Славяне. Этногенез и этническая история

Ю. В. Откупщиков. Балто-славянская ремесленная лексика (названия металлов, металлургия, кузнечное дело)

Уже давно и надежно установлена исключительная близость лексики балтийских и славянских языков. Очень важно отметить качественное, отличие балто-славянских от большинства других индоевропейских лексических изоглосс. Здесь обычно мы имеем дело с цельнолексемными, а не с корневыми соответствиями, причем совпадают во многих случаях не отдельные формы слов, а целые "пучки" словообразовательных и словоизменительных форм. Так, изоглосса ст.- слав, нести - др.-греч. ενεγχετν ‘нести’, конечно же, не может быть поставлена в один ряд с соответствиями типа нести - лит. nesti, не говоря уже о большом количестве достаточно сложных производных, например: пеš-а-m-ą-įą = нес-о-м-у-ю (винит, пад. ед. числа причастия). Многие десятки изоглосс объединяют ремесленную лексику балтов и славян. Поскольку при решении спорных вопросов балтийского и славянского этно- и глоттогенеза важную роль должно сыграть объединение усилий археологов и лингвистов, имеет смысл при ограничении анализируемого лексического материала выбрать такую группу слов, которая отражает реалии, более доступные археологическим наблюдениям и датировке. Именно такую группу лексики составляют слова, связанные с добычей, выплавкой и обработкой металлов, с кузнечным делом. Хорошо известно, что сравнительно с плетением, ткачеством, обработкой дерева и гончарным делом выплавка и обработка металлов датируется более поздней эпохой. Поскольку начало выплавки железа относится не ранее, чем к концу II тыс. до н. э., формирование значительной части лексики, связанной с древнейшей металлургией и кузнечным делом, получает достаточно четкие хронологические границы: между концом неолита и началом железного века (с учетом ареальных расхождений при более точной датировке). Отсутствие общеиндоевропейских названий металлов и связанной с ними лексики говорит о начавшемся или о происшедшем уже распаде индоевропейского языкового единства. А наличие отдельных изоглосс может свидетельствовать о параллельном использовании общего Индоев-ропейского наследия в процессе формирования новой ремесленной лексики или об общности культуры соответствующих индоевропейских ареалов3. Для последнего случая типичны также совместные заимствования из общего источника. Пестрота индоевропейских названий металлов ясно вырисовывается из следующего сопоставления: Названия золота и серебра имеют свои специфические особенности. Золото, находимое в слитках, безусловно, должно было быть известно древним индоевропейцам. Возможно, что реликтами наиболее архаичного индоевропейского названия золота являются лат. aurum, сабин, ausom, др.-прус. ausis, лит. auksas (с вторичным вставным k4 - 573,25), [539, I, 500] - с недостаточно ясной этимологией. Более поздние и этимологически. "прозрачные" названия золота по цвету (и.-е. *ghel ‘желтый’) при сравнении германо-балто-славянского и индоиранского ареала не дают цельнолексемных изоглосс, свидетельствуя лишь об общности номинации по цветовому признаку и от общего корня. В значительной мере это относится и к названиям серебра. Ср. лат. argentum, др.-греч. αργυρος и хетт, harki, где совпадает только общий корень с цветовым значением ‘белый’. Греческие названия металлов, кроме αργυρος и, по-видимому, χαλχος5 представляют собой заимствования и мало что дают для истории индоевропейских названий металлов. Заимствованиями являются также лат. plumbum, др.-в.-нем. kupfar и др. В отличие от этой пестроты и многочисленных расхождений в балто-славянском ареале названия металлов представляют собой достаточно компактную единую группу. Здесь надежные изоглоссы охватывают пять из шести приведенных выше названий. Причем названия золота и серебра объединяют балто-славянский ареал с германским: лтш. zęlts – ст.- слав, злато - др.- в.-нем. gold; лит. sidãbras, др.-прус. sirablan (винит, пад. ед. числа),.