Сара замерла в дверях кухни. Она еще не сняла пальто и шляпки. На кухне было жарко – в очаге пылал огонь. Однако она ежилась, глядя на священника. Тот молча смотрел на нее.
Отец О'Малли восседал за столом. Пат Бредли сидел напротив него, ее мать – на углу стола, ближе всего к дочери. Это был типичный треугольник, вознамерившийся ее увещевать. Один – отчим – будет вульгарно грозить; другой – священник – стращать карой небесной; пугать предрассудками соседей – тоже сильное оружие – станет мать.
– Добрый вечер, Сара.
– Не стой столбом! Не слышишь, что ли, к тебе обращается святой отец?
– Слышу, не глухая.
От одного взгляда на Пата Бредли ее захлестнула волна ненависти. Она всегда его ненавидела, однако за последние недели это чувство небывало обострилось, ведь он делал все, что в его силах, чтобы порушить ее связь с Дэвидом и семьей с противоположного конца квартала. Оружием он избрал ее религиозность, и его естественным союзником в этой войне стал священник – тот, которого она сейчас застала в кухне.
Был и другой священник – отец Бейли, который проявлял понимание и снисходительность. Он предложил ей познакомить его с Дэвидом. Дэвид явился и спокойно изложил свои доводы в пользу нежелания принимать католичество. О смене вероисповедания речи не было, ибо Дэвид признал себя агностиком. Сара гордилась Дэвидом, сумевшим так убедительно поговорить со священником, и не сомневалась, что он понравился отцу Бейли и вызвал у него уважение. Святой отец объяснил: «При некоторых обстоятельствах архиепископ дает разрешение на смешанный брак… Но обстоятельства эти специфические. – Он улыбнулся. – Однако разрешение дается и в том случае, если вы обязуетесь воспитывать своих детей в католической вере».
Сара заволновалась и стала нетерпеливо ждать ответа Дэвида. Дэвид долго размышлял. Когда же он ответил, Сара облегченно вздохнула, ибо ответ был таков: «Здесь я говорю не только от собственного имени. Имеет значение также и то, что думает по этому поводу Сара. Пускай она решает, святой отец».
Ей запало глубоко в душу, что он назвал священника святым отцом. Дэвид и отец Бейли проявили благоразумие. Отец О'Малли тоже твердил о своем благоразумии, но то были только слова – на самом деле он был несгибаемым фанатиком. Из его речей можно было заключить, что она выбрала себе в мужья прокаженного.
При этом священник очень любезно беседовал с Патом Бредли, поскольку тот посещал воскресные богослужения. Оставалось удивляться, что Церковь не разглядела, что на самом деле представляет собой этот человечек. Ведь достаточно было взглянуть на него непредвзято, чтобы удостовериться, какая это грязная свинья с черной душонкой.
– Вы подумали над тем, что я говорил вам на прошлой неделе, Сара?
– Да, святой отец.
– В таком случае, вам следует знать, что в смешанном браке вам не видать ни счастья, ни мира.
Сара промолчала.
– Почему ты не отвечаешь святому отцу?
– Успокойтесь, Пат. – Священник предостерегающе поднял руку, после чего продолжил: – Судя по рассказу отца Бейли, этот человек не намерен менять свои взгляды ни сейчас, ни в будущем.
Сара упорно молчала.
– При подобных обстоятельствах вам следует ясно представлять ваше положение. Немыслимо, чтобы вы пренебрегли своей бессмертной душой, пойдя на союз с подобным человеком… Если вы все же поступите так, то обречете на проклятие себя и своих детей. Ответственность за это ляжет на вас. Вам понятно?
