Смерть Билла Штоффа

Глава последняя Ублюдки

На улице было слякотно, шел отвратительный мелкий дождь, но Дамкин нашел в себе силы и поехал к какой-то своей подруге.

Стрекозов, по-быстрому соорудив на кухне три бутерброда с вареной колбасой и налив большую чашку чая, развалился на диване и начал читать интервью с собой и Дамкиным в газете "Наша смена", которую его соавтор принес накануне. Дамкин сказал, что в общем и целом интервью ничего, хотя Бамбуков и допустил некоторые неточности.

– Ну, ни фига ж себе неточности! - ворчал литератор, откусывая от бутерброда. - С каких это пор я родился в Саратове, живу в Наро-Фоминске, работаю журналистом и люблю писателя Юлиана Семенова? О, Господи! Откуда этот Бамбуков выдумал, что у нас на двоих с Дамкиным написано всего тридцать рассказов? Да только у меня одного их написано не менее двухсот!

Запивая чаем мудрые мысли из интервью, Стрекозов тем не менее согласился с Бамбуковым, что да, их проза - это серьезная литература, а сами они - хорошие, умные люди и талантливые литераторы.

Отложив статью, Стрекозов задумчиво поскреб небритый подбородок и выглянул в окно. Там все также заунывно лил дождь. Литератор передернулся.

– Слава труду, что мы уезжаем на юг, - произнес он вслух. - Так, а что нам надо с собой взять? Составлю-ка я списочек...

Он присел к столу и на печатной машинке начал отстукивать список необходимых вещей. Список получился объемным - листов на пять.

– Дамкину столько не поднять, - прикинул Стрекозов и, взяв красный карандаш, принялся вычеркивать то, без чего вполне можно было обойтись.

– Возьмем два маленьких одеяла и все, - решил он в результате. Полезная вещь одеяло! Ночью под ним можно спать, днем на нем можно загорать. А больше ничего и не нужно. Зачем таскать тяжелые вещи?

Литератор скомкал список и бросил в урну для бумаг.

– Завтра купим билеты, - помечталось ему, - и на юга! Красота!

Нет, что бы ни говорили, а жизнь прекрасна! Бамбуков обещал познакомить их с издателем, и, вполне возможно, тот согласится выпустить их книжку хотя бы небольшим тиражом. Может быть, благодаря стараниям Зинаиды и ее ненаглядного Джека Фондброкера, выйдет "Билл Штофф" в Америке. Работу они тоже нашли, более того, удачно договорились, что сначала съездят в Крым, а только потом начнут свою литературную деятельность в заводской малотиражке.

А как классно в Крыму! В Гурзуфе они встретятся с "Левым рейсом" и Шлезинским, которые теперь играют вместе. Там же будет Дюша, про которого литераторы недавно написали несколько рассказов. Приедет Гиви Шевелидзе с его неиссякаемыми запасами цинандали, ркацители, киндзмараули...

На юге сейчас хорошо, а здесь за окном весь день идет дождь.

Стрекозов подумал, что время бежит, годы идут, жизнь таким образом проходит, а он так и не сделал ничего значительного, за что ему при жизни могли бы поставить мраморный памятник.

Литератор вздохнул и стал прибираться в комнате, закидывая ненужные вещи в самые темные и непроходимые места.

Раздался пронзительный звонок в дверь.

– Это Дамкин! - сообразил Стрекозов и пошел открывать.

За дверью стояли двое в форме. Первым был майор танковых войск, усатый, коротко стриженный, упитанный, насквозь промокший офицер с недовольным выражением лица, а вторым - милиционер Хибабулин, улыбающийся во всю ширину рта.

– Здорово, - сказал Хибабулин, узнав Стрекозова.

– Что, в городе маневры? - невозмутимо спросил литератор, глядя на перекошенное лицо майора.

– Гражданин Дамкин?

– Почему "гражданин"? Разве Дамкин нарушил какие-нибудь советские законы?

– Попрошу не острить! - рявкнул майор. - Это переходит уже всяческие границы! Я нахожу ваше поведение просто возмутительным!

Майор потеснил Стрекозова и зашел в прихожую.

Вслед за ним вошел милиционер Хибабулин, который снял фуражку, стряхнул с нее на пол капли дождя и заметил:

– Надо вам здесь гвоздь вбить, а то фуражку повесить некуда...

Хотя майор и приблизился к Стрекозову, но говорить, вернее кричать, стал еще громче.

