуней, наследник приподнялся и сел, опершись спиной о стену. Мгновение же спустя перед решеткой появились дасуни. Их было трое, тот который шел первым на большом прямоугольном блюде нес еду, укрытую черным длинным утиральником. Когда он подошел к решетке, и, остановившись, глянул на Джюли, то тут же замер, уставившись на руки души и крепко сжимаемую лазурную палку. Этот дасунь был с черными, густыми беспорядочно торчащими в разные стороны волосами, без бороды и усов. Кроваво-красные, злые глаза, узкий, вдавленный лоб, и густые, черные брови, нависающие над очами, впалые, точно втянутые в рот, щеки, а вместо носа две глубокие дыры. У дасуня был выставлен вперед и слегка перекошен подбородок, отчего рот его изогнулся дугой, а слева, и вообще губы не смыкались. Дасунь молча, взирал на Джюли, и внезапно, что-то громко зашипел двум другим служкам, которые с таким же злобным любопытством рассматривали руки и палку Джюли. Лишь только дасунь с блюдом зашипел, как те двое служек подскочили к Джюли и резко дернули его на себя, да принялись разглядывать фиолетовые руки и лазурную палку, которую он крепко сжимал в ладонях, боясь, что ее сейчас отберут. Один из дасуней протянул палец и дотронулся до палки, но тут же порывчато отдернул, гулко зашипел и принялся дуть на него. Они грубо толкнули Джюли к валуну, глянули на дасуня с блюдом. Тот вновь, что-то прошипел, да так яростно, что во все стороны изо рта его полетели слюни, и тогда служки принялись маленьким, черным, загнутым, словно крюк ключом, открывать решетку. Святозар сидел и смотрел, как дасуни тяжело скрипя, приоткрыли решетку, а тот, что с блюдом вошел вовнутрь, поставил его на покрывало возле входа. Дасунь неторопливо поднял с блюдо утиральник, и, собрав полный рот бурых слюней, злобно глянув на наследника, плюнул прямо на еду и громко зашипев, засмеялся. Но не успел он развернуться и выйти из темницы, как Святозар, несмотря на боль во всем теле и ноге вскочил с подушки. Он стремительно шагнул к выходу, оперся на здоровую ногу, а больной размахнулся и со всей силы пнул блюдо с едой, при этом громко закричав:
— Забери с собой, подлое змеиное племя, свою еду со своими слюнями.
Лишь нога наследника толкнула вперед блюдо, которое зазвенев, полетело в выходящего из темницы дасуня и стукнуло его по ногам, как тот завизжал, словно поросенок. Служка суматошливо подпрыгнул кверху, а приземлившись на землю, кинулся бежать в ту сторону откуда пришел, на ходу продолжая визжать и подсигивать. Святозар сделал вперед еще один шаг, намереваясь выскочить из темницы следом, но держащие решетку дасуни, увидев его движение, резко закрыли дверь. И пока наследник протягивал руки к прутьям решетки, также быстро ее замкнули, и вытащив ключ, побежали следом за своим собратом.
Наследник оперся рукой о стену и осторожно опустился на покрывало, он привалился спиной к стене и улыбнулся, вспоминая, как визжал дасунь, и как быстро улепетывал из темницы. И еще он подумал о том, что в следующий раз, когда придут служки, надо будет заранее подготовиться, и выскочить из темницы, а там в проходе, уже воспользоваться магией, и может быть успеть добежать до ворот… Ну, а если нет, если не успеет он добежать… значит, так тому и быть… ведь, в самом деле не сидеть же здесь в темнице, вечно, как Велес…
Через некоторое время Святозар почувствовал, как вновь заломила нога, заболело все растерзанное тело, и озноб с новой силой начал сотрясать его. Он положил подушку под голову, и согнул в колене больную ногу, да провел пальцами по ране, оттуда не просто сочилась кровь, а текла потоком. Наследник прошептал заговор, но гасившая светлую магию темница, не давала остановить кровь, и когда перед глазами поплыл какой-то густой серо — красный туман, он перестал противиться, закрыл глаза и забылся тяжелым сном.
