– Значит, еврейский вопрос тебя не волнует?
– Ясный пень! Меня и женщины уже не волнуют!
Музыкант Шлезинский проснулся с чувством глубокого похмелья. Вчера он с друзьями обсуждал поездку на юг, и чтобы голова работала получше, постоянно прикладывался к бутылке русской водки, а после этого к армянскому коньяку.
Лето обещало быть удачным.
Шлезинский зевнул и выполз из-под одеяла. Он обнаружил себя в неизвестном месте. Обычно Шлезинский спал на надувном матрасе, укрываясь спальным мешком, а тут - кровать, чистое накрахмаленное белье, одеяло!
– Где это я? - подумал Шлезинский. Было похоже, что в гостиничном номере.
– Что я здесь делаю? - снова спросил себя музыкант. Видимо, именно здесь он провел эту ночь.
Шлезинский встал, нашел свою одежду и быстро облачился, после чего прошел в ванную и умылся. В ванной на полочке стояли разные тюбики и баночки с надписями на неизвестном языке. Шлезинский нашел одеколон и, пользуясь моментом, щедро побрызгал им на себя.
– Как же я сюда попал? - Шлезинский почесал нос. - Похоже, я снял какую-то женщину, и она сюда меня привела. Но где она?
Неожиданно раздался стук в дверь.
– Входите! - предложил Шлезинский.
В комнату вошли двое со всеми национальными признаками еврейской национальности. Дружелюбно улыбаясь, они приблизились к Шлезинскому и что-то жарко заговорили на неизвестном языке.
Шлезинский сначала кивал головой, но потом решил признаться, что не понимает ни слова.
– Я не понимаю! - развел он руками.
Двое в удивлении переглянулись.
– Ну что же вы, господин Шлезинский! - перешел на русский язык один из гостей. - Эмигрировали в нашу страну и не выучили наш язык? Разве ваша мама не обучила вас ивриту? Или как?
У Шлезинского отвисла челюсть.
– Может быть вы и в синагогу не ходили? - язвительно спросил второй гость. - Может вы и обрезание не делали?
Шлезинский остервенело замотал головой.
– Не обучила! Не ходил! Не делал! - признался музыкант. - Где я нахожусь?
– Как где? Он еще спрашивает! - воскликнул первый. - В Иерусалиме, естественно!
– Быть того не может! Какого хрена я тут делаю?
– Вы стали гражданином Израиля.
Шлезинский в изнеможении повалился на кровать, по его лицу ручьями тек пот. Музыкант вытерся рукавом.
– Я - поляк! - заорал он. - Я - антисемит! Я вас, жидов, терпеть не могу!
– Ничего страшного, - кивнул израильтянин. - Я - тоже в душе антисемит. Ну и что?
– Нас ждет внизу машина, - сообщил его приятель. - Вы, наверно, помните, господин Шлезинский, что вам надо получить паспорт?
– Какой на фиг паспорт! - чуть не плакал музыкант. - Не хочу я быть евреем!
– Я тоже не хочу, - флегматично молвил еврей. - Но вы сами попросили политического убежища, в СССР вам теперь обратной дороги нет.
– Как я здесь вообще оказался?
– Вы приехали с друзьями в туристическую поездку по приглашению господина Сократовича, - доброжелательно ответили ему.
– Какого Сократовича? Не знаю никакого Сократовича!
– Это двоюродный дядя вашего друга Сократова.
– Вы меня разыгрываете! - понял Шлезинский и, вскочив с кровати, бросился к окну. За окном в мареве летней жары перед его изумленным взором расстилался Иерусалим.
– Это не розыгрыш, - еврей похлопал Шлезинского по плечу. - Я, действительно, гражданин Израиля, зовут меня Исхак Рабинович, а это - Абрам Кацман. Мы - сотрудники Отдела Эмиграции из Советского Союза.
– Если я приехал сюда с друзьями, то где мои друзья? - хитро прищурившись, спросил Шлезинский.
– Их виза кончилась, - заявил Рабинович. - Они вернулись в СССР.
– А я?
– А вы остались. Шлезинский, перестаньте валять дурака! Неужели вы ничего не помните?
– Нет!
– У вас оказались еврейская бабушка и к тому же еврейский дедушка.
– Не может быть! Я - поляк!
– Вы - польский еврей, ваши предки эмигрировали из Польши в Россию. Приехав в Израиль, вы ощутили свои еврейские корни и здраво решили остаться на исторической родине. С чем вас и поздравляем-с!
Шлезинский застонал.
– Но я не хочу оставаться! Это я, наверно, спьяну! У меня провалы памяти!
– Ничего страшного, - сказал Кацман. - У нас хорошие врачи. Излечат вас и от провалов, и от алкоголизма.
– Да вы все обалдели! Я не хочу жить среди евреев! Тут какая-то ошибка! Вы меня под гипнозом заставили попросить политического убежища! Я пожалуюсь в КГБ, меня спасут, я здесь ни за что не останусь...
– Это ваше право, - пожал плечами Рабинович. - Израиль - свободная страна. Получите паспорт и можете вернуться в свой СССР. Если вас, конечно, пустят.
Шлезинский задумался. Положение с каждой минутой становилось все серьезнее.
– Хорошо, - сказал он. - Поехали, получим ваш паспорт.
– Вот и славно! - кивнул Кацман. - А по пути заедем в Министерство Обороны, там для вас оформили военный билет.
– Что?
– Военный билет. Как вы, наверное, знаете, каждый гражданин Израиля должен отслужить три года в нашей национальной армии. По возрасту вы еще подходите. Вам выдадут военный билет и паспорт, солдатскую форму и ружье. Вы будете нести почетную обязанность в Палестине. Там сейчас как раз чем-то недовольны арабы.
Шлезинский в ужасе закрыл глаза.
– Я и дома-то еле-еле отвертелся от армии! - заорал он. - Еще мне не хватало тут сапоги носить!
Музыкант вскочил и, схватив стул, кинул его в окно. Посыпались осколки, Шлезинский рыбкой нырнул в оконный проем и, падая вниз, обнаружил, что его гостиничный номер находился на восемнадцатом этаже.
"Какой облом!" - мелькнула в его голове последняя мысль, и Шлезинский проснулся.
Значит, это все был только сон!
Как хорошо, что это был сон!
Он подпрыгнул на надувном матрасе и вскричал:
– Карамелькин! Я в Москве!
– И я тоже, - недовольно буркнул программист, проснувшись от неожиданного вопля Шлезинского.