Знаете, что такое вырваться на свободу после того, как тебя держали в козлятнике и две ночи подряд тебя насиловал огромный черный дикарь, который почему-то считал тебя своей женой. После того, как его ревнивая жена едва тебя не убила! После ужасной перспективы окончить свои дни в крошечной деревушке в центре пустыни в нескольких днях пути от ближайшего крошечного городка. Перспективы провести остаток жизни с мужчиной, который считает, что Москва — это деревня недалеко от городка Джагбуба. Это чудовище намеревалось сделать тебе десяток детей и думало, что предмет твоих мечтаний — грубый золотой браслет на щиколотку. Вместо того чтобы расшифровывать древние тексты, выступать на конференциях, путешествовать по миру, любить умных, изысканных мужчин, ухаживать за козами, готовить немудреную еду и козий сыр на продажу, принимать участие в ревнивых склоках с Фатимой, которая готова выцарапать тебе глаза за каждую ночь, которую ее ненаглядный Махмуд провел с тобой.
Словом, освобождение от этого кошмара заставило нас орать песни противными голосами, обниматься, подставлять и без того темные лица иссушающему ветру, потому что это был ветер свободы!
Мы двигались на северо-запад, туда, где, по моим расчетам, находился город. Следуя наставлениям Фатимы, я старалась не упустить из виду полоску утоптанного верблюжьими ногами песка, которая здесь считалась дорогой. Без Ясмины, читавшей пустыню, как открытую книгу, мы, если собьемся с пути, погибнем. Была еще опасность: ветер хамсин, который, когда задует, заметает совершенно все вокруг. И тогда нам отсюда ни за что не выбраться. Ехали мы медленно, переваливаясь через дюны. К вечеру бензин кончился, и я долила из канистры. Но двадцати литров вряд ли хватит надолго. Когда стемнело, я остановилась. В темноте легко сбиться с пути. Мы обнялись, чтобы согреться, и попытались уснуть. Но ни я, ни Кира не спали. Я чувствовала это по ее быстрому дыханию, легкому напряжению тела.
— Как думаешь, мы вернемся домой? — нарушила она молчание.
— Обязательно, — уверенно ответила я, хотя совсем не была в этом уверена.
На рассвете мы съели по паре фиников и кусочку козьего сыра, который дала нам с собой Фатима, запили остывшей за ночь водой.
К полудню бензин кончился и машина заглохла. Но это было уже не страшно: вокруг виднелось множество следов, в том числе от колес, а значит, мы совсем близко от какого-то города!
Еще через два часа мы вошли в этот город, если можно было так его назвать. Больше всего он напоминал деревню, из которой мы сбежали, только домов было побольше. Грязные мальчишки бегали по улицам, степенные мужчины в галабийях вели верблюдов и ослов с поклажей. Мы пошли следом и попали на большой рынок верблюдов. Животные бродили за изгородями, хозяева расхваливали товар:
— Верблюды черные суданские, выносливее их не найдете! Почти не пьют и не едят! Нет помощника лучше! Проходят всю пустыню, не выпив ни капли! — кричал один.
— Верблюды белые, аравийские! Священное животное, благородное и доброе! Станет членом вашей семьи! — кричал другой.
Задрав головы и выгнув шеи, верблюды горделиво взирали на покупателей. Казалось, это они выбирают себе владельцев, а вовсе не их покупают.
— Ну и вонь! — Кира сморщила нос и попыталась снять платок, в который я ее предусмотрительно закутала.
— Замолчи! И не смей снимать платок! — зашипела я на нее. — На нас и так обращают внимание! Ты видишь здесь хоть одну женщину?
Кира осторожно посмотрела по сторонам.
— А где же они все? — спросила она.
— Дома сидят! — коротко ответила я. — Надо найти другой рынок. Нам нужен бензин.
— А на что мы его купим? — резонно спросила Кира.
Я повертела на пальце чудом сохранившееся кольцо — подарок Абдул Азиза: прекрасный сапфир с бриллиантами.
— Ну, надеюсь, за это нас заправят…
Мы вошли в золотую лавку. Хозяин, маленький, сухощавый, юркий араб кинулся нам навстречу:
— Вы правильно пришли, замечательно, у Хассана вы найдете все, что вам надо… — затараторил он.
— Мы не покупать, — прервала я словесный поток, — нам нужно продать кое-что.
— Извините, госпожа, я ничего не покупаю, я продаю, — поскучнел Хассан.
Я протянула ему кольцо.
Хассан словно нехотя посмотрел на него.
— И что вы за него хотите? — спросил он, изо всех сил скрывая свой интерес.
