Смерть берет тайм-аут

Глава 11

Лили жила в Бенедикт-каньоне, где семья Мэнсонов совершила свои самые громкие преступления. Пышные деревья и прекрасные виллы по обеим сторонам извилистой дороги всегда вызывали во мне дрожь, как будто зло, мгновенно разрушившее покой пасторального каньона, оставило после себя ощутимый след.

Подобно многим кинозвездам, известным настолько, чтобы иметь толпу поклонников и почитателей, Лили жила за массивными электронными воротами. Так как нас не ожидали, охранникам потребовалось некоторое время, чтобы пустить меня и Руби. Когда ворота наконец бесшумно открылись, я двинулась по длинной подъездной аллее к дому, который представлял собой бунгало конструкции «Грин-энд-Грин», которых так много в Калифорнии. Дом был громадный, с большими выступающими стропилами, широкими карнизами и пологой крышей. Несмотря на свои размеры, он выглядел приветливо, возможно, благодаря детским игрушкам и другим вещам, которые лежали на крыльце с колоннами. Руби заснула в машине, я взяла ее на руки и стала подниматься по ступенькам, аккуратно обходя велосипеды, роликовые коньки, самокаты, формочки для песочницы, маленькие грабли и лопатки. Дверь открыла одна из двойняшек Лили.

— Привет, Эмбер, — сказала я.

— Я Джейд, — ответила она. — Руби спит?

— Нет. Ее заколдовала злая волшебница.

Восьмилетняя девочка округлила глаза, давая мне понять, что она уже большая, и не верит таким глупостям.

— Позовите меня, когда она проснется, — сказала Джейд и крикнула через плечо: — Мам! Пришли Джулиет и Руби. Но Руби спит. Я поеду кататься на самокате.

Она надела велосипедный шлем, затянула ремешок и со свистом пронеслась по крыльцу на самокате.

— Где Эмбер? — крикнула я вслед.

— У нее перерыв, — отозвалась девочка, стаскивая самокат со ступенек.

Близнецами достались густые черные волосы и темные глаза от отца, стройная фигура от матери. Они должны были быть красивыми, как Лили и Артур. Но каким-то образом, когда черты матери и отца складывались в генетическом игорном автомате, девочки как-то неудачно повернули ручку. Вздернутый нос, который подчеркивал мальчишеское очарование Лили, выглядел крысиным в сочетании со слабым подбородком Артура. Хуже того, им не достались ни черные глаза Артура, окаймленные густыми ресницами, ни ярко-синие глаза Лили. Обыкновенные карие.

Но это были милые девочки, живые и дружелюбные, как их мама. Они всегда хорошо относились к Руби, приглашали ее играть, хотя она была на несколько лет младше. Даже приняли ее в свой «Клуб драгоценностей»,[1] и Руби удачно влилась в их компанию.

Я зашла в дом и увидела Лили, сидевшую у зажженного камина, выложенного булыжником. Приветствие замерло в горле, когда я увидела, что напротив сидит Артур. Они очень некрасиво развелись — их развод больше обсуждался на развлекательных каналах, чем в зале суда. Кипя от ярости, Лили много раз рассказывала о своих некомпетентных адвокатах, которые не смогли обойти законы о собственности, позволявшие Артуру получить половину денег, которые она заработала, снимаясь в фильмах. Некоторое время Лили и Артур даже не разговаривали, и девочек возили из одного дома в другой помощники и водители.

— Привет, Джулиет, — поздоровался Артур.

— Привет, — отчеканила я.

— Рада видеть тебя, Джулиет, — сказала Лили. — Ты не хочешь уложить Руби в детской?

— Нет, положу ее на диван. Я ее скоро разбужу, иначе она всю ночь спать не будет.

— Эмбер через три минуты освободится, — она взглянула на часы. — И с удовольствием поможет тебе разбудить Руби.

Я опустила дочь на мягкий диван, укрытый пледом, она засопела и зарылась головой в подушку.

— Что произошло? — спросила Лили, не скрывая свое удивление при виде меня. Мы были подругами, и я тысячу раз приезжала к ней в гости, но всегда предупреждала. — Что-то не так? С Юпитером ничего не случилось?

— Нет, нет, все нормально, — ответила я, глядя на Артура.

— Я в курсе дела. Лили все рассказала, — сообщил Артур.

