Смерть ночи

3

Весь день мы провели в безделье, пытаясь придумать какой-то идеальный способ проникнуть в госпиталь. Я почти всё время сидела на полу, завернувшись в клетчатый плед. Помню, как я смеялась над Крисом, который делал вид, что смотрит телевизор. Он гримасничал перед плоским серым экраном, словно там шло какое-то шоу или комедия. Казалось странным, что телевизор раньше играл такую большую роль в нашей жизни, а теперь, при отсутствии электричества, этот ящик стал самой бесполезной вещью в доме.

В этот день я почти всё время чувствовала себя счастливой. Это оттого, что мы вновь взялись за дело. Конечно, пока мы сделали мало, но даже такая малость стала для меня пищей, питьём, воздухом, жизнью. Другие думали, что я сурова и независима, но я нуждалась в этих пятерых куда больше, чем в ком-либо раньше.

Но мы пока что не могли придумать, как попасть в госпиталь. Приблизилась ночь, потом она сгустилась и наконец накрыла землю. А мы так ни до чего и не додумались. Я рассеянно думала о нелепой отвлекающей тактике Гомера. Мне вдруг показалось, что в этом что-то есть. Просто Гомер неправильно подошёл к вопросу. Что-то копошилось в моём мозгу, будто там застряла крошечная мышка. И если бы я нашла ключ, то смогла бы её выпустить.

Я заговорила, когда Ли вернулся с дежурства, где его сменила на посту Фай.

– Ли…

– Да, моя прекрасная сексуальная гусеница?

– Гусеница?

– Ты очень похожа на неё в этом пледе.

– Большое спасибо. Послушай, ты помнишь, о чём мы говорили там, за сараем, когда Гомер перестал завывать?

– И напугал бедного невинного солдатика до полусмерти? Да, помню.

– Что именно мы говорили? Что-то в том разговоре не даёт мне покоя.

– Гусеницам всегда что-то не даёт покоя. На то они и гусеницы.

– Очень смешно. Но я серьёзно.

– Что именно мы говорили? Не знаю. Мы просто говорили о том, что это, скорее всего, Гомер там шумит.

– Да. А потом?

– Не могу вспомнить. Я просто смотрел, как тот парень рванулся к двери и запер её за собой. Запер надёжно.

– Да. И что-то о… О том, как именно он её запер.

– Ты что-то сказала…

– Да, что-то сказала. – Я разочарованно уставилась на него.

– А это действительно важно? – спросил Ли.

– Не знаю. Может, это просто глупость. Но мне кажется, если я вспомню… Это как наблюдать за рождением телёнка. Видишь голову, но что будет дальше, на что он будет похож…

Я встала и принялась бродить по комнате. Мы находились в верхней гостиной, которую мисс Лим, похоже, использовала как классную комнату. Здесь стояло прекрасное небольшое чёрное пианино, повёрнутое к окну. Гомер написал пальцем на его пыльной поверхности: «Тяжёлый рок». Рядом с инструментом, подняв крышку, стоял Ли, его дрожащие пальцы порхали над клавишами… А на его лице отражалась такая страсть, какой не было, когда он смотрел на меня. Я остановилась в дверях, наблюдая. Заметив меня, Ли быстро, с почти виноватым видом опустил крышку и сказал:

– Надо бы сыграть воинственный гимн. Призвать наших солдат раздобыть пушки, как во время Первой мировой.

Я не ответила, пытаясь понять, почему Ли всегда обращает в шутку свои самые сильные чувства. Бывало, что меня просто мутило от этих его шуток.

Но теперь я прошла через комнату, опустила жалюзи, крутанула стул перед пианино, стёрла надпись Гомера, поправила ноты, открыла дверцу напольных часов, снова закрыла…

– Давай устроим повторный показ, – предложил Ли, наблюдая за мной.

– Ну, не совсем повторный… – откликнулась я, садясь на стул перед инструментом и поворачиваясь к Ли. – Но давай.

– Хорошо. Не думаю, что мы много сказали до того, как солдат рванул к двери и закрыл её. Мы немного рассердились на Гомера, и всё.

– А потом мы говорили о том, как крепко он запирается.

– И о том, что должны быть профессиональные солдаты и призывники, как мы думаем. И что этот парень, скорее всего…

– Стоп! – Я сжала голову руками. Внезапно всё прояснилось. Я встала. – Вспомнила. Пошли, найдём остальных.

