Славяне. Этногенез и этническая история

Т. В. Рождественская. О письменных традициях в Северной Руси (IX-X вв,) (к постановке проблемы)

На основе всестороннего историко-археологического изучения центров Северной Руси, так называемых "открытых торгово-ремесленных поселений" IX-X вв., исследователи пришли к выводу об изначальном полиэтническом населении этих центров [36, с. 11 - 17; 37, с. 75 - 81; 105; 163, с. 24 - 37; 279, с. 85- 107; 280, с. 3 - 28; 303, с. 174-181; 420, с. 32 - 61]. Роль их как важнейших торговых и военно-административных пунктов на водных магистралях Восточной Европы способствовала тому, что в Ладоге, Изборске, Гнездове, Тимереве под Ярославлем, Городище под Новгородом активно развивался процесс этнической консолидации и формировалась культура особого облика, имевшая "надплеменной" характер [248, с. 148-151; 303, с. 174-181]. В формировании этой культуры активное участие принимали как славяне, финны, балты, так и скандинавы. Исследователи русско-скандинавских отношений последней четверти I тыс. н. э. отмечают, что здесь, на обширной территории Севера Восточной Европы, происходит интенсивное взаимодействие славянского и скандинавского миров. Примечательно, что зафиксированная в наиболее ранних древнескандинавских письменных памятниках топонимия Древней Руси связана именно с этими областями [95, с. 85 - 95]. Как отмечает И. П. Шаскольский, "государственное образование, возникшее в IV в. в северной половине восточнославянских земель, было изначально многоэтничным или разноэтничным" [403, с. 36]. В условиях становления государственности контакты разных этносов проявились и в такой сфере духовной культуры, как письменность. Вопрос о времени возникновения письменности на Руси, несмотря на более чем полуторавековую историографическую традицию, до сих пор остается одним из самых гипотетичных и дискуссионных. Обычно под восточнославянской письменностью понимается система текстов, которая возникает и распространяется на Руси в связи с принятием христианства. Остановимся на тех свидетельствах существования письменной традиции до официального крещения, которые нам дают археологические источники [236, с. 86 - 97]. В результате археологического исследования средневековых древностей Северо-Запада Восточной Европы VIII - XI вв. к настоящему времени значительно расширилась источниковедческая база, позволяющая поставить вопрос о возникновении и распространений письменности на территории Северной Руси. В настоящее время мы не располагаем ни одним бесспорно славянским текстом (за исключением гнездовской надписи) старше последней четверти X в. Вместе с тем, обращаясь к проблеме возникновения письменности, следует учитывать те эпиграфические памятники VIII - X вв., связанные с разными языковыми ареалами и представленные различными графическими системами (скандинавской, греческой, тюркской, славянской), которые были открыты в последнее время на территории Восточной Европы [98, с. 29 - 32; 97, с. 40 - 45; 106, с. 185 - 216; 243; 282, с. 45 - 55]. Находки надписей и буквенных знаков на предметах материальной культуры были обнаружены в слоях VIII - X вв. Ладоги, "Рюрикова" городища, Тимерева, Сарского городища, Гнездова, Масковичей и других, которые определяются в историко-археологической литературе как раннегородские образования, так называемые "открытые торгово-ремесленные поселения", возникшие на важнейших путях средневековья трансъевропейских пути "из варяг в греки" и из Балтики на Восток [37, с. 75-81]. Эти протогородские поселения входят в пределы русского Северо-Запада, который В. Т. Пашуто, а вслед за ним и другие исследователи определили как "Верхняя Русь", или Северная Русь, и на территории которого осуществлялись наиболее ранние славяно-скандинавские контакты [40]. География находок этих эпиграфических памятников не случайна - она показывает, что потребность использования элементов письменности возникает там, где концентрируется административная власть, развиваются ремесло и торговля, формируется социальный слой княжеских дружинников, воинов, купцов. Присутствие эпиграфических памятников в археологической среде, так называемых протогородов, свидетельствует о том, что наличие письменности или ее элементов можно рассматривать как одну из примет раннегородских образований. Таким образом, находки, относящиеся к сфере письменности, оказываются теснейшим образом связанными с вопросами становления древнерусской государственности, в частности, с таким ее признаком, как образование городского поселения. Наиболее ранние находки датируются половиной IX в. и представляют собой рунические знаки на дереве, кости, предметах из металла. Так, из слоя VIII - IX вв. Старой Ладоги происходит деревянная палочка с рунической надписью, а из слоя IX в. - костяная рукоять