— Полный бак бензина и его доставку к моей машине, — определила я.
— Вот как! — удивился Хассан, вынул пачку денег и протянул их мне.
Я мельком взглянула на них.
— Тунисские динары?
— Почему тунисские? Алжирские! — удивился Хассан. — Мы же в Алжире! А вам нужны тунисские?
— Мне нужен Тунис, — застонала я. — О боже, я была уверена, что мы в Тунисе!
— Тунис на севере, не очень далеко, километров четыреста отсюда. У вас неприятности? — сочувственно спросил он.
— Можно так сказать… — неопределенно ответила я. — Значит, так, кольцо за бак бензина, карту и доставку его к машине. Это часа два пешком. Да, и еще немного тунисских динаров.
— У нас только одна машина в городе, мадам, — сказал Хассан. — У Хамада, который привез ее, когда однажды был в столице. Если у кого-то есть бензин, то только у него. Я узнаю.
Он приготовил нам чай и ушел. Вскоре послышалось тарахтение мотора, и у лавки остановился древний, наверное, начала шестидесятых годов «Ситроен». Правда, он был вылизан и ухожен.
Хамад, вероятно, был местным франтом и считался богатым человеком. Он был одет по устаревшей лет десять назад европейской моде, как же, ведь он единственный, кто был в столице!
— Это вам нужен бензин? — спросил он меня.
Я кивнула.
— Учтите, от сердца отрываю, самому позарез нужно!
Я посмотрела на Хассана. Он ободряюще кивнул мне, показывая, что обо всем договорился.
— Можете доставить его на рассвете? — Я знала, что договариваться с арабами о точном времени бесполезно: они никуда не торопятся, презирают точность и ориентируются по небесным светилам. Действительно, зачем кочевнику, пересекающему пустыню, точно знать, который час? Рассказывают историю, что однажды Антуан де Сент-Экзюпери, служивший военным летчиком в этих краях, решил похвастаться перед арабами и сказал, что может за три часа полета преодолеть расстояние, которое караван проходит за две недели. «И что же ты делаешь остальное время?» — сочувственно спросили арабы. Пустыня не терпит суеты, торопливости, несобранности. Более того, она не прощает этого и наказывает за это.
Хамад и Хассан пожали друг другу руки, скрепив договор, и Хамад умчался, подняв клубы пыли и распугав кур.
— Где мы можем переночевать? — поинтересовалась я.
— Я спрошу жену, — любезно согласился Хассан, — можете до утра остановиться у нас. Здесь есть постоялый двор, где ночуют торговцы и покупатели с верблюжьего рынка, но двум одиноким женщинам там делать нечего, уж поверьте.
Я поверила и согласилась. В конце концов кольцо, которое я сняла с пальца, стоило много дороже бака бензина.
На рассвете мы сели в антикварную колымагу Хамада и отправились туда, где я оставила машину.
— Ха! — воскликнул Хамад, открывая бак и заправляя старый джип. — Эта тачка мне вроде знакома! Не ее ли обменял год назад Махмуд, который приводит на рынок верблюдов и коз, на пару верблюдов?
— Не думаю, — коротко ответила я.
— А я думаю и даже знаю, — почему-то радостно заявил Хамад. — Ничего себе, вы ее что, угнали?
Его радость была понятна: мы были нежданным развлечением в этой беспросветной глуши.
— Мы ее купили. Он все равно не умеет ездить, — сказала я.
— Так научили бы!
— Слушай, мы, кажется, договорились! Тебе Хассан заплатил, ты нас заправляешь и даешь карту! А остальное не твое дело! — разозлилась я.
— Ну-ну, детка, — развязно проговорил местный законодатель моды, завинчивая крышку бензобака. — Я ведь могу вернуть тебя мужу, кажется, ты вся в свадебных татуировках! Или в полицию заявить!
— Да-а? — делано изумилась я. — У вас тут есть полиция? Пусти! — Я открыла дверцу и села за руль. — Кира!
Ее не надо было упрашивать.
Я рванула с места, засыпав ноги Хамада песком.
Кира разложила на коленях карту и простонала:
— Ничего не понимаю, тут все по-арабски!
— Дай, — я отобрала у нее карту и развернула ее правильно. — Мы здесь, — я ткнула пальцем в нарисованную чернилами точку, так как городок на карте отсутствовал, — а нужно нам сюда, в Тозер. Это уже Тунис.
— А как же граница? — робко спросила Кира.
— Какая граница? Где ты тут видела границы? Все бродят между селениями, оазисами и рынками, им наплевать, где это, Ливия, Алжир или Тунис!