У Сары в горле встал ком, глаза расширились. Каждая пора ее тела жила сейчас независимой жизнью, противоречия множились беспрерывно, раздирая все ее существо. Глядя в глаза священнику, она видела гибель своей бессмертной души. Эта гибель принимала форму нестерпимых мук, которые он без устали пророчил ей на протяжении уже нескольких недель. Если она выйдет за Дэвида, ее будут преследовать невзгоды. Расплата за преступление будет ежедневно обрушиваться на нее на протяжении всей жизни, однако все это не шло ни в какое сравнение с ужасами, в которые выльется утрата бессмертия души для нее и ее детей. Все это она читала в глазах священника. Она отвернулась и, не глядя больше на него и на родителей, бросилась к двери и, точно грузная мартышка, вскарабкалась наверх, где ее поджидала Филис.
– Что случилось? Что он теперь натворил?
Сара отвернулась от сестры и, закрыв лицо руками, привалилась к двери.
– В чем дело, Сара? – не унималась Филис. – Что тебе наговорили?
Не убирая рук от лица, Сара пролепетала:
– Моя бессмертная душа… Он сказал…
– Боже! – Можно было подумать, что умудренная женщина вразумляет безмозглую девчонку. – Не будь дурочкой, Сара, не бойся ты этой пустой болтовни! Бессмертная душа! Скажи ему, чтобы он забрал ее и засунул себе в… И бессмертную душу нашего папаши пускай засунет туда же. Головой ручаюсь, не стань отец О'Малли священником, он был бы точь-в-точь как Пат Бредли.
– Тсс! Не говори таких вещей, тем более про священников!
– Знаешь, Сара, – снова зашептала Филис, – я думала, что у тебя есть голова на плечах. Неужели ты способна теперь отказаться от него?
– Нет! – Сара села на кровать, сорвала с головы шляпку и метнула ее в угол комнаты, приговаривая: – Не готова, не готова! Дэвид не примет католичества, и точка. Он не возражает против церковного венчания, но креститься в католика отказывается. Но им меня не сломить.
– Послушай, Сара! – Филис опустилась перед сестрой на колени, схватила ее за руки, заглянула в лицо. Ее рвение говорило о большем желании помочь, чем того требовал простой родственный интерес. – Почему бы тебе не послушаться дядю, этого Дэна? Заключите гражданский брак, чтобы между вами не стояла ни баптистская часовня, на которой настаивает его мать, ни Церковь.
– Не могу… Нет. – Сара обреченно покачала головой. – Если мы просто распишемся, я не буду чувствовать себя по-настоящему замужем.
Филис села на корточки и, глядя на Сару снизу вверх, сказала:
– Знаешь, Сара, ты простушка, каких мало. Ты позволяешь играть своими чувствами то одним, то другим. А ведь ты должна думать только о Дэвиде, и больше ни о ком. Помяни мое слово, ты дождешься, что на всем твоем замужестве будет поставлен жирный крест.
– Мне ничто не помешает выйти за него замуж. Единственное, чего я хочу, – это обвенчаться в церкви, а он против этого не возражает.
Филис долго смотрела на Сару, потом встала и отошла к окну. Окно было занавешено, но она все равно уставилась в него. До Сары донесся ее неистовый шепот:
– Я надеялась, что вы поженитесь раньше. Больше я ждать не намерена.
– Раньше? Но мы знакомы всего два месяца! Что значит «Больше я ждать не намерена»?
Сара выпрямилась на краю кровати и ухватилась за железную спинку. Назревало то, чего она давно боялась, но не хотела вспоминать, так как у нее самой хватало причин для волнения.
– Филис! Не смей делать глупости!
– Смотря что называть глупостями. Ты не пыжься.
Сара подскочила к сестре, развернула ее и заглянула ей в лицо.
– Не собираешься же ты жить…
– Собираюсь. Только сначала я выйду за него замуж. Я могла бы это сделать уже месяц назад, но все ждала, все думала, что ты сделаешь решительный шаг, перестанешь быть мячиком, который все пинают…
– Но, Филис, это немыслимо! Ты не можешь уйти жить к арабам. – Она не могла заставить себя произнести «жить с арабом, стать женой араба».
– Знаешь, что я тебе на это скажу? – Филис не кричала, а неторопливо цедила слова. – Если бы хоть половина наших соседей были такими же достойными людьми, как арабы… Не все арабы, конечно, я не дура!… Если их сравнить, то наши окажутся в проигрыше.
