Смерть берет тайм-аут

Глава 9

— Какова вероятность, что прокурор узнает кровавые подробности отношений нашего клиента и его мачехи? — спросил Эл.

Я протянула ему салфетку, и он вытер жир с подбородка. Откусил огромный кусок французского сэндвича и что-то пробормотал.

— Ничего не поняла, — выдавила я, изо всех сил стараясь, чтобы не было заметно, как меня тошнит. Я отщипнула от своей подмокшей булки. Ужасно, если из-за этой беременности мне перестанет нравиться есть «У Филиппа». После встречи с Юпитером мы остановились в центре, пообедать в кафе. Мы с Элом считаем, что единственный способ выветрить мерзкий тюремный запах из волос и одежды, — это окунуться в еще более резкий аромат. Как, например, запах ростбифа с острым соусом.

— Я говорю, ты салат с макаронами будешь?

Я двинула тарелку через узкий исцарапанный деревянный стол. Эл отправил в рот вилку салата, затем туда же последовало свекольно-красное маринованное яйцо. Некоторое время я смотрела, как он жует, потом вскочила и помчалась по опилкам, лавируя между госслужащими в мешковатых костюмах, строителями в грязных комбинезонах и увернувшись от случайного политика, одетого с иголочки. Я обогнула модель поезда и предстала перед дверью женского туалета очень вовремя. Мне очень повезло, что не было очереди. В этом заведении очереди редки. Соотношение посетителей-мужчин и женщин здесь четыре к одному. В этот раз я оказалась единственной особой женского пола, кроме официанток в накрахмаленных платьях и маленьких белых чепчиках.

Освободившись от того куска французского сэндвича, который мне удалось проглотить, я захотела печеного яблока и стала в очередь. Когда я положила деньги на металлическое блюдце, протянутое официанткой (женщина, которая готовит сэндвичи «У Филиппа», никогда не трогает этими же руками грязные банкноты), то почувствовала ее изучающий взгляд.

— Какой у вас срок? — спросила она.

Официантка выглядела так, как выглядят все женщины за прилавком — беглянка из пятидесятых. Голубоватые волосы связаны в пучок и убраны под белый кружевной чепец. Губы накрашены чуть дальше контура, на веках тени цвета морской волны. Такой макияж я в последнее время замечаю у тинэйджеров в магазинах на Мелроуз-авеню. Сомневаюсь, что официантка следует ироничному стилю ретро-шик, как эти подростки.

— Семь недель, — ответила я. — Как вы догадались, что я беременна?

— Я видела, как вы торопились в туалет. Еще несколько недель, и все пройдет.

— Будем надеяться, — я взяла яблоко и вернулась к Элу.

— Что с тобой? — спросил он.

— Я беременна.

Он застыл, не донеся кусок сэндвича до рта:

— Правда?

— Да.

Эл впихнул сэндвич в рот, прожевал два раза и проглотил:

— Поздравляю.

Мы помолчали некоторое время, я откусила яблоко, которое по вкусу было больше похоже на сахар с расплавленным маслом. Отдала остатки Элу, и он быстро его прикончил.

— И какие у тебя планы?

— То есть?

— Как долго ты собираешься работать?

— Столько, сколько смогу.

Он несколько обеспокоено кивнул.

— Прости меня, Эл. Правда. Плохой из меня партнер. Я всегда опаздываю. Даже половины времени не отрабатываю. Не представляю, как буду справляться еще с одним ребенком в дополнение ко всем остальным делам. Я пойму тебя, если ты захочешь меня уволить. Так что не волнуйся.

Он покачал головой:

— Я не могу тебя уволить.

Я подняла голову:

— Почему?

— Ты не работаешь на меня. Мы партнеры. Я не могу тебя уволить.

— Ну, я пойму тебя, если ты не захочешь больше быть моим партнером.

Он вздохнул и засунул в рот еще одно малиновое яйцо. Целиком. С чавканьем прожевал и звучно проглотил. Я усилием воли заставила свой желудок успокоиться.

— Это меня не волнует, — заявил он.

— В смысле? — переспросила я, сбитая с толку.

— Твой рабочий график меня не беспокоит. Если ты не заметила, у нас дел как раз по полдня на каждого. Когда у тебя родится ребенок, какое-то время поработаешь дома. За компьютером. Ну или как-то так. Я об этом не волнуюсь. Мы справимся.

