Славяне. Этногенез и этническая история

Т.Н. Джаксон. Север Восточной Европы в этногеографических традициях древнескандинавской письменности (к постановке проблемы)

Произведения древнескандинавской письменности - скальдические стихи, рунические надписи, саги, географические сочинения- донесли до нас довольно обширный этно-, топо- и гидронимический материал, относящийся к Восточной Прибалтике, Древней Руси и Русскому Северу [249, с. 36 - 53]. При работе с названными источниками возникают известные трудности, связанные, с одной стороны, с их жанровыми особенностями, с другой- с хронологическим разрывом между событием и его фиксацией, достигающим порой пяти веков. Рунические надписи датируются в основном концом X - XI в.; скальдические стихи, сочиненные в IX - XII вв., дошли преимущественно в составе саг, создававшихся в XII-XIII вв., но сохранившихся, как и географические сочинения XII - XIV вв., в более поздних списках. Тем не менее характер содержащихся в источниках сведений со всей очевидностью указывает на то, что в них находит отражение период более ранний, во всяком случае никак <не позднее середины XIII в. Так, например, детальный анализ исландских географических трактатов убеждает, что "это картина Восточной Европы X - начала XII в. до татаро-монгольского нашествия, до образования Литовского государства, до завоевания Орденом прибалтийских земель" [242, с. 156]. Соответственно и этногеографическая номенклатура памятников древнескандинавской письменности достаточно архаична. Логичнее всего допустить, что она формировалась по мере скандинавского проникновения в Восточную Европу, но установить точное время ее сложения не представляется возможным. Г. С. Лебедев, однако, совершенно справедливо подчеркнул, что "надежный верхний хронологический рубеж, terminus ante quern, для определения времени формирования географических представлений скандинавов" о "древнерусской" зоне Восточной Европы у нас есть. Это - 838 год Вертинских анналов, являющихся, по удачному определению исследователя, "первым свидетельством существования сложившихся славяно-скандинавских отношений" [203, с. 190]. Совокупное изучение древнескандинавской топонимии Древней Руси приходит к выводу, что каждый источник (или группа источников) имеет свою топонимическую номенклатуру. При этом хронология письменной фиксации топонимов (хотя и со значительным "запаздыванием") соответствует последовательности их возникновения в языке древних скандинавов [65; 96; 95; 92]. Так, наличие в скальдических стихах X в. топонима Aldeigja (Ладога), в рунических надписях XI в. и в королевских сагах первой трети XIII в. - Holmgardr (Новгород), а в географических сочинениях XII-XIV вв. и в поздних сагах о древних временах - Kænugardr (Киев) отражает известную поэтапность освоения скандинавами пути "из варяг в греки" [199 с. 40- 41] и связанную с этим очередность формирования древнерусской топонимии скандинавских источников. Неслучайным поэтому представляется тот факт, что топоним Kænugardr не вошел в традицию королевских саг, где столицей Руси и центром всех происходящих на Руси событий стал несколько опередивший Киев в контактах с "находниками-варягами" Holmgardr. Из сказанного следует, что восстановление динамики фиксации топонимов отражает их реальное историческое развитие; если же сопоставить полученные данные с каким-либо достаточно четко датируемым материалом, то можно наложить некоторые хронологические ограничения на время формирования топонимической номенклатуры того или иного источника (или группы источников). Интересные в этом плане результаты дает анализ топонимии с корнем aust- (austr - "восток" и производные от него: Austr- vegr - "Восточный путь", Austrlpnd - "Восточные земли", Austrriki - "Восточное государство") во всех памятниках древнескандинавской письменности, от рунических надписей до поздних саг [96; 92]. В источниках IX-XI вв. (скальдических стихах и рунических надписях) находит отражение начальная стадия развития топонимии с корнем aust-, когда значение топонимов чрезвычайно широко и они могут покрывать собой любые территории к востоку от Скандинавии (от Восточной Прибалтики до Византии). Это соответствует начальному проникновению скандинавов в Восточную Европу, что хронологически ложится на выделяемый Г. С. Лебедевым первый период русско-скандинавских отношений- 750-860-е гг. [203, с. 260]. Анализируя рунические надписи, Е. А. Мельникова пришла к аналогичному