– Разве умно вредить самой себе, чтобы досадить другому? – взмолилась Сара. – Ты же знаешь, что с тобой будет, если ты ради того, чтобы досадить ему, уйдешь туда…
Филис вырвалась и спокойно ответила:
– Сначала я действительно мечтала только о мести, но это в прошлом. Мне нравится Али, он даст мне жилье, и неплохое, деньги. – Она вскинула голову. – Его отец содержит пансион с питанием, а Али ему помогает. Настанет день, когда дело перейдет к нему, и не только оно. Его отец – видный человек среди них, а у них есть свой табель о рангах… Понимаешь, отец Али и многие тамошние не больно счастливы, что Али собрался на мне жениться. Раньше я думала, что все смотрят на них как на отбросы, даже наши жалкие соседи. А оказывается, у них есть собственное представление об отбросах, и мы – первые в том списке. Только в самые последние дни я лишилась иллюзий на этот счет.
– Он все равно не позволит. – Грудь Сары вздымалась так же прерывисто, как несколько минут назад, когда она преодолела отвесный подъем на второй этаж. – Он заявит в полицию.
– Пускай заявляет, куда хочет. Ну его к черту!
– Не бранись, Филис!
– В общем, пускай хоть на уши становится. Когда все будет оформлено честь по чести, ему останется только кусать локти. На прошлой неделе мне исполнилось восемнадцать лет, к тому же я знаю его натуру. Это будет такой пощечиной по его гнусной роже, что он даже не сможет утереться, а спрячется за мамину спину.
– Значит, твоя главная цель – все-таки досадить ему!
– Нет, говорю же тебе! Но я то и дело слышу его голос: «Чтобы я еще занимался этой шлюхой?!» – Филис подняла глаза к низкому потолку, криво усмехнулась и мечтательно произнесла: – Разве не здорово – заделаться шлюхой и сбежать отсюда, от него, вообще от всего?!
Сара опять села. Ей было нехорошо, она боялась, что ее сейчас стошнит. Это будет конец – ее конец. Филис уйдет, а она останется: стоит матери Дэвида прослышать, что ее сестра ушла в Костерфайн-Таун и спуталась с арабом, даже если она выйдет за него замуж, и никакого Дэвида ей не видать.
Миссис Хетерингтон и без того вела себя в последнее время как-то странно, холодно. Ей очень хотелось, чтобы сын сочетался браком в баптистской часовне. В последние недели Сара сумела разобраться, что представляет собой мать Дэвида. Это была властная, гордая женщина, оберегающая честь своей семьи, кичащаяся тем, что они живут в хорошем месте, в лучшем доме – единственном, который не был поделен надвое. Когда Саре стал понятен характер будущей свекрови, то это – вместе с ее решимостью не допустить брака Дэвида и бедняжки Эйлин – превратило ее в глазах Сары в сверхъестественно могучую женщину. Теперь Сара не сомневалась, что, не пожелай миссис Хетерингтон появления альтернативы нежелательной невесте, Сара бы ни за что не переступила порога ее дома.
Она развернулась, бросилась к сестре и взмолилась, вкладывая в эту мольбу всю душу:
– Подожди, пока я выйду замуж, Филис! Подожди!
– Я уже достаточно ждала, Сара. Начало у вас было такое поспешное, и я решила, что и дальше все пойдет так же стремительно и ты быстро выскочишь замуж. Помнишь, как все начиналось?
Сара покачала головой.
– Больше я ждать не могу – тому есть причина. Я… В следующий понедельник я уйду из дому. Все уже решено. Я выхожу замуж.
– Причина?… – Сара широко разинула рот и крепко зажмурилась. – Причина?! – Она прикусила губу.
– Да. Теперь уж ничего не поделаешь. Что есть, то есть.
– Боже мой!
– И мой!