В ту ночь, когда мы из нашего укрытия наблюдали за Гомером, мне вновь подумалось, что есть свои выгоды в положении самого неуправляемого парня в школе. Гомер знал много удивительных штук. Пока все остальные изучали тонкости экономических наук и всякое прочее, Гомер и его дружки учились быть городскими хулиганами. Интересно, откуда они узнали многое из того, что умели.

Гомер снова подкрадывался к амбулатории, но на этот раз за ним следовала Робин, с промежутком метров в пятьдесят, она была наблюдателем. Гомер добрался до двери в конце здания, до той, которую они с Робин проверяли и прежде. На этот раз Гомер не стал испытывать дверь, а вместо того подошёл к дверце в подвал, в нижней части здания. Чтобы подобраться к ней, ему пришлось пролезть через кусты лаванды, но мы с нашего места хорошо его видели. Гомер подёргал дверь, но она, как и ожидалось, тоже была заперта. Тогда он взялся за стамеску, пытаясь с её помощью справиться со щеколдой, но ничего не получилось, хотя дверь и выглядела довольно хлипкой: это были просто четыре белые доски, соединённые двумя перекладинами.

Но Гомер хорошо подготовился и неудача его не остановила. Его рука снова нырнула в сумку с инструментами и выудила оттуда отвёртку. Гомер принялся за дверные петли. Это заняло у него минут пять-шесть, а потом он крепко взялся за дверь и аккуратно снял её. Даже не оглянувшись, Гомер червяком прополз – а он ведь крупный парень, этот Гомер, – в проем.

Мы теперь его не видели, но я точно знала, чем он там занимается. Мы с Ли напряжённо ждали своей очереди вступить в игру. Я буквально видела Гомера, огромным червём пробиравшегося сквозь тёмный холодный подземный мир. Он как будто сразу преисполнился уверенности в том, что план удастся, стоило мне только подать ему идею. Но в конце концов, Гомер ведь просто повторял одну из своих самых нахальных школьных выходок.

Он должен был найти место, где удалось бы проделать дыру в полу. Та часть здания, куда он пробрался, была старой и ветхой, весьма подходившей для нашей затеи, а Гомер прихватил с собой ещё узкую ножовку и коловорот. Мы всё тщательно продумали. Не хотелось оставлять никаких следов нашего визита: именно поэтому мы и собирались действовать через дыру в полу, хотя значительно проще было бы разбить окно и швырнуть внутрь одну из бомб Гомера. В общем, мы наблюдали и ждали, дрожа и поглядывая на часы, потом друг на друга, а потом снова на амбулаторию.

Приступив к своей затее, мы не стали терять времени зря и вечером обшарили дом за домом на Баррабул-авеню в поисках шариков для пинг-понга. Гомер обещал нам достойный результат, заворачивая эти шарики в фольгу Мы, не смея сомневаться, зачарованно наблюдали за ним, так как отлично помнили эвакуацию всей школы всего полгода назад. Тогда шарики точно сработали. Сработали они и нынче. С той стороны здания, где находился Гомер, ночной воздух внезапно прорезали предупреждающие окрики. На английском, и достаточно громко, чтобы мы их услышали. Похоже, голоса зазвучали по всему госпиталю – думаю, это была запись, которая включалась автоматически. Первым было: «Код два, код два, код два», и это повторялось каждые пятнадцать-двадцать секунд. Через минуту или около того зазвучало следующее сообщение: «Зона четыре, зона четыре, зона четыре». Потом: «Уровень три. Уровень три». К этому времени уже весь госпиталь ожил. Везде вспыхнули огни, мы слышали крики людей. Тревожное сообщение начало повторяться сначала, вроде бы точно таким же, только я уже не слушала. Мы с Ли поползли вперёд, выжидая своего шанса. Я не видела, чтобы над амбулаторией действительно поднимался какой-то дым, но люди, выбегавшие из комнат для солдат, спешили именно в ту сторону. Там было двое солдат, бежавших бегом, за ними несколько мужчин и женщин в гражданской одежде, потом женщина в халате медсестры и ещё три или четыре человека в пижамах. Их лиц я не видела, так что не могла бы сказать, друзья ли они нам. Но для двух часов ночи народу было многовато.