Я посмотрела на Лили, та кивнула. Что здесь творится? Почему бывший муж Лили так удобно устроился в ее гостиной, и почему она посвятила его в подробности дела Юпитера? Я сдержала любопытство и сказала:

— Дело не в Юпитере. Хотя имеет к нему отношение. Вассерман нашел некоторую информацию о состоянии банковских счетов Хло. За несколько месяцев до смерти она положила на счет сто тысяч долларов.

Не могу сказать наверняка, но мне показалось, что Лили многозначительно посмотрела на Артура.

— Это большая сумма, — спокойно произнес тот.

— Перевод был сделан с анонимных оффшорных счетов, — продолжала я.

— У них есть какие-нибудь соображения? — спросила Лили.

— Пока нет, — я помолчала. — Ты об этом что-нибудь знаешь?

— Конечно, нет, — быстро ответила она. — Думаю, это связано с ЦКЕ. Не удивлюсь, если у них есть секретные счета по всему миру. Это все большая афера. Я уверена, что у Полариса сотни миллионов долларов.

— Для них сто тысяч — это пустяк, — согласился Артур. — Наверное, это карманные деньги Хло.

Почему они оба так стараются убедить меня, что деньги тут ни при чем? Что им известно? Я посмотрела на Лили, стараясь понять, что происходит за этими чистыми голубыми глазами. Но она блестящая актриса, и я увидела лишь мягкое безразличие.

— Думаю, Вассерман выяснит, были это единичные поступления, или Хло регулярно получала большие суммы с этих счетов, — сказала я и попробовала надавить на нее: — Ты уверена, что ничего не знаешь об этом?

— Естественно, нет, — твердо ответила Лили.

— Как в остальном продвигается расследование? — поинтересовался Артур.

У меня сложилось четкое впечатление, что он хочет сменить тему.

— Двигается потихоньку. Мы разговаривали с Юпитером и один раз встречались с его отцом.

— Откуда вы знаете, какие улики должны предоставить, чтобы отменили сметную казнь? — спросил он.

— Вопрос не в том, что нужно найти нечто особенное. Мы просто собираем информацию, чтобы представить присяжным портрет человека, которого можно пожалеть и понять. Мы хотим, чтобы они побольше узнали о Юпитере, так им будет тяжелее убить его. Нужно, чтобы все присяжные думали, что на месте Юпитера мог оказаться их сын, приняли во внимание его трудное детство и личную трагедию.

Последние слова я произнесла очень тихо. Вспомнила об отце Юпитера, который хотел, чтобы того казнили.

— Что? — спросила Лили. Я быстро подняла голову. — Что такое?

— Ничего, ничего… Я просто подумала кое о чем… Ничего…

Она наклонилась вперед и положила локти на колени. Огонь от камина отразился на ее коротких светлых волосах, и они засияли.

— Ты о Поларисе?

— По правде говоря, я не могу обсуждать с вами подробности, — произнесла я. — Так как я работаю на Вассермана, я тоже обязана сохранять конфиденциальность.

— Но ведь ты говоришь о Поларисе, да? Он не станет тебе помогать.

Она говорила безжизненным голосом, и только на шее подергивалась жилка.

— Это не совсем так, — возразила я. — Он беседовал с нами, но не решил, как отнестись к смертной казни.

Подруга покачала головой.

— Приближенный к Богу. — Она с раздражением отчеканила каждое слово.

— Это имеет значение? — спросил Артур.

Я кивнула:

— Имеет значение заявление потерпевшей стороны. Оно важно для обвинения — иногда прокурор не требует смертной казни, если родственники настаивают. И естественно, это заявление производит впечатление на присяжных. Я не знаю, какое решение примет Поларис. Его помощники по делам Церкви не хотят, чтобы решение пошло вразрез с их позицией осуждения смертной казни. По крайней мере, один из них не хочет.

Лили закрыла лицо руками, Артур обошел ее стул, остановился за спиной и опустил ладони ей на плечи. Она на мгновение коснулась его руки щекой и подняла на него глаза.

— Спасибо, — произнесла она тихо и нежно.

Он сжал ее плечи. Я почувствовала себя неловко оттого, что являюсь свидетельницей интимной сцены, и стала пристально рассматривать пляшущие огоньки в камине.

В это время в гостиную вошла девушка, одетая в брюки цвета хаки и рубашку. Такова униформа работников в доме Лили. А не черные синтетические платья и накрахмаленные фартуке.

— Лили, можно сказать Эмбер, что ее перерыв закончился? — спросила она.