Такое бесстыжее передразнивание в свое время вызвало бы у обеих приступ хохота, хотя Сара никогда не переставала упрекать Филис за легкомысленное обращение со святыми понятиями. Теперь же она молча уставилась на худенькую, похожую на мальчика сестру.
– И давно?…
– Недель шесть-семь. Это случилось после того, как этот отхлестал меня ремнем. Али увидел, что стало с моим лицом и какие рубцы у меня на груди, и был со мной очень ласков. Представляешь, он чуть не расплакался! Веришь ли, он едва сдержал слезы! Тогда это и случилось. Не думай, что я сожалею об этом. Вовсе я не сожалею! Просто мне пора отсюда убираться. Это все равно что сбежать из тюрьмы. Никогда не сидела в тюрьме, но готова спорить, что в этой дыре вдесятеро хуже, чем в любой каталажке. Я уже давно, как только приду домой, лезу прямиком сюда, потому что знаю, что у него руки чешутся снова за меня приняться. Меня он осилит. Я буду, конечно, царапаться и лягаться, но мне его не одолеть. Ты – другое дело. Поэтому он никогда тебя не бил, только в тот раз, когда ты впервые вышла на работу и тот паренек проводил тебя до дому. А ведь я еще меньше, чем он, я как специально создана, чтобы он надо мной измывался. Разве мать хоть раз вступилась? Только сейчас, когда уже ничего не изменишь, у нее развязался язык, потому что она чувствует, что мы вот-вот сбежим. Она виновата не меньше, чем он. Она рослая, у нее хватило бы сил, чтобы его отдубасить, но она дала себя запугать. Он думает, что и меня запугал, но тут он дал маху. Как бы мне хотелось увидеть его рожу, когда я через неделю уведомлю его по почте о своем замужестве! А знаешь, чем я закончу письмо? – Она воинственно сверкнула глазами. – Я уже давно все продумала. К сообщению о свадьбе я припишу: «Если хочешь, можешь через семь месяцев заглянуть на крестины».
– Ах, Филис! – Сара медленно, в несколько этапов опустила на грудь голову.
– Слышишь? – Филис схватила ее за руку. – Уходит! Сейчас проводит священника, а на обратном пути будет издеваться над влюбленными парочками. Как бы мне хотелось, чтобы кто-нибудь из парней засунул его головой в угольную кучу!
Сара приложила палец к губам и уставилась прямо перед собой. Потом, вскочив на ноги, спросила:
– Как ты думаешь, который сейчас час?
Она судорожно застегивала пуговицы.
– Примерно без четверти десять. Ты куда?
– К Дэвиду. Так надо.
– Прямо к нему?
– Да.
– Представляешь, что скажет его мамаша?
– Вряд ли она дома. Заболел ее внук, сын Джона. У него сильный коклюш. Дэвид говорил мне, что мать собирается к ним заглянуть, но, даже если она окажется дома, я придумаю какую-нибудь отговорку. Соображу на месте…
– Как же ты вернешься?
– Захвачу ключ от задней калитки и попрошу мать не закрывать задвижку. Просплю ночь на диване.
– Если он узнает, он тебя не впустит.
– Придется рискнуть. Мне обязательно надо увидеться с Дэвидом. Я сойду с ума, если буду ждать утра.
– Собираешься сказать ему, что согласна венчаться у баптистов?
– Что ты! – Сара отчаянно замотала головой.
– Тогда что?
– Не знаю, не знаю! Просто хочу с ним поговорить.
– Решила поделиться, какая негодница твоя сестра?
– Ты же знаешь, Филис, что я никогда ничего такого не скажу.
– Знаю, Сара. Ты добрая душа. Ладно, беги. И возвращайся побыстрее. Я не засну, пока ты не вернешься.
В кухне Энни сказала дочери:
– Бога ради, не шуми, когда вернешься. – Она подала ей большой ключ. – Я пробуду внизу, сколько смогу. Что на тебя нашло? Приспичило же убегать на ночь глядя! Туда небось?
– Да.
– Из-за священника?
Сара колебалась. Какое-то объяснение требовалось дать, поэтому она кивнула и проскользнула в дверь.