лтш. sidrabs - ст.-слав, сьребро - др.-в.-нем. silabar, гот. silubr. Название золота в указанных языках объединяет, помимо корня, также и общность дентального суффикса. Но латышское слово отличается но огласовке корня и является изолированным в балтийских языках (ср. лит. áuksas, др.-прус. ausis). Многочисленные формы названий серебра даже при учете разного рода позднейших ассимилятивно-диссимилятивных изменений, связанных с наличием в слове двух плавных, едва ли возможно возвести к единой праформе. Если к этому добавить отсутствие какой-либо правдоподобной этимологии слова, то следует согласиться, что перед нами - совместное заимствование из какого-то общего источника [532, III, с. 606J. Очевидно, что это заимствование имело место еще до утраты тесных контактов между германским и балто-славянским. Остальные названия металлов (кроме меди) тесно связывают между собой балтийский и славянский ареалы. Так, изоглосса др.-рус. желѢзо - лит. gel (e) žis, лтш. dzelzs, др.-прус. gelso не имеет надежных соответствий за пределами балто-славянского ареала. Обычно приводимое в словах сопоставление с др.- греч. γαλχος ‘медь, бронза’ затруднительно в фонетическом отношении, мысль о заимствовании в III тыс. до н. э. греческого названия меди и балто-славянского названия железа из хаттского [147, с. 69] также трудно признать убедительной. Попытки этимологизировать др.-рус. желѢзо и родственные балтийские и славянские слова [382; 464] успеха не имели. Вяч. Вс. Иванов вообще не допускает возможности собственно балто-славянской этимологии [147, с. 102]. Весьма сомнительной является попытка видеть в др.-рус. желѢзо сочетание славянского жел- ‘желтый’ и *Ѣз-, заимствованного из гот. aiz ‘медь’ [464; против с убедительной аргументацией 455]. Не касаясь непосредственно вопроса об этимологии слова железо, отметим только, что в пользу его исконности косвенно свидетельствует пол. zeliwo ‘чугун’ [382, с. 33]. Тесная связь балтийского со славянским проявляется в общности целого ряда производных (лит. geležinis- др.-рус. желѢзьныи, лит. gelžeti = pyc. диал. железеть ‘превращаться в железо, становиться твердым, как железо’ др.). О. Н. Трубачев справедливо отметил, что "отношения между железо и железа - нечто большее, чем созвучие" [382, с. 34]. И действительно, лит. geležúoti, geležãvo ‘покрывать железом’ имеет полное формальное соответствие в рус. диал. железовать ‘болеть опухолью желез в горле (о лошадях)’. Лит. gẽležuonys (мн. число) ‘мыт (болезнь лошадей: воспаление слизистой в горле)’ образовано, безусловно, от литовского глагола, но семантически объяснимо лишь из его русского соответствия. От того же самого (русского) глагол а образовано и рус. диал. железованье ‘опухоль желез в горле (у жеребят)’ [529, 9, с. 107]. Перед нами - не просто комплекс сложных по своей структуре цельнолексемных изоглосс, но явная совместная балто-славянская инновация. Название болезни лошадей дано, видимо, по отвердению воспаленных желез в горле. Здесь, по всей вероятности, следует искать как ключ к пониманию взаимосвязи между словами железо и железа, так и этимологические истоки слова железо6. Связь названий олова (др.-рус. оловъ ‘свинец, олово’, рус. олово, укр. олово ‘свинец’ - лит. álvas, лтш. alvs ‘олово’, др.- прус. alwis ‘свинец’) со значением ‘белый’ (лат. albus и др.) является общепризнанной. Однако здесь, к сожалению, не все так просто. Необъяснимым остается славянское и балтийское v па месте b (и.-е. *bh, ср. др.-греч. αλφος ‘белый лишай’). Олово, как известно, - очень редкий металл. И в эпоху бронзового века торговые пути, по которым оно доставлялось к местам выплавки бронзы, простирались на огромные расстояния. Привозным, по всей видимости, было олово также у балтов и у славян. Если это так, то можно высказать предположение о том, что балто-славянское название олова явилось результатом внутрииндоевропейского заимствования, в процессе которого имела место фонетическая субституция b → v. В пользу заимствованного характера славянского названия олова говорит также отсутствие обычной славянской метатезы типа лит. álné - рус. лань, лит. aldijá - рус. ладья, лодья, лит. alkúné - ст.