– Вам это безобразие скоро выйдет боком! Молчать! Здесь вам не тут! майор своим животом впихнул Стрекозова в комнату. - Гражданин Дамкин! Вы почему не явились по повестке в военкомат?

– По какой повестке?

– Ты мне здесь не умничай!

Стрекозов задумался. Где же ему еще оставалось умничать, как не у себя дома? Ибо дом Дамкина он привык считать своим.

– Гражданин Дамкин!

– Но я вообще-то не совсем Дамкин...

– Ты мне здесь не придуривайся! Ишь, под дурика закосил!

– Простите, а с кем я вообще разговариваю? - опомнился литератор.

– Моя фамилия - майор Горнов! Вам было уже послано целых три повестки! - майор, видимо, еще не решил, как следует общаться с Дамкиным, на "ты" или на "вы", поэтому менял обращение. - Вы уклоняетесь от вашего почетного долга перед Родиной, перед Отчизной! Она вскормила и вспоила вас с кровью матери! А вы скрываетесь от нее, как партизан в тамбовских лесах!

– Ничего я не скрываюсь! - возразил Стрекозов.

– Поздно! - майор Горнов злорадно закрутил пшеничный ус. - В прокуратуре на вас уже заведено уголовное дело!

– Пока не заведено, - лениво заметил Хибабулин, сняв грязные сапоги и начав перематывать портянки. - Но это быстро делается...

– Гражданин Дамкин! Вы почему не пришли в военкомат по повестке? снова заорал майор. - Мы тебе уже три раза посылали! Ты что думаешь, стране больше некуда девать бумагу?

– Пардон, - наконец опомнился Стрекозов. - Во-первых, я никуда не уклонялся от долга перед Родиной. Тут какая-то ошибка, поскольку я работаю на заводе "Заветы Ильича" и у меня имеется бронь. Во-вторых, повестку вашу в глаза не видел. Мы газет не выписываем и давно уже в почтовый ящик не заглядываем.

– Как можно не заглядывать в ящик? - удивился майор. - А вдруг там повестка из военкомата?

Сраженный этим доводом, Стрекозов замолчал.

– А еще одну повестку мы через вашего соседа передавали! Я посылал солдата, он отдал повестку некоему... - майор заглянул в листок, - Сидору Дворникову...

– О! Значит, это он уклоняется от вашего почетного долга! - вскричал Стрекозов. - С него и спрашивайте. И вообще, с соседом мы не общаемся, мы ему деньги должны...

– Молчать! Четыре повестки посланы, а ты еще не в армии! И я, майор Горнов, как последний ефрейтор, должен ходить под дождем и таких уродов, как ты, собирать... А мог бы уже дома сидеть и чай пить!

– Ничего не понимаю, - сознался Стрекозов. - А если я совсем не тот, за кого вы меня принимаете?

Майор Горнов сел к столу и положил на колени тяжелый планшет с документами.

– Это нас не касается, - заявил он. - Завтра ты должен явиться в военкомат в шесть часов утра. И чтоб вам не тут!

– В шесть часов утра? Это физически невозможно. У меня срочное редакционное задание. И вообще, в ближайший месяц я занят. Мы едем в Крым. У нас уже билеты куплены!

– Ага, так я и знал, что ты злостный уклонист! - воскликнул Горнов, в душе похвалив себя за сметливость. - Для этой цели я и прихватил товарища Хибабулина.

– Я! - вскочил милиционер, услышав знакомую фамилию.

– Арестовать этого негодяя и препроводить в военкомат. Переночует там, а завтра в строй! Ать-два!

– Есть! - козырнул Хибабулин, снова надевая фуражку.

Дверь открылась, и вошел Дамкин.

– Стрекозов, почему у тебя дверь открыта? Что здесь происходит?

– Вот, забираем вашего Дамкина в армию, - сказал майор, заполняя бланк.

– Какого еще Дамкина?

– Вот этого! - майор Горнов указал пальцем на Стрекозова. Стрекозов показал майору язык.

– Позвольте, товарищ капитан! - Дамкин бросил сумку на пол и разулся. - Здесь какая-то ошибка. Дамкин - это я.

– Документы ваши попрошу на стол, быстро! - рявкнул майор Горнов, не на шутку осерчав от того, что его понизили в должности.

Стрекозов отыскал на книжной полке свой замусоленный паспорт.

– Стрекозов... Ага! - возрадовался майор, проверив по списку. - Ты-то мне как раз и нужен! Я тебя уже полгода разыскиваю!

– Быть такого не может, - сказал Стрекозов. - Я же не в Москве прописан.

