Слесарь 4

Глава 21 БОЙНЯ В ЛЕСУ

Ходил по лавкам, поменял пять королевских золотых в одной из них, на пробу, не привяжутся ли карманники по наводке из лавки. Сумма, конечно, не большая, немного больше месячной платы местного мастерового, завтра поменяю побольше, двадцать золотых, проверю еще раз, так ли это безопасно.

Потом появилась мысль, прокатиться до порта и там разузнать, когда можно отплыть и куда, но хозяин трактира объяснил мне, что про такое с гарантией никто не расскажет, ни здесь, ни в порту. Надо ехать в портовый городок и там жить в ожидании попутного корабля, поставив, естественно, всех имеющих отношение к порту, в известность, что ждешь подходящего рейса. Только так, когда можешь собраться за десять минут и прыгнуть на палубу, чтобы доплыть, хотя бы до Малера, большого порта при большом городе на побережье, лежащего примерно по центру морской стороны Терума.

Ценное сведение, что-то я совсем не подумал, что есть большие порты, имеющие связь с соседними странами и есть мелкие, рассчитанные только на каботажников. Из больших, как Малер, часто ходят корабли, те же шхуны, в Сатум, а из местного я, скорее всего, доплыву только до него.

Есть, о чем подумать, ведь на моей карте тоже показан крупным значком на побережье Терума только один порт, тот самый Малер, остальные и тот же ближний ко мне сейчас — обозначены мелкими. В принципе, ничего страшного не произошло, я все равно двигаюсь к цели кратчайшим возможным путем.

Ехать ли мне в ближний мелкий порт — тогда, не понятно, сколько там можно прождать рейса в Малер или двигаться со своей лошадкой до Малера, чтобы, наверняка, сесть на корабль до Сатума? Что выбрать?

Я приник к карте и выяснил, что до нужного мне порта ехать примерно двести километров, где-то сто пятьдесят до последнего крупного города перед ним и потом еще около пятидесяти по дороге, идущей по прямой траектории прямо в порт. Три крупных города по дороге имеются, несколько мелких обозначено на карте тоже, сама дорога — в общем, все, что надо, есть на карте.

Не близко, это да, так до соседнего порта тоже сорок километров добираться, при оказии лошадь придется бросать. Но, скорее всего, останется просто ехать дальше, вдоль берега, через маленькие городки, в которых точно не поменяешь королевские золотые с более-менее хорошим курсом. Если вообще поменяешь, ведь там они никому не нужны.

Четыре-пять ночевок и питание — как раз лошадка, при условии нормальной цены при продаже, легко отобьет эти расходы и еще двадцать золотых останется, местных, что особенно хорошо. А, так, тоже будешь сидеть неделю, в ожидании оказии, и оставишь лошадь просто так или за полный бесценок, притом, не поменяв деньги.

Решено. Еду своим ходом, любуюсь природой, оживающей от наступающей весны, нюхаю распускающиеся цветочки, вкусно кушаю и сплю с комфортом по дороге. Это более рискованно, возможны некоторые проблемы в пути, частая проверка бумаги, удостоверяющей мою личность, при проезде в города. Но, чем дальше от границы, тем проще с этим делом, у стражи мозги заточены на другое, не на ловлю незаконных мигрантов и не на проверку их документов. Если у тебя есть такая солидная бумага с печатями, значит, с тобой все в порядке.

Подсознательно я понимаю, что хочу оттянуть время, когда окажусь на земле Сатора, отчетливо помню, как попал там в рабство и чего мне стоило себя освободить, биться, как дикий зверь на арене, чтобы быть сразу проданным в другое рабство и сколько пришлось убить народа, своих номинальных хозяев, чтобы и им доказать, что я — свободный человек. Ведь, ни за что бы в это не поверили, заносчивые дворяне и их верные слуги. Из-за такой темной истории и местные бандиты поимели ко мне интерес и пришлось срочно отбывать из королевства, зачем то, то ли из мести этим самым бандитам, то ли — из чувства мнимого благородства, разворошить весь осиный рой и самому успеть исчезнуть очень-очень на тоненького, счастливо избежав встречи с погоней.

Теперь никаких благородно-мстительных порывов, только забота о своем благополучии, хорошем сне и аппетите.

Так думал я, поменяв еще двадцать пять золотых в меняльной лавке и сразу же уехав из этого приятного для жизни города. Купил еще солидную золотую цепь с хорошим бриллиантом на подвеске, за пятьдесят пять королевских золотых и сразу повесив себе на шею. Проверил камень, берет немного маны, буду хоть так тратить деньги из тяжелой сумы на поясе, которая теперь зримо полегчала. Осталось еще примерно двести королевского золота и пока, всего пятьдесят местного.

До соседнего графского города я примерно насчитал под шестьдесят километров по карте и рассчитывал преодолеть их к следующему вечеру, переночевав на постоялом дворе по дороге. Расчеты были вполне верными, но не оправдались, как оказалось и по вполне уважительной причине.