Серые сланцевые крыши озаряла луна. С одной стороны длинной улицы окна домов тонули в темноте, с другой серебрились в лунном свете, напоминая лихорадочные глаза на больных, раскрасневшихся лицах. Впрочем, луна – доброе светило: ее свет приукрашивал самые бедные, зачумленные домишки, и вся эта проклятая улица выглядела сейчас лучше, чем была на самом деле. На улице Камелий и подавно царило благолепие. Дома походили на улыбающиеся физиономии, глаза – эркерные окна – свидетельствовали о достатке жильцов, белые ступеньки выглядели, как безупречные зубы в смеющихся ртах. Все двери на улице Камелий каждый год красили заново.
Сара уже собралась постучать в дверь дома под 'номером один, но у нее не хватило духу. Она подперла щеку кулаком, спрашивая себя: «Что сказать? С чего начать?»
Ей показалось, что едва дверное кольцо дотронулось до двери, как дверь мигом распахнулась, и перед Сарой вырос Дэн.
– Сара? Входите, входите! Что вас принесло в такой поздний час? Дэвид сказал, что отвел вас прямо домой из-за ваших… – Он покосился на ее ноги. – Потому что вы устали.
– Он дома?
– Разумеется. Он дожидался бы на пороге, если бы надеялся на ваше появление. Входите же! – Он впустил ее и закрыл дверь. Потом, пристально глядя на гостью, шепотом спросил: – Какие-то неприятности?
Она ответила вопросом на вопрос:
– Его… мать дома?
– Нет, она задержалась у Джона. Малыш сильно хворает. Дома только Дэви да я. Отец тоже там. Проходите.
Дэн распахнул дверь гостиной, легонько подтолкнул Сару и сказал:
– Взгляни, что я нашел при свете луны, Дэви.
Дэвид вскочил.
– Что случилось? – Он схватил ее за руки. – Что-то нехорошее?
– Да. Можно, я присяду?
– Ни в коем случае! – С этими словами Дэн принудил ее опуститься в кресло.
Дэвид не отпускал ее руки.
– Так в чем дело? – ласково спросил он.
– Мне пора на боковую, – сообщил Дэн. – Позвольте откланяться.
– Нет, останьтесь! – взмолилась Сара. Ей почему-то казалось, что Дэн с его холодной головой и беспристрастным взглядом на вещи сможет им помочь. – Это не должно быть для вас тайной. Я не могла не помчаться к тебе, – сказала она Дэвиду. – Речь пойдет о Филис. Я знаю, что выставляю себя в постыдном свете, но не прийти не могла. Так получается – не по ее вине, – что она выходит замуж за… араба. Это произойдет в следующий понедельник.
Чувствуя, что ее пальцы выскальзывают из ладоней Дэвида, она мысленно завопила: «Нет, нет! Не отпускай меня!» Отвернувшись от ошеломленного Дэвида, она посмотрела на Дэна. Тот был поражен не меньше племянника и многозначительно переглядывался с ним. Губы Дэвида шевелились, словно он пытался что-то сказать, не произнося ни звука.
Обмен мыслями между мужчинами шел по невидимым проводам, проходившим сквозь тело Сары и ранившим ее, как раскаленное железо. Она корчилась от боли, но не смела нарушить молчания. Ей хотелось вскочить и опрометью броситься прочь, но не было сил; даже сохранить достойную осанку оказалось ей не под силу. Она пригнулась, как побитая, и в таком положении из-под опущенных ресниц разглядела, что Дэвид вышел наконец из оцепенения. Он сел так, чтобы его колени соприкасались с ее, и снова подарил ей надежду на возрождение, взяв ее руки в свои и переспросив:
– Когда, говоришь, они поженятся?
– В понедельник, – хрипло повторила она и откашлялась.
– Времени остается в обрез. – Он внимательно посмотрел на нее. – Значит, так, Сара… – Потеребив ее за руки как будто с целью разбудить, Дэвид заговорил быстро и решительно: – Ты и слышать не хочешь о баптистской часовне, а венчания в вашей церкви пришлось бы ждать не одну неделю. Единственный выход – гражданский брак.
