Смертные души

Глава 19. Божий человек

Крыса уже минут пять неподвижно сидела в углу и пялилась своими крохотными чёрными глазками на человека у противоположной стены. Довольно крупная, чуть меньше кошки. Удивительно, как она смогла протиснутся в узкую щель между камнями. Покрытая шрамами и проплешинами серовато-бурая шкура почти сливалась с гнилой соломой, сбившейся комками на полу камеры.

С потолка лило, осклизлые камни дышали холодом. Ларс поморщился от ломоты в скованном теле. Деревянные колодки туго сжимали шею, запястья, лодыжки, и соединялись короткой цепью, не позволяющей разогнуть спину. Пальцы рук были помещены в некое подобие железных перчаток, сдавливающих все суставы и делающих кисть абсолютно неподвижной. Голову у основания черепа стягивал кожаный ремень, служащий крепежом для деревянного кляпа. Садистская конструкция прижимала язык к нёбу и норовила порвать рот.

Крыса поднялась на задние лапы и понюхала воздух. Её явно что-то беспокоило, что-то, непонятное ей самой, заставляло держаться на расстоянии от беспомощной жертвы. Но голод был силён, сильнее страха. Тварь опустилась и сделала несколько неуверенных шажков в сторону узника, потом ещё несколько. Не добежав метра, крыса остановилась и, шипя, выгнула хребет. Казалось, ещё мгновение, и она прыгнет, чтобы вцепиться в живое мясо, но вместо этого хвостатая бестия взвизгнула и опрометью бросилась обратно, в щель меж камнями.

— Туда, — донеслось из коридора через неплотно сдвинутую заслонку смотровой щели, а следом послышались приближающиеся шаги. Несколько пар ног тяжело стучали каблуками по тесовому полу, металл доспехов и оружия лязгал, соприкасаясь. Задвижка смотровой щели отошла в сторону и тут же захлопнулась.

— Отпирай.

На пороге появился человек в кольчужном шлеме, богато украшенной кирасе с набедренниками поверх кольчужной рубахи и таких же штанов, заправленных в высокие кожаные сапоги, армированные металлом.

— Это и есть ваш могущественный пиромант? — заглянул он в лицо Ларсу, приподняв того за ремень кляпа. — Выглядит слишком напуганным для своего могущества. Раскуй его.

— Но милорд… — отпрянул тюремщик.

— Ты смеешь перечить мне? Неужто грязная магия страшит тебя сильнее, чем мой меч и гнев Господа?

— Никак нет, милорд, — поспешил тот исправить допущенную ошибку. — Виноват. Сию минуту, — снял тюремщик с пояса молоток и ухватился за верхние колодки, готовясь выбить соединяющий штифт.

— Ноги, дурень, — усмехнулся человек в кирасе, — только ноги. Если ты, конечно, не боишься, что он призовёт ими пламя преисподней.

— Как пожелаете, милорд.

Трясущаяся рука поднялась и опустила молоток мимо штифта.

Ларс едва не сломал зубы, закусив кляп.

— Ты делаешь ему больно, — нахмурился человек в кирасе. — Тебе ведь больно, маг? Ещё раз.

Тюремщик, плотоядно оскалившись, снова ударил по колодкам.

Перекосившееся дерево содрало кожу. Ларс часто заморгал, пытаясь сбить выступившие слёзы.

— Думаешь, это боль? — снова обратился к нему экзекутор в латах. — Вскоре ты будешь плакать от счастья, вспоминая эти моменты, как лучшее, что с тобой когда либо происходило. Ибо прошлая жизнь сотрётся из твоей памяти начисто, станет небылицей. Жизнь без боли, — пожал человек плечами. — Что за чушь? — после чего кивнул тюремщику, и тот, наконец, вышиб штифт из ножных колодок. — Ведите его.