Но не успел Святозар, как ему показалось, закрыть глаза и забыться сном, как в тот же миг пробудился, потому что ощутил тяжелую поступь воеводы и прозвучавший громкий голос: «Человек, затвори очи!» Святозар сильней сомкнул еще не открытые глаза, и, приподнявшись, сел, и так как его сотрясал озноб и болели раны, да во всем теле чувствовалась слабость, он оперся спиной о стену темницы. Наследник слышал, как подошел Вий и встал напротив решетки, как зашипели кругом него дасуни и принялись подымать блюдо и разлетевшуюся еду.
— Отворите решетку, — пробасил воевода. — Маргаст помажь ему ногу, погляди как оттуда течет кровь… Помажь и завяжи ее чем-нибудь, да пошепчи… чего ты там шепчешь… али шипишь…
Тяжело скрипя отворилась дверь темницы и вовнутрь зашел Маргаст. Он подошел к Святозару, опустился подле и погодя наследник услышал, как прерывисто тот задышал, да словно зашипел. Маргаст осторожно принялся вытирать рану какой-то мягкой тканью, и дюже тихо пропищал:
— Ваша мудреность, человек, очень холоден… очень…
— А…а…а… — застонал Святозар, и, протянув руку, сказал, — дай, я сам.
— Нет, — громко и грубо заметил Вий. — Это сделает Маргаст… а ты, мне лучше ответь, человек… Зачем ты пнул еду, зачем снял наказание с души этого подлого существа, что века долбит камень, возле твоей темницы?.. Сам Радогост, сын Бога Коляды повелел вечно ему жить в Пекле и долбить этот камень… А ты, что натворил, осветил его палку, дар Радогоста, снял черноту с его рук… Что ты натворил, и кто тебе это позволил, человек?
— Я, воевода, ни у кого и не спрашивал позволения, — морщась от боли, ответил Святозар. — Но я все же думаю, у души человеческой обязательно должна быть надежда на исправление.
— Ты, что Бог, что ли? — гневно проронил воевода. — Бог, ты, чтобы решать, кто может исправиться и кому можно дать надежду.
— Нет, воевода, — отрицательно замотал головой наследник. — Я, как видишь не Бог, а человек… смертный, простой человек… который не может спокойно взирать на чьи бы то ни было мученья.
— Не можешь взирать, закрой глаза, — уже более мягко произнес Вий и переступил с ноги на ногу так, что под наследником заходил ходуном пол. — Эта душа при жизни в Яви была злой, жадной, жестокой, она предала Богов… кстати, твоих Богов человек. Она убивала и пожирала все светлое, что есть в Яви, и она не достойна иметь надежду… Ты очень, светлый и чистый человек, и ты, не должен судить об этих душах по своим душевным качествам… потому, как жалость и любовь в твоей душе простит то, что прощать нельзя. Ты, не должен помогать этой душе, и не только этой. Все, кто здесь находятся, заслужили своей грязной и жестокой жизнью — эти наказания… И ты, не должен вмешиваться в эти дела… а то иначе мне не удастся тебя защитить от Чернобога. Ты, слышишь, что я говорю человек?
Святозар тяжело застонал, потому что Маргаст помазав ногу, принялся ее оборачивать в какую-то грубую материю, и негромко ответил Вию:
— Я слышу тебя воевода… слышу.
— Вот и хорошо, что слышишь, человек, вот и хорошо, — довольным голосом, откликнулся Вий. Он малеша помолчал, а погодя спросил, — почему, ты, пнул блюдо с едой? Зачем отказался есть? Ты, что хочешь умереть?
— Нет, я не хочу умирать, — молвил наследник и почувствовал, что Маргаст теперь начал мазать рану на щеке. — И я, не отказывался есть.
— Не отказывался? — удивленно переспросил Вий. — Тогда, как же понять то, что я здесь увидел?
Наследник сидел и молчал, не желая рассказывать воеводе о подлости дасуней, однако внезапно в разговор вмешался Джюли, он перестал стучать палкой и тихим, глубоким, словно вытекающим откуда-то из глубин его души, голосом, сказал:
— Человек не стал есть, потому что дасунь принесший ему еду, плюнул туда.
— Что, что ты сказал? — гневно поспрашал Вий.
