Смерть Билингвы

51

Поездка была не из приятных. Все знали про Моктара, все знали про Дирка, но молчали. В кузове повисла неловкая тишина, трудно было себе представить что-то более угнетающее. Неудивительно, что, когда мы после пятичасовой тряски по полям прибыли на место, ведущий заставил нас дважды повторить сцену «высадки из грузовиков».

«Что за зловещий вид! — сказал он нам. — Это же новогодняя программа. Нам нужны улыбающиеся, счастливые лица, а не кучка солдат с постными физиономиями».

Мы залезли обратно в грузовик и вылезли оттуда с идиотскими приклеенными улыбками.

А вот трое рекламодателей пребывали в отличном настроении. Для них это была своего рода развлекательная поездка, хороший способ развеяться после нескончаемых собраний и деловых обедов. Что касается Каролины и Наксоса, то, как бы они ни чувствовали себя тем зимним утром, они оба были профессионалы, а потому прямо-таки светились счастьем и жизнерадостностью. Я бы, может, и не усомнился в их искренности, если бы не вспомнил, что певица поведала мне в тот вечер о Мяснике из оливковой рощи.

«Ни дать ни взять, дурацкая старая ферма», — сказал Дирк, указывая на длинное серое здание. И он был прав. Снаружи трудно было догадаться, что там разместились телестудия, больничные декорации, статистки, изображающие медсестер, и около шестидесяти детей. Когда ведущий запустил нас внутрь, Дирк, который шел рядом со мной, восхищенно свистнул:

— Черт, а они тут неплохо поработали!

Только что выкрашенные стены сияли безукоризненной белизной. В здании поменяли двери, установили перегородки, по углам расставили кое-какое медицинское оборудование, чтобы оно попадало в объективы телекамер, когда те начнут работать. Пять или шесть медсестер сновали туда-сюда среди коек, на которых лежали дети, дополнявшие картину. «Их доставили вчера, — пояснил нам Наксос. — Ночь они провели уже здесь. Их два раза кормили горячим обедом и раздали игрушки, чтобы вели себя тихо. Надо, чтобы вид у них был немного несчастный, никакого лишнего веселья, настроение тоже так себе, но как только Каролина начнет петь, а им станут дарить подарки, они должны быть вне себя от радости».

Пока что дети вовсе не выглядели несчастными, вокруг стоял чудовищный гвалт, смесь криков, смешков и всхлипываний, так что мы с трудом расслышали объяснения Наксоса.

— Мы начнем через час. Публика любит передачи, в которых участвуют дети, но снимать их — жуткая морока. Ничего не поделаешь, много времени пропадет впустую, придется по несколько раз повторять каждую сцену и смириться с тем, что шестьдесят сопляков почти невозможно заставить сидеть спокойно.

При этих словах мимо него промчались трое мальчишек и едва не сбили с ног. Глаза Наксоса злобно сверкнули.

— Я не хочу, чтобы они тут носились туда-сюда, пока мы устанавливаем камеры. Оборудование стоит бешеных денег. Делайте, что хотите, но чтобы они тут больше не бегали. Они должны выглядеть ослабленными! — крикнул Наксос одной из девчонок-медсестер. Та сразу напустила на себя озабоченный вид. Телевизионщики в считанные минуты установили камеры, прожектора, контрольные экраны и микрофоны. Дети внезапно успокоились и, как зачарованные, стали следить за происходящим. Четверо рекламодателей вместе с ведущим попивали кофе, Каролина, сидя на кровати и держа на коленях кудрявую девочку, проверяла микрофоны. Моктар с мрачным видом наблюдал за всей этой суетой из дальнего угла, и меня вдруг охватила острая жалость к этому человеку, который навсегда лишился всего самого дорогого в жизни.

Ведущий собрал весь отряд и объяснил, что будет дальше.

— Съемки пройдут в три этапа: сначала выступлений Каролины, дети должны будут подпевать и хлопать в ладоши. Вторая часть — ваш выход с подарками. Третья — дети благодарят рекламодателей. Нам нужно будет отснять примерно час, потом добавятся рекламные ролики, в общей сложности получится полуторачасовая программа, которую покажут в начале новогоднего вечера. Вы будете делать вид, как будто сегодня канун Нового года, и говорить «добрый вечер», даже если на дворе полдень. Вопросы есть?

— А во втором отделении будут голые танцовщицы? — спросил Дирк.

Все засмеялись, и только Моктар сохранил свое мрачное выражение.