Следствие защиты

18

Чувствуя легкое головокружение и перебирая в уме разные возможности, Уоррен мерил шагами пол кабинета судьи Паркер, то попадая в пыльные столбы света, льющегося из высоких окон, то выходя из них в сумрак комнаты. Помещение наполнял запах свежего кофе, принесенного бейлифом.

Уоррен остановился и решительно произнес:

– Я бы хотел пригласить вдову Трунг на небольшую беседу без присутствия членов суда. Я задам ей всего лишь один вопрос. Находилась ли когда-нибудь у нее или у кого-то из ее родственников в руках та квитанция из химчистки? Если она ответит нет и мне ее ответ покажется убедительным, значит, мы имеем дело не с предумышленным убийством. Некий неизвестный белый человек украл бумажник Дан Хо Трунга, возможно, взяв его с уже мертвого тела, а тремя днями позже этот же неизвестный мужчина забрал и одежду. И он, вероятно, был и свидетелем убийства.

– Почему ты так думаешь? – спросила Гудпастер. Стоя прислонившись к книжному шкафу в углу комнаты, она нахмурилась. Внезапно Уоррен понял почему. Его невысказанное до конца предположение подразумевало, что ему известно что-то такое, о чем больше никто в этой комнате не знал.

– Потому что Шива Сингх слышала звук выстрела. Через минуту или две после этого она подошла к витринному стеклу и увидела мужчину, то ли склонившегося к окну фургона, то ли выпрямившегося вслед за тем, как он сделал это. Индианка – никудышний очевидец, но не совсем же она слепая. Словом, кто бы ни был этот парень и что бы он ни делал, но он был там. Я имею в виду, что он находился на автостоянке, когда застрелили Дан Хо Трунга.

Обвинитель осторожно заметила:

– Допустим на минуту, что это правда. Но почему бы нам тогда не предположить, что этот неизвестный мужчина и убил Трунга?

– Это мог сделать и он. Может быть, он это и сделал.

Уоррену совсем нелегко было смотреть в глаза Нэнси Гудпастер.

– И почему Куинтана не мог застрелить Трунга, а потом выбросить его бумажник, предварительно вынув оттуда деньги? Кто-то другой этот бумажник подобрал и сбежал с квитанцией.

– Существует множество возможностей, – сказал Уоррен, – но набор фактов только один.

Он повернулся к судье, которая по-прежнему в мантии сидела за своим столом и курила одну сигарету за другой.

– Как бы все это ни повернулось, если у вдовы никогда не было той квитанции из химчистки, я просто обязан разыскать того мужчину. Мне нужна отсрочка. Как минимум на неделю. – Уоррен хрустнул пальцами и расслабил мышцы на спине. – В этот понедельник я начинаю процесс по делу Отта. Мне нужно столько времени, сколько займет моя работа в 342-м суде.

Паркер ткнула своим тупым пальцем в книгу-календарь.

– Вы ожидаете, что я велю присяжным отправляться по домам и две недели валять дурака?

– Если на это потребуется столько времени, – ответил Уоррен. – Да, я думаю, что так.

– Вообще-то вы наглец! Я должна все это обдумать, – спокойно сказала судья. – А тем временем вы пригласите эту Трунг на беседу и задайте ей свой вопрос. Может быть, вы и не услышите того ответа, на который рассчитываете, и это положит конец всей нынешней канители. Женщина еще в зале?

– Я предпочел бы, чтобы она там еще была, – сказал Уоррен.

Бейлиф снабдил еще одним кофейником свежего кофе членов суда, которые теперь уединились в комнате присяжных, рядом с офисом судебного координатора.

Мей Си Трунг снова заняла место свидетеля в зале. Уоррен напомнил ей, что она по-прежнему отвечает под присягой, несмотря на то, что заседатели теперь не присутствуют.

– Нет, – тихо сказала она. – Я никогда не видела этой квитанции. – Эта женщина забыла о подобных вещах. Обычно такие вещи носил в своем бумажнике ее муж.

– Адвокатуре разрешается подойти к судейской скамье.

Уоррен отправился туда первым. Гудпастер вплотную за ним.