Двое стражников с палашами на боку подхватили Ларса под руки и выволокли из камеры. Освещённый масляными факелами коридор — первое, что он увидел за последние пять суток, помимо тесного каземата. Лес на границе Готии вся четвёрка покинула с мешками на головах, будучи связанными и перекинутыми через сёдла. Где теперь остальные и живы ли они — Ларс не знал. Да и на свой счёт не мог дать ответа ни по одному из пунктов. Пять суток в собственных испражнениях, без движения, еды и общения пошатнули уверенность в реальности происходящего. Временами Ларсу начинало казаться, что всё это лишь горячечный бред, особенно по ночам, когда сырые стены каземата таяли во мраке, и гудящая пустота наполнялась неведомыми страшащими звуками. Всё, что ему оставалось — молиться, и Ларс молился. Неистово, искренне, как никогда раньше. Он просил Господа о прозрении, молил отогнать морок, развеять жуткое наваждение и даровать сил не лишиться рассудка. Но приходило утро, и свет Рутезона, льющийся сквозь зарешетчатое оконце, говорил: «О нет, это было бы слишком просто. Ты не проснёшься в своей постели, не очнёшься от ночного кошмара. Теперь ты мой. Мой навсегда». И Ларс плакал, давился слезами в бессильной злобе на вселенную с её жестокими богами, и на себя самого, умудрившегося прожить жизнь так, чтобы встретить её финал в месте полном отчаяния и страха. Где оступился, где свернул не туда? «За что? За что?!!!» — вопрошал он холодное небо. Но небо оставалось безмолвным, лишь моросило нескончаемым дождём, будто желало, чтобы весь мир под ним сгнил без остатка. Трупные пятна на щиколотках становились всё различимее, они росли, поднялись выше колодок. Синевато-вишнёвые следы мёртвой застоявшейся крови. Отравленной… «Магдален, милая Магдален… Почему?». Красивое лицо белокурой женщины с тонкими правильными чертами смотрело на Ларса из глубин памяти и улыбалось, с такой добротой, с таким пониманием, что сама пресвятая Мария уступила бы ей место под нимбом. «Ведь у тебя было всё. Мы были счастливы». «Только ты», — продолжала улыбаться Магдален. — «Счастлив и слеп. Мой бедный Ларс». «Нет-нет, останься!», — потянулся он к тающему образу, но тот исчез. Исчез и больше не возвращался, сколько бы попыток оживить его Ларс ни предпринимал. Однажды ночью он осознал, что не может вспомнить лицо жены в деталях, даже цвет её глаз, и ему стало страшно. По-настоящему страшно, так, когда сердце делает лишнюю паузу между ударами, и душа падает, словно шагнула в пропасть, того не ожидая.

— Сюда, — указал на массивный стул тощий, будто завяленный тип в кожаном фартуке поверх голого торса, когда конвоиры втащили еле переставляющего ноги Ларса в обширное помещение со сводчатым потолком, меблированное предметами в стиле золотого века испанской инквизиции. — Это придётся снять, — стукнул экзекутор клещами по сковывающим руки узника колодкам.

— Уверен? — спросил человек в кирасе. — Говорят, он весьма искусен в своих нечестивых практиках.

— Милорд, — ощерился экзекутор, — вам ли не знать, сколько их прошло через мои руки. Господь добр ко мне, ибо я — суть кара его.

— Старый чёрт, — усмехнулся человек в кирасе и вышел, уводя с собою конвоиров.

— Рэмми! — позвал экзекутор, с пристрастием разглядывая сидящего на стуле узника. — Так и будешь там стоять, балван? Иди сюда и помоги с этим исчадием ада!

Только тогда Ларс заметил притулившегося в тёмном углу детину под два метра ростом с одутловатым лицом и громадными ручищами, которыми он, словно испуганный ребёнок, теребил полу рубахи.

— Живее! — снова окрикнул его экзекутор. — Помнишь, что делать?

Детина кивнул и, зайдя Ларсу за спину, накинул ему на шею ремень.