Сара вздрогнула. Раскаленные провода, пронзавшие ее тело, заставляли ее теперь трястись от страха.
– Знаю, тебе это не по душе, как и мне, но что поделаешь, Сара…
Он закрыл глаза. Дэн потрепал его по колену.
– Позволь, я договорю за тебя. Все дело в его матери, Сара. Вы – умница, вы знаете, как обстоят дела. Когда разнесется молва о браке вашей сестры, то одному Богу известно, как она на это прореагирует. Мэри – женщина гордая и иногда проявляет железную неумолимость. Поэтому ее необходимо поставить перед свершившимся фактом. – Он улыбнулся. – То есть взять и жениться. Тогда она поневоле смирится. С другой стороны, если она прознает, что ваша сестрица выходит за араба… – Он махнул рукой. – Я не утверждаю, что арабы не бывают приличными людьми, некоторым белым стоило бы кое-чему у них поучиться, но вы знаете, конечно, как это будет воспринято.
Все трое притихли. Потом Дэвид спросил:
– Ты согласна, Сара? Согласна на регистрацию вместо венчания?
Она посмотрела ему в глаза. Если она не согласится на гражданский брак, то вообще потеряет возможность стать его женой. Нажим священника и власть миссис Хетерингтон разлучат их, потому что выиграть такое сражение окажется им не под силу. Этого нельзя допустить. Никогда больше ей не встретится такой человек, как Дэвид, который захочет взять ее в жены. Но при этом она не сомневалась, что, заключив гражданский брак, обречет себя на страдания. Ее бессмертной душе будет нанесен сокрушительный удар, своим поступком она погубит не только себя, но и души своих будущих детей. Здесь она верила священнику беспрекословно. Тем не менее у нее не оставалось выхода. Она должна стать женой Дэвида – если не перед Богом, то хотя бы перед людьми.
Несмотря на столь мучительные размышления, в ее ответе прозвучало облегчение, удивившее ее саму.
– Да! О да, Дэвид! – вскричала она. – Где угодно, когда угодно!
Дэвид притянул обе ее руки к своему лицу и так замер. Дэн встал.
– Это надо отметить. Начнем с чаепития. Главное, не теряйте времени. Как быстро это можно осуществить – я имею в виду регистрацию?
– Хватит недели, – ответил Дэвид, не глядя на Дэна, который не спускал глаз с Сары.
– Если подать заявление прямо завтра, то уже через неделю, максимум через две, дело будет сделано. Если церемонию назначат на среду, я смогу взять отгул. Так-так… – Дэн крутил в руках чашку. – Знаете, что я сделаю? Устрою вам свадебный завтрак!
– Что ты, Дэн, это лишнее!
– Лишнее – не лишнее, а я это сделаю. Это будет мой свадебный подарок. – Он указал чашкой на стену. – Макдональды съезжают в пятницу, что весьма кстати. Все получается превосходно! Вы сможете посвятить медовый месяц устройству своего гнездышка. Ты ведь сможешь взять целую неделю! – Он ткнул Дэвида чашкой в плечо, и тот ответил ему улыбкой. – Значит, решено!
Во время своего выступления Дэн смотрел только на Сару. Его тон и манера обещали крушение любых препятствий. Однако существовала одна преграда, против которой был бессилен даже он, и называлась она не религией, а матерью, миссис Хетерингтон. Глядя на Дэвида, Сара проговорила:
– Твоя мать никогда мне этого не простит.
– Об этом не беспокойся. Я возьму всю вину на себя.
Она уронила голову.
– Нет, она меня не простит. Она меня возненавидит!
– Глупости! – Дэн наклонился к ней с видом взрослого, вразумляющего непослушного ребенка. – Чепуха! Надо действовать, а не топтаться на месте. Я даже рад, что все оборачивается именно так, иначе вы продолжали бы метаться между церковью и часовней, между согласием и несогласием на чужую религию. Так тянулось бы года два, и в конце концов… – Он расправил свои широкие плечи и раскинул руки. – В конце концов не получилось бы никакой женитьбы.
