Святозар, Любава и Храбр приехали на берег реки Спокойная. Зима была в самом разгаре, потому и дорога, и сам берег были покрыты плотным ковром белого снега, дующий не сильный ветерок нес на своих крыльях морозный дух. Наследник выпрыгнул из саней и помог вылезти из них Любаве. Чтобы не переморозить больную ногу, Святозар тепло одевшись и укрыв ее, проделал путь от дворца до реки в санях. Храбр сопровождающий наследника, приехал на лошади. Спешившись, он подошел, и, осмотрев с тревогой во взоре наследника, спросил:
— Ну, что?
— Что, Храбр? — не понял вопроса наставника Святозар. А после похлопал его по плечу, и довольно расправив плечи, добавил, — не боись, наставник, побожатим сегодня твоего внучка.
Когда Святозар, Любава и Храбр подошли к проруби, что была вырублена у самого берега и куда вел деревянный настил, то среди собравшихся людей, пришедших на обряд божатия, увидели Дубыню, Стояна, Белославу и Всемилу, державшую за руку Яронега. Народу было очень много и все с нетерпением ждали наследника, который по традиции должен был первым начать этот обряд. Яронег увидев Святозара, вырвал руку из крепко сжимающей его бабушкиной ладони и побежал навстречу наследнику. Святозар подхватил на руки мальчика, и, закружив, крепко его обнял. Яронег был очень похож на своего отца, такой же крепкий, сбитый мальчонка с белокурыми волосами и высоким чубом, да темно — серыми глазами.
— Дай, мне Яронега, — строго сказал Храбр и забрал внука из рук Святозара. — Тебе и так предстоит такое вынести.
— Ох, Храбр, — улыбаясь, ответил наследник и поправил на голове, съехавшую на бок, шапку. — Ты, хоть при Любаве не говори того, не стони… Уж, в самом деле мужчина я или кто, все я выдержу.
Святозар двинулся вслед за Храбром, держа Любаву за руку, к семье Стояна, а подойдя поздоровался с мужчинами и поклонился женщинам, которые узрев наследника с женой не менее радостно их приветствовали.
— Ну, ты, как? — тревожно поспрашал Стоян, оный за эти годы стал еще крепче и шире в плечах, да обзавелся такой же, как и у его отца, густой белокурой бородой и усами.
— Ох… ох… ох… — недовольно выдохнул Святозар. — Докладываю, чувствую себя хорошо, обряд доведу до конца. Да, давайте, начнем, что ли, а то детвора померзнет, на дворе же не лето.
Святозар пошел к лавкам, установленным на берегу, нарочно для обряда, и, передав шапку Храбру, сбросил с себя белый овчинник, короткополый тулуп овчиной вовнутрь да синий кафтан. Опосля того он опустился на лавку и спешно стянул с ног сапоги да чулки, подбитые мехом, снял пояс и штаны, оставив на себе лишь портки, исподние легкие штаны, и белую, шелковую рубаху. Белослава и Всемила также быстро раздели Яронега.
Наследник поднялся с лавки, ступил на покрытую снегом землю и радостно закряхтел, чувствуя обжигающее покалывание в стопах ног. Он подошел к Яронегу, который одетый лишь в портки и рубаху, морщил личико и подпрыгивал на месте и поднял его на руки.
— Святозар, — обратился к нему Стоян, придерживая его за плечо. — Давай Яронега я донесу до проруби.
Наследник посмотрел на друга, благодушно улыбнулся, и отрицательно качнув головой, молвил:
— Нет, друг мой, это только мой и Яронега путь. И мы уж вместе, его как-нибудь пройдем. Правда, Яронег?
— Павда, божатя…,- уверенно отозвался малыш и крепко обнял наследника за шею.
Святозар неспешно направился к деревянному настилу, ступил на его слегка скользкую поверхность, и сильнее прижав малыша к груди, двинулся дальше. Он подошел к проруби, к самому ее краю и начал осторожно спускаться по лесенке, ведущей ко дну. Но стоило больной ноге коснуться холодной воды, как наследник вздрогнул всем телом и покачнулся. Яронег еще плотнее приник к Святозару и тихо шепнул ему на ухо:
— Божатя, ты меня тока не улони, а то кичать не хочу…. Тятя казал кичать низя.
— Не боись, божатушко, я тебя не уроню, — также тихо ответил Святозар и оперся на больную ногу.
Придерживая Яронега одной рукой, наследник второй взялся за перила и еще медленнее продолжил спуск в прорубь. С каждым шагом леденящая вода поднималась все выше и выше, и охватывала своей стылостью не тока больную ногу, но и все тело. Наконец-то наследник нащупал дно и поставил на него плохо слушающуюся правую ногу, теперь вода доставала почти до груди.
