Смерть ночи

11

Как часто случается, нечто совсем небольшое становится самым трудным.

Мы пережили ночь смерти и ужаса, страха и паники, мы видели, как умирало множество людей, видели, как один долго умирал прямо перед нами. Мы потеряли множество своих вещей – то, что оставалось в палатках лагеря «Героев Харви», пропало навсегда. Но попытки забраться на дерево, которое вело обратно в Ад, оказались самым тяжёлым, самым трудным делом.

Правда, вскоре выяснилось, что сама я потеряла не всё.

Мы стояли у основания дерева, ожидая возвращения Робин. Она собрала всё вынутое из карманов солдата и пошла в буш, чтобы бросить эти вещи в его импровизированную могилу. Она даже нож забрала, липкий и окровавленный. Это навело меня на мысль об обрезе Гомера, о выстреле на Баттеркап-лейн, и я содрогнулась при воспоминании, когда увидела, как Робин тянется к ножу.

Мы оставили себе только фонарик.

Ожидая Робин, Ли, Фай и я наблюдали за Гомером, который сломал несколько веток и, смастерив из них веник, заметал наши следы на земле. Да, мы не должны привлекать внимание к нашей лестнице. Пока мы так стояли, Ли нащупал мою руку и вложил в неё что-то небольшое. Оно было тёплым и пушистым, и на секунду мне показалось, что это может быть нечто ужасное. Я посмотрела – и мои губы растянулись в улыбке. Это был Элвин – мой маленький шоколадно-коричневый медвежонок, размером с сигаретную пачку, без одного глаза, с изжёванными ушами и прорехой на попе. Мой медвежонок Элвин!

– Ох, Ли… – выдохнула я, и на глаза набежали слёзы. – Я думала, что потеряла его.

Подразумевала я и другое: «Думала, что потеряла тебя».

Ли лишь пожал плечами, но я знала, что он доволен.

– Где ты его нашёл? Ох, Ли, я начинаю тебя бояться! Ты кажешься совсем другим, ты сильно изменился.

Он проигнорировал мои последние слова и ответил на вопрос:

– Я его взял в твоей палатке.

– Что?! Как это?

– Я как раз пробрался сзади в твою палатку и ждал тебя. После всего, что случилось на той дороге, мне надо было поговорить именно с тобой. И тут началась стрельба. Элвин валялся на земле, прямо у моих ног, я его схватил и дал деру.

– И куда пошёл?

– Куда глаза глядят. А потом отыскал укрытие.

– Как? Где?

– За трупами.

– За… трупами?

– Там, на обеденной площадке, сидели четыре человека. Они так и упали в ряд, когда их застрелили, один прислонялся к другому. Я спрятался за ними.

– О боже…

– Я там лежал, пока солдаты обыскивали лагерь. Взяли несколько человек в плен. Все остальные были убиты. Я видел, что они делали с телами, и я видел, что они делали с пленными. Так что сбежал.

– Они тебя заметили?

Вернулась Робин, и, хотя пора было бы уже карабкаться по дереву, история Ли нас загипнотизировала.

– Да, – ответил Ли, – но стрелять не могли, потому что попали бы в своих. Они не слишком организованны. Просто палили по бушу, когда я выскочил с территории лагеря. Но этого я ожидал, так что либо передвигался ползком, либо прятался за деревьями. Последнее, что я видел, – как они поджигали палатки. За мной они гнаться не стали.

– Они погнались за мной, – чуть слышно сказала Фай.

– Да, но ты ведь девушка, – мрачно откликнулся Ли. – Я видел, что они творили с женщинами, которых поймали.

Гомер начал забираться по белому стволу вверх.

– А дальше что было? – настойчиво спросила я.

– Да я просто бежал и бежал. К тому времени, когда немного успокоился, я понятия не имел, где нахожусь. Потом наконец сообразил, что вы, если остались в живых, здесь, но мне ещё нужно было сориентироваться, как сюда добраться.

Робин вслед за Гомером полезла вверх по стволу, Фай приготовилась стать следующей.

– А что было там, у дороги? – спросила я.

– Ну, началась стрельба, и я побежал. А когда понял, что потерял вас, подумал, что лучше, наверное, вернуться в лагерь.

