Почти самодельная карта с прочерченным чернильным пунктиром маршрутом не помогла нам. Я пыталась ориентироваться по солнцу и ехать на север, но какую дорогу можно найти здесь, среди бесконечных однообразных песков? Машина монотонно переваливалась с дюны на дюну, которым не было видно конца. К палящему солнцу мы почти привыкли, вода в пластиковых бутылках, запасенная в городке, почти закипала. Надо отдать должное Кире: она не стонала, не жаловалась и никого не обвиняла. Мы молчали, из-за сухости в горле голос походил на скрип несмазанной телеги, любой произнесенный звук вызывал першение. Кира крутила бесполезную карту и пыталась что-то на ней разглядеть.
В этих местах не было ни следов животных, ни кустарников, только мертвая пыль и почти белый мелкий песок, похожий на пудру…
На очередном подъеме двигатель старенькой машины взвыл, зачихал, джип затрясло, и он заглох. Тяжелая машина стала медленно сползать по сыпучему склону и остановилась. Все мои попытки оживить машину ни к чему не привели. Чертыхаясь на всех известных мне языках, я открыла капот и заглянула под него, впрочем, не надеясь найти поломку. Кира напряженно следила за мной, возможно, несколько преувеличивая мои познания в автослесарном деле. По правде, единственное, что я умею, — это проверить уровень масла, да и то всегда забываю это сделать.
Я с тоской посмотрела на переплетение шлангов и проводов, подергала за них на всякий случай, как делают мои знакомые автомобилисты. Безрезультатно. При повороте ключа машина чихала и замирала.
— Что там? — с тревогой спросила Кира, наблюдая за моими действиями.
— Да кто ж его знает! Думаю, что красавчик Хамад залил нам какой-то дряни или разбавил бензин. С этой поломкой нам не справиться…
Кира сжалась в комочек и так крепко обхватила себя руками, что пальцы побелели. Она тоже понимала, что нам предстоит путь пешком. Я прикинула расстояние: мы ехали примерно девять часов со скоростью 30-40 километров в час. Значит, если я выбрала правильное направление, мы уже близко.
— Кира, надо идти.
— Я не могу, я больше не могу, — подруга подняла голову, и я увидела, что она плачет. — Бесконечные обманы, плен, ямы, козлятники, эта проклятая пустыня!..
Она была на грани истерики.
— Кира, все в порядке, приди в себя! Мы почти у цели! Нельзя раскисать, когда мы так близко! — попыталась я приободрить ее.
— Лиль, ты уверена? — спросила Кира, глядя на меня трогательными и беспомощными глазами олененка.
— Конечно, — твердо сказала я, хотя ни в чем не была уверена.
Мы взяли последнюю пластиковую бутылочку с водой и побрели по дюнам, по щиколотку увязая в рыхлом бархатистом песке.
Небо стремительно темнело, его краски быстро переходили от серо-синих к фиолетовым, но не было никаких признаков близкого жилья. Становилось прохладно. Кира поминутно спрашивала, долго ли еще идти, и брала меня за руку ледяными пальцами. Но что я могла сделать?
— Посмотри, видишь? — внезапно оживилась Кира, вглядываясь в густые сумерки.
Я сощурилась и напрягла зрение, как это делают близорукие люди. Глядя в направлении, куда указывала Кира, я заметила желтую точку.
— Это огонь! — возбужденно закричала Кира. — Это огонь, люди! Побежали!
Сказать, что мы побежали, было бы преувеличением, но мы оживились и двинулись с удвоенной энергией, не теряя из виду разрастающуюся яркую точку.
Это был костер. Подойдя еще ближе, мы разглядели палатку и лежавших верблюдов. У костра сидели люди. Мы остановились. Трое мужчин были освещены красноватым светом костра, нас же видно не было.
— Ну что? — шепотом спросила Кира.