— Конечно, — ответил Артур. — Попросите ее спуститься и попрощаться с отцом.

Он еще раз сжал плечи Лили и вернулся на место. Взял с соседнего стула замшевую куртку и набросил ее.

— Ты уходишь? — спросила Лили.

— Я обещал маме сходить с ней вечером в кино, — сказал он извиняющимся тоном. — Ты хочешь, чтобы я все отменил и поужинал с тобой и девочками?

— Нет, нет. Не надо. Я попрошу Фоуби и Стефани покормить их и уложить спать. Хочу принять ванну с массажем и в восемь часов лечь. Увидимся в субботу, когда я привезу их.

— Давайте позавтракаем все вместе.

— Я согласна.

Она подняла к нему лицо, и он поцеловал ее в губы. Это был быстрый поцелуй, но все равно он не показался обычным дружеским чмоканьем.

К тому времени как Артур попрощался с дочерьми и ушел, Руби проснулась. Когда она увидела, что лежит на незнакомом диване, то сморщила сонное личико, но заплакать не успела, потому что Эмбер и Джейд потащили ее в играть с хомяками. Некоторое время после их ухода мы с Лили молчали. Мне хотелось еще раз спросить ее о деньгах. Ее ответ был логичен, но как-то слишком прост. Хотя сначала нужно узнать, что, черт побери, происходит у нее с бывшим мужем.

— Ты не хочешь рассказать, что тут творится? — спросила я.

Она усмехнулась, забралась с ногами на диван, положив подбородок на колени. Скрестила лодыжки, и ее длинные накрашенные ногти на ногах ткнулись в плед. В Лили все было красиво, включая ноги. Я поджала в туфлях свои неухоженные пальцы и вздохнула:

— Ну и?

— Ты вообще о чем? — переспросила Лили, скромно прикусив губу.

Я вытаращила глаза:

— Об Артуре, тебе и совместном завтраке.

Она опять чуть улыбнулась:

— Я бы сама хотела знать.

Я подняла бровь.

Она прижала колени к животу:

— В последнее время очень многое изменилось между нами. Я не могу объяснить. Мы почти целый год избегали друг друга. А потом в один прекрасный день месяца четыре назад он сам привез детей, а не прислал их с няней. Мы проговорили несколько часов. С тех пор мы проводим много времени вместе. Общаемся с детьми. Или даже без них.

— Ты ходишь на свидания к Артуру?

Она засмеялась:

— Можно и так сказать.

Я еле сдержалась, чтобы не сказать слова, готовые сорваться у меня с губ. Что-нибудь типа: «Ты в своем уме?» или «Не забывай, что этот парень хотел прикарманить все твои деньги» или «Артур — придурочный урод, который хорошо относится только к своей маме, и то потому, что хочет получить наследство».

— Это замечательно, — заявила я. — Послушай, Лили, а вот что касается банковских вкладов…

— Банковских вкладов? — она сколупнула кусочек отслоившегося лака с кукольного ногтя.

— Вкладов на банковский счет Хло.

— М-м-м… А что такое?

Я наклонилась вперед, чтобы попасть в ее поле зрения и отвлечь от столь внимательного изучения маникюра:

— Ты точно ничего не знаешь о них?

— Конечно, нет, — она выпрямилась и взглянула на меня. — К чему ты клонишь, Джулиет? Ты хочешь сказать, что я имею какое-то отношение к этим вкладам?

Может быть.

— Нет, нет. Естественно нет.

— Прекрасно, потому что очень не хочется думать, что ты меня подозреваешь. Ведь я наняла тебя, потому что ты моя подруга. Потому что я знаю, что могу тебе доверять.

Ее глаза были широко открыты, мальчишеское лицо изображало обиду, но все равно в голосе звучала легкая ирония.

Я решила не напоминать о том, что у меня моральные обязательства перед ее братом, а не перед ней, независимо от того, кто оплачивает мои чеки. Вместо этого перевела разговор на другую тему, также не очень приятную для нее:

— Ты можешь мне доверять. Конечно, можешь. Я бы хотела узнать больше о смерти твоей матери. Что еще ты помнишь?

— Я не буду говорить об этом, Джулиет. Для меня это слишком больно.

Я вздохнула:

— Точно? Я к тому, что это поможет связать все детали. Возможно, для Юпитера эти воспоминания тоже болезненные. Можно использовать это как один из аргументов для смягчения его вины.