– Спасибо за медвежонка, – сказала я.

Несколько секунд я смотрела на скалу, думая обо всём сразу, гадая, как долго эта каменная стена могла здесь стоять, сколько ещё простоит и что она сможет увидеть и услышать. Мне хотелось бы записать её историю, совершить что-то достойное вечности, что-то хорошее… Я повернулась к Фай:

– Вперёд, Фай из Виррави. Действуй как коала. Действуй как Элвин[7].

Я повесила за спину винтовку убитого солдата и стала наблюдать за друзьями. Гомер уже добрался до верха, до толстой части древнего белого дерева, оно ведь, конечно же, свалилось с вершины гребня. Робин была совсем рядом с ним. Фай медленно ползла следом.

– Говорил я вам, что нужно было взять верёвку! – крикнул сверху Гомер.

– Помнишь занятия по выживанию в дикой местности? – отозвалась Робин. – Держись пальцами ног и цепляйся ногтями на руках!

Это было всё, что мы знали о скалолазании.

Гомер покинул надёжное дерево и осторожно пополз вверх, чтобы миновать последний отрезок пути. Даже снизу я видела, как напряжены его руки и ноги, как они ищут опору. Голову он держал немного наклонённой вбок и очень был похож на огромное насекомое, ползущее по вертикальной каменной поверхности. Мы нервно наблюдали за ним, понимая, что и нам придётся вскоре проделывать то же самое. Расстояние было невелико, всего пара метров, но вот цена падения с такой высоты оказалась бы огромной.

Наконец Гомер закинул руку на верхний край скалы и последним невероятным усилием подтянулся вверх. Он перекатился по ровной земле и на мгновение исчез с наших глаз, но тут же появился снова, уже стоя на ногах, глядя вниз и улыбаясь.

– Я заслужил кусок пирога! – крикнул он.

Робин подобралась к концу ствола очень быстро и так же быстро, буквально одним рывком, одолела последнее препятствие, перевалилась за верхний край стены. Фай уже тоже была на верхнем конце ствола, но смотрела на стену с большой тревогой.

– Вперёд, Фай! – крикнула я снизу.

Ли полез по дереву, когда Фай принялась осторожно ощупывать стену над собой. Гомер и Робин подбадривали её, как спортсмена на стадионе. Фай продвигалась очень медленно, она опиралась не пальцами ног, а боковыми сторонами подошв и на полпути вдруг замерла. Я видела, как дрожат её ноги.

– Вперёд, Фай! – кричали все мы.

– Не могу, – всхлипнула она.

– Ну же, Фай! – настойчиво произнесла Робин. – Солдаты идут!

Никаких солдат не было, но это помогло. Фай одолела ещё один метр, потом вскинула руки вверх и потянулась к Робин. К счастью, та поймала её. Даже думать не хочется о том, что иначе случилось бы. Но Робин пришлось тащить Фай, пока та, как неживая, перевалилась через край обрыва.

Фай столько раз проявляла храбрость, демонстрировала силу, но за последние двенадцать часов совершенно выдохлась.

Ли поднялся без груда. В высоком росте определённо есть свои преимущества. Я уже к этому моменту добралась до последней ветки и наблюдала за ним. И присмотрела для себя путь подъёма немного правее, чем поднимался Ли. Энергично подавив свой страх, я оторвалась от надёжного ствола и поползла по стене. Главное тут – не поддаться панике. Каждый раз, когда у меня возникало жуткое ощущение, что я сейчас сорвусь, обязательно сорвусь, я приказывала себе быть храброй, владеть своими мыслями, быть сильной. Но я чувствовала себя физически измотанной, была голодна, у меня болело колено, и я ползла слишком медленно, расходуя энергию понапрасну. Я чуть ускорила подъём, посмотрела вверх и увидела руку Гомера, протянутую ко мне, совсем близко.

– Не нуждаюсь в помощи, – сердито бросила я.