Через три часа в пути, я уже готовился остановиться в трактире и даже пожалел, что проехал последний час назад, подумав остановиться там. Впереди появилась полоска леса и я пришпорил лошадь, чтобы побыстрее его преодолеть, даже доскакал до опушки галопом и только здесь пустил лошадь шагом, переложив поближе наконечник копья и приготовив под руку само древко.

Так я проехал пару километров, понемногу проверяя местность вокруг себя и через еще десять минут моя способность нарисовала мне поляну в сотне метров от меня вперед по дороге, полную людей. Судя по стоящим на дороге людям, они кого-то или чего-то ждут, скорее всего, сигнала от наблюдателя, который меня пока не увидел или ждал не моего появления. Во всяком случае, ко мне никто не побежал и сзади тоже никого не обнаружилось, значит, ловушка расставлена не на меня. В то, что собравшиеся люди разбили лагерь для пикника, я, как-то сразу, не поверил и зажав лошадке морду, чтобы не заржала, отошел в кусты, пока есть такая возможность, просто постоять и определиться с последующими действиями.

Ехать вперед нет никакого смысла, проще вернуться назад, вернуться в тот трактир на дороге, и пока я стоял, раздумывая, что делать, послышался шум от приближающейся кавалькады, хлопанье кнута, звон упряжи и покрикивания форейтора. Шум приближался, я подался поглубже в кусты, понимая, что совсем ни к чему будет мне появляться перед такой серьезной встречей двух больших компаний, будучи просто одиноким путником.

И те, и другие будут мне откровенно не рады. И могут серьезно обидеть.

Группа встречающих, как я убедился после нового заброса поискового умения, рассредоточилась по краям опушки, оставив двоих посередине поляны.

Мимо меня пронеслась пара вооруженных всадников, потом карета, запряженная цугом, то есть, четверкой лошадей с форейтором на передней лошади, следом еще четверо, если я правильно успел посчитать, всадников. Ехали все быстро и, как я понял, не догадывались, что комитет по встрече на поляне уже заждался дорогих гостей.

Но, выскочив на поляну, передние всадники разом закричали, предупреждая о каком-то препятствии и засаде, кучер натянул вожжи и карета, судя по звукам, пошла юзом по траве. Раздался дружный боевой клич и засадный полк с ревом кинулся на затормозивших передних ландскнехтов, задние всадники пронеслись вокруг кареты и встретились с выскакивающими на поляну засадниками. Раздались хлопки арбалетов, как я понял, со стороны группы нападающих и следом за ним звон мечей и крики неистово бьющихся за свою жизнь и жизнь своих господ бойцов личной охраны.

Убедившись, что на меня никто не обращает внимания, я накинул уздечку на крепкую ветку и нацепив наконечник на копье, спешно надел и кольчугу поверх блузы. Я, не сказать, чтобы торопился на место ожесточенной схватки, но какое-то жгучее внутреннее чувство сопричастности происходящему вытащило меня на край опушки, где я и замер, не выходя на открытое место.

С первого взгляда было понятно, грамотно оформленная засада поначалу удалась, двое передних всадников валялись перед перегородившими дорогу бревнами, лошади стояли рядом, но и два арбалетчика тоже далеко не ушли и, лежали, зарубленные, недалеко от тех же бревен, арбалеты валялись рядом с ними и никому в кутерьме схватки не было до них дела. Разобрались с ними вылетевшие из-за кареты всадники, которые даже в явном меньшинстве уверенно сражались с превосходящим их численностью противником. Обе враждующие группировки различались одеждой и их было не трудно отличить их друг от друга. Два воина разных расцветок уже лежали на земле, их приученные лошади, отбежали в сторону и, как ни в чем не бывало, поедали траву на месте сражения.

Темно-синие, в количестве пяти воинов теснили троих светло-зеленых бойцов, у которых выделялся один крепкий воин, дерущийся, как берсеркер, он крутился на коне в разные стороны и, на моих глазах, достал одного из рядовых воинов противника косым, неожиданным ударом по шее, но двое темно-синих всадников, более богато одетых и действующих очень слаженно, тоже взяли в оборот одного противника и, как по нотам, порубили его с двух сторон.

Я обратил внимание, что форейтор убежал в лес и выглядывает из-за широкого ствола, ожидая, чем кончится схватка, как и я. Но кучер стоит на своей подножке и грозно размахивает топором, не бросая свой пост и ценный приз внутри кареты. Который дружно выглядывает, в количестве двух породистых, симпатичных лиц в открытые окошки и поддерживает криками своих защитников. Заметив, что их сторона явно проигрывает, одна из молодых женщин из кареты закричала кучеру, чтобы он не геройствовал, а вывозил своих хозяек из западни. Кучер бросил топор под ноги, схватился за вожжи, потерял бдительность, один из темно-синих удачно бросил ему нож в спину, и кучер обмяк на своем рабочем месте. Основной защитник женской чести взвинтил темп ударов и задел одного из врагов мечом, правда, только ранив и тот остался в строю, зажимая раненую руку и делая вид, что собирается напасть, отвлекал внимание от подскочившего сзади всадника, который широко размахнулся мечом и нарвался на сильный удар в грудь, пробивший кольчугу. Меч сверкнул и ударил берсеркера в район шеи, после чего выпал из руки уже мертвого воина, но и противник, получивший удар, зашатался в седле.