Она покачала головой:

— Я не могу. Просто не могу.

Я перестала настаивать. Мы завершили беседу пустым разговором о школах — как близнецам нравится их эксклюзивный частный пансион, где голливудская элита искупает свою гражданскую вину перед обществом, поддерживая исключительно щедрую программу, по которой в классе одинаковое количество мест отдается белым детям богатых родителей, неграм и латиноамериканцам из нищих кварталов. Руби ходила в государственную школу недалеко от нашего дома. Это была приятная небольшая школа с хорошими учителями. В ней всего пять классов, и я прекрасно понимала, что в недалеком будущем нас также ждет частная школа. Скорее всего, нам не удастся попасть в школу, где учатся близнецы. Мы не относимся ни к очень известным, ни к очень бедным.

Через какое-то время симпатичная няня в брюках хаки привела девочек на ужин. Я не разрешила Руби остаться на ужин с близнецами — «Но у них шоколадный торт на десерт!» — и потащила ее в машину, чтобы через двадцать минут быть дома.

Руби продолжала хныкать, когда мы повернули на нашу улицу. Один раз я уже разрешила ей поспать, но в машине особо не выспишься, и я собиралась сразу уложить ее в постель. Подъезжая к нашему двору я повернула голову и собралась сказать, чтобы она замолчала. Вновь посмотрев на дорогу, я охнула. Резко надавила на тормоз, едва не задев черную спортивную машину, которая была припаркована носом к забору моего дома и загораживала дорогу. Ремень безопасности больно вонзился в шею и грудь, и я громко вскрикнула.

— Ты не ударилась, детка? — завопила я, останавливая машину. Отстегнула свой ремень, обернулась и дотронулась до Руби, удостовериться, что с ней все в порядке.

— Меня задушил ремень! — возмущенно заявила та.

— Где болит? — я нервно ощупала ее руки и плечи.

— Ничего не болит. Не люблю, когда меня душат.

Я еще раз ощупала ее, убеждая себя, что с ней ничего не случилось, и сказала:

— Подожди здесь.

Я выпрыгнула из машины и устремилась к припаркованному «ягуару», посмотреть, кто это перегородил мне дорогу. В нашем квартале нельзя ставить машины где попало. Я уже наклонилась, чтобы списать номер и сообщить в полицию, как стекло в окне опустилось, и мое возмущение сменилось удивлением.

Из окна смотрел бывший муж Лили, опираясь локтем на раму.

— Привет.

Его тихий голос больше походил на мурлыканье.

— Артур, ты с ума сошел? Ты чего остановился посреди дороги? Я чуть в тебя не въехала!

Он улыбнулся, и я ощутила, как по шее мурашки пробежали. Неожиданно он открыл дверь. Я сделала шаг назад и уперлась в передний бампер своей машины.

— У меня Руби на заднем сидении, — зачем-то сказала я. Он знал, что она там.

— Нам нужно поговорить.

Артур подошел и нажал мне на плечо. Я села на капот. Он убрал руку и сел рядом. Я сглотнула.

— Может, в дом зайдем? — предложила я, стараясь, чтобы голос звучал приветливо и дружелюбно. Взглянула на Руби. Хоть бы она сидела спокойно.

— Давай поговорим здесь.

Он говорил ровным и спокойным голосом, но по какой-то причине меня это напугало больше, чем если бы он кричал. Я плохо знала Артура. Они с Питером ходили на пару футбольных матчей, но я всегда проводила время с Лили наедине или с девочками. По правде говоря, не могу вспомнить, когда я воспринимала Артура и Лили как мужа и жену, кроме тех нескольких раз, когда он сопровождал ее на вечеринках. Их брак грозил закончиться разводом почти с того самого момента, как мы познакомились, хотя и продлился еще немного, прежде чем они об этом объявили. Артур всегда был любезен со мной. Лили, жалуясь на него, никогда не обвиняла его в жестокости. Почему же тогда я так нервничаю?

— Сейчас очень рано темнеет, — сказал Артур, оперся на локти и посмотрел в небо.

Я взглянула на него. Я что, сижу на капоте, чтобы трепаться о ерунде?

— Чего ты хочешь, Артур? Почему ты здесь?

Он не обернулся ко мне и продолжал смотреть в ночное небо.

— Твоя работа заключается в том, чтобы Юпитера не приговорили к смертной казни, так?

— Так.

