Сломанная головоломка

ПРЕДЫСТОРИЯ СКАНДАЛЬНО ЗНАМЕНИТОЙ ЭКСКУРСИИ В БУРЯТИЮ

Регистрация участников затянулась. Антон Васильевич Сорокин подошел к окну покурить. Через минуту рядом с ним остановилась высокая рыжеволосая женщина в строгом черном костюме. Она закурила «Марльборо», улыбнулась Антону Васильевичу и спросила:

— Ну и как вам это? — она обвела взглядом холл гостиницы, где прохаживались, негромко беседовали, просто сидели в кожаных креслах, перелистывая учредительные документы, пожилые, очень солидного вида люди. Уже, наверное, человек сто!

— Никто, похоже, не думал, что столько народа соберется. Регистрация уже полчаса назад должна была закончиться…

— Как вы думаете, много самозванцев?

— Я читал где-то — там высмеивали цифру 720 человек, — что это как со штурмом «Зимнего» было — с каждым годом все больше героев… А на самом деле… Минимум, вроде бы, по материалам следствия — человек девяносто. А максимум… Ну, если прикинуть физиологически… Впрочем… Не знаю, не знаю! — Антон Васильевич улыбнулся, женщина вскинула брови и тоже громко засмеялась. У нее были ослепительно белые, ровные зубы. Если бы не лучики морщинок в углах зеленых глаз, никто, пожалуй, не дал бы ей ее лет стройная, чуть даже худощавая, но с очень красивой фигурой… Антон Васильевич, отводя взгляд, почувствовал какую-то странную перемену в настроении. Вся эта затея как-то незаметно переставала казаться ему глупой.

— Антон Васильевич! — улыбнувшись, представился он. И неожиданно добавил: — Можно просто Антон.

— Оля, — улыбнулась в ответ женщина. — Ольга Егоровна Остапенко.

— Вы замужем? — опять неожиданно для самого себя спросил Антон Васильевич.

— Ого!.. — Ольга Егоровна засмеялась.

— Сам удивляюсь. — признался Антон Васильевич. — Наверное… э… обстановка располагает.

На этот раз они засмеялись вдвоем, оглядываясь на прохаживающихся по залу людей.

Ольга Егоровна махнула рукой: — Пойдемте, — сказала она, беря его под руку. — Кажется, уже начинают.

Легкая и изящная рука, Антон Васильевич сквозь рукав ощутил ее тепло.

Зал был почти полон. Они нашли два места в последнем ряду, у выхода. Почти сейчас же на сцену поднялся президиум.

— Интересно, их выбирали по старшинству? — тихонько спросила Ольга Егоровна.

Гул постепенно стих. К микрофону подошел седой полковник, летчик. Откашлявшись, он громко произнес:

— Дорогие братья и сестры!..

Остальные слова слышны уже не были — в зале поднялся крик. Кто-то выбежал из зала на сцену и пытался отнять у полковника микрофон, кто-то кричал, встав в проходе.

Ольга Егоровна, покачивая головой и улыбаясь, оглядывалась во все стороны. Антон Васильевич смотрел на ее лицо, шею, руки и тоже улыбался.

Полковнику удалось, наконец, перекричать зал. Услышав слово «списки», все немного поутихли.

Списки участников пообещали раздать сразу после обеда.

— Слово предоставляется специально приглашенному для прояснения методов идентификации участников консультанту из Академии МВД…

Старичок в тройке вышел к микрофону и стал говорить что-то совершенно непонятное, тихо, монотонно… В зале опять стало шумно.

Антон Васильевич положил ладонь на руку Ольги Егоровны, та ничего будто и не заметила. Потом, все так же вглядываясь в лица вокруг, накрыла его ладонь своей, тихонько погладила.

— Знаешь, много красивых лиц. Неожиданно много… — сказала она.

Антон засмеялся — в эти секунды он восхищенно разглядывал ее лицо в профиль. Ольга взглянула на Антона, поняла в чем дело, тоже засмеялась и, на секунду сжав крепко его ладонь, повторила: — Правда! Кроме меня — смотри сколько еще симпатичных людей!

Сидевшая перед ними женщина оглянулась и улыбнулась: — Я тоже как раз об этом думаю! — невысокая, восточного типа, немного широкоскулая, черноволосая, полненькая, она заметила вдруг их соединенные руки. Удивившись на какую-то долю секунды, она тут же опять, еще сильнее, улыбнулась, взглянув им каждому в глаза.