Один из более богато одетых темно-синих закричал:

— Молодец, Гворин! — и подскочив к раненому, рубанул его поперек спины, не пробив, правда, броню, но этого было и не надо, берсеркер выпал из седла, потеряв сознание сразу. Оставшийся один, светло-зеленый воин успел ударить этого темно-синего, тоже не пробив доспех, но заставив его застонать и выпустить из руки меч, но этого смельчака со спины настиг второй темно-синий и одним ударом выбил из седла.

Все, в седлах оставались только темно-синие агрессоры, лежащие на земле воины не подавали пока признаков жизни и, раненый темно-синий, судя по всему — дворянин, разъяренно закричал, что не рассчитывал на такой исход, садясь в засаду. Пока, оставшийся невредимым единственный его спутник спрыгнул на землю и бинтовал руку последнему оставшемуся в строю рядовому воину, раненый соскочил с коня и, не поднимая меч, подлетев к карете, дернул ручку дверцы изо всех сил, но, только оторвал ее, дверь, видно, заблокировали с другой стороны. Тогда он засунул руку в окошко и попытался нашарить там стопор, после чего, ругаясь, выдернул руку, в которой торчал небольшой кинжал. Ругаясь, он выдернул кинжал и воткнул его в кого-то из защитников кареты, лежащего под ногами, возможно, начавшего подавать признаки жизни:

— Все, твой защитник сдох, прекрасная Делия. Твой последний комит и ебарь заодно!

— Чертовы бабы, вы все равно узнаете, какой здоровый у меня конец! — заорал он и позвал на помощь последнего невредимого соратника, с помощью которого выломал дверцу, используя в качестве ключа его меч.

Силен мужик, как его плющит после кровавой рубки, на адреналине. Высокий и не очень могучий с виду, но, пропустил удар мечом по груди, руку ему проткнули почти насквозь кинжалом, жить осталось, может, не больше недели, если будет хоть небольшое заражение, а он о сексе думает, прямо сейчас желает утолить огонь в чреслах. Выволок из недр кареты одну из женщин, в нарядном и красивом пышном платье и оттолкнул ее своему невредимому помощнику со словами:

— Брат, давай прямо сейчас сделаем это, до свадьбы! — он гулко захохотал, вытаскивая другую женщину, бешено сопротивляющуюся, и задевшую больную руку, заставив его выругаться и бросить ее на землю.

Пока брат удерживал вторую, так же сильно бьющуюся женщину, без особых усилий, раненому было не просто совладать с активно сопротивляющейся жертвой и он, не долго думая, хлестким ударом наотмашь, ладонью в толстой кожаной перчатке, отправил ее лежать без чувств. Красивая женщина в таком же парадном платье упала в пяти метрах от кареты и лежала не шевелясь.

— Иерих, — крикнул он раненому воину, — Сходи найди убежавшего форейтора, надо кому-то управлять каретой, пока мы приведем к покорности этих девок!

Раненый, с сожалением оторвался от разворачивающейся перед ним сцены с последующим насилием, подхватил здоровой рукой меч, и подойдя к опушке леса, закричал, требуя от убежавшего слуги покорности, так как теперь у него новые хозяева, славные своей доблестью бароны Фонзины. Если же тот не проявит покорность, то будет запорот по полусмерти лично им, лучшим воином баронов, а пороть его будут, пока кожа на спине не перестанет расти совсем. Продолжая выкрикивать угрозы и приказы, воин зашел в лес и пошел, как я думаю, по следам убежавшего форейтора.

Здоровый брат-барон дотащил без усилий жертву до кареты и, заломав женщине руки, нагнул ее внутрь самой кареты, придавив лицом к полу. Потом у него возникли трудности, ведь ему надо было задрать кольчугу, спустить штаны, задрать длинное платье на голову жертве и все это одной рукой, второй придерживая продолжающую сопротивляться женщину или скорее, по внешнему виду, девушку, которой, в скором времени предстояло стать женщиной в самых спартанских и возмутительных условиях.

У его брата дела шли еще хуже, удар и рана мешали ему, как следует устроиться на пленнице, на то, чтобы задрать ей платье ему пришлось встать и долго кружить вокруг жертвы, снимая свой доспех с помощью одной руки и громко ругаясь на ушедшего воина и себя, что не догадался сразу приказать тому помочь своему барону.

Все это происходило, как специально, передо мной, смотрящим из-за ствола дерева и остающегося не замеченным всеми участниками разворачивающихся событий. Но, все, пришло время остаться мужчиной и человеком, хотя бы в собственных глазах.

Пока дворяне-победители оказались заняты предсвадебными приготовлениями в полевых условиях, я перехватил копье и двинулся подальше от кареты, к лежащим арбалетчикам, собираясь оттуда начать помогать несчастным женщинам.

Я, конечно, обещал себе не лезть в такие, не касающиеся меня разборки. Тем более, местного дворянства, в любом случае, делающие меня виновным, как чужака и иноземца, но, в сложившихся условиях, помощь благородным жертвам я все же мог, не особо афишируя свое чужеземность и свою личность.