Мы не хотели чересчур пугать больных людей. Дымовые шашки Гомера гарантировали, что пожара не будет, и мы надеялись не настолько обеспокоить штат госпиталя, чтобы началась эвакуация пациентов. Ведь должна там существовать система противопожарной сигнализации, и она наверняка до сих пор работает. Мы были почти уверены в этом. А сотрудники отреагировали так, как и должны были. Они побежали туда, откуда раздавались сигналы тревоги. И все двери оставили открытыми.

Времени у нас было совсем немного. Краем глаза я заметила, как Фай и Крис спешат к дверям административной части. Мы с Ли должны были бежать к крылу для стариков, в длинной части здания в форме «Т». Оттуда выскочил только один солдат, захлопнув за собой дверь с такой силой, что та снова распахнулась.

Я мчалась вперёд, обогнав Ли. Расчёт был, что нам удастся проскочить через парковку незамеченными, но когда мы приблизились к этой огромной, голой чёрной пустыне, я поняла, что надежда только на скорость. Я наклонила голову и рванула изо всех сил, в уверенности, что позади меня слышен топот ног именно Ли, а не кого-то ещё. Ночной воздух обдавал моё лицо холодом, но шея и спина тоже, казалось, окоченели – от страха, что вот-вот меня настигнет пуля. Я подбежала к двери, задыхаясь, отдуваясь и благодаря судьбу за то, что жива.

Время летело так быстро… Сразу я смогла лишь заглянуть в дверь и бросить взгляд направо и налево. Коридор со старыми деревянными стенами был пуст, и я вошла внутрь, уверенная, что Ли идёт следом. Так оно и было, и шёл он столь близко, что я чувствовала его дыхание на своей шее.

Хотя в коридоре мы никого не встретили, всё равно ощущалось, что в здании полно людей. Не знаю, в чём тут дело, – может, слышались какие-то лёгкие звуки: скрип досок или шорох ног… А может, это был запах человеческих тел и дыхания или тепло, наполнявшее здание, знакомое влажное тепло, какого не дают никакие обогреватели. Так что я сразу поняла, что люди тут везде, за всеми закрытыми дверями вдоль коридора. И внезапно, не имея на то никаких конкретных причин, решила повернуть направо. Просто повернула, и всё, быстро шагая вдоль дверей и пытаясь понять, в какую нужно войти, страстно желая при этом обрести рентгеновский взгляд…

Мы прошли мимо маленькой кухни, дверь которой была открыта. Там было темно и пусто. На следующей двери стояло обозначение: «В-7». Света за ней не было. Я остановилась, оглянулась на Ли и взглядом указала на эту дверь. Ли пожал плечами и кивнул. Я глубоко вздохнула, напрягла плечи и, стиснув ручку, повернула её. Дверь открылась.

Внутри стояла полная темнота. Не только не горел свет, но и занавески были задёрнуты. И всё равно я знала, что здесь много людей. Комната казалась маленькой и битком набитой. Слышалось дыхание, кто-то дышал медленно и глубоко, кто-то неровно и протяжно. Я пыталась привыкнуть к темноте, не зная, стоит попробовать заговорить или нет. Но Ли легонько похлопал меня по плечу, и я попятилась за ним в коридор.

– Это чертовски рискованно, – сказал он.

Ли сильно вспотел. Мы услыхали шум дальше по коридору и резко повернулись в ту сторону. Дверь, ведущая с автомобильной парковки, снова была открыта. И тут у нас не осталось выбора. Мы бросились к двери с номером «В-8». Я старалась открыть её как можно тише, но времени на изыски уже не было. Мы вместе ввалились в комнату, и не бесшумно. Ли быстро закрыл за нами дверь, и чей-то голос тут же агрессивно спросил:

– Кто это?

Мне стало несравнимо легче от того, что вопрос прозвучал по-английски. И это был женский голос, молодой, – скорее всего, женщине было лет двадцать пять – тридцать.

– Мы ищем друга, – поспешила ответить я.

Это был мой первый разговор со взрослым человеком с момента вторжения.

– Кто вы? – снова спросила женщина.

Я замялась и наконец честно ответила:

– Я не знаю, безопасно ли говорить это.

Последовала пауза.

– То есть вы не пленники? – Голос женщины дрогнул от явного изумления.

– Так и есть.

– Ну, чёрт побери! А я и не думала, что вообще кто-то остался.

– А мы тут в безопасности? – спросил Ли.

– Сколько вас?

– Всего двое, – ответила я.