— Я думаю, — опять раздался громкий голос полковника, — что сейчас продолжать смысла нет!..

Раздались одобрительные возгласы.

— Будем сегодня до обеда работать… э… по секциям! Назовем это так. Те, кого интересуют формальные моменты — остаются здесь. Фарид Мухаммедович, — старичок-криминалист поклонился, — подробно ответит на все вопросы… Геномная дактилоскопия и все такое прочее…

Остается ли кто-то, понять было сложно — встали, зашумели, пошли по проходам к выходу. Ольга и Антон тоже встали.

— Остальные, — продолжал полковник, — могут получить необходимую информацию в холле — там сейчас развешиваются стенды. Будет стенд юридической секции. Стенд секции психологической помощи…

В холле было шумно и тесно. То и дело попадались улыбающиеся лица. Антон и Ольга, взявшись за руки, пошли в сторону лифтов.

— А меня Галина зовут! — услышал Антон знакомый голос у самого уха и одновременно почувствовал на талии чью-то руку. Это была их соседка по залу.

— Не возражаете, если и я немного к вашему кавалеру попристаю? весело спросила она у Ольги.

Та засмеялась в ответ, поцеловала ее в щеку и представилась:

— Оля! А наш кавалер…

— Антон! — гордо ответил Антон, поклонился и, обхватив своих спутниц за плечи, проследовал по холлу, раскланиваясь со встречными парами. Его девушки хохотали, встречные столь же церемонно кланялись в ответ; многие, впрочем, сразу не выдерживали и начинали хохотать, прежде, чем кланялись…

А вообще в холле теперь смеялись уже практически все.

— Музыку бы сюда! — сказала Ольга.

— И шампанского!.. — добавила Галина.

— Сделаем, — ответил Антон, крепко прижимая их к себе.

— Мне давно так не хотелось праздника, как сейчас.

На послеобеденное заседание они не пошли. Ольга, разметав свои рыжие красивые волосы, спала — она уснула прямо на ковре. И во сне она не перестала улыбаться. Антон накинул на нее покрывало с кровати, чтобы не продуло, подложил под голову подушку. Галина, сидя голышом на подоконнике, загорала.

Степа и Катенька хохотали в ванной. Вторая Катенька целовалась на кровати с Еленой Кирилловной.

Полковник Винокуров — так, оказывается, его звали — стоял, тоже голый, обняв Антона за плечо, и прищурившись смотрел, поверх склоненной Галиной головы, в окно на дрожащую от потоков горячего воздуха панораму Москвы.

— Какая дымка над городом, — говорил он негромко. — У нас в Бурятии — даже в Улан-Уде — такого никогда еще не бывает… Ну а в горах! Ох!.. Ты видел когда-нибудь буддистский храм на фоне восходящего сиреневого солнца?

Антон отрицательно покачал головой.

— Всем устрою экскурсию! Как у нас хорошо, братцы, сестрички вы мои! — он погладил Антона по плечу и поцеловал Галю. Потом еще. Отпустил Антона, обнял Галю за плечи, взял на руки, не переставая целовать, пронес по комнате, положил на кровать рядом с Катей и Еленой Кирилловной, сам лег рядом. Антон сел на пол, осторожно погладил спящую Олю по голове. Тихонько сидящий в углу у стены голый старичок спросил шепотом: — Выпьете?

Антон Васильевич кивнул.

Старичок — Захар Тимофеевич — протянул ему запотевший бокал. Антон Васильевич подсел к Захару Тимофеевичу поближе, положил голову ему на плечо.

— За вас, молодых, — грустно сказал Захар Тимофеевич.

— Да бросьте вы! Не горюйте, ведь не в этом счастье.

Захар Тимофеевич засмеялся: — А все равно хотелось попробовать, думал: вдруг — вдруг! — еще что-то получится… Да что вы переживаете за меня так?!. - он с силой хлопнул Антона по колену, — Все же отлично!.. Отлично! Господи… — он улыбнулся, откинув голову и закрыв глаза.

— Правда, — Антон Васильевич посмотрел на Ольгу, потом улыбнулся, посмотрев на Катю, Елену Кирилловну, Галю и полковника Винокурова, обнимавшихся вчетвером на кровати. — Вы посмотрите, ведь правда же — так хорошо… Я никак не могу во все это поверить. Это должно бы быть… казаться… каким-то… А я — смотрю, и так легко на душе, как, кажется, еще никогда не было. Понимаете?