— Охо-хо…, - прошептал Яронег. — Холодно, холодно…
— Терпи Яронег, — шепнул Святозар, коснувшись губами коротких мягких волос мальчика. — Сейчас будет тепло.
— Да? — удивленно спросил малец, и застучал зубами.
Святозар неторопливо пошел к середине проруби, а дойдя, развернулся лицом к берегу, осторожно посадил Яронега на правую руку, и, посмотрев в высокое, голубое небо, покрытое белыми холодными облаками, закрывающими далекое солнце, крикнул:
— О, великий Бог Велес, это сын мой божатушко именем Яронег, а я отец его божатый Святозар, укрепи связь между мной отцом и моим сыном! — И тихо шепнул на ухо мальчику, — теперь мы с тобой Яронег нырнем, ты готов?
— Да…да…да…,- все также стуча зубами откликнулся Яронег.
Святозар набрал воздуха полную грудь, а когда увидел, что мальчик сделал тоже самое, нырнул в студеную воду, и как только та сомкнулась над их головами, немедля вынырнул. Яронег теперь дрожал всем телом, но наследник поднял вверх руку, щелкнул пальцами и они ярко вспыхнули лазурно-золотым светом. Мгновение спустя золотой свет, все поколь горящий на пальцах, нежданно стал, точно раздваивается и лазурные, совсем маханькие капельки побежали по руке Святозара вниз на его тело. Своим лазурным переливом капли покрыли голову наследника, не мешкая переместились на широко раскрывшего глазки, Яронега. Капельки лазури ядренисто вспыхнули и словно волны, схлынули с наследника и Яронега в воду, окружающую их да вскоре покрыли всю прорубь нежной лазурью, которая не ярко засветилась. Мальчик еще шире открыл свои серые глазенки, перестал трястись и стучать зубами, и заворожено смотрел на мерцающие капельки лазури. Святозар поднес к Яронегу левую руку, светящуюся золотым светом, и провел пылающими пальцами по шее мальчика. И тогда шейка ребенка вспыхнула золотым светом. Сияние опустилось по кругу и легло на белую, мокрую рубаху прикрывающую грудь, и в тот же миг свет обратился в тонкую золотую цепочку, на которой замерцали девять маленьких ярко-зеленых изумрудных камешка.
— Яронег, — торжественно сказал ему наследник. — Это мой дар тебе, мальчик мой. Этот дар будет всегда оберегать жизнь твою, покуда я жив. Когда же я умру, эти зеленые камушки изумруды обернутся в синие камушки сапфиры, и ты, Яронежа, будешь знать, что лишился своего божатя.
Яронег погладил пальчиком тонкую цепочку, и зеленые камешки, как — то по-взрослому посмотрел на Святозара, и в знак благодарности, крепко обнял своего божатя. Наследник прижал к себе мальчика, и почти не опираясь на правую ногу, тяжело хромая пошел к лесенке.
— Давай, давай, Яронега сюда, — беспокойно произнес Стоян, увидев, с каким трудом дошел до лесенки наследник.
Стоян присел на корточки у самого края, принял у Святозара сына, и, поднявшись, торопливо передал его стоящему позади него Дубыни.
Наследник подступил к самой лесенке и оперся на перила руками, понимая однако, что подняться ему не удастся. Храбр и Стоян наклонились, и, облокотившись об перила, подхватили с двух сторон Святозара под мышки да точно пушинку выдернули из воды. Лишь наследник оказался на деревянном настиле, повиснув на плечах Стояна и Храбра, как Дубыня, уже передавший Яронега своей жене и Белославе, укрыл его теплым укрывалом. Наследника спешно довели до берега и посадили на лавку. Чуть слышно прошептав заговор над застывшей ногой и проведя рукой по мокрым порткам и рубахе, в тот же миг обсохших, Святозар обернулся к толпящимся на берегу людям, наблюдающим за обрядом, и громко крикнул:
— Люд восурский, приступай к обряду, и знай, вода, которую я покрыл лазурными каплями, каждому из ваших сынов принесет здоровья и убережет от всех болезней ровно до следующего девятнадцатого студня. Это мой дар вам, в честь моего божатушки Яронега!
И тотчас позади него послышался радостный гул множества голосов. А народ принялся проводить обряд дальше. Люди начали подходить к лавке раздеваться, да раздевать мальчиков, кои как истинные восуры несмотря на холод не плакали.