— Я сказал, — очень тихо и испуганно, зашептал Джюли. — Дасунь плюнул, плюнул человеку на еду.
— Плюнул…Человек, — обратился к Святозару Вий, и наследник услышал в голосе воеводы звон, словно соприкасались клинки мечей. — Душа говорит правду? Дасунь плюнул в твою пищу?
Святозар не хотел отвечать воеводе, но потом подумал, что если не подтвердит слова Джюли, то Вий может рассердиться на душу и ответил:
— Да.
— Что, да? — гневно переспросил Вий. — Плюнул или нет…
— Я же сказал — да… Да, это значит плюнул, — не хотя заметил Святозар.
Вий тяжело переступил с ноги на ногу и вдруг громко зашипел так, что у наследника вновь заболели руки и спина на месте ран, а после раздались резкие удары хлыста и дикие визги и вопли дасуней.
— Сними рубаху, человек, — дрогнувшим голосом пропищал Маргаст. И засим принялся помогать наследнику снять рубаху, да осторожно начал мазать ему руки и спину, при этом обратившись к тяжело дышавшему воеводе, — ваша мудреность, человек весь холодный и сотрясается… мои шептания не помогают…
— Да…,- пробасил Вий, и туго выдохнул. — Значит плохо шипишь ты… пошепчи еще Маргаст… Не серди меня.
Когда Маргаст помазал Святозара и пошептал — пошипел над руками и спиной, то услужливо помог одеть рубаху, да поднявшись, вышел из темницы, и, что-то зашипел — запищал воеводе. А Святозар почувствовал, что после шептаний Маргаста боль в щеке, руках и спине почти прошла, продолжала болеть лишь нога.
— Человек, сейчас тебе принесут еду, — начал было Вий.
Но наследник его перебил, и, усмехаясь, сказал:
— Нет, благодарю… есть мне больше не хочется.
Вий же точно не слыша слов Святозара, продолжил:
— Тебе принесут еду с моей кухни и поставят возле входа. Я пойду осматривать темницы, а ты все съешь и выпьешь кубок настойки со смольего дерева.
— Что, я должен выпить? — вопросил Святозар.
— Настойку со смольего дерева, — неторопливо и очень внятно произнес воевода. — Это настойка, хоть и покажется тебе неприятной на вкус, но поможет выжить в Пекле… Ведь сила солнечного нектара, которым тебя напоила Богиня Волыня скоро иссякнет, и ты, тотчас же замерзнешь и умрешь. Маргаст сказал, что у тебя озноб, потому что тело твое очень остыло… А настойка смольего дерева согреет твою кровь и продлит твою жизнь… Ты, человек, все съешь и все выпьешь, а я приду и посмотрю, как ты, справился с моим повелением.
— Я не выполняю твои повеления, — гордо вскинув голову, воскликнул Святозар. — Ты, мне не повелитель Вий.
— Да, человек, я тебе не повелитель, — мягко добавил воевода. — Но я спас твою жизнь, и поэтому хочу, чтобы ты в благодарность мне не разрушал мой мир… Мир, в котором я живу и правлю… — Вий немного помедлил, и наполненным тревогой голосом, продолжил, — много веков назад твой отец, ДажьБог, вступил в борьбу с Чернобогом и уничтожил его. Чернобог умер, и в тот же миг разрушились стены Пекла, погибли все дасуни, черные колдуны, демоны и демоницы, рожденные от Чернобога и его супруги Мары. Погибло на земле зло, погиб мир, в котором я жил и которому я служил… погибло все, кроме меня. Ведь я не порождения зла, я родился от козы Седуни, как и мой брат Бог ночного неба Дый…Посему я остался живым и видел, как сошел на землю Род, как возродил он Смерть и Чернобога, как наслал на землю огонь и воды, чтобы уничтожить старый мир и возродить жизнь заново… Пойми человек, нет жизни без смерти, нет любви без ненависти… Невозможно узнать, что такое добро и свет, не увидев зла и тьмы… Именно поэтому в начале времен Род и создал Явь и Навь, отделил Правду от Кривды, зародил жизнь и явил смерть… Так было, так есть и так будет!!! Будет!!!.. Будет вечно идти бой между тобой и твоим врагом Нуком, между душой светлой и душой черной! И нет в этом бою победителя и проигравшего, нет… да и не должно быть… Потому, как стоит лишь свету уничтожить тьму, добру — зло, как в тот же миг прервется ход самой жизни и погибнет все на земле… Поэтому, мальчишечка, я и не хочу, чтобы тебя видел Чернобог, так как, стоит ему тебя увидеть, он сразу направит твое появление здесь, на уничтожение и разрушение. Посему воеводой у него состою я — Вий, поставленный сюда самим Родом, чтобы следить за исполнением закона… Ведь именно, это и значит мое имя — Следящий за исполнением законов самого Рода, самого Всевышнего.
