...это был типичный журналист с его раздвоенностью и цинизмом.
Стрекозов вернулся домой из магазина, размахивая сумкой, из которой торчали батон хлеба, батон колбасы и горлышки двух кефирных бутылок.
– Где тебя носит? - спросил Дамкин. - Тут мужик один звонил, Бамбуков его фамилия, из журнала "Наша смена". Он читал "Билла Штоффа", и теперь в полном восторге! Хочет взять у нас интервью.
– А у нас оно есть?
Через два часа литераторы вылезли из троллейбуса напротив четырехэтажного здания из красного кирпича, покрашенного в желтый цвет и украшенного вывеской "Наша смена".
За дверью под жизнерадостным плакатом "Развитой социализм в СССР - это факт!" сидел строгий усатый милиционер с квадратным лицом. Последняя буква в лозунге была лишней, но произнести получившуюся фразу Дамкин не успел, потому что милиционер отложил в сторону журнал "Здоровье", в котором он искал смешные картинки с голыми женщинами, но не нашел, и спросил:
– Куда?
– К Бамбукову. Комната 305.
– Зачем?
– Он хочет взять у нас интервью.
– Когда?
– Полчаса назад.
– А как ваши фамилии? Документы у вас есть? А хотя, ладно, проходите.
Бамбуков, взлохмаченный и подвижный, сидел на стуле и на огромной электрической пишущей машинке печатал какую-то статью. С интеллигентным выражением на лице журналист сказал вошедшим:
– Отцы! Пять минут, и мы спускаемся вниз пить портвейн!
– С милиционером?
– Нет, со мной, - сказал Бамбуков, продолжая стучать по клавишам. Внизу у нас классный бар! Еще один абзац... "Коммунистическое сознание это духовная необходимость для советского человека"... Господи, какое дерьмо!
– А зачем пишешь? - спросил бескомпромиссный Стрекозов.
– Иначе на что бы я пил портвейн? - честно ответил Бамбуков и, ухватив литераторов под руки, повел их в подвальчик при редакции журнала "Наша смена".
Возле стойки, на которую скучая облокотился упитанный до колобковости бармен, возникла неловкая пауза.
– Какой ты будешь брать портвейн? - спросил у Бамбукова Дамкин.
– Какой вы купите, такой и выпью.
– А я думал, нас тут угостят.
– Кто у кого берет интервью? - сурово спросил Бамбуков.
– Логично, - согласился Дамкин, доставая последние десять рублей.
Взяв две бутылки 777-го портвейна, все уселись за столик у окна.
– Отцы! Читал я вашего "Билла Штоффа" - это нечто! У вас когда-нибудь брали интервью?
– Мы каждое утро берем друг у друга интервью, - ответил Дамкин.
– Тогда первый вопрос...
Бамбуков задумался и завертел в руках бутылку портвейна.
– У вас штопора нет?
– Это хороший вопрос, - нашелся Стрекозов. - Как-то у греческого философа Сократа спросили, почему он не живет в бочке, как это делает философ Диоген. На что Сократ ответил, что вдвоем с любовницей они там не поместятся.
– Так Сократ был гомосексуалистом, - сказал образованный Бамбуков. - У него должен был быть любовник... Забыл, как его звали.
– Это была вовсе и не его любовница, а Диогена. Сократ ее терпеть не мог...
– К чему, собственно, вы завели разговор о Сократе?
– А на фига ты спрашиваешь штопор, когда бутылки с портвейном нужно открывать ножом?
– Вам, специалистам, видней, - сострил Бамбуков. - Наливай полнее.
Портвейн был красным, вкусным и нажористым.
– Ты интервью на магнитофон будешь писать или в блокнот? - спросил Стрекозов.
– У меня память хорошая, я запомню!
– Везет людям, - Дамкин отпил портвейна. - А у меня память дырявая, как дур-шланг.
– Традиционный вопрос, - продолжил Бамбуков. - Как у вас получается писать вдвоем? Как у братьев Ильфа и Петрова?
– А как они писали?
– Один бегал по редакциям, другой охранял рукопись от других братьев.
– Понятно. Мы оба бегаем по редакциям, поэтому рукописи у нас постоянно воруют.
– Наливай, - перебил Дамкина Стрекозов.
– А какие-нибудь неукраденные романы или рассказы у вас еще остались?
– Ясный пень! - воскликнул Стрекозов и достал из сумки толстую папку с золотыми словами "На подпись". - Можешь полистать.
– Наливай, - согласился Бамбуков, бережно принимая тяжелую папку.
Зашуршали страницы. Журналист время от времени всхрапывал, посмеивался и щедро похваливал:
– Обалдеть! Гениально! Блеск! Я сейчас умру!
Польщенные Дамкин и Стрекозов, скромно потупившись, отхлебывали портвейн, в глубине души соглашаясь с умным и все понимающим Бамбуковым.
– Слушайте, отцы, давайте я вам найду издателя!