– Давайте не будем заносить этого в протокол, – отмахнулась Паркер от секретаря суда, которая, как всегда, вертелась поблизости вместе со своим стенографом, укрепленным на высокой треноге. Судья, обвинитель и адвокат защиты образовали тесный кружок.

Уоррен отчетливо проговорил:

– Ваша честь, ввиду наличия в деле ключевого свидетеля, я прошу об отсрочке на время, необходимое мне для завершения работы по делу “Баудро”.

– Нет, я не могу разрешить этого, – сказала судья Паркер.

– Прошу прощения. Что вы сказали?

– Вы не глухой, адвокат. Если вы хотите приостановить этот судебный процесс для предъявления нового свидетеля, то сначала вы обязаны доказать мне, что его показания имеют прямое отношение к делу, что они серьезны и необходимы. Этого вы сделать не в состоянии. Вы не знаете, что скажет этот человек, и даже существует ли он вообще. И вы должны предъявить мне веские аргументы в пользу того, что сумеете его найти. Как вы намереваетесь сделать это? Вам не известно ни его имя, ни место жительства, ни то, как он выглядит. К тому же он вполне мог и уехать из города.

Похолодев от ярости, Уоррен сказал:

– Я знаю, что он белый и похож на Гектора Куинтану. Вероятнее всего, это бродяга, поэтому он не мог уехать из города. Я знаю, что у него одежда жертвы и, может быть, он эту одежду носит. Я знаю, что от того, сумею ли я найти его, может зависеть человеческая жизнь. И я обязательно его отыщу.

– Может быть, вы его отыщете, а может быть, и нет. Я должна соотносить ваши шансы с проблемой роспуска этого состава суда на десять, а то и больше дней, за которые они могут до последнего слова забыть все то, что здесь слышали. Мне придется подбирать новый состав присяжных. И кроме того, когда я вернусь из отпуска, мое служебное расписание будет абсолютно занято.

Уоррен понимал, что с новым составом присяжных он потеряет все, чего добился. Гудпастер объяснит Шиве Сингх, сколь ошибочно заучивать описание примет наизусть, так что на свидетельском месте после этого он увидит уже совсем другую женщину.

Стараясь сдержать гнев, Уоррен вцепился в край скамьи:

– Присяжные ничего не забудут. Что же касается вашего расписания, ваша честь, то это ваша личная проблема. Вы должны перенести сроки слушания.

– На это даже и не рассчитывайте, – сказала Паркер. – Я веду процесс, и этим все сказано. Давайте продолжать нынешний суд.

Уоррен решительно и резко заявил:

– В таком случае я требую, чтобы все дальнейшее было занесено в протокол.

Он сделал знак в сторону секретаря суда, которая послушно выдвинулась вперед, положив пальцы на клавиатуру своей машинки.

– Ваша честь, я официально прошу вас взять самоотвод по этому делу. Откажитесь от участия в процессе. Я хочу, чтобы был назначен новый суд и с другим судьей.

Лу Паркер обнажила зубы. Она несколько раз быстро вздохнула, словно спринтер перед стартом.

– На каком же основании?

– На основании наличия предвзятого мнения со стороны судейской скамьи.

– Из-за того, что я отклонила большую часть ваших дурацких протестов? Из-за того, что не позволила вам охотиться за несуществующим свидетелем? Очнитесь и выпейте кофе, адвокат! Вы снова перешли всякие границы.

Они уже больше не шептались. Их спор теперь мог слышать весь зал.

– Из-за всего этого, – разъярился в ответ Уоррен, – и еще из-за многого другого. Из-за того, например, что во время нашей первой встречи, когда вы передавали мне это дело, вы приказали не отнимать у вас времени попусту. Велели поторопиться и решить его без суда, сказав, что это “кит в бочке” для обвинения, – это ваши собственные слова. Сказали, что не обязаны знать факты, касающиеся существа дела, но, что вы не слепы и не глухи. И все это вы повторили в присутствии обвинителя три недели назад. Вы предполагали, что мы держим ушки на макушке. Сорок лет тюремного заключения для человека, настаивающего на своей невиновности, – надо сказать, неплохое предложение! Вы угрожали, что, если я вынесу дело Куинтаны на суд, я уже никогда больше не получу от вас назначений. Это вы тогда перешли всякие границы. Налицо явное нарушение юридических законов. Это то, что изо дня в день безнаказанно сходит вам с рук, но только не со мной. Я отказываюсь продолжать работу в этом суде. Я покидаю зал.