— Что же, ты, тогда воевода, — с обидой в голосе громко выдохнул Святозар, и так как от озноба пробивающего тело, у него закружилась голова, а перед сомкнутыми глазами полетели красно-черные круги, привалился спиной к стене. — Не доследил, чтобы Нук исполнил сговор с моей матерью в точности, как создавал?
— Нет, — спокойным и ровным голосом, отозвался Вий. — Сговор, как создался, так и был выполнен… Нук взял душу Долы вполон, а она ничего не потребовала взамен… Когда Нук увозил тебя и создал сговор, чтобы твой отец, правитель Ярил, не смог тебя разыскать при помощи магии. Твоя мать потребовала сохранить тебе имя, и Нук выполнил ее требование. Взамен закрыв тебя черным, невидимым для светлой магии щитом.
— Но, Нук, обещал матери, что если та отдаст ему душу, он сохранит жизнь ее отцу Эриху, — заметил Святозар, и, нащупав подушку на покрывале, взял ее руками и прижал к себе, чтобы не так сотрясалось от холода тело.
— Он это обещал, но она этого перед созданием сговора не потребовала от него, — дюже тихо пояснил Вий. — Он ее обманул… что ж, человек, зло оно такое… оно лживое и обманчивое, ему верить нельзя… Но да, ты, верно это и сам знаешь.
Наследник еще крепче прижал к груди подушку и тяжело вздохнул, понимая, что воевода прав… Прав… И зло точно лживое и обманчивое, потому чистые и светлые души соприкасаясь с ним, не всегда могут увидеть эту ложь и разглядеть обман. Наследник малеша помолчал, а потом спросил:
— Воевода, а как ты узнал, что я пил солнечный нектар у Богини Волыни?
— Если бы, ты, его не выпил… ты, бы не смог тут находиться, — незамедлительно ответил Вий. — Умер бы, в тот же миг. Ведь в Пекле души горят в пламени ледяного холода. Здесь нет тепла, нет света… здесь холод и мрак… Души тут видят мрачные потемки и ощущают на себе ледяной холод… — Вий смолк, и опять тяжело переступил с ноги на ногу, громко зашипел и добавил, — человек, тебе принесли еду, ты должен все съесть и выпить… И пообещай мне, что больше не будешь помогать этой душе, что долбит камень… пообещай.
— Нет, воевода, — отрицательно закачал головой Святозар. — Я не смогу дать тебе такого обещания.
— Охо…хо, — протяжно простонал Вий. — Очень жаль… очень… Ну, что ж ешь тогда и пей настойку, чтобы не умереть… Да и еще, будь пожалуйста очень осмотрителен в своих поступках, чтобы Чернобог не узнал, что ты здесь.
Святозар услышал, как закрылась, заскрипев решетка и тяжело ступая, ушел вправо Вий. Наследник открыл глаза и увидел стоящее рядом с ним прямоугольное блюдо укрытое черным утиральником. Он положил на покрывало подушку, дотоль прижатую к груди, и, протянув руку, убрал утиральник. На большом, бурого цвета, прямоугольном блюде лежал огромный кусок жареного мяса, похожий на длинную кишку, а в глиняном кубке, усеянном снаружи ярко-зелеными крапинками яшмы, находилась серебристая жидкость. Святозар взял кубок, поднес его к носу, и принюхался, и хотя в его темнице стоял запах сырости и будто перегнившей листвы, да травы, но от настойки совсем ничем не пахло. Когда наследник пригубил жидкость, которая на вкус оказалась дюже терпкая и горькая, то сделал над собой огромное усилие, чтобы сглотнуть то, что набрал в рот, а после громко закашлял, точно поперхнулся.