И в это самое мгновение сорвалась. Это случилось так быстро, так внезапно… Мои пальцы сразу потеряли опору. Я была слишком далеко в стороне, чтобы ухватиться за дерево, и я отчётливо поняла, что вариантов у меня два: или тормозить руками и ободрать ладони, или пуститься в свободный полёт и сломать ноги. Я воспользовалась руками. Я была так близко от поверхности скалы, что могла буквально вжиматься в неё. На пути вниз я использовала всё, чтобы замедлиться: колени, пальцы ног, грудь, ладони… Я приземлилась на самом дне, даже не набрав серьёзной скорости, но сильно ударилась, вновь травмировала колено и катилась по земле, пока не наткнулась на какой-то камень. Я мрачно лежала там, ненавидя всё и вся.

Потом встала, стряхнула грязь с одежды и вернулась к дереву. Я злобно начала подниматься снова, не обращая внимания на то, как щипало ободранные ладони, не отвлекаясь на тупую боль в колене, на ноющую боль в спине. Наверху раздавались тревожные голоса, все четверо наклонились вниз и окликали меня, как попугаи.

– Всё в порядке, – пробормотала я, понимая, что никто меня не услышит.

Я опять добралась до верха мёртвого белого ствола и там замерла на минутку, обнимая дерево и слегка дрожа.

– Давай сюда винтовку! – крикнул Гомер.

Я только теперь заметила, что оружие, которое я забросила за спину, всё ещё там. Так вот почему у меня болела спина… Мне ещё повезло, что винтовка не выстрелила.

Я неловко стянула ремень, мгновение-другое держала оружие в руках, потом с силой подбросила вверх, за край скалы. Она едва долетела туда, но Робин поймала винтовку за ствол, когда та уже начала падать обратно. Через минуту Робин снова появилась, слева от меня.

– Давай в эту сторону, Элли! – крикнула она.

Там был более пологий склон, только он никуда не вёл, и потому никто из нас им не воспользовался. Но я поняла, что пытаются сделать мои друзья. Они образовали цепь из людей. Ли держал Робин, а та повисла над краем скалы, сжимая винтовку. Я не видела, кто держал Ли. Я полезла в ту сторону. Но смогла ухватиться только за самый конец ствола винтовки.

– Ох, Элли, что с твоими руками?! – вскрикнула Робин.

– Надеюсь, вы разрядили эту штуку, – сказала я.

– Вообще-то, да. Можешь удержаться?

– Да, вполне.

– Уверена?

– Давай уже!

Робин начала отползать назад, и мы обе крепко ухватились за винтовку с разных сторон. Мгновение Робин пришлось выдержать весь мой вес, но тут я сумела упереться ногами, чтобы помочь ей, и одолела последний участок скалы.

А потом Гомер и Фай подхватили меня под мышки и перетащили через край. Я свалилась прямо на Робин, потом отползла в сторону и растянулась без сил.

Фай взяла мою правую руку и засуетилась. Я удивлённо подняла голову. Ох… ладонь была ободрана, окровавлена. Ногти превратились в красное мясо, подушечки пальцев были буквально сорваны, кроме большого пальца. Левая рука выглядела почти так же. Чем больше я на них смотрела, тем сильнее щипало.

Но никто ничего не мог поделать, разве что поплакать, и так мы и сделали.

«Нет ничего лучше хороших рыданий», – так говорила моя бабушка.

Мы замёрзли, были жутко голодны, покрыты синяками и порезами, у нас всё болело, и, кроме того, мы пережили кучу потрясений и были бесконечно несчастны. Было, наверное, около половины восьмого, и солнце ещё не было достаточно ярким, чтобы разогнать или хотя бы согреть жуткую темноту под деревьями, – а мы ведь продолжали прятаться и при этом рыдали, как малые дети. Из глаз у меня текло, и из носа тоже, а когда я пыталась отереть лицо, ладони нестерпимо щипало. Фай упала лицом мне на колени и тоже плакала, пока не промочила насквозь мои джинсы.