— Верно. Сначала ошейник, потом остальное. Только гляди не переусердствуй. Мы же не хотим, чтобы этот маг подох слишком быстро.

Такая формулировка не на шутку озадачила Ларса. Надежда, что кляп вынут и начнут задавать вопросу, сильно пошатнулась. А ведь он так долго размышлял над этими никому не нужными ответами, планировал хотя бы выиграть время, попытаться выторговать хоть что-то в обмен на информацию. Накатившая паника толкнула тело к обречённой на неудачу попытке освободиться. Желающий говорить язык заворочался под кляпом. Ларс почувствовал, что задыхается, но вовсе не из-за ремня на шее, а от фатальной беспомощности. Его замутило, конвульсивно сокращающийся желудок вытолкнул сок наружу.

— Видишь? — указал экзекутор на жёлтые раздувающиеся вокруг кляпа пузыри. — Потому-то их и не кормят перед пытками. Иначе эти слабаки захлёбывались бы собственной блевотиной как один. Ты смотри, эка его корёжит. Уймись, еретик, мы ещё даже не начали. Да что с ним такое? Не перетянул? — потрогал хозяин пыточной ремень на шее узника. — Эй, похоже, месье де Серра обознался, это не маг, а лицедей, при том весьма дерьмовый. Хватит комедию ломать! Слышишь меня?! — ухватил он Ларса за подбородок.

Но голландец, почуяв сомнения, не сдавался. Если конвульсий и закатившихся глаз искушённой публике недостаточно, он готов был предложить больше, что угодно, только бы это помогло заговорить. Кое-как протиснув кончик языка между кляпом и зубами, Ларс с силой прикусил его. Кровь быстро стала наполнять рот и заструилась наружу.

— Поглоти тебя пекло! Кажись он и впрямь загибается! — обеспокоился, наконец, экзекутор. — Расстёгивай! Да не ошейник, кляп вынимай! Не успело садистское приспособление покинуть рот Ларса, как тот, брызжа слюной и кровью, заговорил. Точнее, попытался заговорить, рефлекторно хватая воздух.

— Если что чудное начнёт твориться, сразу лупи его по башке! — велел Рэмми экзекутор, силясь понять хриплое прерывистое бормотание.

— Умоляю… пожалуйста… мне нужно поговорить… с человеком… с главным… я не тот… за кого… меня приняли… я…

— О, опять, — поморщился экзекутор. — Все лопочут одно и то же.

— Вы не понимаете. Это очень важно. От этого зависит судьба человечества.

— Вот, теперь что-то новенькое. Но мне насрать, если честно. Какого чёрта ты тут кровью захлёбывался? Больной что ли?

— Это так, я болен, очень болен. Язва открылась. Прошу, выслушайте меня. Нас со спутниками схватили и не дали ничего объяснить. Наша смерть приведёт к чудовищным последствиям.

— Да, вы отправитесь в ад.

— К последствиям для Аттерлянда, для Готии и всего Союза. На эти земли пришла Тьма. И только мы можем остановить её.

Экзекутор несколько мгновений серьёзно смотрел на Ларса, после чего согнулся пополам и затрясся в приступе безудержного хохота.

— Ох, дьявол тебя дери, — отдышался он, закончив. — Только вы… Тьму?! Нет, я всё же погорячился, ты не такой уж дерьмовый лицедей.

— Я говорю правду.

— Ну ладно, — покачал головой экзекутор, надевая рукавицу. — Ладно. Рэмми, пристегни-ка нашего спасителя как следует.

— Вы совершаете ошибку, — попытался Ларс сопротивляться, но детина-подмастерье, казалось, даже не ощутил его потуг, пристёгивая руки и ноги к стулу. — В этом нет нужды. Просто, позовите человека, который привёл меня, и мы всё уладим. Пожалуйста, проявите благоразумие.

— Ага, непременно, — достал экзекутор из печи раскалённый прут.

