31

С тех пор прошло уже три дня. Не знаю, как это случилось. Что за таинственный химический процесс вдруг начался в глубинах моего мозга, как будто — р-раз! — неожиданно разорвался натянутый до предела эластичный канат.

Я стал ощущать свои ноги, свои руки, и, хотя мышцы почти совсем истаяли, мог двигаться. Чуть дрожа, мне удалось выпрямиться на кровати, и я чувствовал, что язык и челюсти обрели прежнюю подвижность. Значит, теперь можно будет говорить. И я действительно заговорил, лежа один в своей палате. Много раз подряд повторив свое имя, я сказал: «Каролина, Каролина, Каролина». А потом, вспомнив про Никотинку, сказал: «Сволочь, сволочь, сволочь».

Это произошло ночью, дверь палаты была заперта, и я нисколько не сомневался, что охранник за дверью глубоко спит. Поняв, что наконец-то после стольких месяцев неподвижности ко мне вернулась способность шевелиться, я совсем обезумел. Я отключил капельницу, иголка которой торчала у меня из вены на левой руке, вытащил из носа трубочку и вынул из члена катетер. Я был как корабль, отдающий швартовы. Мне удалось сесть. Я весь дрожал, как осиновый лист. Даже мышцы шеи и те у меня совсем атрофировались, голова напоминала чугунную болванку, лежащую на куске ваты. Но я был уверен, что смогу встать, стоит только попробовать. Пять минут я просидел голым на краю кровати, опустив ноги на теплый линолеум и собираясь с силами, а потом с силой оперся на ноги и сделал рывок. И вот я уже стою. На какую-то секунду я вообразил, что добился своего. Палата предстала передо мной в совсем новом свете и показалась мне совсем крошечной. А потом ноги у меня подкосились, и я оказался на полу. Правое колено невыносимо болело, к горлу подкатывала тошнота. Я пополз к кровати. Через минуту все тело покрылось потом. Час неимоверных усилий, и, с трудом преодолевая миллиметр за миллиметром, я добрался до ножек кровати. Я был похож на замороженного слизняка. Дрожащие мышцы больше не слушались, они были как кисель. Кровать моя высилась в десяти тысячах метров от меня, выше любого Эвереста. Я лежал на полу, не в силах пошевелиться. За занавесками виднелись первые рассветные отблески. Госпиталь просыпался, слышались уверенные шаги врачей, хриплые голоса больных. Я попытался представить себе, что будет, когда Никотинка найдет меня лежащим на полу. В какой-то момент меня охватил детский страх перед наказанием, потом он исчез. Я слишком устал, чтобы хоть что-нибудь чувствовать. В конце концов, меня одолел сон, тяжелый, как цементная плита.

Загрузка...