Наконец я немного успокоилась, подняла голову и огляделась вокруг. Да, выглядели мы не очень… У Робин всё лицо было в засохшей крови, у Ли опухли глаза и уже образовались синяки под ними. Пахло от нас так, словно мы не мылись месяцами. Одежда была грязной и рваной. Мы все похудели с начала вторжения, и от этого все вещи на нас болтались. Я посмотрела на Ли. Он стоял перед каким-то кустом и спокойно смотрел на меня. Как многие высокие люди, обычно он держал голову чуть наклонённой. На нём была серая футболка с изображением молнии и надписью: «Рождённый властвовать». Я знала, что на спине у него название его любимой группы – «Безнаказанность». Джинсы на колене порвались. Как всегда, футболку Ли надел навыпуск, он никогда не заправлял её под ремень. Она также была разорвана, у правого плеча и напротив сердца, и ещё была прожжена дыра под словом «властвовать». А нижняя часть футболки вообще превратилась в лохмотья.

Но, несмотря на всё это, Ли выглядел таким элегантным, таким полным достоинства, что в тот момент я окончательно в него влюбилась, влюбилась как никогда. Я слабо улыбнулась ему и подняла Фай со своих коленей.

– Идёмте, ребята, – сказала я. – Надо убираться отсюда.

– Ты знаешь, как чаще всего строятся сюжеты фильмов? – чуть склонив голову набок, спросил Ли.

У меня возникло жутковатое чувство, что он точно знает, о чём я думаю.

Но я лишь пробормотала:

– Что-что?

– Вот именно, – пожал плечами Ли, – это и есть самый обычный сюжет. Процентах в шестидесяти фильмов.

Он подошёл ко мне и поднял с земли, остальные тоже зашевелились. Мы потащились к ручью, и начался путь, которого я страшилась: это была долгая и неприятная борьба с течением, нам приходилось сгибаться едва ли не пополам, холодная вода толкала нас в колени. Единственное, что в этом было хорошего – и плохого одновременно, – то, что за спинами у нас больше не болтались тяжеленные рюкзаки. Почти всю дорогу я мысленно подсчитывала утраченное. Список оказался удручающим. Мы ведь и так потеряли уже слишком много, и казалось несправедливым вновь лишиться массы всего.

А может, нам предстояло потерять вообще всё? Наше счастье и будущее. Может, мы уже потеряли двоих или троих из нашей компании. Я ещё немножко поплакала, пока мы пробирались по ручью обратно в Ад.

Забавно то, что когда мы наконец очутились в нашем лагере, ещё и полдень не наступил. А казалось, что миновало уже время обеда. До вторжения наши дни начинались в девять утра. Мы сидели в классах, потирая глаза и зевая. А теперь нам приходилось куда как больше сделать – и пострадать – ещё до завтрака.

И мне пришлось научиться ещё кое-чему: что ожидания, надежды больше ничего не значат. У нас не осталось на них права. Даже то, что мы всегда принимали как само собой разумеющееся, таковым больше не являлось, потому что это тоже были ожидания. Прежде всего мне не могло прийти в голову, что Криса не окажется в лагере. Однако его там не было.

Поначалу мы не слишком взволновались, просто время от времени отрывались от еды, которую пихали в рот обеими руками, и звали его. По крайней мере, так делали другие, я же чувствовала себя слишком больной, руки у меня жутко болели. Сначала я думала, что слишком голодна, но вдруг поняла, что не могу есть. Я сидела на бревне, наблюдая за тем, как Робин пожирает печёные бобы и сыр, Ли вгрызается в бисквиты с джемом, Фай жуёт яблоко и сушёные фрукты, а Гомер налегает на мюсли. Робин, всё ещё с набитым ртом, отправилась за аптечкой и принесла её мне.

– Как твои руки? – спросила она.

– Нормально. Колено болит сильнее.

Пока мы брели по ручью, я несколько раз опускала ладони в воду, так что камешки и земля уже были смыты. И теперь кожа на кончиках пальцев выглядела тонкой и мягкой, но сами подушечки пальцев были похожи на тёмные ягоды, налившиеся кровью, с них свисали маленькие обрывки кожи. Я просто содрала её, ведь съезжала вниз буквально на руках, и теперь ладони тоже щипало, но всё-таки они выглядели лучше, чем подушечки. Робин смазала их мазью, потом аккуратно перевязала каждый палец бинтом. В то же самое время она меня кормила, как птица кормит птенца. Когда Робин закончила перевязку, я сидела, растопырив в воздухе восемь забинтованных пальцев, и выглядела довольно глупо. Но после того, как проглотила немного фиников и сладких бисквитов, я почувствовала себя лучше.