— Умоляю, не делайте этого.

— Значит, ты можешь остановить Тьму?

— Поверьте мне, я не лгу.

— Поверю. А для начала останови-ка меня.

Ларс набрал полную грудь воздуха, готовясь заорать, что есть мочи. Пышущий жаром алый конец прута прижался к плечу. Но вопль боли вырвался из другого горла.

— Сукаааа!!! О, мать твою! Тво-ю-же-маааать!!! — экзекутор корчился над чаном, засунув туда руку, упавший на пол прут шипел в луже расплёсканной воды.

— Что… что случилось? — впервые подал Рэмми голос, тонкий и совершенно не соответствующий внушительным габаритам своего обладателя.

— Эта мразь искалечила меня!!! — указал экзекутор свободной рукой на Ларса. — Чёртов еретик! Заткни его поганый рот! Заткни немедленно!!!

— Нет-нет, — спохватился Ларс, до того ошеломлённо пялющийся на своего страдающего мучителя. — Я этого не делал. Рэмми, выслушай.

Здоровяк застыл в нерешительности, держа наготове кляп.

— Заткни его!!! — орал, морщась от боли экзекутор.

— Ты же сам всё видел, — продолжал Ларс. — Не я сделал это. Господь… — воззрился он к закопчённому потолку, — сам Господь защитил меня, дабы доказать этому маловерному истинность моих слов.

— Какого чёрта ты его слушаешь?! Рэмми, тупой ты кусок сала! Делай, что я приказал!

— Но… — замялся тот. — Взгляните. Месье Бошан, только взгляните на это! — схватил Рэмми Ларса за плечо. — Он невредим… Очищающий огонь не тронул его. Разве это не чудо господне?

— Бесполезный ублюдок, — прижал Бошан трясущуюся обожжённую до костей руку к груди и вырвал у Рэмми кляп. — Открой ему рот.

— Но его слова правдивы, он не произносил заклинаний, не чертил нечестивых магических рун. Я сам это видел.

— Рэмми, — левый глаз Бошана задёргался в нервном тике, — не беси меня.

— Но…

— Открывай его чёртов рот, тварь тупая!!!

— Нет, — расправил вдруг плечи до того сутулившийся здоровяк, отчего стал едва ли не вдвое выше своего скорчившегося мастера. — Это божий человек. А раз Господь хранит его, то и я должен.

— Ты хоть понимаешь, что с тобой станет? — прорычал, задыхаясь от злобы и боли Бошан. — На сей раз ты одними яйцами не отделаешься. Тебя четвертуют. Я, — ткнул он себе в грудь большим пальцем здоровой руки, — я сам тебя четвертую, разделаю, как свинью. Говорю снова, и больше повторять не стану — вставь ему этот чёртов кляп.

— Коли дело моё угодно Господу, он не допустит злодеяния надо мною. А коли допустит — так тому и быть, — отрезал Рэмми, чем заметно обескуражил Бошана, привыкшего, судя по всему, к беспрекословному подчинению своего подмастерья.

— Ладно, неблагодарная ты скотина, ладно, — отчаялся тот, наконец, переубедить двухметровую стену перед собой. — Я сейчас пойду, — угрожающе указал Бошан на дверь, — и приведу лорда де Серра. Послушаем, что он на всё это скажет.

— Да, — кивнул Рэмми. — Так и следует поступить.

— Ты пожалеешь об этом, — сплюнул Бошан, выходя из пыточной. — Горько пожалеешь.

— Благодарю, — прошептал Ларс, когда дверь закрылась.

— Я сделал это только лишь из любви к Господу, — повернулся к нему Рэмми. — Если вашими устами говорил дьявол, а я позволил ему одурачить себя, гореть мне в аду.

— Вы только что дали человечеству шанс и наверняка попадёте в рай, как любой хороший добрый человек. И христианин, разумеется.