с нанесенными на нее рунами. Второй половиной X в. датируется руническая надпись магического характера на медной подвеске (243, № 144). По замечанию Г. С. Лебедева, "ладожские находки охватывают чрезвычайно широкую сферу славяно-скандинавских контактов, от материального производства до высших проявлений духовной культуры" [203, с. 211]. Клад монет второй половины IX в. с нанесенными на них руническими граффити был обнаружен в Тимереве под Ярославлем [97, с. 45]. Как показывает археологическое изучение Тимеревского комплекса, в эпоху раннего средневековья (И. В. Дубов датирует поселение и могильник в пределах IX - XI вв.) этот комплекс "играл важную роль в трансъевропейских связях, являясь ключевым пунктом на Великом Волжском пути" [105, с. 187]. В последнее десятилетие при раскопках на Городище под Новгородом, которое убедительно рассмотрено Е. Н. Носовым в качестве предшественника Новгорода как крепости, найден целый ряд скандинавских вещей, в том числе две подвески (амулеты) с идентичными руническими надписями магического характера [281, с. 121]. В пределах XI - XIII вв. датируются рунические знаки на предметах из Новгорода, Суздаля, Полоцка, с городища Масковичи в Северной Белоруссии [234, с. 437 - 439; 106, с. 185 - 216: 244, с. 182- 188; 107, с. 171]. Ценнейший материал представляют и недавно исследованные граффити на куфических монетах Петергофского клада начала IX в. [246, с. 26 - 47]. В их составе - не только скандинавские руны, но и арабские надписи, тамгообразные знаки, имеющие аналогии в хазарском руническом письме, и грекоязычная-надпись Ζαχαριας Оки показывают, что в среде населения Северной Руси появлялись и греческие, и арабские надписи на тех или иных предметах. Совокупность всего разнообразного по языковой принадлежности и по графической интерпретации эпиграфического материала, отразившего раннесредневековые связи Руси IX - X вв. не только с Северной Европой, но и с Востоком и Византией, требует, конечно, особого изучения. В данной работе нам хотелось обратить внимание прежде всего на скандинавско-славянские традиции в освоении письменных графических систем. Не останавливаясь подробно на каждой эпиграфической находке, обратим внимание на следующий факт. Находки рунических надписей и знаков IX - X вв., оставленных скандинавами, по времени и территориальному распространению совпадают с первыми, очень малочисленными пока находками, свидетельствующими о появлении элемента славянской письменности на восточнославянской территории. К числу достоверно славянских надписей до середины X в. можно отнести лишь знаменитую Гнездовскую надпись на корчаге "гороухша" или "гороунша" [2]. Краткость надписи не позволяет убедительно определить ее языковую принадлежность - древнерусская она или южнославянская. Палеографические особенности надписи находят аналогии как в древнерусском, так и в древнеболгарском эпиграфическом материале [235, с. 30, 35 - 36]. Существенным оказывается тот факт, что надпись сделана, бесспорно, кириллическим алфавитом, быть может, одним из ранних его вариантов. К древнерусским эпиграфическим текстам дохристинского времени относятся и надписи на деревянных цилиндрах из Новгорода, датируемые 70-80-ми годами X в. [421, с. 138-155]. Историческое значение этой категории археологических находок В. Л. Янин видит в том, что "они наиболее ранними образцами фиксируют применение запечатленных Русской Правдой принципов раздела государственных доходов во времена, отстоящие, по крайней мере, на полвека от первой письменной фиксации "закона русского" [421, с. 153]. Значение этих находок как письменных памятников состоит, как нам кажется, и в том, что наличие в них слов емец, гривна, мечник впервые документирует терминологию Русской Правды. Формирование семантики и лексического состава этой терминологии происходило внутри того древнерусского словарного фонда, в котором наиболее ярко отразились и "основные сферы. русско-скандинавских связей раннесредневекового периода и восточнославянских влияний на культуру скандинавских стран" [247, с. 67 - 68]. Необходимо отметить также, что славянское кириллическое письмо уже к концу X в. утвердилось и в "клинковой эпиграфике" [167, с. 277]. Возвращаясь к буквенным знакам на предметах материальной культуры, найденных в разных точках славянского мира, выделим целый ряд форм, которые могут быть прочитаны как с точки зрения рунического, так и кириллического алфавита. В этом отношении представляет интерес мнение Е. А. Мельниковой о том, что знак N на корчаге из Гнездова, нанесенный слева от славянской надписи и, как правило, выпадавший из поля зрения исследователей надписи, может быть интерпретирован как руна N, "употреблявшаяся с магической целью для пожелания блага и изобилия" [247, с. 67 - 68]. Вместе с тем, знак