-слав. лакъть, рус. локоть и др. Применительно к основе *alb- ‘белый’ можно привести др.-в.-нем. abliѮ - пол. labędź ‘лебедь’ и гидроним Лаба ‘Белая (река)’. В отличие от последних двух примеров у слова олово нет метатезы и вместо ожидаемого б стоит в. Др.-рус. свиньць - лит. švinas, лтш. svins не имеют соответствий на уровне изоглосс за пределами балто-славянского ареала. Сопоставление с др.-греч. χυαυος ‘сталь’, χυαυος ‘темно-синий’ и др. недостоверны (532, III с. 577). Из существующих этимологий наиболее правдоподобной представляется та, которая связывает балто-славянское название свинца с и.-е. *kuei- ‘светить (ся)’, ‘блестеть’ (479, с. 745; 430, II, с. 259]. Во-первых, эта этимология отражает хорошо известную универсалию: название металлов по их цвету или блеску. Типологической аналогией может служить др.-в.-нем. blio (нем. Blei) - к и.-е. *bhlei- ‘блестеть’. Чередование гласных *kṷei-n- (свиньць): *kui-n- (švinas) целиком соответствует чередованиям *kuei-i- (ст.-слав. свитати, лит. šviėsti): *kui-t- (др. рус. свьтѢти = лит. švitėti ‘светить, сиять’. Образования с суффиксальными -п- и- -t- соотносятся между собой так же, как в случаях др.-рус. да-н-ь : да-т-ь (рус. no-дать), nѢ-н-upe : nѢ-т-иpе, лат. plẽ-n-us : im- plẽ-t-us, лит. pil-n-as : i-pil-t-as и т. п.7 Точно такое же чередование суффиксальных -n- и -t- мы находим в случае с лит. švi-n- as ‘свинец’ : švi-t-as ‘фосфор’, а также (с полной ступенью огласовки корня) у др.-инд. šve-t-ah ‘светлый, блестящий’ - с формой жен. рода šve-n-i [последний пример - уже у П. Перссона, 479, 745]. Наконец, чередующаяся со švin-(as) основа švit- встречастся также у литовского названня латуни švitvaris ( = ‘светлая медь’). Единственное расхождение между балтийскими и славянскими названиями металлов представляет собой название меди: лит. vãris - др.-рус. мѢдь. Однако нужно отметить, что это чисто внутреннее расхождение, не выходящее за пределы балто-славяиского ареала, в отличие, например, от лит. výras - ст.- слав. мѪжь, где первое слово объединяет балтийский с италийским (лат. vir), а второе - славянский с индоиранским и германским (др.-инд. manus гот. manna). В случае с названием меди ни балтийский, ни славянский не имеют никаких надежных соответствий в иных индоевропейских языках. Более того, ближайшие этимологические соответствия балтийскому названию меди, по-видимому, находятся в славянских языках. Касаясь этимологии лит. vãris, vãrias, лтш. vars, др.-прус. wargien эмедьэ, Э. Френкель приходит к неутешительному выводу: "Etymologic unkiar" [537, с. 1200]. Среди попыток этимологизации балтийских названий меди следует прежде всего отметить сопоставление с балто-славянской основой *ṷаг- эварить, кипетьэ (рус. варить, лтш. varit, лит. virti), а в семантическом плане - с хет. ṷar ‘гореть’, арм. varem ‘зажигаю'. Эти сопоставления предполагают цветовое обозначение (‘красный’), связанное с процессом горения [147, с. 105]. Сильной стороной этой этимологии является ее фонетическая безупречность и семантическая правдоподобность: названия металлов по цвету - известная семантическая универсалия (ср., в частности, др.-греч. χαλχη ‘пурпур’ и χαλχος ‘медь’). Однако наличие того или иного изосемантического ряда обычно делает соотнесенную с мим этимологию правдоподобной, но отнюдь не делает ее бесспорной и ие исключает иных этимологических решений. Слабой стороной изложенной "цветовой" этимологии лит. vãris ‘медь’ является полное отсутствие у производных балтийской основы *паг- каких-либо следов не только цветового значения, но также и значения ‘гореть, зажигать’. Эта основа, как известно, связана не с огнем, а с водой: с кипением жидкости, с варкой. Характерно, что в славянских языках производные основы *uar-/uor- широко употребляется в металлургии: рус. варить медь, железо, рус. диал. вар раскаленное добела железо [527, I, с. 165], болг. диал, вар ‘железный шлак’ и др. В балтийских языках следы этого значения для той же основы сохранились у др.