– Давай! - кивнул Дамкин. - Издадим, гонорар получим и еще раз с тобой портвейна попьем!
– Надо бы тебе побыстрее у нас интервью взять, - сказал Стрекозов. - А то мы напьемся сейчас как свиньи, двух слов связать не сможем.
– Что вы волнуетесь? Я сам прекрасно придумаю это интервью. Разве вы не знаете, как это делается? - Бамбуков прищурился и вальяжно развалился на скрипящем стуле. Обнаружилось, что у журналиста расстегнута ширинка, но сам он этого не замечал, а литераторы постеснялись сказать. - Точно так же я брал интервью у четырех политиков, троих музыкантов, двух председателей колхозов и даже у одного космонавта...
– А куда он летал? - спросил Дамкин.
– Никуда. Это был космонавт запаса.
– Но ведь такое интервью будет враньем! - возмутился Стрекозов.
– Ну и что? - удивился Бамбуков. - Ничего страшного, просто работа такая. Вы же сами все в своих романах придумываете, значит, врете!
– Логично, - согласился Стрекозов.
– Тогда наливай.
– Ничего не осталось. Чем вкуснее портвейн, тем он быстрее кончается, - горько сказал Дамкин.
– Надо еще взять, - предложил Бамбуков.
– Тут ты прав. Твоя очередь.
– А кто у вас интервью берет?
– Так ты же его сам напишешь!
– Логично, - вздохнул Бамбуков и пошел за портвейном.
Через минуту он снова взялся за папку. Сразу было заметно, что после покупки портвейна настроение журналиста изменилось в критическую сторону.
– Так себе, в общем-то, рассказы... Вот это ничего, но все равно средненько... Такое я еще в школе писал...
– Ладно тебе, дома почитаешь, - Дамкин налил портвейна себе и Стрекозову. - Давай просто о жизни поговорим.
– Наливай, - согласился Бамбуков, откладывая папку. - Когда я брал интервью у Окуджавы, мы тоже говорили о жизни... О! - закричал он, завидев вошедшего в бар мужчину в темно-полосатом костюме с двумя барышнями. Мартыныч! Знакомься! Это Дамкин и Стрекозов, авторы "Билла Штоффа"! Я у них интервью беру.
– Очень приятно, - полосатый костюм пожал руку Дамкину. - Читал. Рад. И сегодня вечером обязательно перечитаю.
Бамбуков вытащил пачку сигарет и закурил. Дамкин также угостился сигаретой и, выпуская струйки дыма, они немного помолчали.
– Отцы! Ну, а все-таки, как вы пишете? Откуда берете такие веселые сюжеты?
– Что увидим, о том и пишем. Пообщаемся разок, допустим, с Карамелькиным, и готов рассказ...
– Но у вас в рассказах такие великолепные навороты, которых в жизни не бывает!
– Ну, на то это и рассказ. Привираем маленько, конечно.
– А это интервью опишете?
– Зачем? Интервью ты опишешь, а мы напишем рассказ про журналиста Бамбукова, только назовем его как-нибудь иначе. Например, Буковым.
– Лучше Бамбукером. Хорошая фамилия - Бамбукер. Звучная!
– Бамбукер, так Бамбукер.
– Только упомяните, что Бамбукер не столько журналист, сколько прекрасный поэт.
– А ты что, еще и поэт? - удивился Стрекозов.
– Спрашиваешь! - Бамбуков всплеснул руками. - Я стихи с детства пишу. Вот послушайте!
Бамбуков откинулся на спинку стула и нараспев стал читать:
– Ты мой маленький, ласковый котик,
Я влюблен в тебя, как не верти.
Я целую твой маленький ротик
И сосок твоей левой груди...
Через пять минут выяснилось, что Бамбуков читает целую поэму, в которой он и его возлюбленная долго разъезжали на электричках. Закончив, поэт прищелкнул языком и восторженно спросил:
– Ну, правда класс!
– Грамотно, - согласился Дамкин. - А вот у меня тоже есть о любви...
И Дамкин начал читать свое стихотворение:
– Не давайте женщине денег,
Все равно куда-нибудь денет,
Спрячет или растратит.
Дайте ей рубль, и хватит...
"Дамкина кашей не корми, дай стихи почитать", - подумал Стрекозов и, как только Дамкин сделал паузу, начал в свою очередь выплескивать рифмованные строки:
– Маша ночью потолстела,
Утром - стройная опять.
Удивительное дело!
Ставлю ей отметку "пять"!
На том интервью и закончилось. Они долго читали друг другу стихи, а затем разошлись, по словам Бамбукова, довольные встречей.
Через две недели Бамбуков напечатал интервью с Дамкиным и Стрекозовым, в котором все переврал, но они не обиделись, поскольку ничего иного от него и не ожидали.
Еще через неделю литераторы написали обещанный рассказ о журналисте Бамбукере, но Бамбуков тоже не обиделся. Потому что он этот рассказ не читал.