Захар Тимофеевич улыбался. В дверь осторожно постучались. Полный высокий бородач из соседнего номера и две худенькие женщины, одна, та, что повыше — брюнетка, в белых трусиках, другая, пониже — блондинка, совсем без ничего; и у каждого в руках по бутылке шампанского, пришли познакомиться с новыми родственниками.

Солнце уже садилось за новостройки, когда полковник Винокуров предложил все-таки спуститься в зал.

Теперь там стоял тихий гул, мужчины, перегибаясь через ряды, жали, знакомясь, руки, женщины целовались в щечку. Кто-то вышел на сцену, сказал:

— Ну, это… А теперь можно и познакомиться, гм… — и, подождав, когда стихнет хохот, стал читать список.

Все, посмеиваясь, принялись по очереди вставать, раскланиваться.

— Вот: это, — комментировала Галя, — хирург; это — журналистка; Стеклов Петя — токарь и классный шахматист… Вот! Вот! Я говорила Сережа… («Сережа, сексопатолог», — поклонился высокий седой мужчина. Все тихонько завыли, сосед Антона Васильевича, бизнесмен Савельев Юра, корчась от смеха, сполз с сиденья. «Нет, правда сексопатолог…» — сквозь смех выдавила Галя).

Директор школы. Завмаг. Отставной майор. Еще один. Домохозяйка, мать пятерых детей. Архитектор…

— Откуда ты все это знаешь? — удивился Антон Васильевич.

— Про многих я и больше знаю, — улыбнулась Галя.

Вернулась Оля, беседовавшая у входа в зал с каким-то симпатичным мужчиной («Корнилов Игорь Савельевич» — как раз представили его; «Художник» — дополнила Галя). Оля села Антону Васильевичу на колени.

— Смотри! — улыбнувшись, сказала она и показала налево. Старичок Захар Тимофеевич скромно отмахивался от окруживших его людей, улыбался, те доказывали ему что-то, один возбужденно махал руками, потом привстал на стул, жестом позвал кого-то из другого конца зала. Подошла пышнотелая, необыкновенно красивая женщина («Нинка!» — улыбнулась Галя), засмеялась, выслушав того, кто ее позвал, и стала разговаривать с Захаром Тимофеевичем. Они сели рядом, Захар Тимофеевич, улыбаясь, отвечал ей что-то, потом посмотрел на высокую грудь Нины. Нина что-то, улыбаясь, объясняла Захару Тимофеевичу, тот скептически покачивал головой. Сидевшие рядом с интересом слушали, иногда смеялись.

— Дорогие братья и сестры!.. — у микрофона, улыбаясь, опять стоял полковник Винокуров.

Все опять захохотали, стали обниматься друг с другом.

— Знаешь, — сказала Оля, — а я действительно всех их здесь очень люблю… Всех. С ужасом жду, что появится в толпе неприятное лицо — и его нет! Нет, и нет, и нет!.. Ни одного. Это чудо какое-то. Какие все хорошие. Да, Антон? Да, Галь?..

Галя взяла Ольгу за руку, улыбаясь, поцеловала кончики пальцев, посмотрела в глаза: — И я люблю.

— И они нас… — тихо сказал Антон Васильевич. — Ведь правда же.

Оля кивнула. Опять показала налево: Захар Тимофеевич и Нина, осторожно осмотревшись, стали спускаться на ковер. Все сидевшие вокруг скромно подняли глаза к потолку и принялись что-то насвистывать. Захар Тимофеевич заметил Антона, помахал ему рукой. Антон успел погрозить пальцем и подмигнуть ему прежде, чем они скрылись между рядами кресел. Оля и Галя смеялись.

— По списку на сегодняшний день, — заговорил полковник Винокуров, зарегистрировано триста восемнадцать человек… Каково? Хоть кто-нибудь мог предположить, что такое может быть? Я предлагаю сегодня же послать телеграмму в книгу рекордов Гиннеса, — все захохотали. — Ишо один рекорд установлен нашим соотечественником!..

— И заметь, — сказала Антону, перегнувшись из переднего ряда, Маша (Мария Самойловна Каримова; Магадан; пианистка), — почти никакого внешнего сходства… Вот, например, у нас с тобой.