– А тебя и ищут не в Москве! Сам полковник Панибратов тебя ищет! Прописан, понимаешь, в одном месте, живешь в другом, а военкомат об этом и слыхом не слыхивал! Тоже собирайся, пойдешь с Дамкиным!

– Позвольте! - воскликнул Дамкин. - А по какому праву вы меня забираете? У меня бронь от завода "Заветы Ильича"...

– Какая такая бронь? Вас должны были призвать еще несколько лет назад!

– Вот тогда и надо было призывать, - сказал Стрекозов.

– И призвали бы! Вы бы давно уже в сапогах ходили, но в военкомате случился пожар, и ненароком сгорел несгораемый шкаф с делами призывников. Пока все восстанавливали, прошло несколько лет. Но когда ваше дело еще лежало в этом сейфе, брони у вас никакой не было, я это точно помню!

– Его никак нельзя брать в армию, - заступился Стрекозов за соавтора. - Он потомственный импотент.

– Потомственных импотентов не бывает, - нравоучительно сказал майор Горнов. - Иначе, как бы отец Дамкина родил его на свет?

– А его мать родила. От соседа. И, кроме того, Дамкин гулял в детстве по стройке, неосторожно оступился, упал, и прямо этим делом на арматуру. С тех пор о любви он пишет только стихи...

Дамкин насупился, смотря куда-то в сторону.

– Медицинская комиссия проверит, - махнул рукой майор. - Что надо, отрежут, что не надо, пришьют, и готово. Годен!

– Собирайтесь, - сказал милиционер Хибабулин, зевая.

– Слушай, - спросил его Стрекозов, - а почему это за призывниками целый майор ходит? Я всегда думал, что это должен быть солдат с ружьем или, на худой конец, сержант.

– А у них в военкомате недобор, - отозвался Хибабулин. - Сам полковник Панибратов вызвал майора, сильно кричал, говорил, что если не выполнят план по набору, то майору одну звездочку заменят на четыре!

– Разве четыре звездочки хуже одной?

– Конечно хуже, - кивнул милиционер, - для четырех надо в четыре раза больше дырок в погонах сверлить.

– В армии вас и этому научат! - вставил майор.

– Стрекозову тоже в армию нельзя! - тихо сказал Дамкин, словно все это время он искал этот довод.

– Это еще почему? - майор Горнов засунул бумаги в планшет и застегнул его на замок.

– Во-первых, у него плоскостопие, - стал защищать друга Дамкин. - Ему для прохождения воинской службы собаку-поводыря нужно. А собаку, как известно, надо мясом кормить, а с мясом в стране напряженно. Так что лучше всего оставить Стрекозова в покое, выгоднее будет. Во-вторых, этот Стрекозов - полный идиот. Он вам всю армию морально разложит!

– Случаями морального разложения занимается политотдел того полка, куда вас пошлют служить! Что вы встали, как вкопанные? - майор угрожающе уставился на соавторов. - Мне что, пистолет достать, чтобы вы начали собираться?

Стрекозов погрузил в сумку два одеяла, которые он приготовил на юг, и сказал:

– Нам, собственно, и собирать-то нечего...

– Тогда шагом марш! - скомандовал Горнов.

– Может, еще и с песней? - съязвил Дамкин, стараясь не поддаваться унынию.

Литераторов вывели на лестницу. Дамкин захлопнул дверь и повесил записку:

"Никого нет, все ушли на фронт. Это не шутка!"

Из соседней квартиры выглянула злорадная физиономия дворника Сидора.

– Ага! Забрали, наконец-то, негодяев!

– А ваша фамилия как, гражданин? - строго спросил майор.

Сидор ответил что-то маловразумительное и скрылся за дверью. Майор проверил по списку и разочарованно покачал головой. Сидора в списке не было.

– Вперед! - и Горнов, показывая пример, резво зашагал вниз по заплеванной лестнице.

Тяжко вздыхая и глядя друг на друга печальными глазами великомученников, Дамкин и Стрекозов вышли из родного подъезда под усилившийся дождь.

– Ублюдки! - в сердцах бросил Дамкин.

Нет, Дамкин не имел в виду майора Горнова или милиционера Хибабулина как таковых, ибо понимал, что они хоть и недалекие, но люди тоже подневольные.

Просто, когда на улице пасмурно и дождь идет несколько дней подряд, да к тому же тебя забривают в армию, ничего не остается, как сквозь зубы процедить:

– Ублюдки!

Гурзуф-Пушкино-Балашиха-Москва

Ноябрь 1987 - Май 1994