Смерть Билингвы

42

Все смотрели на меня. И главврач, который сидел, подпирая подбородок правой рукой, и студентка, пристроившаяся на краю подоконника, и стоявшая прямо напротив меня Никотинка, и двое придурков в костюмах, которые приходили меня снимать, и молодой начальник секретариата, и существо с жирными волосами, за все время не проронившее ни слова, и женщина в строгом костюме, которая обратилась ко мне с вопросом. В одну секунду у меня в голове пронеслось множество мыслей, как мне показалось, чуть ли не со скоростью света. Я попытался подвести некий итог. С одной стороны, было похоже, что некоторые из этих людей неизвестно за что имеют на меня зуб. Прежде всего, Никотинка. С другой стороны, пока я лежал без сознания, моя персона, судя по всему, успела приобрести важное стратегическое значение в глазах какого-то министра, причем мне самому это значение оставалось совершенно непонятным. И еще одно, самое важное: с тех пор, как я пришел в себя, мне стало ясно, что паралич и афазия защищают меня от какой-то неизвестной, но страшной угрозы, а потому я попытался скрыть от всех, что снова могу управлять своим телом и разговаривать. При этом становилось все очевиднее, что долго таиться все равно не получится. Так что, уловив в словах женщины в костюме успокоительные нотки, я все-таки решил ответить на ее вопрос: «Ладно, — сказал я, — говорить я могу, но вот двигаться мне еще трудновато. Сегодня утром я упал и повредил колено».

Женщина в костюме торжествующе улыбнулась и повернулась к молодому начальнику секретариата. Тот кивнул ей в ответ.

— Продолжайте снимать, — сказала она придурку с камерой, хотя в этом не было никакой необходимости. Потом она снова обратилась ко мне:

— Это для личного архива нашего министра. Дайте ему бумаги.

Существо с жирными волосами, которое, казалось, какое-то время пребывало в прострации, вздрогнуло, а потом приблизилось ко мне. Оно положило ко мне на кровать чемоданчик и вытащило оттуда пачку документов.

— Это просто для того, чтобы подстраховаться, — сказало существо, протягивая мне ручку. — Подпишите здесь. И еще здесь, и здесь.

Увидев, что я засомневался, оно добавило:

— Здесь вы подтверждаете, что с вами хорошо обращались во время вашего пребывания в госпитале, а в этом документе заявляете, что не причастны к… тем событиям, в которых бас пытались обвинить различные организации. Кроме того, вы берете на себя обязательство хранить все это в тайне от кого бы то ни было и постараетесь по возможности забыть, что вы когда-либо встречались с представителями правительства.

По его указке я поставил свою подпись в нескольких местах. А потом задал вопрос, который с самого начала не давал мне покоя:

— А что это за события?

Какое-то время все молчали, потом женщина в строгом костюме сказала:

— Значит, вы еще не совсем пришли в себя. Думаю, медицинский персонал вам поможет. Вы еще несколько дней останетесь здесь, пока не встанете на ноги, так что у вас будет возможность задать все интересующие вас вопросы. А теперь нам пора.

И вся компания придурков из министерства вышла из палаты, оставив меня наедине с главврачом, студенткой и Никотинкой. Я посмотрел на них, все трое стояли плечом к плечу в своих белых халатах, ни дать, ни взять утиное семейство перед отлетом в теплые края.

— Займись им, а потом все забудем. И чтобы я больше о нем не слышал, — сказал врач Никотинке и стал подталкивать студентку к выходу. Пока они не ушли, я сказал:

— Это она привела фотографа. Это все из-за нее.

Врач остановился и взглянул на девушку, та побледнела. Он повернулся в мою сторону.

— Сейчас это уже не важно, — сказал он спокойно, а потом вышел, оставив меня наедине с Никотинкой.

— Так что это за «события»? — спросил я.

Она вытащила из кармана пачку сигарет, закурила и уселась на край кровати.

— Значит, вы и правда ничего не помните?

— Нет.

— Дети. Вы не помните про детей?

Я во второй раз ответил «нет», но в голове у меня замаячило смутное воспоминание, размытый сероватый образ какого-то длинного здания, который я все никак не мог ни с чем соотнести.

— Дети, — задумчиво повторила Никотинка, глядя на догорающую сигарету.

И вот, пока я следил взглядом за кольцами дыма, медленно поднимавшимися к потолку, у меня в памяти стали всплывать недостающие фрагменты воспоминаний. Большие мягкие круги напомнили мне искаженное лицо Моктара, а запах гари — огромный костер, который нам вскоре предстояло зажечь.