— Бе…бе… какая гадость, — заметил Святозар, обращаясь к настойке и сморщил лицо.
— Может и гадость, человек, — откликнулся Джюли, на мгновение, обернувшись, и увидев перекошенное лицо наследника, и кубок в его руках. — Но тебе стоит послушать воеводу и выпить настойку со смольего дерева до конца, иначе ты замерзнешь здесь… в этом обжигающем холоде.
Святозар посмотрел на Джюли, перевел взгляд на кубок и тяжело вздохнув, принялся пить настойку. Когда он сделал последний глоток, то поспешно закрыл себе уста рукой, потому как настойка просилась наружу, наследник передернул плечами и сглотнул то, что осталось во рту. И протяжно выдохнув, поставил кубок на блюдо, да оторвав кусок жаренного мяса, засунул в рот. Но так как слева в щеке находилась дыра, наследник положил кусок кишки на правую сторону рта и стал неторопливо пережевывать. Неизвестно, что это была за еда, и хотя она была похоже на мясо, но вкуса у этой еды совсем не было. Так называемая кишка была не соленая, не сладкая, не кислая, не горькая, проще говоря, никакая. Святозар скривил губы, не ощущая ничего во рту, казалось, что он жует кусок материи… но наверно, подумал он, у куска материи все же был какой-нибудь вкус, а в данном блюде вкус совсем отсутствовал.
— Что это за гадость? — замотав головой, произнес Святозар, и, подняв кишку с блюда, принялся ее разглядывать. — Это же невозможно есть, здесь нет вкуса, точно я жую тряпку…
— Надо было сначала поесть, — откликнулся Джюли. — А потом пить… наверное…
— Ты, думаешь, что вкус этой еды, перебила настойка? — спросил Святозар, и, вернув кишку на блюдо, вытер со лба проступивший на нем пот.
— Я точно не знаю, но видел, что дасуни, сначала едят, а уже после пьют, — вздыхая, пояснил Джюли. — Надо было тебе об этом сказать, человек.
— Странно, что дасуни тоже пьют эту настойку, — удивленно отметил Святозар, и почувствовал, как тело его изнутри наполнилось жаром. — Они, что тоже тут мерзнут?
— Не знаю, человек, не знаю, — тихим голосом, ответил Джюли.
— Святозар, Джюли. Меня зовут Святозар, — сказал наследник и поковырял пальцем в кишке, стараясь разобрать, что же это вообще раньше было.
— Хорошее имя, Святозар… красивое… очень красивое…,- отозвался Джюли, не на миг, не отрываясь от своей вековой работы.
Наследник расковырял кишку, и увидел в середине ее тонкую, белую кость, похоже, это все же было мясо. Он уже было решил не есть эту безвкусицу, но желудок внутри него так стонал от голода, да и не хотелось проявлять не уважение к воеводе, потому Святозар пересилил себя и стал отрывать небольшие куски мяса и засовывать их в рот. Наследник съел почти треть кишки, и внезапно почувствовал, что еще один кусочек и все, что он с таким трудом запихал в желудок, сейчас окажется на покрывале. Посему торопливо утерев утиральником губы, накрыв им остатки еды Святозар отодвинул от себя блюдо к решетке. Затем он подложил под больную ногу, обернутую грубой, черной материей, подушку, и сказал, обращаясь к душе:
— Джюли, спасибо тебе, что рассказал про плевок того дасуня.
— Эх, Святозар, — тихо вымолвил Джюли. — Какие могут быть спасибо… Это тебе спасибо, за то, что дал мне надежду…Знал бы ты, как мне хочется вернуться в Явь, как хочется вновь вдохнуть воздух земли, ощутить легкий ветерок и соленые брызги моря на лице, хочется глубоко вздохнуть и заплакать, а потом… потом засмеяться.