У меня гора с плеч свалилась. Я была абсолютно уверена, что Эл бросит меня и найдет того, чей график не будет зависеть от необходимости возить детей в школу и к друзьям. По правде говоря, я не понимала, почему он этого не сделал. Что бы он ни говорил, я знала, что ему нелегко со мной и моим расписанием. Но я не хочу слишком напрягать его. Я люблю свою работу, и дала себе клятву стать более собранной. Я буду хорошим компаньоном, чтобы хоть как-то уменьшить водоворот дел, куда мы с моей хрупкой карьерой частного детектива попадем с рождением ребенка.

— Спасибо тебе, Эл. Обещаю, что справлюсь. Буду работать дома или как-нибудь еще. И у нас еще целых полгода свободы. Я буду очень активно работать.

— Именно этого я и боюсь, — перебил Эл.

— Чего?

— Послушай, Джулиет, я не хочу, чтобы повторилось та история, когда ты носила Исаака.

Я заверила его, что не собираюсь снова попадать под пули. Приходить в себя одновременно после кесарева сечения и огнестрельного ранения даже для меня как-то чересчур. Эл фыркнул.

— Нет, правда. Я буду осторожна.

Он покачал головой:

— Поверю, когда увижу.

Чтобы не спорить, я решила ответить на вопрос, заданный перед моей спринтерской пробежкой:

— Если Юпитер не расскажет прокурору о своей наркотическо-эротической сделке с Хло, абсолютно не представляю, как это может стать известно присяжным.

— Если только она кому-нибудь не рассказала..

— Это точно.

— Ты думаешь, это он? — спросил Эл.

— Убил?

Эл кивнул.

Пусть Юпитер и лгал, что не принимает наркотики, я все же странным образом была убеждена в его невиновности. Может, из-за Лили, а может, из упрямства. Не то, чтобы у меня безотказное чутье истины — просто я не считала, что он способен на такое.

— Юпитер говорит, что не убивал. А после того, что он рассказал о Поларисе, я ставлю на отца, а не на сына. Как ты думаешь?

Эл пожал плечами.

— Это если сын говорит правду.

Ничего необычного в том, что мы с Элом так долго не обсуждали вопрос виновности нашего клиента. Работая в федеральной защите, мы научились избегать эту тему. Эл быстро раздражался, видя мою склонность допускать, что наши подзащитные не совершали преступления. Он ошибался: я не была наивной. Я так же, как и он, хорошо знала, что наши клиенты чаще были виноваты. Я просто свято верила, что если я единственный человек, работающий на их стороне, то обязана им поверить. Поэтому если клиент рассказывал, будто думал, что в черном пакете доставляет одноглазому Темному Ангелу по имени Змей полкило муки, а не отборного афганского героина, я ему верила. Или, по крайней мере, допускала. Я не была настолько циничной, чтобы утром защищать человека перед присяжными, а в обед заявлять коллегам, что все не так.

— Ты же видел Полариса. Неужели он не кажется тебе более подозрительным? — спросила я.

Эл поднял брови:

— Я не из тех, кого он… как ты сказала? Подчиняет?

Я залилась краской:

— Я же не сказала, что он хороший и так далее. Просто он обладает какой-то… не знаю… силой, что ли. Но это не в пользу его невиновности или вины Юпитера.

Эл неодобрительно засопел:

— А как насчет положительного анализа на ДНК у Юпитера?

— Секс по обоюдному согласию.

Эл покачал головой:

— В любом случае, вряд ли это существенно. Мы не занимаемся сбором доказательств для обвинения. Только для смягчения наказания. Каковы дальнейшие действия?

— Мы не должны сообщить Вассерману о том, что уже сделали?

— А этим, моя дорогая, займешься ты, — сказал он, вставая.

— Я? Почему?

— Потому что ты адвокат. Ты знаешь как правильно разговаривать. Я поехал в офис.

Он не обратил внимания на мою усмешку по поводу столь громкого названия для его гаража.

— Я себе дело найду. Твоя подруга Лили может и купается в деньгах, но вряд ли ей понравится выписывать нам двойные счета.

— Наверное, ты прав, — сказала я. — Лили считает свои деньги, а с докладом и один справится.