-прус. auwerus ‘металлический шлак’ - к лит. virti ‘варить’ [537, с. 1263]. В литовском языке наблюдаются четкие словообразовательные связи, которые объединяют прилагательные на -us с существительными на -is: kandús ‘куский’ - kañdis ‘кусок’ (ср. так-, же kandis ‘моль’), sargús ‘сторожкий’ - sargis ‘сторожевая собака’, gerus ‘пригодный для питья’ - geris ‘напиток’, kibus ‘липкий’, kibis ‘репейник’ и др.). С учетом "металлургического" значения рус. варить и других родственных славянских слов к этой же словообразовательно-семантической модели можно отнести также лит. varús ‘варкий’ - vãris ‘медь’. Семантическое обоснование подобной этимологии балтийского слова подкрепляется прямо противоположным качеством другого металла: "железо не варко... плохо варится" [527, I, с. 1668]. Показательно, что лит. varús ‘варюий (о мясе, горохе)’ имеет в качестве соответствия русское слово варкий9, употребляемое применительно к обработке металлов. Таким образом, этимологии лит. vãris, лтш. varš, несмотря на отсутствие полных цельнолексемных изоглосс, тесно связывает балтийский ареал со славянским. Наконец, др.-прус. wargien ‘медь’ также можно сопоставить с рус. диал. варганить ‘варить’ [529, 4, с. 46]. Изолированным является славянское название меди (ст.- слав., др.-рус. мѢдь и др.), "не имеющее надежной этимологии. Из предложенных решений наиболее правдоподобными представляются сопоставления со ст.-слав. смѢдъ ‘темный’ [533, II, с. 4-6] и с др.-в.-нем. smtda металл [536,11, с. 1078]. Более привлекательной из них представляется первая этимология, предполагающая цветовое обозначение меди. Тем более, что в процессе выплавки бронзы название меди как "темного" металла составляло пару :к названию олова как металла "светлого"10. Очень важной изоглоссой является балто-славянское название руды: лит. rũdá. лтш. rũda - др.-рус. роуда (ср. также др.- в.-нем. aruzzi ‘руда’). С легкой руки А. Брюкиера почти общепризнанным стало мнение о заимствовании балтийских слов из славянского [429, с. 128; 491, с. 192; 537, с. 745; 490, с. 492]. Перед нами - один из наиболее устоявшихся мнимых славизмов в балтийских языках. Какие аргументы, помимо пресловутой культурной "отсталости" балтов (А. Брюкнер), можно привести в пользу гипотезы о заимствовании? Только отсутствие в случае лит. rũdá - др.-рус. роуда полного фонетического соответствия. Поскольку лит. Saũsas = др.-рус. соухъ, а лит. dũmas = др.-рус. дымъ, при исконном родстве приведенных выше слов мы ожидали бы лит. *rauda или др.-рус. *рыда. Однако при этом совершенно не учитывается распространенное в балтийских и славянских языках чередование *ou (аu) : *u : *ũ. Соотношение огласовки корня лит. rũdá и др.-рус. роуда полностью совпадает с такими примерами, как лит. baũbti = bũbti ‘кричать’, láužti - Iũžti 'ломать (ся)’, лтш. virsaune = virsiine ‘вершина’, рус. студ - стыд, рус. диал. глудка = глыдка ‘комок земли’. Закономерное соотношение между балт. ũ и слав, (русским) у (оу) можно найти как в корневой, так и в суффиксальной части слова: лит. dũleti = рус. диал. дулетъ ‘тлеть’, лит. begũnas = pyc. бегун и мн. др.11 То же самое древнее чередование обнаруживается и у производных и.-е. корня *roud (h) -/*rud(h) -/*rũd (h)- ‘красный, бурый’: лит. raũdas, лтш. raũds = дp.-pyc. роудъ = гот. raups и др., лит. rudetI = pyc. диал. рудѢть ‘краснеть’ (*оu); лит. rudeti = дp.-pyc. ръдѢти, ср. лат. rũbere ‘краснеть’ (*u); лтш. rũdẽt - рус. рыжеть (ср. др.