— Тебе нужно найти свидетелей, которые подтвердят, что у него было трудное детство, что он был хорошим мальчиком и тому подобное?

— В общем да. Почему ты спрашиваешь? Мы все обсудили у Лили дома час назад.

Он улыбнулся, и сейчас на его лице читалась легкая угроза:

— Знаешь, тебе нужно просто заниматься своими делами.

— Что-что? — я отпрянула и уставилась на него.

— Делать свою работу. Разговаривать с людьми о Юпитере. О том, какой трудной была у него жизнь. О том, как его бросила мать. И так далее.

— Я это и делаю, Артур, — я было слезла с капота, но он протянул руку и удержал меня.

— Да. Занимайся только своими делами. Ничего больше касаться не нужно.

Его пальцы слегка сдавили мою руку. Я стряхнула их и встала.

— Чего — больше? — спросила я, открывая дверцу машины.

— Во всяком случае, не нужно посвящать в это Лили.

Это меня остановило. Я замерла, наполовину открыв дверцу, и взглянула на него:

— Что?

— Ты слышала, что я сказал. Не нужно рассказывать Лили. Про банковские счета и так далее.

— Лили наняла меня расследовать это дело. Что я и делаю — расследую.

— Лили твоя подруга. Ты знаешь, что она не в курсе дела. Не нужно влезать в ее жизнь.

— Я не влезаю в ее жизнь. Я расследую дело.

Он улыбнулся:

— Замечательно. Значит, мы хотим одного и того же. Ты не полезешь в ее жизнь. И не будешь ее больше беспокоить.

— Что значит беспокоить?

— Лили и Юпитер очень дружили в детстве, и поэтому для нее все это сложно. Ты знаешь, что из-за ее нервов врач прописал ей антидепрессанты?

Я покачала головой.

— Она принимает снотворное, потому что со дня убийства очень плохо спит. Не хочу, чтобы ты расстраивала ее еще больше. Просто делай свою работу и не трогай ее.

Я еще раз захлопнула дверь, чтобы Руби не слышала разговор:

— Ты к чему это вообще, Артур? Такое чувство, будто ты что-то скрываешь. Будто угрожаешь мне.

Он спрыгнул с машины:

— Конечно, нет. Почему ты так подумала? Я совсем не собирался тебе угрожать. Просто хотел рассказать, насколько больно твоей подруге.

Артур открыл дверцу своей машины и сел. Затем снова высунулся из окна:

— Я знаю, ты никогда не сделаешь Лили больно. Я верю тебе. Передавай привет Питеру.

С этими словами он тронулся с места. Некоторое время я смотрела ему вслед, потом встряхнулась и забралась в машину.

— Почему папа Эмбер и Джейд стоял посреди нашей дороги? — спросила Руби.

— Он просто хотел поздороваться, — сказала я, подъехав к гаражу.

Я вылезла из машины и расстегнула ремень безопасности Руби. Затем обняла и крепко прижала ее к себе. Она стала отпихивать меня.

— Не бойся, — прошептала я.

Она откинула голову и сердито посмотрела на меня.

— Я не боюсь! — пренебрежительно заявила дочь.

Я снова обняла ее. Может, она и не боится, зато испугалась я.

Пришлось долго объяснять Питеру, почему я так разнервничалась из-за Артура. Муж согласился, что его появление в доме Лили очень странно, но посчитал, что я слишком тороплюсь с выводами.

— Наверное, он просто беспокоится о Лили. Она принимает все слишком близко к сердцу, и Артур не хочет, чтобы она лишний раз дергалась, — сказал Питер.

Мы сидели на диване, наслаждаясь редкими минутами, когда мы вместе — дети уже спят, и он еще не сел работать.

— Лили не из тех хрупких созданий, которых нужно защищать. Во всяком случае, раньше Артур никогда не беспокоился о ней. Скорее, наоборот. Это она постоянно о нем заботилась.

Питер пожал плечами.

— Что? — спросила я.

— Вряд ли о нем. Скорее боялась, как бы он чего не выкинул.

Я кивнула:

— Может, и так. Но тем не менее. Что я должна думать, когда он караулит меня у дома, будто мафиози из «Клана Сопрано»?

Питер покачал головой.

— Ну что? — спросила я снова, уже раздражаясь.

— Может быть, он изменился. Ты сама сказала, что они вроде как помирились. Возможно, он старается для нее что-то сделать.

— Например, потерроризировать ее друзей?