заключению, что круг используемых в надписях наименований "принадлежит к древнейшему пласту географических и топографических сведений скандинавов о Восточной Европе" [245, с. 124]. В ранних сагах ("Обзор саг о норвежских конунгах", ок. 1190 г.; "Сага об Олаве, сыне Трюггви" монаха Одда, ок. 1190 г.; "Гнилая кожа", 1217-1222 гг.) фиксируется следующая стадия развития этой топонимии: austr как топоним не употребляется, но нередко используется в качестве локативного наречия; композиты Austrvegr и Austrnd, равно как и Austrriki, выступают в качестве наименования пути "из варяг в греки"; Византия явно исключается из числа земель, обозначаемых данными топонимами; Русь, напротив, в ряде случаев оказывается единственным их наполнением. Можно утверждать, что на втором этапе своего развития топонимия с корнем aust- отражает существование Волховско-Днепровского пути "из варяг в греки" и роль Руси на этом пути, а значит, топонимия ранних королевских саг складывалась во второй половине IX-X вв., что соответствует II и III периодам, по классификации Г. С. Лебедева, 860-1016 гг. [203, с. 260]. В более поздних королевских сагах (в "Красивой коже", ок. 1220 г. и "Хеймскрингле", ок. 1230 г.) для обозначения Руси достаточно последовательно используется сформировавшийся к этому времени топоним Gardariki, "вытесняющий на запад" Austrvegr- "Восточный путь", который обозначает здесь уже не путь "из варяг в греки" и не Русь, а земли юго-восточного побережья Балтийского моря. Развитие топонимии с корнем aust- на третьей стадии ее существования, таким образом, связано как с исторической ситуацией - прекращением функционирования пути "из варяг в греки", изменением характера русско-скандинавских отношений (ср. IV-V периоды, по Г. С. Лебедеву, 1016-1240 гг.) [203, с. 260], - так и с "литературной жизнью" топонимов. "Неопределенность" и "нетерминологичность" топонимии с корнем aust- делают ее, по справедливому заключению Е. А. Мельниковой, практически неприемлемой для употребления в географических сочинениях XII-XIV вв. [250, с. 196]. Анализ топонимии с корнем aust- позволяет, как видим, наметить время возникновения топонимической номенклатуры нескольких групп источников. Вероятно, можно получить и более детальную картину. Однако рассмотрение совокупности топонимов даже по выявленным нами синхронным срезам представляется небезынтересным. Первый топонимический "пласт", отразившийся в скальдике и рунических надписях, включает в себя значительное число гидронимов: Балтийское море (Austmarr и Eystrasalt) с Финским заливом (Holmshaf?), Белое море (Gandvik), две Двины- Западную (Duna) и Северную (Vina). Сюда же входит ряд этнонимов (либо отэтнонимических названий земель) на территории от Западной Двины до Северной Двины: земгалы (saemgallir), земля ливов (Lifland), эсты, земля эстов (eistr, Eisland), Вирумаа (Virland), земля финнов (Finnland), земля тавастов (Tafeistaland), племена бьярмов (bjarmskar kindir). Прибалтийская топонимия связана с морем: это названия мыса Колкасрагс (Domesnes), островов Рухну (Runo) и Сааремаа (Sysla, Eysysla), а также нерасшифрованное скальдом выражение "все Сюслы" (allar Syslur), прочитываемое исследователями как обозначение острова Сааремаа и лежащей против него эстонской области Ляэнемаа (Adalsysla королевских саг). В "древнерусской зоне" [203, с. 187] находятся лишь названия двух городов - Ладоги (Aldeigja) и Новгорода (Holmgarctr) -и обозначение Руси (Gardar), возникшее применительно к цепочке укрепленных поселений по Волхову [91, с. 133-140]. Таким образом, в первом топонимическом пласте нашли отражение три известных скандинавам и весьма важных для них "входа" на Восточно-Европейскую равнину: по Западной Двине; через Финский залив и Ладогу; по Северной Двине. При этом, как можно видеть, лишь западнодвинский путь представлен в древнескандинавской этно-, топо- и гидронимии с достаточной полнотой, что является несомненным свидетельством раннего использования скандинавами этого пути с дальнейшим выходом на Днепр [37, с. 51-54], Десну, Оку, Дон [39, с. 13-21; 207, с. 3-9]. Этногеография королевских саг выступает как прямая наследница традиции скальдических стихов и рунических надписей. Русский Север - это Gandvik, Vina, bjarmar и Bjarmaland; Русь - Gardar, хотя постепенно его место занимает новообразование Gardariki; основные города Руси - Aldeigjuborg, композит типа X-borg от скальдического Aldeigja {66; 102], и Holmgarctr, хотя в