— А мне кажется — глаза, — шепнула Галя.

— Глаза! Я кроме этого пенсне дурацкого ничего и не помню…

— И теперь — еще небольшой сюрприз! — объявил полковник Винокуров.

— Я заказывал к открытию, художники подвели, не успели… — он обернулся и подошел к закрытому белой простыней огромному портрету на заднике сцены.

— Какой молодец!.. — шепнула Галя. — Я только подумала, что надо бы было…

— Смотри, смотри, — перебила их Оля, показывая налево. Там происходило что-то интересное. Все улыбались, переглядывались. Кто-то что-то сказал, все захохотали… Раздалось веселое: — Ну! Ну! Ну!..

— Я знаю, много лишних ассоциаций вызывает этот человек у каждого из нас, — полковник Винокуров нервно вытер лоб платком. — Я, например, вспоминаю, как сам выковыривал глаза на его фотографии в школьном учебнике. Но теперь — здесь, сейчас, все мы — видим его, как бы это сказать… другим… И именно этому — уметь во всем видеть хорошее, этому — с вашей помощью, славные мои! с вашей, сестрички, с вашей, братья! — научил меня этот очень необычный человек…

Полковник Винокуров сдернул покрывало.

— Здесь ему лет тридцать, — сказала Галя.

— А нет где-нибудь его детской фотографии?.. На которой он просто еще он сам, и больше пока никто. Кто-нибудь видел?.. — спросила Оля, глядя на портрет.

Антон Васильевич пожал плечами, не отрывая взгляда от прищуренных глаз на портрете, серых, чуть голубоватых, улыбающихся сквозь продолговатые стекла очков без оправы.

— А!.. А!.. А! — отчетливо раздалось в наступившей тишине.

— А!!! — такого счастливого голоса Антон Васильевич не слышал раньше никогда.

Все в зале захохотали, зааплодировали.

Смущенный Захар Тимофеевич поднялся, помахал всем ручкой, потом с силой выбросил вверх сжатый кулак и подпрыгнул.

Нина встала, поправила одежду, чопорно поклонилась. Захар Тимофеевич обнял ее за плечи, поцеловал, пожал руки нескольким соседям. Подмигнул издалека Антону Васильевичу. Зал аплодировал стоя.

Утирая слезы, Оля, сквозь смех, сказала: — Старички себя еще покажут… Есть еще порох в русских селеньях…

— Лаврентьичи! Лаврентьевны! — сказал, перекрывая шум в зале, полковник Винокуров. — Можно я вас теперь так буду называть?.. — и, переждав очередной взрыв хохота, продолжил: — Я сам, — он опять засмеялся, — давно не смеялся так много, так светло, как сегодня. Что может быть лучше, чем смех? И сколько мы еще с вами посмеемся!.. — он перевел дух. Есть, правда, еще и одно-два серьезных дела… Россия ждать больше не может!

Оля вдруг подергала Антона Васильевича за рукав — сказать что-то важное. Он взглянул на нее. Касаясь губами его уха Оля тихонько прошептала:

— Я тебя люблю. Браток… — и улыбнулась.

— Дык. Ты ж сестренка мне, Оленька!.. — ответил Антон, глядя в ее улыбающиеся зеленые глаза.

— …два последних объявления, дорогие мои соотечественники, и я заканчиваю. Первое — официальное. Еще одна секция образована. Угадайте какая! Ну? Философская! Общая тема — Российская философия всеединства на современном этапе. Заинтересовавшиеся вот, к Володе Соловьеву. Второе объявление — лично от меня. Приглашаю всех в гости — на Алтай, в Бурятию. В горы! — он раскинул в стороны руки. — Чудесные места, природа дикая. Древние монастыри. Буддисты всюду бродят! Все приезжайте! Земляки мы, в конце концов, или так, просто родственники?!..

— Едем, Оля?.. — спросил Антон Васильевич. — Галя?..

— Да все, я думаю, теперь поедут, — засмеялась Оля. Галя кивнула. А потом — еще куда-нибудь! Мы теперь вместе… — Оля и Галя, не глядя друг на друга, одновременно положили головы на плечи Антона Васильевича. — Одна бо-о-ольшая семья… Да?

Галя засмеялась.

Лаврентий Павлович удивленно — и чуть виновато — смотрел с портрета на все это безобразие.