— А разве у нас есть выбор? Вряд ли это бандиты…
У сидящих у костра, во всяком случае, у двоих из них, вид был, надо сказать, довольно бандитский. То есть бандитский по нашим российским меркам. Это означает, что они в отличие от дочерна загорелых, сухих, поджарых бандитов-арабов, сверкающих зубами и кинжалами (так в моем представлении должен выглядеть арабский бандит), были изрядно упитаны и вальяжны. Наряд их поражал эклектичностью. На них были просторные шорты до колен, кроссовки, огромного размера майки и популярные в Салтыковке и примыкающих регионах жилеты с множеством карманов. Довершали наряд арабские клетчатые платки, именуемые в народе арафатками. Третий, безусловно, был арабом в белой галабийе с типичной тунисской внешностью.
Подобравшись еще ближе, мы сумели расслышать их разговор.
— Ну что, старичок, думал когда-нибудь, что заночуешь в Сахаре? — спросил огромных размеров мужик на чистом русском языке. Конечно, его язык филолог вряд ли назвал бы чисто русским, но мы с Кирой возбужденно сжали друг другу руки.
— Красота… — мечтательно потянулся второй.
— Мустафа, по стопарику примем? Холодает… — предложил один из наших, почесывая голову под арафаткой.
— Нет, хватит уже. Не могу больше. — Мустафа определенно уже нарушал заветы Корана. Он переворачивал жарившееся на углях мясо.
— Давай, Василий, — распорядился крупный мужик, расставляя стаканы.
Запах жареного мяса и знакомый вид выпивающих мужиков окончательно расслабили меня, и я вышла на свет, держа за руку Киру, испытывающую определенные сомнения.
— Ребята, водочкой не угостите? — как ни в чем не бывало спросила я, подсаживаясь к костру, — а то холодает.
От изумления тот, которого называли Василием, лил водку мимо стакана.
— Оба-на! — отреагировал второй. — А ты мне втюхивал, что на сотни километров ни души!
Его возмущение было адресовано проводнику.
— Вы кто, в натуре? От трехдневного каравана отбились?
Проводник решительно замотал головой:
— Это невозможно! Гиды и проводники за туристов отвечают головой! Это все равно что я бы вас потерял!
— Нас захочешь, не потеряешь, — очнулся Василий.
— Ну, короче, нам нальют здесь или кого другого искать? — нагло спросила я.
Мужики заржали.
— А реально клево девчонок наших встретить, а то что по пустыне чисто мужской компанией париться! — восхитился большой. — Меня Вова зовут, его Василий, а это Мустафа, он из турагентства.
— А я Лиля, она — Кира.
Кира до сих пор не произнесла ни слова.
За знакомство мы приняли по рюмке и закусили мясом.
— Девчонки, а что вы, в натуре, здесь делаете? — спросил Вова. — И одежка, гляжу, на вас местная. Неужто пешком потерялись? А мы думали, у нас самый крутой экстремальный тур — три дня по Сахаре на верблюдах.
— От мужа сбежали, — сказала я почти правду.
— А как же вас угораздило? — поинтересовался Василий. Он бросал на меня недвусмысленные взгляды и подливал водку.
— Да, — принялась врать я, — когда учились, говорил богатый, дом большой, денег немерено, буду, как султанша, жить. А сам привез в пустыню, в деревне пять домов, ну он, конечно, самый богатый — пара верблюдов, десяток коз да куры. Ни света, ни телевизора, вообще ничего. Заставил меня за животными ухаживать, я, что ли, для этого философский факультет заканчивала?
— Надо же, философский! — восхитился Василий, подбираясь поближе ко мне. — Ну, солнце мое, ты даешь!
— Да, философский. Через год привез еще одну такую же дурочку — вот ее, — показала я на Киру. — Нравится ему, видите ли, жениться на русских, долгими сахарскими вечерами Москву вспоминать. Заставил нас финиковый самогон делать. А ему, мусульманину, много не надо, стакашку принял — и давай куролесить!
— А что же вы, девчонки, на пару его устроить не могли? — спросил Вова.