N может рассматриваться и как кириллический (что допускает и Е. А. Мельникова), а если учесть, что он нанесен на поверхность сосуда, то можно видеть в нем цифровое значение 50 [52, с. 401]. Эта цифра могла обозначать меру емкости сосуда либо порядковый номер керамической тары для вина или масла. Еще один пример двоякой интерпретации буквенных знаков дает материал - знаки на костях - с городища Масковичи в Северо-Западной Белоруссии [106, с. 185 - 216]. То же касается и изображений так называемых "решеток", встречающихся как в составе рунических, так и кириллических надписей, например, на пряслицах первой половины X в. из Белоозера [67, с. 179; 68, с. 19-21]. Одна из последних находок такого рода - знаки на шиферном пряслице из раскопок Е. Н. Носовым Городища под Новгородом. Среди знаков рунического характера на городищенском пряслице четко выделяется группа из трех знаков, два из которых могут быть прочитаны как кириллические буквы и и Ѱ, а третий знак как Ѱ, написанное глаголицей, древнейшим славянским алфавитом [282, с. 45 - 55]. Таким образом, ко времени развития и функционирования "протогородских" центров с их полиэтничным населением относятся различные находки рунических, куфических, кириллических, глаголических, греческих буквенных знаков. Эти знаки использовались в княжеско-дружинной и жреческой среде IX - X вв., по-видимому, в магических целях или как знаки собственности. Открытие граффити на монетах (арабских дирхемах), как считают исследователи, позволяет проследить, на каких уровнях использовалась руническая письменность: в варяжской среде на Руси руны применялись в сакральной, бытовой и, видимо, даже хозяйственно-административной сфере. Интеграция некоторых знаковых систем (арабской, греческой, тюркской, скандинавской) "выразилась, видимо, в создании качественно новой графической символики, выражавшей круг военно-дружинных, а затем и государственно-административных понятий (оружие, ладьи, стяги, "знаки Рюриковичей") [167, с. 277]. Конечно, магические рунические надписи могли быть выполнены только скандинавами. Однако анализ материала "смешанного" характера позволяет предположить, что отдельные рунические или "рунообразные" знаки могли быть нанесены и местным славянизированным и даже славянским населением. В результате изучения масковичских надписей на костях животных Е. А. Мельникова пришла к заключению, что они выполнены "в среде славянизированных потомков выходцев из Скандинавии, которые утратили непосредственные живые связи с родиной предков... но в какой-то степени сохранили язык и письменность, правда, в сильно трансформированном и искаженном виде" [106, с. 215]. Равным образом и кириллический алфавит мог оказывать воздействие на руническую письменность. Эпиграфические памятники руническо-кириллического характера относятся ко времени не ранее второй половины IX и X вв. Этот период включает несколько этапов, характеризующихся, в частности, стабилизацией отношений с викингами в Верхней Руси, сложением системы международных путей и центров на Балтике, с участием варягов в объединении Древнерусского государства, появлением их в составе древнерусского боярства, расцветом международных протогородских центров на Руси, странах Балтики и Скандинавии [40, с. 21-22]. Итак, ранний этап в развитии письменной традиции Северной Руси отражает важные черты процесса этногенеза в IX - X вв., теснейшим образом связанного со становлением Древнерусского государства. Этот ранний этап характеризуется освоением различных графических систем, соотносимых с различными языковыми ареалами. Характеризуя славяно-скандинавские отношения в эпоху раннего средневековья, А. Н. Кирпичников, И. В. Дубов и Г. С. Лебедев выделяют основные уровни международного сближения славян и скандинавов: материально-ценностный, семантически знаковый, социально-политический, идеологический [167, с. 274-284]. Семантически-знаковый уровень особенно важен для нашей темы. Он определяется, по мнению исследователей, взаимопроникающим "распространением знаковых обозначений, вплоть до совстречаемости славянских (кириллических) и скандинавских (рунических) начертаний" [166, с. 161). Взаимодействие на семантически-знаковом и в особенности на идеологическом уровнях было обусловлено, видимо, и тем, что, как показывают новейшие исследования, процесс градообразования и становления феодального государства на Руси и в Скандинавии "шел поразительно сходным путем, параллельно и в общих чертах синхронно" [404, с. 99]. В дальнейшем тесные культурно-политические связи Руси с Византией и Болгарией, в особенности после официального утверждения христианства в качестве государственной религии, способствовали значительному расширению функций письменности и возникновению собственной литературно-письменной традиции.