Питер ткнул меня в бок пальцем ноги:

— Тебя потерроризируешь… Не устраивай трагедию.

Я сбросила его ногу с колен:

— Он ждал меня около дома в темноте. Велел прекратить расследование. Мне показалось, что он хотел меня напугать. И что в итоге? Ему это удалось. Я напугана.

Питер наклонился и обнял меня.

— Не бойся, — пробормотал он голосом мультяшного кролика Багса Банни, уткнулся мне в волосы и хихикнул.

Я отпихнула его и встала:

— Потрясающе. У вас что, братство мужской солидарности? Почему тебе все равно?

Кажется, я произнесла это более резко, чем хотела.

Питер снова сел и покачал головой:

— Извини, дорогая. Это потому, что я знаю Артура чуть лучше, чем ты. Он просто пытается произвести впечатление на Лили и изображает из себя мачо.

Я направилась на кухню, чтобы позвонить Элу, в полной уверенности, что поведение Артура ему покажется таким же подозрительным. Я забыла, что он склонен к дискриминации по половому признаку.

— При чем тут мои гормоны? — заорала я.

— Они сейчас раздерганы. И поэтому ты так болезненно реагируешь.

— Болезненно реагирую? Я не понимаю. Вы с Питером постоянно талдычили мне, чтобы я была осторожной. Черт, ты даже хотел, чтобы я носила пистолет! А сейчас говоришь, что я болезненно на все реагирую!

Я швырнула трубку на рычаг.

Он перезвонил почти сразу.

— Извини, — покаялась я.

— Ничего, — ответил Эл. — Я же говорю — гормоны.

Я сжала зубы и промолчала.

— Ладно, давай так: я попрошу моего приятеля пошарить в базе данных, нет ли на нем чего-нибудь. Тебе станет от этого легче?

— Станет.

Неужели я принимаю все близко к сердцу? Обычно меня трудно напугать. Один из моих недостатков — я вообще мало чего боюсь.

— Ты бы ванну приняла, — предложил Эл.

— Что?

— Так всегда поступает Жанель, когда расстроена.

В его голосе слышалась явная снисходительность, и я еле удержалась, чтобы снова не бросить трубку.

— И потом, если это правда тебя так беспокоит, позвони своей Лили и спроси, с чего это ее бывший так себя ведет.

Неплохая мысль. Я решила, что завтра с утра в первую очередь так и сделаю. И приняла ванну, но не по совету Эла. Я думала о ванне с тех пор, как об этом сказала Лили. Жаль только, что у меня в штате нет массажиста. А если даже ванна и успокоила меня, все равно Элу об этом знать незачем.

Я оставалась в безмятежном состоянии до следующего дня. Рано проснулась, чувствуя себя как-то необычно. Встала, оделась в темноте и села посмаковать чашечку кофе перед тем, как разбудить детей. Затем меня посетило некое ощущение, которое можно назвать материнским, но, скорее всего, оно исходило из моих стремлений. Это случилось, когда я аккуратно выливала тесто в форму Микки-Мауса и делала ему глаза из шоколадных чипсов. На меня снизошло нечто странное. Не то, чтобы ощущение, скорее, его отсутствие — я не была уставшей. Впервые за долгое время я почувствовала себя отдохнувшей. Я улыбнулась, сама удивляясь происходящему. Нужно насладиться этим ощущением, долго так продолжаться не будет. Очень скоро по ночам я каждые пятнадцать минут буду вставать в туалет и ходить вперевалку, как утка. А когда появится ребенок, то станет еще хуже. Если он будет таким же, как остальные, меня можно будет изучать как особь, живущую без сна.

Впервые дети не вывели меня из себя, пока одевались и собирались в школу. Словно охотничьи собаки, они повели носами, почуяв блины. Со скоростью молнии оделись, застегнули на липучку мокасины, уселись за кухонный стол и вымазали вареньем физиономии.

Исаак мгновенно проглотил своего Микки-Мауса, затем обошел вокруг стола и уткнулся головой мне в живот.

— Мама, — позвал он.

— Что, зайка?

— Ты очень красивая в этой пижаме.

Я взглянула на свою футболку и красные брюки-капри:

— Это не пижама, детка. Это обычная одежда.

Он окинул меня критическим взглядом:

— Все равно, ты красивая.