– Как думаешь, где может быть Крис? – спросила я, когда Робин забинтовала последний палец.

– Понятия не имею. Мы ведь долго отсутствовали. Надеюсь, с ним всё в порядке.

– Ему, наверное, было тут очень одиноко.

– Да, но не думаю, чтобы Криса это беспокоило.

– Мм… он такой милый парень.

Покончив с едой, мы энергичнее принялись за поиски Криса. Хотя в Аду оставалось не много мест, где можно спрятаться. Мы знали, что Криса нет в хижине Отшельника, потому что проходили мимо неё, возвращаясь на свою поляну. Гомер и Фай осмотрели всю тропу до самого Вомбегону, а остальные начали обшаривать буш, на случай если Крис где-то упал и получил травму. Я бродила, держа руки поднятыми вверх и чувствуя себя совершенно бесполезной. Но и в зарослях никаких следов Криса не обнаружилось. Когда же Гомер и Фай вернулись и сказали, что на тропе также нет следов пребывания Криса, мы встревожились всерьёз, стали ожидать худшего.

Это казалось таким жестоким после всего, через что нам пришлось пройти. Но жестокость на самом деле ничего больше не значила, я это давно поняла.

Мы снова встретились на поляне.

– Не думаю, что он вообще тут задержался, – сказал Гомер. – Костёр так выглядит, словно его не разжигали с того момента, как мы ушли.

– Может, ему было просто лень разжигать огонь? – предположила Фай.

– Но ведь ночами теперь холодно.

– И все его вещи в палатке, – добавила Робин. – Ну, насколько я могу понять. Спальный мешок на месте, и рюкзак тоже.

Я пошла к палатке и тоже заглянула в неё. Я искала блокнот Криса. Если по какой-то невероятной причине Крис покинул наш Ад, он наверняка взял бы блокнот с собой. Но все блокноты оказались на месте, все четыре. В том, что лежал сверху, заполнена была только половина, так что я предположила, что в нём текущие записи. Да, Крис наверняка не бросил бы его.

Я вернулась к остальным. Фай с испуганным видом проговорила:

– Вы же не думаете, что здесь кто-то побывал?

– Нет, конечно, – ответила я. – Всё лежит на своих местах.

Ли проверил куриц и ягнёнка.

– У них есть вода и корм, – сообщил он.

Я пошла проверить не потому, что не доверяла Ли, а потому, что знала: горожанин может не заметить многого. Вернувшись к костру, я доложила:

– Вода застоялась. Её пару дней не меняли.

Что ещё мы могли? Похоже, все самые очевидные варианты мы уже перебрали. Поэтому просто уселись, глядя друг на друга.

– Вряд ли сегодня нам удастся сделать что-то ещё, – сказал Гомер. – Если Крис ушёл из Ада, он может быть где угодно, вплоть до Страттона. А то и дальше.

– Он мог пойти за нами в долину Холлоуэй, – предположила я.

– Только не это! – вздрогнула Фай.

– Послушайте, – заговорила Робин, – давайте не будем себя обманывать. Прямо сейчас мы ничего не в силах сделать. Нам нужно выспаться. Как сказал Гомер, Крис может быть где угодно. Если бы мы знали какое-то особенное место, где могли бы найти его, мы бы, наверное, встряхнулись и пошли. Но мы не в том состоянии, чтобы устраивать шествие страусов по всей долине Виррави. Давайте спать.

– Легче сказать, чем сделать, – усмехнулся Ли. – У нас даже постелей нет.

Он был прав. Наши спальные мешки пропали, – скорее всего, были сожжены солдатами там, в разгромленном лагере «Героев Харви».

Мы принялись обшаривать всё вокруг. Нашлись парочка одеял, с полдюжины полотенец и довольно много тёплой одежды. Мы тепло оделись, натянули балаклавы и толстые носки и перчатки (все, кроме меня, конечно). Фай пришлось одевать меня, потому что я оставалась похожей на манекен. Потом мы заползли в палатки, волоча с собой всё обнаруженное.

– В следующие четыре часа – ни звука! – провозгласила я, поудобнее укладывая ушибленное колено.

– Да, мамочка! – крикнул в ответ Гомер.