-рус. рыжд-ыи <*rũd-i-, лат. rũfus - с италийским f <*dh) и др. (*ũ). В балтийских языках синонимичность форм корня rãud- и rũd- подтверждается примерами типа: лит. rãuda=rũdas ‘зарница’, лит. rauda = лтш. rudulis 'плотва’ (ср. у того же корня: лат. raudus ‘медяк’, мн. ч. гй- dera). Как известно, начало металлургии бронзы в Прибалтике датируется началом II тыс. до н. э. В поселениях середины II тыс. на территории Латвии были обнаружены глиняные сосуды для плавки металлов, литейные формы и другие предметы, свидетельствующие о наличии местной металлургии [450, с. 60-61]. Уже для I тыс. до н. э. можно говорить об особом балтском стиле металлических изделий [450, с. 89]. Металлургия железа, добываемого из болотной руды, особенно бурно развивается у балтов в первой половине I тыс. н. э. [450, с. 99-100]. В этих условиях для обоснования предположения о том, что лит. rũda, лтш. rũda были заимствованы из белорусского или польского языка (sic!), т. е. где-то в середине II тыс. н. э., нужно найти какие-то следы исконно балтийского названия руды, что никем до сих пор не сделано. Связь как балтийского, так и славянского названия руды с добычей железа из руды болотной проявляется в таких изоглосса-х из области терминологии, связанной с болотом, как укр. руда ‘ржавое болото’ [526, 4, с. 85], лтш. rũda ‘ржавая вода’, лит. rũda ‘болотистая земля’ ср. также rũdpelke = rũdviete ‘ржавое болото’ и т. п. (другие примеры см.: [271, с. 109]). В литовской гидронимике хорошо распространены образования типа Rũdupis [543, с. 281 сл.]. Интересно отметить, что слова из литовской народной песни Bega kraujeliai kaip rudinelis ‘бежит кровушка словно (бурая) болотная водичка’ [539, XI, с. 870], видимо, проливает свет на семантическую историю рус. диал. руда ‘кровь’, что делает излишними ссылки на табу [532, III с. 513]. Наконец, два значения лит. raud-/rũd- ‘руда’ и ‘зарница’ (см. выше) повторяются у лтш. rũsa = rũsis ‘кусок ржавого железа’ и ‘зарница’ [541, III, с. 572 сл.]. В последнем случае ни о каком славянском заимствовании не может быть и речи, а в качестве tertium comparationis явно выступает значение ‘красный, бурый’. Представляется крайне сомнительной недавно вновь высказанная гипотеза о заимствовании и.-е. *roudh-/*rudh- ‘красный, руда’ из шумерского urudu- ‘медь’ [55, II, с. 712]. Общеиндоевропейский ареал распространения слов со значением ‘красный, бурый’ при единичных примерах значения ‘медь’ (древнеиндийский, латинский12) заставляет видеть в названиях руды и меди (а также ржавого болота, зарницы, крови и т. д.) обычную номинацию но цвету. Вот почему, если только перед нами не случайное созвучие, скорее можно допустить заимствование из какого-то индоевропейского языка в шумерский, нежели наоборот [484]. Итак, надежные изоглоссы и этимологические соответствия неразрывно объединяют балтийский и славянский ареалы в области названий металлов и руды. Лит. geležis, švlnas, álvas, vãris - рус. железо, свинец, олово, варить (металл) - эти соответствия не выходят за пределы балто-славяиского ареала. Лтш. sidrabs, zęlts, rū̃da - рус. серебро, золото, руда имеют надежные изоглоссные соответствия только в германском. Ни один другой индоевропейский ареал (включая индоиранский) не дает такого тесного единства при обозначении названий металлов и руды, как ареал балто-славянский. Важную роль при определении степени генетического родства между языками играет сопоставление глаголов, обозначающих: трудовые процессы. Балто-славянские изоглоссы в области металлургим и кузнечного дела здесь также весьма показательны: лит. liẽti = pyc. лить (металл) - с многочисленными производными (liẽtas = литой, lietinis = др.-рус. литьныи, liejikas = чеш. lijec ‘литейщик’); лит. ap-kauti, лтш. ap-kaut (устаревшее) = укр. о-кути, чеш. o-kout ‘оковать’; лит. kaustyti, лтш. kaustit ‘подковывать’ относится к чеш. kouti ‘ковать’ так же, как, например, лит. piaustyti к piauti ‘резать’, vystyti - к vyti ‘свивать’ и т. п.; лит. gareti = дp.-pyc. горѢти; лит. dū̃leti = pyc. диал. дулеть ‘тлеть’; лит. dū̃mti=дp.-pyc. дути; лит. dumeti = pyc. диал. дыметь, лит. dū̃myti = pyc. дымить (для краткости здесь и ниже даются примеры только из одного. балтийского и славянского языка). Из изоглосс, связанных с кузнечным делом, отметим: лит. anglis - рус. уголь (также и в германском); лит. sū̃odžiai (мн. ч.) - рус. сажа (также в германском и в кельтском); др.