Я поцеловала его в макушку. Девяносто девять дней из ста каждое утро дети только и делают, что пререкаются и изводят друг друга и меня. А потом, когда у меня практически не остается сил, они снова заряжают мои батарейки и наполняют энергией, чтобы я могла и дальше крутиться в колесе жизни.

— Ты тоже у меня прелесть, — ответила я сыну.

Когда дети позавтракали и сели смотреть телевизор, я взяла телефон. Помощница Лили не сразу поняла, чего я хочу, но в итоге подруга подошла. Когда я поведала, какой разговор произошел у меня накануне вечером с Артуром, на другом конце трубки повисла гробовая тишина.

— Лили, ты меня слышишь?

— Да. Да, я слышу. Извини. Артур просто волнуется обо мне. Ты же знаешь, как на меня действует эта ситуация. Он просто принимает все близко к сердцу. Извини.

— Тебе не нужно извиняться. Только…

Я умолкла.

— Что? — спросила она.

Как я могу сказать Лили, что считаю ее бывшего мужа трусливым ничтожеством и хочу, чтобы она порвала с ним раз и навсегда?

— Он не производит впечатление самого сильного человека в мире, — пробормотала я, запинаясь.

Она вздохнула:

— Мне пора идти, Джулиет. У меня съемка в журнале «Стиль» через пятнадцать минут, а я еще не накрасилась.

Я развезла детей и поехала в Пасадену, в резиденцию Церкви. Я не знала, получится ли встретиться с Поларисом, не договариваясь заранее, но даже если меня и не допустят в святая святых, не помешает немного там осмотреться.

Я как можно быстрее свернула с оживленного шоссе и поехала по улочкам в менее примечательных уголках Пасадены. В Лос-Анджелесе есть много районов, которые выглядят точно так же — длинные прямые проспекты с галереями магазинов по сторонам. Мешанина из вьетнамских забегаловок, гватемальской почтовой службы и мексиканских туристических компаний. Телеграфные столбы и светофоры сплошь увешаны объявлениями наподобие «Эрнесто Акоста, кандидат на должность судьи главного суда первой инстанции, Рут Таганс, кандидат на должность городского советника, чтобы проголосовать „против“ наберите 6, „за“ — 113». Я любила эти уродливые районы города точно так же или даже больше, чем кварталы пышных особняков с искусственными лужайками или извилистые каньоны, за склоны которых цепляются непрочные домишки, бросая дерзкий вызов богам землетрясений и оползней. Сумасшедшая смесь утонченной элегантности и ветхой тесноты, прекрасной природы и городской грязи — это и есть Лос-Анджелес. Вот почему все, кто любит этот город, защищают его от нападок клеветников. Во всех городах бедность соседствует с богатством, но здесь мы, по крайней мере, не притворяемся.

Резиденция Церкви располагалась на широком бульваре с роскошными домами за высоким металлическим забором. Я съехала на обочину, размышляя, что бы такое придумать, чтобы охранник на проходной меня пропустил. В это время я увидела, как к проходной с той стороны забора мчится «БМВ» черного цвета. Водитель притормозил только у будки, где охранник в спешке поднимал шлагбаум. Раздался скрежет, поскольку машина рванулась вперед, не дождавшись, пока шлагбаум полностью поднимется. Шлагбаум царапнул по крыше, охранник выскочил из будки, возмущенно размахивая руками и крича что-то вслед удаляющемуся автомобилю. «БМВ» несся вниз по улице, и, сама не зная, зачем, я устремилась за ним. Мне удалось рассмотреть красное и рассерженное лицо водителя. Им оказалась Лили.

Лили сама помогла мне. Она остановилась у первого же кафе. Я последовала за ней на стоянку и припарковалась подальше. Сползла вниз на сидении и поправила зеркало заднего вида, чтобы хорошо ее рассмотреть. Через секунду дверца водителя распахнулась. Лили выбралась из машины, теперь очень бледная, и направилась к кафе. Я сидела, постукивая по рулю пальцами, и пыталась сообразить, что делать. Меня одолевали противоречивые желания. Я хотела выскочить из машины и утешить подругу. Но вместе с тем в душе шевелился червь сомнения, и я не могла не думать, с чего это Лили ездила к Поларису, почему она так расстроена, и какое отношение все это имеет к убийству Хло Джонс. В конце концов, я пошла за ней. Войдя в кафе, я увидела, что она стоит у бара и ждет кофе. Заметив меня, она побледнела еще больше.

— Привет, — сказала я, подходя к ней.

— Привет.