Негромко и совершенно хладнокровно судья Паркер сказала:

– А вот теперь я привлеку вас за оскорбление суда. У вас паршивая репутация. Так что можете быть уверены, что я добьюсь обвинения.

– Попробуйте. У меня здесь есть свидетельница. – Он указал пальцем в сторону Нэнси Гудпастер. – Она все помнит.

Полная самоуверенности, судья Паркер обернулась к своему старшему судебному обвинителю.

– Вы ведь не помните ничего этого, не правда ли, Нэнси?

Гудпастер перевела нетвердое дыхание и сказала:

– Нет, я помню.

Лицо судьи покрылось розовыми пятнами.

– Я говорю о том, что я, по его словам, сказала. Вы утверждаете, что слышали это?

– Да, – ответила Гудпастер. – Вы все это говорили, ваша честь.

Судья резко развернулась к стенографистке.

– Выйдите вон отсюда! Это не нужно заносить в протокол. Ничего этого не нужно.

Секретарь суда поспешно удалилась.

Уоррен тихо проговорил:

– Если вы не откажетесь от ведения дела добровольно, я подам в другой суд ходатайство о вашем отводе. Прямо сейчас. Сегодня же. У нас будет открытое разбирательство. Я никогда не относился к судьям с неуважением, но на этот раз случай из ряда вон выходящий. Я прижму вашу задницу к стенке!

– Черт бы вас побрал, адвокат! – прошипела судья Паркер.

Глаза ее стали по цвету похожими на сигаретный пепел. Она поправила на себе мантию и снова забарабанила пальцами по судейскому календарю. Уоррен посмотрел на стенные часы, висевшие над скамьей. Они показывали без девяти минут три. Уверенными неслышными рывками секундная стрелка прокладывала свой путь по циферблату. Прошла минута.

Судья Паркер сказала:

– Ищите вашего свидетеля. Закон требует, чтобы вы приложили при этом должные усилия. Если вам до окончания другого вашего процесса не удастся разыскать этого человека, все останется, как есть. Мы завершим работу. Тем же составом.

– Благодарю вас, ваша честь, – искренне сказал Уоррен.

Когда в четверть четвертого Уоррен вышел из зала суда, Джонни Фей поджидала его в коридоре у фонтанчика с водой. Уоррену показалось, что она выглядела уставшей. Губная помада на ее губах была свежей, а вот косметика кое-где поблекла. Широкополая белая шляпа на голове Джонни Фей сидела косо.

Уоррен спросил:

– Вы там присутствовали?

– Я все слышала. Вы здорово себя вели с той индийской леди. И вы человек смелый – я также слышала и то, как вы разнесли судью. Похоже, я выбрала себе подходящего адвоката.

– Спасибо, – холодно сказал Уоррен.

– Не могли бы мы пойти выпить по чашечке кофе и поговорить?

– Не теперь. У меня много работы.

– Когда же мы поговорим о моем деле, адвокат?

– В понедельник, в восемь часов утра в суде Бингема. Мы будем выбирать присяжных, и нам понадобится ваша помощь.

– Вы прямо сейчас отправляетесь ловить того парня, который, как утверждает эта миссис Махатма Ганди, был на автостоянке?

– Да.

– Ну, желаю удачи, – сказала Джонни Фей. – Ах да, кстати, – спросила она невинно, – как мне лучше одеться в понедельник на суд?

Уоррен смерил ее взглядом. Если она придет в том же, в чем одета теперь, любой суд присудит ей шестьдесят лет без права на досрочное освобождение.

– Оденьтесь так, как вы оделись бы в церковь, – сказал он.