— Ах, — вздохнула я, — если бы только его. Еще когда он меня привез, оказалось, есть у него уже жена! Ведьма, мало поискать… Его мамаша, недовольная, что привез неместных, на пару с этой ведьмой чуть со свету нас не сжили. Ее вот, — я показала на Киру, — заставляли жить с козами в хлеву, да?
Кира вспомнила козлятник и энергично закивала:
— Звери! А муж, когда финиковой водки напьется, драться лезет… — Кира продемонстрировала старый синяк, полученный при падении в яму.
— Суки! — эмоционально воскликнул Вова.
— Надо будет жене рассказать, как иностранцы со своими бабами обращаются, — решил Василий. — А то моей все не так: летишь не так, свистишь не так…
Мустафа с недоверием на нас посматривал.
— Что, и водку пил? — спросил он.
— Как насос! — уверенно подтвердила Кира.
— Он же мусульманин…
— Так в Москве ж учился! — хором воскликнули мы, свято веря, что после нескольких лет, проведенных в России, никакие религиозные или нравственные запреты не удержат от употребления спиртосодержащих напитков.
— Так! — поднялся Вова. — Едем туда и разбираемся и с мужиком, и с его бабами!
— Правильно! — присоединился к нему Василий. — Будут знать, как наших девчонок обижать!
Мустафа схватился за голову:
— Нет, мы не можем!
— Слабо?!! — завопили мужики.
— Нет, у нас расписание, завтра мы должны вернуться в Тозер и присоединиться к остальным туристам. Для любого передвижения в пустыне нужно разрешение полиции… Нет-нет и еще раз нет!
— Ты че, пацан, мы тебе денег дадим, реально, — надвинулся на него своим огромным телом Вова. — Сколько надо?
— Нисколько! — в отчаянии закричал Мустафа, отодвигаясь от массивного Вовы. — Это невозможно, никак невозможно!
Я решила поддержать несчастного проводника и сказала:
— Нет, ребята, спасибо, конечно, но это очень далеко, на верблюдах не добраться.
— А вы как же добрались?
— Мы у него джип угнали. Просто он сломался.
— Ну ладно… — разочарованно протянул Вова, которому явно очень хотелось применить свою силу и умение убеждать. — Тогда надо выпить за счастливое избавление!
За счастливое избавление выпил и Мустафа.
Мы с трудом поместились в тесной палатке. Кажется, впервые мы спали спокойно, почему-то уверенные, что все обойдется. Правда, Василий время от времени как бы невзначай клал на меня руку и пытался прижаться, словно во сне, но эти неприятности были сущей мелочью по сравнению с тем, что мы пережили…
Утром погрузились на верблюдов. Вова, учитывая его выдающиеся габариты, ехал один. Мы с Кирой взобрались на не слишком хорошо пахнущее животное. Я привыкла к верблюдам, к резким движениям, когда они поднимаются сначала на задние ноги, а затем на передние. При этом тебя бросает сначала вперед, затем назад, и ты оказываешься на довольно значительной высоте.
Но, оказалось, для Киры это было впервые, она завизжала и крепко ухватилась за меня. На ее пронзительный крик верблюд медленно и недовольно повернул голову и скосил на нас огромный карий глаз в обрамлении длинных ресниц. Он словно упрекал нас, был недоволен, что мы его побеспокоили своими криками.
— Успокойся, — попыталась образумить я подругу. — Я думала, тебя ничем уже не испугаешь.
— Я высоты боюсь, — жалобно пропищала Кира, ерзая на не слишком удобной спине верблюда.
К счастью, до Тозера мы добрались без приключений и довольно быстро. Вова и Василий выразили проводнику недовольство:
— Реально нас обули. Мы думали, настоящий экстремальный тур, а оказалось, ты таскал нас по пустыне в трех часах от города.
— Господа, господа, — попытался урезонить их Мустафа, — прежде всего мы беспокоимся о безопасности туристов. Пустыня полна неожиданностей: близко алжирская граница, могут появиться берберы, и тогда никто не ручается за вашу жизнь. Они в целом мирные, но слишком далеки от цивилизации.