— Сядем, поговорим?

Она кивнула и пошла к столику, спрятанному за высокими растениями.

Я сделала свой заказ и подождала несколько минут, пока принесут латте.

— Семь семьдесят пять, — сказала девушка за барной стойкой, протягивая мне две чашки.

Я уставилась на нее:

— За чашку кофе?

Она округлила глаза:

— За две порции латте. Вам и вашей подруге.

Лили всучила мне чек. Опять. Когда мы с Лили ходили куда-нибудь посидеть, платила неизменно я. Не потому, что она скупая. Корзинка с булочками, сыром и вином, которую моя подруга присылает каждое Рождество, стоит, наверное, столько же, сколько месяц детского сада Исаака. Я думаю, что Лили, как и все кинозвезды, не сталкивается с такими бытовыми мелочами, как плата за кофе. Всегда находился тот, кто брал на себя эту обязанность — директор студии, талантливый менеджер, личный помощник. Маленькая пухлая подруга.

Я размешала сахар, от души насыпала в чашку шоколада, чтобы компенсировать отсутствие кофеина, и подсела к Лили за столик.

— Как ты нашла меня? — спросила она, когда я подвинула ей чашку. — Ты что, следила за мной?

Говорила она совсем не раздраженно, наоборот, как-то вяло и без эмоций.

— Можно сказать и так. Хотя не совсем. Я уже подъехала к Церкви, когда твоя машина на бешеной скорости выехала оттуда. Я поехала за тобой.

Она кивнула и вздохнула. Ее плечи слегка вздрогнули.

— Что случилось, Лили? Что ты там делала?

— Я хотела увидеть его.

— Зачем?

Лили дрожащими руками поднесла чашку ко рту, сделала маленький глоток и слизнула с губ пену:

— Чтобы убедить его помочь Юпитеру.

— И что он сказал?

— Он вышвырнул меня. Вернее, не он, сам он трус. За него это делают тупицы в банных халатах.

В ее голосе слышались едва уловимые нотки юношеской дерзости, которая всегда была ее козырной картой.

— Как тебе вообще туда удалось проехать? Разве охранник тебя не остановил?

— Он попросил мой автограф.

Было видно, что она совсем не рада тому, с какой легкостью слава открывает замки и запоры, скорее наоборот. Лили, конечно, злилась на охранника, но больше на себя, за то, что воспользовалась этой ситуацией.

— Чем ты собиралась убеждать Полариса?

— Я могла бы сказать, почему Юпитер убил его жену.

В этот момент я как раз отпила из чашки, и кофе обжег мне рот. Я проглотила напиток и аккуратно поставила чашку на стол.

— И почему? — спросила я.

Силы покинули ее, и она изменилась в лице:

— Юпитер сделал это из-за меня. Я во всем виновата. Он умрет из-за меня.

Она заплакала, все ее тело тряслось от беззвучных рыданий. Каждый раз, видя на экране ее голубые глаза, полные слез, я завидовала ее способности так мило плакать. Оказывается, когда Лили Грин плачет в реальной жизни, ее лицо становится измученным, красным и некрасивым, как у всех. Она закрылась руками. Я потянулась через стол и погладила ежик коротких волос Лили, затем поставила стул рядом и обняла ее. Она прижалась ко мне, продолжая плакать. Я была очень рада, что цветы скрывают нас от остальных посетителей кафе. Лили не хватало только прочитать в «Муви-лайн» статью о своей истерике в кофейне в Пасадене.

Наконец она подняла голову, громко шмыгнула носом и утерлась рукой.

— Все нормально, — прошептала она.

Я кивнула:

— Ну а теперь расскажи мне, что происходит.

Лили прерывисто задышала:

— Юпитер убил Хло, чтобы защитить меня.

— Защитить тебя?

— Это я выписывала Хло чеки. Она шантажировала меня.

Хотя в глубине души я со страхом ожидала такого поворота, все равно это известие оказалось неожиданным. Я откинулась на стуле и уставилась на подругу:

— Почему? Почему она шантажировала тебя?

Лили горько засмеялась:

— Почему? Потому что она была подлая маленькая стерва.

— Я не об этом.

— Я знаю.

— Чем она шантажировала тебя, Лили? — спросила я практически шепотом.

Глаза Лили снова наполнились слезами, и она судорожно вздохнула.

— Хло пригрозила, что если я не заплачу ей, она расскажет газетчикам, будто это я убила свою мать.