поздних сагах, видимо, в силу влияния иной традиции, о которой речь пойдет ниже, по два раза каждый упоминаются Киев (Kaenugardr), Полоцк (Pallteskia) и Суздаль (Sudrdalariki, Surdalar) [93; 102]. В "прибалтийской зоне" [203, с. 185-I87] ранние саги фиксируют Eysysla и Adalsysla (т. е. скальдические "все Сюслы"), Eistland, eistr, finnar, а своды саг "Красивая кожа" и "Хеймскрингла" добавляют земли куршей и карел (Kurland, Kirjalaland). В географических сочинениях XII-XIV вв. объем сведений о Восточной Европе сильно увеличивается. К прибалтийским народам и их землям добавляются карелы, земля карел (kirjalir, Kirjalaland), жители эстонской области Рэбэлэ (refalir), земля куршей (Kurland), Самбия (Samland) и Вармия (Ermland). Трактаты называют восемь древнерусских городов: Муром (Мoramar), Ростов (Rostofa), Суздаль (Surdalar), Новгород (Holmgardr), Полоцк (Pallteskia), Смоленск (Smaleskia), Киев (Каеnugardr), Гнездово (Syrnes Gadar) [94J, при том что Ладога в них не упоминается. Число известных географическим сочинениям рек тоже увеличивается: это, помимо Западной Двины (Dyna),- Днепр (Nepr), Нева (Nyia), Волга, либо Волхов (Olkoga) [242, с. 150J, Кама (Киша) [480, с. 549]. Значительное число восточноевропейских рек включено и в одну из тул (скальдических перечней) конца XII в. Как показал анализ этого малоизученного памятника древнеисландской словесности, для тул характерно "колоссальное расширение синонимических групп, не подкрепленное употреблением в поэзии" скальдов [76, с. 8]. Действительно, все гидронимы, кроме Северной Двины (Vina), не встречаются в поэзии скальдов (Dun - Дон, Olga - Волга [?], Nepr - Днепр, Drofn - река недалеко от Полоцка) и принадлежат к иной этногеографической традиции, нежели та, что нашла отражение в скальдике, рунических надписях и королевских сагах. В то же время вполне очевидно, что оба исландских жанра XII-XIV вв. - тулы и географические сочинения, - ставящие своей задачей описание во всех подробностях окружающего мира, восходят к некоей общей традиции, отличной от той, что запечатлелась в раннем пласте. Сведения, содержащиеся здесь, распространяются на территорию, большую как в широтном, так и в меридиональном измерении: к западу от Западной Двины появляются Kurland, Samland и Ermland, к востоку от Северной Двины – Kuma - "Кама", к югу от Новгорода вырисовывается район Днепро-Двинского междуречья (Nerp, Smalenskia, Syrnes Gadar). На территории Руси (Gardariki) фиксируются основные водные артерии и крупнейшие города, относимые русской летописью к числу древнейших. Саги о древних временах [64], зачастую развивающие сюжеты саг королевских, содержат топонимический набор, характерный для этих последних, в результате чего среди древнерусских городов в них вновь появляется Ладога (Aldeigja и Aldeigjuborg). Однако совершенно очевидно, что в них присутствует известная общность с этногеографией географических трактатов: Прибалтика - это Ermland, Eistland, Kirjalaland, Kurland, Refalaland, Vindland, Virland, Eystrasalt; Север - Bjarmaland, Gandvik, Vina; Древняя Русь - Gardar и Gardariki с городами Holmgardr, Kaenugardr, Moramar, Radstofa, Pallteskia, Smalenzkia, Surdalar. Вместе с тем в этом источнике содержатся дополнительные топонимические данные, происхождение которых еще ждет своего объяснения: в частности, это латинизированные обозначения Руси (Russia, Russialand), Новгорода (Nogardr) и Киева (Kio), а также названия еще двух городов - Alaborg, Danparstadir. Таким образом, суммируя сказанное, можно говорить о наличии в Скандинавии двух этногеографических традиций, отражающих определенную пространственную и временную очередность проникновения скандинавов в Восточную Европу. Проблема требует дальнейшей доработки по многим направлениям: во-первых, недостаточно рассмотрения в этом плане лишь севера Восточной Европы; во-вторых, необходим учет латинской и местной "ученой" традиций, в-третьих, требуют более широкого и детального изучения богатые интересующим нас материалом, хотя и не всегда достоверные, саги о древних временах. А общая картина в первом приближении вырисовывается уже сейчас: не вызывает сомнения, что на формирование двух различных этногеографических традиций, зафиксированных в скальдических стихах, рунических надписях и королевских сагах, с одной стороны, в географических тулях и сагах о древних временах - с другой, оказала влияние поэтапность освоения скандинавами территории Восточной Европы.