Смерть Билла Штоффа

Глава следующая, в которой главный редактор размышляет о литературе и литераторах

Главный редактор журнала "Колхозное раздолье" Аркадий Натанович Равнодушный сидел в своем кабинете и почесывал голову линейкой. Чай, принесенный опытной секретаршей, уже был выпит. Редактор любил сладкий чай с пятью ложками сахара. Красиво жить не запретишь!

Пора было подписывать в печать очередной номер журнала, но с самого утра Аркадий Натанович был занят. Он размышлял о том, что нашел свое место в жизни, и что именно эта работа приносит ему полное удовлетворение.

– Работа редактора не так проста, как это может показаться кому-нибудь с улицы, - думал про себя Равнодушный. - Многим кажется, что принесли мне хороший рассказ, я его опубликовал, принесли плохой - выбросил в мусорную корзину. Не-ет! Здесь все гораздо сложнее! Что такое хороший рассказ? Это не просто набор фраз и диалогов. Это еще принцип партийности, идеологическая выдержка и игра интеллекта.

Себя самого Аркадий Натанович считал очень интеллектуальным человеком.

– Хороший рассказ любой может написать, а тем не менее, одни считаются уважаемыми писателями, а других мы, редакторы, называем писаками и бумагомарателями.

Аркадий Натанович задумался и опять почесал голову. Его голова была слегка вытянута, и Равнодушный часто любовался на себя в зеркало, думая, что в такой голове должно быть много разных, но умных мыслей.

– Да, я тоже мог бы быть бумагомарателем, - главный редактор понял палец к потолку, - каким-нибудь Богом забытым графоманом. Но я вовремя понял, что не в этом заключается мое предназначение... Для этого существуют другие... Вот, например, приходит ко мне прозаик Торчков. Приятный молодой человек, оптимист, комсомолец. И рассказы у него откровенно талантливые! Конечно же я к нему со всей душой.

Равнодушный покосился на финскую стенку. В баре красовалась пузатая бутылка "Наполеона", с уважением презентованная ему литератором Торчковым.

– Талант! - подумал редактор. - Не перевелись еще глыбы и матерые человечища в России-матушке!

Редактор Равнодушный отложил линейку и почесал нос.

– Да, народ у нас одаренный, писателей много, значит, должны быть и журналы, в которых могли бы публиковаться эти писатели. А если он нигде не опубликуется, что же ему, такому талантливому, на завод идти что ли, гайки завинчивать? Не в этом же его жизненное предназначение, он же - писатель. Он рассказы писать должен... Поэтому редактор для писателя - это отец родной. Редактор его и поправит, и наставит на путь истинный...

Так неспешно, с такой глубиной размышлял Аркадий Натанович о судьбах России, ее писателях и главных редакторах, сидя в своем теплом и хорошо обставленном кабинете.

Зажужжал селектор, отвлекая редактора от его мыслей.

– Да! - Аркадий Натанович нажал на кнопку.

– К вам литераторы Дамкин и Стрекозов, - объявила его секретарша Надя. - Можно им войти?

– Можно, раз уж они пришли, - сказал Равнодушный, недовольный тем, что ему помешали. Но тем не менее Аркадий Натанович сделал добродушное лицо и посеял на нем широкую улыбку.

– Здравствуйте, - робко молвил Стрекозов.

– Входите, входите! Я вас помню! Вы - Дамкин!

– Нет, я - Стрекозов, - поправил его посетитель. - Дамкин - это вот...

Вслед за Стрекозовым в кабинет вошел сияющий Дамкин, который задержался в приемной, обмениваясь с секретаршей Надей телефонами.

– Да, да! Конечно!

– Подошло ли вам что-нибудь из наших рассказов для вашего журнала? учтиво спросил Дамкин.

– Конечно, подошло. Я так мыслю, нам надо сделать подборочку из ваших рассказов, что вы на это скажете?

– Мы всеми руками за!

Равнодушный внимательно осмотрел Дамкина и Стрекозова. Ни бутылки коньяка, ни коробки шоколадных конфет у литераторов почему-то не было. Редактор помрачнел.

– Литераторы вы, я вижу, опытные, видные, кое-что из вас может получиться. Хотя пока что в ваших произведениях наблюдаются некоторые недостатки.

– Спасибо за критику, - поблагодарил Дамкин. - Если надо что-то доработать, мы готовы прямо сейчас!

– Легко! - подтвердил Стрекозов.

– И в следующем номере...

– Нет, товарищ Дамкин. Для следующего номера у меня уже есть подборка молодого автора. Его фамилия Торчков. Недавно он мне принес целую пачку замечательных рассказов! - Равнодушный благожелательно посмотрел на бутылку "Наполеона" в баре. - Так что именно его подборка будет опубликована в следующем номере...

Дамкин проследил за взглядом Равнодушного и все понял.

– Аркадий Натанович, мы тут со Стрекозовым переругались, два дня спорили, какой коньяк вы предпочитаете: французский или армянский. Так и не пришли к соглашению, а то преподнесли бы вам бутылочку в подарок. Вы такой чуткий руководитель.

– Я люблю любой, - важно произнес Равнодушный. - Что ж, условимся так. Ваша подборка непременно будет осенью. После Торчкова...

– Торчков? - расстроенный Стрекозов поморщился, как будто проглотил ложку горькой касторки. - Где-то эту фамилию я уже слышал.

– Очень известный литератор! И очень хорошие рассказы. Я был в полном восторге. А какие названия! "Лошадиная фамилия", "Толстый и тонкий", "Жалобная книга"! Очень актуальные темы!

– Еще бы, - согласился погрустневший Дамкин. Деньги, на которые он так рассчитывал, уплывали в неизвестном направлении. Вернее, в известном. К Торчкову...

– Заходите ближе к осени, - подвел итог Аркадий Натанович. - Там и посмотрим. Мы планируем постоянно публиковать молодых авторов. Начнем с товарища Торчкова, продолжим вами...

– Понятно, - кивнул головой Дамкин. - До свидания!

– Всего доброго! - откликнулся Аркадий Натанович, лучезарно улыбаясь.

– Непременно зайдем, - пообещал Стрекозов, и литераторы скрылись за дверью с видом мышей, которые хотели отведать сыра, но вместо этого попали в мышеловку и прищемили хвосты.