Мы с Фай устроились в одной палатке. Я легла, Фай накрыла меня полотенцами и одеялом. Потом постаралась, как смогла, укутаться сама. Когда Фай закончила, мы просто лежали и смотрели друг на друга. Между нами оставалось около метра. И очень долго ни одна из нас не произносила ни слова.

Наконец я выдохнула:

– Ох, Фай…

– Да, – откликнулась она. – Я понимаю, о чём ты.

– То, что сделал Ли… Это было ужасно.

– А знаешь, – заговорила Фай, – когда тот солдат лежал там, он мне вроде даже нравиться начал. Мне казалось, я его знаю, ну, в каком-то смысле. Я даже стала забывать, что он гнался за мной.

– И я тоже.

– Как думаешь, сколько ему было лет?

– Не больше, чем нам, наверное.

– Что с нами происходит? – содрогнулась Фай. – И что будет дальше?

– Не знаю.

– Мне страшно, – сказала Фай. – Ничего не понимаю.

– Мне тоже страшно.

– Но по тебе этого не видно.

– Разве? Что, в самом деле? Чёрт, но я боюсь!

– Когда ты сорвалась со скалы…

– Ох, вот когда я испугалась! Но если случается что-то подобное, бояться просто некогда.

– Мм…

– Тут же, как ни посмотри, моя собственная глупейшая ошибка. Гомер предложил помощь, я отказалась.

– Пальцы у тебя выглядели ужасно, когда ты поднялась.

– Посмотрела б ты на них с моей стороны…

– Что, сильно болят?

– Угу.

– Хотелось бы мне быть храброй, – призналась Фай.

– Ты очень храбрая, Фай. Просто не понимаешь этого. Ты так много сделала. И ни разу нас не подвела, ни разу.

– Те люди на дороге, капитан Киллен и остальные… Мы ведь только что видели, как убили больше десятка человек, ты это осознаешь? Мёртвые, убитые, изрешеченные пулями тела… А Шарин, Давина, Оливия… Могу поспорить, их тоже убили. До того как всё это началось, я ни разу не видела мёртвых. Только животных на дороге. И нашу морскую свинку – когда она умерла, я плакала целый день. А теперь как будто всё умирает.

– Хотелось бы мне знать, куда подевался Крис.

– Это странно.

– Ты знала, что он много пьёт? – спросила я.

– Что значит – «много пьёт»?

– Ну, каждый раз, когда ему удавалось раздобыть спиртное, он, думаю, напивался в одиночестве.

– Это нам ничем не поможет, – покачала головой Фай.

– Когда мы напали ночью на колонну грузовиков, он, мне кажется, сильно испугался. А когда мы уходили, он был пьян уже в десять утра.

– К чему ты всё это говоришь?

– Не знаю, – ответила я. – Но мне это не понравилось. То, что он делал за нашими спинами.

– Ты считаешь, Крис алкоголик?

– Нет, не совсем так. Но думаю, с этим у него проблемы. Он странный парень, и с ним нельзя общаться так же, как мы общаемся друг с другом. Тебе не кажется, что с ним всё труднее поговорить?

– Да, но с ним и раньше было нелегко общаться. В школе он всегда держался сам по себе.

– И всё равно он интересный, – сказала я. – Так хорошо пишет. Наверное, он гений.

– Конечно! Но мне его никогда не понять.

– Если бы тебе пришлось выбрать человека, с которым ты хотела бы остаться здесь, кого бы ты выбрала?

– Мою маму, – вздохнула Фай.

– Нет, кроме родственников.

– Ну… Корри и Кевина, конечно.

– А кроме них?

– Наверное, Алекс Ло.

– Алекс? – удивилась я. – Она такая врунья.

– Нет, неправда. Ты просто никогда не пыталась познакомиться с ней поближе.

– Да она меня ненавидит!

– Ничего подобного. Тебе кажется, что все тебя ненавидят.

– Нет, не кажется. Все девчонки в школе! И все мальчики. И все учителя. А больше никто.

– Значит, мистеру Уайтлоу ты нравишься?

Мистер Уайтлоу был школьным вахтером, и уж он-то действительно меня ненавидел, потому что я однажды нажаловалась на него – он подсматривал за девочками в раздевалке. Ему просто повезло, что его тогда не уволили.