— Знаешь Джюли, — заметил Святозар, посмотрев на черную, черную душу сзади. — Ты, такой черный, даже страшно подумать, что будет если ты вновь возродишься… Ведь даже если ты пробьешь дыру в этом камне, ты не станешь добрее и светлее, ты останешься таким же черным…
— Но, у меня, Святозар, погляди, — ответил Джюли, и, оторвавшись от своего наказания, повернулся к наследнику и показал две светящиеся фиолетовым светом руки. — У меня теперь светятся руки.
Святозар тяжело вздохнул, и, улегшись на покрывало, чуть слышно проронил:
— Они светятся благодаря моей крови, а не благодаря тебе. Ты, ничего не сделал, чтобы стать светлым… Лишь однажды ты спас Мотакиуса и все… Мотакиуса из славного рода руахов, некогда великого правителя Аилоунена… А, ты, знаешь Джюли, что твои предки когда-то были рождены самим Богом Семарглом, и назывался ваш народ по-другому.
— Приолы, — возвращаясь к своему занятию, откликнулся Джюли. — У нас всегда было двойное название неллы-приолы, точно также, как и двойные имена Люччетавий — Джюли.
— Нет, — выкрикнул Святозар и приподнялся на руке, облокотившись о покрывало. Он мгновение помедлил, пытаясь справиться с дрожью в голосе, и чуть тише добавил, — я когда-то знал вашего великого правителя и кудесника Аилоунена. И я знал ваши народы — руахи, приолы и гавры… У вас всегда было одно название народа — приолы, один правитель и один прародитель Семаргл… И имена у вас были не двойные, а такие же как и у восуров… Одно имя, один народ… Предатели… предатели вот кто вы, — возбужденно сказал наследник. — Вы стали предавать отца вашего и Бога Семаргла задолго, до того времени, как сменили веру… И все это делалось постепенно, и все это делала ваша знать и царь, погрязшие в жире и злате… А все, потому что не было в их сердцах света и любви… поэтому, поэтому и ты, Джюли такой черный… что мне даже больно на тебя смотреть.
Святозар замолчал, опустил на подушку голову и тяжело вздохнул. После того как Маргаст пошептал и помазал раны, боль в теле прошла, а после смольей настойки тело покинул озноб, настойчиво болеть продолжала лишь нога. Теперь же когда он так возбужденно сказал Джюли про предательство, нога не просто заболела, а еще и задергала, загорелась изнутри. Святозар содрогнулся всем телом и от боли, и слабости сомкнул глаза, и перед ними проплыло заплаканное лицо Любавушки, ее ярко-зеленые глаза, нежные, алые губы, тихо шепчущие ему: «Любый мой, любый, свет моей души, счастье мое, жизнь моя, не уезжай Святозарик, не уезжай… Чует душа моя беду, чует… Не покидай нас с малышом… молю тебя…» Святозар как-то горестно, порывисто вздрогнул и провалился в глубокий черно-алый дым. Но мгновение спустя черно-алый дым рассеялся, наследник увидел бело-зеленый луч с клубящемся на нем голубоватым дымом. И потому лучу к нему спустилась женщина, высокая, с длинными до земли светлыми волосами, небесно-голубыми глазами и в бело-золотом одеянии, она остановилась так близко, что Святозар почувствовал как быстро, быстро забилось внутри него сердце, как заволновалась его лазурная душа.
— Бурюшка, я, что умер? — тихо спросил наследник, чувствуя, что он задыхается.
— Нет, нет, свет мой, нет любушка мой, Святозарушка, — прошептала Буря Яга и оглянулась. И только теперь наследник увидел, что там за бело-зеленым лучом находится тьма, непроглядная черная тьма, которая точно приближалась к свету, желая его пожрать. — Ты жив, жив, Святозарушка, — тревожным голосом добавила Буря Яга. — Я пришла лишь на мгновение… я принесла тебе послание от ДажьБога… Сюда в Пекло никто кроме меня не может проникнуть… но свет мой, даже я не могу приходить надолго… посему слушай меня внимательно… слушай, что велел передать ДажьБог… Душа, что находится рядом с твоей темницей, должна излечить тебе ногу, она сможет это сделать… И как только ты излечишься, ДажьБог явится к тебе на помощь, а покуда не предпринимай ничего такого, что может поставить твою жизнь под угрозу и слушай, слушай Вия, он убережет, у-б-е-р-е-ж-е-т…