Стоян присел около ноги друга, подвернул портки и стал суетливо растирать рубец и кожу вокруг него согревающей мазью.
— Стоян, — обратился к другу Святозар и скривился от боли. — Ну, чего ты, ее так трешь, ты мне сейчас кожу с нее снимешь. Мало того, что на пару с Храбром, чуть руки мне не повырывали, так дернув из воды… Так теперь давай кожу еще сдери живьем. Заканчивай там тереть, да подай лучше чулки и сапоги.
Сзади подошел Дубыня и укрыл наследника еще одним укрывалом, погодя насухо вытер голову и лицо да надел шапку, а Святозар при помощи Стояна, натянул на себя штаны, чулки и сапоги.
— Ах, Святозар, — сказала возвернувшаяся от уже одетого сына Белослава, пришедшая, чтобы поблагодарить наследника и по-теплому заулыбалась. — Какое ты опять чудо прекрасное придумал. И ведь каждый раз удумаешь, что-то новое, да такое красивое.
Любава подала Святозару большую чашу горячего сбитня, который разносили посадские, нарочно для обряда пришедшие из Славграда. Наследник принял теплую чашу, и подул на темно-бурую поверхность сбитня, прогоняя густой пар поднимающейся от него. Любава прижавшись к спине мужа грудью, крепко обняла его и поцеловала в щеку.
— Да, что ж, Белослава, — ответил наследник, делая большой глоток сбитня. — Не каждый день божатым становишься. Я ведь этого дня четыре года ждал, сама знаешь, и уже давно все придумал, вот только воплотить никак не мог.
— А, что ты Яронегу в воде говорил? — спросил Храбр наблюдающий за тем, как Стоян укрывал больную ногу стеганным, теплым укрывалом.
— Это мой дар, — произнес наследник. — Этот дар будет оберегать его жизнь, покуда жив я… Так всегда то, что ты создал магией живет лишь пока жив ты. — Святозар замолчал, глубоко вздохнул и взглянул на лазурно сияющую поверхность проруби, где очередной божатый отец, нырял со своим сыном под воду. — Ну, а когда я умру, изумруды обернутся в синие сапфиры, и Яронег, и все кругом узнают, что…
— Замолчи, замолчи, замолчи, — закричала сзади Любава и поцеловав мужа в щеку, закрыла ладошкой его уста. — Не говори так, не хочу такое слышать, — она плотнее прижалась к Святозару и на миг затихла.
Храбр зыркнул на влюбленных и довольно хмыкнув отошел в сторону. И в тот самый морг, когда затихла Любава прижавшись к Святозару грудью и животом, он внезапно почувствовал, как из чрева жены пошло необыкновенное тепло, наполнявшую ее светлой и чистой, новой жизнью. И немедля Святозар услышал прилетевший из далекой дали тихий, родной шепот ДажьБога: «Надежда…это и есть надежда, для твоего отца… А теперь иди по пути, который я тебе указал, мальчик мой!»
Наследник вздрогнул всем телом, отстранился от Любавы и удивленно-радостно посмотрел в ее зеленые глаза.
— Ты, чего, Святозарик? — встревоженным голосом поспрашала она.
— Ты ждешь, дитя? — шепнул ей наследник.
Любава вся зарделась, оглянулась по сторонам, и, увидев, что их никто не слышит, поправила на голове пуховой платок да тихим голосом ответила:
— Да.
— Почему, ты не говорила? — уже чуть громче, не в силах скрыть своей радости вопросил Святозар.
— Потом скажу, потом… дома поговорим, — пояснила Любава и смущаясь, торопливо, отошла от мужа.
Святозар воззрился вслед жене, и неожиданно ему стало так тяжело…будто внутри него душа сжалась в маленький комочек. Вот, оказывается, о какой надежде говорил ДажьБог. Надежда это сын Святозара, продолжение его рода и рода его отца. Это вечная жизнь, которая никогда не сможет прерваться. Но именно из-за этого и стало так тяжело наследнику. Значит, придется ему покинуть Любаву, и не увидеть, как наливается она красотой новой жизни, а может, не удастся увидеть рождение сына. Не удастся прижать к себе, это маленькое и светлое счастье, оное продолжит род первого восурского человека на земле. Святозар надсадно вздохнул, а вернувшийся к нему Храбр, беспокойным взором осмотрев его с ног до головы, спросил:
— Ты, чего Святозар? Тебе не хорошо?
— Уж, я и не знаю, как ответить Храбр. Вроде хорошо, а вроде и нет, — изрек задумчиво наследник. И устремив взгляд в высокое, зимнее, холодное небо, тихо добавил, — путь мой только, что начался.