— Вы меня не знаете, чтобы так говорить.

— Это неважно. Господь видит всё. Скажите, вам известно, что стало с моими спутниками? Они живы?

— Сюда их не приводили, — помотал головой Рэмми.

— Что ж, уже неплохо. Вы должны знать, эти люди — часть божьего замысла. Только вместе мы сможем воплотить его в жизнь и сокрушить Тьму.

— Зачем мне это знать? — нахмурился Рэмми.

— Потому что теперь вы тоже стали его частью. А, может, и всегда ею были. На вас, как и на нас четверых, возложена огромная ответственность. Вы смогли пересилить свой страх и воспротивиться воли своего угнетателя, не дайте слабину и перед лордом. Будьте честны, расскажите ему всё, чему были свидетелем здесь.

— Месье Бошан не угнетатель, — потупил Рэмми взгляд. — Он спас меня, поручился. И я ему признателен. Я не неблагодарная скотина. Просто… мне никогда не доводилось видеть такого, как сегодня.

— Понимаю, это было непросто. Но вы сделали правильный выбор. Не сворачивайте с этого пути, и он приведёт вас к вратам царствия божьего.

— Хорошо, — сглотнул и часто задышал Рэмми, когда в коридоре послышались звуки приближающихся шагов.

Тяжёлая дверь пыточной распахнулась будто под ударом тарана. Лорд де Серра, без шлема и в камзоле, буквально влетел внутрь, сопровождаемый двумя стражниками и едва ли не физически ощущаемой яростью. Ни слова не говоря, он подскочил к остолбеневшему Рэмми и слёту впечатал облачённый в латную перчатку кулак тому в челюсть. Здоровяк мгновенно обмяк и рухнул, словно мешок пшена.

— Кляп, — прорычал лорд, приставив клинок к горлу насмерть перепуганного Ларса.

Бошан, не скрывая удовольствия, немедленно исполнил приказ.

— Теперь поднимите его, — указал де Серра на лежащего без движения Рэмми.

— Прикажите на дыбу? — учтиво осведомился Бошан.

— Приведи его в чувства, идиот!

— Сей момент! — едва не задохнулся тот от переживаний и, схватив черпак, окатил подмастерье водой.

Рэмми инстинктивно схватил ртом воздух и часто заморгал.

— Поднимайся, тупая деревенщина! — пнул его Бошан. — Перед тобой лорд!

Кое-как встав на ноги, Рэмми выплюнул в ладонь выбитые зубы с изрядной порцией крови и неловко покланялся.

— Назови мне причину, по которой я не должен обезглавить тебя на месте, — потребовал де Серра, держа меч обнажённым.

— Этот человек, — указал Рэмми дрожащей рукой на Ларса, — под защитой Господа… милорд.

— Что он несёт? — обратился де Серра к Бошану после небольшой молчаливой паузы.

— Ложь! Просто… вопиющая в своей богохульной мерзости ложь, милорд! — сорвался тот на визг. — Этот ничтожный прихвостень Сатаны околдован магом! Он поработил его душу, разум, и говорит его устами!

— Почему ты это сказал? — перевёл де Серра взгляд на Рэмми.

— Огонь не тронул его. Он обратился против месье Бошана, опалив тому ладонь.

Экзекутор скривился, крепче прижимая к груди замотанную тряпьём руку, всё ещё источающую смрад горелого мяса.

— И только?

— Да, милорд. Разве это не чудо?

— Чудо, что ты сумел отыскать ртом титьку матери и не подох в младенчестве. Это же пиромант! Огонь — его стихия! Может, Господь защитит этого еретика и от холодной стали? — клинок коснулся правого предплечья Ларса, отчего тот едва вновь не изрыгнул скудное содержимое желудка. — Как считаешь?

— Господь всемогущ. Коли ему угодно, он защитит от любых бедствий и тягот.

— Тут ты прав, — де Серра занёс меч и резко опустил его.