Я мысленно согласилась с ним насчет цивилизации: еще триста километров, и столетие, в котором ты живешь, не имеет значения…
— Так надо ж предупреждать! — возмутился Вова. — Хочется настоящих приключений…
Вид у него был мечтательный, он определенно грезил об авантюрах в стиле Индианы Джонса.
— Хорошо, хоть девчонок встретили, будет что рассказать пацанам, — сам себя утешил парень.
— Конечно, — поддержала я его, — вы же нас спасли. Мы не знали дороги, могли умереть от голода и жажды.
Я, конечно, сильно преувеличивала, но ребятам было приятно. Тем более что с ними действительно было безопаснее.
Небольшой очаровательный городок в Сахаре, разросшийся вокруг оазиса, где выращивают лимоны, гранаты, бананы, финики. Город поэтов и художников, а еще туристов. Они бродили по Тозеру толпами, катались на запряженных лошадьми повозках, охапками скупали финики на веточках, увязанные как веники, делали татуировки хной, галдели и пили из бутылочек минеральную воду. Они радовали глаз крепкими загорелыми телами, разноцветными шортами и майками, разноязыкой речью. Мы словно попали в другой мир и поразились тому, как отличается жизнь здесь, на севере Сахары, туристического Туниса от тех мест, откуда мы бежали, где время, казалось, остановилось, а жизнь за сотни лет вовсе не изменилась.
Наша запыленная длинная одежда и платки бросались здесь в глаза, надо было переодеться. Мы зашли в первую попавшуюся лавку и на оставшиеся динары купили майки и шорты. Наши кавалеры порывались заплатить, но мы убедили их, что это последние наши траты, и в дальнейшем мы обязательно перейдем на их полное попечение.
Мустафа с изумлением взирал на нашу четверку, но помалкивал. Кажется, он не слишком поверил в нашу историю.
Нас ожидал не автобус, набитый туристами, они уже уехали вперед, а джип. Именно такой вид передвижения предпочитали земляки. Кроме того, Вову и Василия интересовали не кейруанские ковры, первая в Северной Африке мечеть или красоты мертвого соляного озера Шотт эль Джерид, где разноцветные кристаллы соли, испаряясь, рождают миражи, а придорожные лавки мясников с привязанными у входа блеющими баранами и висящими на крюках тушами.
— Что-то мы проголодались, — решили Вова и Василий и велели притормозить у такой лавки.
Ах, ничего нет замечательнее зажаренных на углях бараньих ребрышек, особенно если их запивать красным тунисским «Шато Могнаном»! Конечно, жалко, что мы миновали знаменитый Кейруан без остановки, но, в общем-то, я ребят понимала! Мустафа тоже был доволен, ему изрядно надоело изо дня в день рассказывать о красотах и достопримечательностях Магриба.
Некоторый интерес у наших спутников вызвали величественные виды холмов Матматы, ничьей земли, где берберы и по сей день живут в пещерах, как и две тысячи лет назад. Они пережидали в них набеги, завоевания, владычества Карфагена, Рима, Арабского Халифата, Порты, Франции. Эпохи совершенно не отразились на их жизни: те же пещеры в холмах, выбеленные известью, ручные жернова, глиняные бутыли с маслом, белые берберские ковры с черным геометрическим узором. Черные войлочные палатки пастухов-кочевников то и дело попадались на склонах, поросших редким блеклым кустарником. Но ребятам больше всего понравилось, что здесь Джордж Лукас снимал свои «Звездные войны». Им это было более понятно, чем эпоха владычества Карфагена, и они восторженно засвистели и с уважением оглядывали ландшафты. Ближе к побережью замелькали возделанные поля, персиковые сады, оливковые рощи, виноградники.
Жизнь уже представлялась не такой уж плохой, мы с Кирой переглядывались и с надеждой подмигивали друг другу. Почему-то нам казалось, что все позади, что мы почти дома…