В тот вечер, натянув джинсы и налив себе выпить, Уоррен увидел в зеркале ванной образец адвоката, занятого на процессе, – человека с воспаленными глазами и затуманенным взором. Мне нужен таймаут, решил он, небольшая инъекция хорошей энергии, прежде чем я отправлюсь рыскать по всему городу в поисках человека, которого здесь может и не быть.

Оставалось целых пять дней до начала работы по выбору присяжных. Уоррен набрал телефонный номер Мари Хан. Через десять минут вместе с Уби, свернувшейся клубком на заднем сиденье и зажавшей в зубах теннисный мяч, он уже ехал к кооперативному дому Мари на Ривер-Оукс. По пути Уоррен остановился у магазина, чтобы купить бутылку хорошего вина.

Мари готовила ласагну. Она была в старых джинсах и голубой хлопчатой ковбойке, под которой не было ничего, кроме тела. Когда она встала из-за кухонного стола и нагнулась, возясь с духовкой, Уоррен неожиданно обнаружил, что, словно юноша, пристально смотрит на полушария ее ягодиц, обтянутые потертой джинсовой тканью. Там или по крайней мере по соседству, подумал он, находятся разом и нирвана и Лета. Может ли жизнь быть так проста?

– Ну, какие у тебя успехи сегодня? – спросила Мари, пока они ужинали.

– Все отлично.

Уоррен дал ей краткую сводку.

– Значит, теперь тебе необходимо разыскать этого парня.

Он помедлил, прожевывая ласагну:

– Но не сегодня вечером.

– У тебя есть план?

Уоррен знал, что Мари обожала всякие планы.

– Один-то из них я обязательно осуществлю, – пообещал он.

– Тебе нужна помощь? Опять подручный-водитель?

– Последний раз, когда ты была моим водителем, все вышло не особенно хорошо. В следующий раз меня, должно быть, вовсе убьют.

– Ну, теперь мы уже опытные. Мы учимся на ошибках. Вот в этом-то все и дело, не правда ли? Ренди уехал – и эта неделя будет ужасно тоскливой для меня.

– Позволь мне об этом позаботиться. А как прошел твой день? – спросил он.

Она в подробностях пересказала ему свой день: Уоррен никогда и не думал, что секретари суда обращают на все это такое внимание.

– Никогда нельзя предсказать, как поступит суд, – сегодня, например, парень с девчонкой получили десять лет условно за семьдесят фунтов марихуаны. Это просто сразило меня. Конечно, они выдержат полгода, а потом все равно отсидят свой срок. Они удерут в Огайо, откуда оба родом, затем их схватят где-нибудь на углу улицы, когда они будут прикуривать свой очередной “косячок”, – и компьютер отправит их обратно в Техас. Я сроду ничего не зарабатываю на этих делах с условным освобождением – никто не просит стенограммы. Я сказала Бингему, что мечтаю о случае с раскрытием кокаиновой мафии или о сексуальном нападении.

– И я держу пари, что он велел тебе занести это в протокол.

Она одобрительно улыбнулась.

– Он очень милый. Я буду по нему скучать.

Уоррен взглянул на часы. Было уже около десяти.

– Давай уберем еду в холодильник и пойдем спать.

– Я думала, ты никогда об этом не попросишь, – сказала Мари. – Бог с ней, с этой едой!

В постели она была потрясающим животным. Когда Уоррен снова взглянул на часы, была полночь.

– Ну уж нет, неуч, приносящий несчастья! – сказала Мари, сидя на Уоррене верхом и глядя на него сверху.

– Отстань от меня, Хан! Мне необходимо немного выспаться.

– Ты получишь то, в чем нуждаешься, Блакборн.

Улыбнувшись, она скатилась с Уоррена и выключила лампу. В наступившей темноте Мари лежала, прижавшись к его плечу кудрявой каштановой головой, и Уоррен провел вдоль ее длинной неповторимой шеи своим невидимым теперь пальцем. Он почувствовал, как где-то рядом с его животом бьется сердце Мари. Уоррен был совершенно вымотан, но он знал, что будет спать так, как спал только мальчишкой, до того, как навсегда обручился с законом. А ведь я мог бы привыкнуть к этому, подумал он, прежде чем его глаза закрылись.