– Ошибаешься, Дэн, мы с Сарой все равно поженились бы – будь то через неделю, через год, через два, хотя я предпочитаю не тянуть. Каков будет твой ответ, Сара?
Она уже хотела утвердительно кивнуть, но тут раздался стук в заднюю дверь, и все трое обернулись в сторону кухни.
– Что мне говорить? – растерянно прошептала она, вскочив.
– Лучше помалкивай. – Дэвид потрепал ее по руке. – Я тебя провожал и пригласил зайти. Мы только что вошли.
Дверь гостиной отворилась. Перед троицей предстал Джон. Никто не скрыл удивления.
– Что у вас тут за заговоры? Можно подумать, я застал вас за неблаговидными делишками.
Дэн покосился на Дэвида, желая понять, собирается ли тот делиться новостью с братом. Дэвид не стал тянуть.
– Небольшой кризис. Может, оно и к лучшему. По мне, это можно только приветствовать. Ибо в результате мы с Сарой поженимся уже на следующей неделе. Сочетаемся гражданским браком.
Джон уставился на брата.
– Вот это неожиданность! – тихо проговорил он.
– Да. Но так даже лучше.
– Мать в курсе?
– Нет. Пока что ей лучше оставаться в неведении.
– А отец?
– Он тоже не знает. Никто вообще не знает, кроме Дэна и вот теперь тебя.
– Тебе нужен шафер? – с улыбкой спросил Джон.
– Ты не возражаешь? – Дэвид подался к нему.
– Хочу помочь тебе хотя бы этим.
– Спасибо, Джон! – Дэвид ударил брата кулаком в могучую грудь, но тот даже не шелохнулся. – А Дэн взялся позаботиться о свадебном завтраке. Лучшего не придумаешь!
– Только пускай она не воображает, что ты достанешься ей в единственном экземпляре. – Джон заглянул Дэвиду через плечо и перехватил взгляд Сары. – Где один, там и остальные. Как у трех мушкетеров: один за всех, все за одного. Разве не так, Дэн?
– Болван! Не обращай на него внимания, Сара.
– Мы всегда держались вместе, чтобы не поддаваться властям, политике, религии – и женщинам. – Джон широко улыбнулся, подошел к Саре и протянул ей руку. Она подала ему свою, он накрыл ее огромной лапищей и галантно закончил: – Но эта женщина не в счет.
Ее охватило странное желание зарыться лицом в его сильную шею и разрыдаться в три ручья. Это чувство появилось словно ниоткуда и было не менее пугающим, чем ненависть, которая сжигала ее совсем недавно, в спальне. Как и тогда, она вся задрожала, дыхание участилось, в горле образовался такой нестерпимый ком, что она была вынуждена зажмуриться, чтобы остановить подступающие слезы. Однако это оказалось свыше ее сил.
– В чем дело, Сара? Не надо, будет!
Вокруг раздавались участливые возгласы, она ощущала заботливые прикосновения, ее гладили по голове, по плечам, по рукам. Теперь ее охватила паника, захотелось отмахнуться от всех сразу и броситься домой. Впрочем, это желание продержалось не больше мгновения.
Почти ничего не видя из-за слез, она вытянула руку и ухватилась за Дэвида. Его руки были особенными, с ними ничто не могло сравниться. Она уткнулась лицом в его плечо и забыла о существовании остальных.
В комнате стало тихо. Можно было подумать, что в целом свете остались только они с Дэвидом. Ярость, страхи, странные непрошеные чувства – все отошло в прошлое. На нее снизошел покой, который не могли поколебать даже мысли о Мэри Хетерингтон и об опасности, нависшей над ее бессмертной душой. Ведь у нее был Дэвид! Еще неделя – и он станет ее навсегда. Наконец-то в ее душе воцарится мир.