– Ох да, прости, о нём я забыла.

– А ты кого бы выбрала? – спросила Фай.

– Мириам.

– Да… Она симпатичная.

Я наслаждалась этим разговором. Это был, похоже, первый нормальный разговор за сто лет. Будто мы ненадолго вернулись в прежнее время, до вторжения.

– А что ты думаешь о «Героях Харви»? – снова спросила я.

Фай немножко помолчала.

– Это было странно… Неужели майор Харви действительно работал в школе?

– Очевидно.

– Но где же он раздобыл военную форму?

– Кто знает? Может быть, в театральной костюмерной. Он состоял в армейском резерве, так мне говорила Оливия, но майором не был.

– Мне нравилась Оливия.

– Да, она вроде ничего была, – кивнула я.

– А как насчёт Шарин?

Я ответила не сразу – вспомнила, что Шарин, скорее всего, уже мертва, и от этого мне было труднее сформулировать, что я думала на самом деле.

– Она, в общем, была не такой уж плохой. Я хочу сказать, конечно, она не стала бы мне лучшей в мире подругой, но она мне почти нравилась. Я вроде как зависела от неё.

– Да-а… – пробормотала Фай. – А всё-таки странно было снова оказаться среди взрослых. Приятно, но странно.

– Ничего хорошего там не было. Они нас считали совсем зелёными. И не давали нам ни единого шанса. Меня это раздражало. Мы сделали вдвое больше, чем они, а «Герои» с нами обращались, будто мы едва научились вытирать тарелки. Знаешь, миссис Хофф не разрешала мне греть воду в сковороде, чтобы отмыть её, потому что была уверена – я обожгусь! И всё это время майор Харви сидел и болтал о том, какие они крутые ребята и как они отлично вооружены! А нас всего шестеро, оружия практически нет, но мы действительно сделали нечто важное, такое, что принесло пользу!

– Ну да. Но взрослые… Они ведь всегда такие.

– А ты хочешь повзрослеть?

– Да, конечно! К чему ты клонишь? – не поняла Фай.

– Ну, я всегда думала, что взрослые выглядят такими несчастными и подавленными из-за того, что жизнь так сложна и проблем слишком много. И они как будто постоянно отгораживают нас от мира. В нашем возрасте тоже, конечно, не сплошь веселье и тоже есть свои проблемы, но вряд ли они такие серьёзные…

– Мы просто должны хорошо делать, что положено, вот и всё, – сказала Фай.

– Ну да… но они в нашем возрасте, наверное, точно так же рассуждали.

– Ты начинаешь чересчур много думать о собственной жизни.

– Нам бы проявить побольше интереса раньше. Помнишь, Кевин как-то спрашивал, какие соглашения есть у нашей страны с другими государствами? Никто из нас не имел об этом ни малейшего представления. Мы не должны были оставлять всё политикам.

– Политикам! – воскликнула Фай. И вдруг рассердилась: – Это же мразь! Подонки!

Я хихикнула:

– Фай, для тебя это уж слишком энергично!

– Те радиопередачи… Да меня просто тошнит от них!

Я знала, о чём она говорит. Когда мы слушали наших политических лидеров, вещавших из Вашингтона, слушали их ложь и обещания, мы злились так, что наконец договорились сразу выключать радио, как только они начинали свои речи.

– Вы вроде хотели отдохнуть в тишине, – проворчал в соседней палатке Ли.

– Ох, извини, – виновато откликнулась я.

Фай зевнула и улеглась поудобнее.

– Я совсем засыпаю, – сказала она.

– Вот и хорошо. Спокойной ночи. Или спокойного утра.

Фай сразу после этого заснула. А я – нет. Я лежала всё утро, время от времени погружаясь в дремоту, но почти сразу снова просыпаясь. Сон оставался последним путём бегства от реальности, оставшимся у меня, но двери в царство грёз, едва поманив, захлопывались. Мне трудно было спать с того самого дня на Баттеркап-лейн. Насколько я понимала, теперь это для меня проблема на всю оставшуюся жизнь. И остаток моей жизни в любом случае не будет слишком долгим.