-прус. wutris - др.-рус. вътрь ‘кузнец’; лтш. kurikis ‘истопник, кочегар’ - *кърьць → др.-рус. кърчии (реконструкция М. Фасмера - 534, II, с. 341); лтш. krems - ст.-слав. кремы ‘кремень’; лит. maisas = дp.-pyc. мѢхъ ‘кузнечный мех’: лит. dumcius = др.-рус. дъмчи idem; лит. kujis = дp.-pyc. кыи ‘молот’ (ср. также лит. kujukas и рус. диал. киёк ‘молоток’). Этимологически на корневом и семантическом уровне сопоставимы укр. дуло и лит. dutnples (мн. ч.) ‘кузнечный мех’, серб.-хорв. cjeчиво и лит. pa-sék-elis ‘молот’13, лтш. kaldit ‘ковать’ и рус. церк.-слав. кладиво ‘молот’. Можно указать также на целый ряд балто-славянских изоглосс, относящихся к продукции кузнечного ремесла: лтш. sęks ‘серп’ - др.-рус. сѢчь ‘меч’; лтш. teslis - рус. тесло (также и в германском);14 др.-прус. dalptan ‘пробойник’ - рус. долото; лит. kerslas ‘долото, резец’ - рус. диал. чересло ‘плужный нож, резец’. Даже этот краткий перечень изоглосс из области литейного дела и кузнечного ремесла показывает, что почти полное совпадение названий металлов в балтийском и славянском ареале не является случайным. Оно свидетельствует об общности материальной культуры у балтов и славян, во всяком случае начиная с конца бронзового и на протяжении железного века, а также, по-видимому, и в более позднее время.

3 Именно так объясняет А. Мейе наличие общего кельто-германского и балто-славянского названия железа [238, c. 404]. 4 Ср. лтш. диал. muksu = musu и др. [446, с. 173], gurkste = gúrste = др-рус. ƨърсть. Менее правдоподобной представляется реконструкция áuksas < *auksas [55, II, с. 713], ибо авторы не проводят ни одного примера метатезы sk>ks в балтийских языках. 5 Наличие у др.-греч. χαλχη и метатезной формы χαλχη значений 'пурпур', 'вид цветка', а также др.-греч. χαλχηδων 'халцедон' (камень преимущественно красного цвета) говорит в пользу цветового происхождения греческого названия меди χαλχη (ср. 461, 462, с. 3) и против сопоставления этого слова с этионимом χαλχη 'халибы' (Иванов 1983, 68). Последний связан лишь с греческим названием стали χαλχφ, -υβος (χαλχβτχος στδηνρος 'халибское железо') 6 Этимоном здесь мог служить корень со значением 'твердый' (ср. рус. желвак). В словообразовательном плане показательны производные с параллельными суффиксами: рус. железо - пол. zeliwo 'чугун' и рус. железа - рус. диал. железо = рус. диал. желва. 7 Подробнее [286, с. 18 сл.]; [287, с. 87 сл.] 8 Здесь правда речь идёт о сварке железа. О трудностях, связаннох с его варкой, ср.: "Лучше бы мы желѢзо варити, нежели со злою женою быти" [Сл. Дан. Зат., 69]. 9 В диалектах литовского языка насчитывается около ста (!) прилагательных на -us, имеющих соответствия в славянских языках в виде прилагательных на *-ūkū: varús - варкий, ė́dús - Ѣдкій, lavús - ловкий, серб.-хорв. бодак - лит. badús и мн. др. Подробнее об этих балто-славянских образованиях см. [288]. 10 О неприемлемости этимологии В. И. Абаев, связывавшего ст.-слав. мѢдь с названием страны Мидия (др.-перс. Mãda), см. [287, c. 109 сл.]. 11 См. [492, с. 277 сл.]. Ср. также чередование au/ũ в суффиксальной части слова: лит. gẽležaunes = gẽležunes (мн. число) воспаление желез горла (у лошадей). 12 Лат. radius 'медняк' - заимствованный из какого-то, видимо, индоевропейского языка. Исконно латинским является ruber 'красный', италийским заимствованием - rũfus 'рыжий'. 13 Ф. Шпехт сопоставил словообразовательно-этимологическом плане слав. sėčivo 'топор; молот' с лат. secivum 'кусок жертвенного пирога' [494, c. 150]. О. Н. Трубачёв хочет видеть здесь ремесленную терминологическую изоглоссу [383, с. 151, 363, 392]. 14 В стороне остаються лат. tёlum 'копьё, дротик' и tёla 'ткань', которые О. Н. Трубачёв также относит к числу славяно-литинских терминологических изоглосс, причём из области ремесленной лексики, относящийся к обработке дерева [383, с. 152, 392].