– Ну, до утра, по крайней мере, вам ничто не грозит. Уж извините, что я на вас рявкнула, когда вы вошли, но ничего ведь не знаешь заранее. А нападение – лучший способ защиты. Слушайте, рядом со мной старая миссис Симпсон, она лежит на настоящей кровати – единственной здесь, – так что вы можете спрятаться, на случай если кто-нибудь включит свет. Чёрт, я просто поверить не могу!

Мы ощупью добрались до кровати и заползли под неё. От миссис Симпсон очень плохо пахло, но мы старались не обращать на это внимания.

– Что вообще происходит? – спросила я. – Кто вы? Кто ещё здесь?

Ну, я Нелл Форд, раньше работала в парикмахерской. Мой муж Стюарт работал у Джека Калвенора. Мы строили кирпичный дом на Шерлок-роуд, за стоянкой грузовиков.

– Вы тут лечитесь?

– Да, Стюарт лечится. Нужно быть очень больным, чтобы сюда попасть. Но меня выставят завтра или послезавтра. Снова на ярмарку.

– Значит, все пациенты здесь – пленники?

– В этом здании – да. Они нас сюда натолкали, как сельдей в бочку, а все хорошие палаты забрали себе, в главном отделении.

– А сиделки тут есть? И доктора?

Женщина рассмеялась, но весьма горько:

– Да, одна медсестра есть. Филис де Стейгер. Знаете её? И докторам иногда разрешают заходить, когда они не заняты солдатами. Если мы их видим в течение получаса через день, то, считай, повезло. В основном приходится самим друг за другом ухаживать. А это довольно сложно.

– Сколько человек в этой комнате?

– Семь. Это свалка для инфекционных. Но всё-таки что вы здесь делаете, ребята? Говоришь, кого-то ищете?

Лёжа рядом с Ли на пыльном полу под кроватью и говоря шёпотом, я напряглась, почувствовала, как мои собственные ногти вонзаются в ладони.

– Вы знаете Корри Маккензи? – спросила я. – И Кевина Холмса?

– О, так вы из одной компании? – сказала женщина. – Ну, тогда всё сходится. Теперь я знаю, кто вы такие. Вы взорвали мост.

Я жутко вспотела. Даже не предполагала, что мы так прославились. Отвечать я не стала, и Нелл засмеялась.

– Да не пугайся ты! – воскликнула она. – Я не доносчица. Наверное, хотите узнать, где ваши друзья?

– Да, пожалуйста… – прошептала я.

– С Кевином теперь всё в порядке. Его отослали на территорию ярмарки. А вот бедняжка Корри… – Она умолкла.

Я ощутила жуткую, невыносимую тяжесть в груди. Моё сердце превратилось в камень.

– Что? Что?

– Ну, милая… Знаешь, она в довольно плохом состоянии…

Я поняла только, что Корри всё-таки жива.

– Где она?

– Да тут, рядом. Через две двери. Но я же говорю, с ней неладно.

– Что вы имеете в виду?

– Ну, дорогая, она всё ещё не с нами, понимаешь? Без сознания. Так и лежит всё время. В общем, плохо.

– А мы можем туда пойти и увидеть её?

– Конечно можете, милая. Но лучше ещё немного подождать. Скоро охрана начнёт обход. Они только один раз за ночь его делают, но недавно была пожарная тревога, так что, наверное, задержатся.

– Это из-за нас, – похвастал Ли. – Мы только так могли их отвлечь, чтобы пробраться сюда.

– Мм… Да, говорят же люди, что вы очень умные детки.

– Расскажи нам ещё о Корри, – попросила я. – Расскажи всё!

– Ох, дорогуша… – вздохнула Нелл. – Хотелось бы мне порадовать тебя. Но, видишь ли, с ней всё довольно плохо. Кевин привёз Корри прямиком в приёмный покой, и поначалу солдаты разрешили доктору её осмотреть, но, когда поняли, что ранение огнестрельное, сразу изменили отношение. Её тут же заперли в какой-то комнате и никому не разрешали туда входить, пока не пришёл доктор. Но он пришёл не скоро, ещё дольше ей не давали каких-либо препаратов. Потом её перевели сюда, и мы наконец смогли о ней позаботиться. Солдаты твердили, что это «плохая девушка, плохая девушка». Может, ей даже повезло, что она без сознания. Так даже лучше. Но бедняжка теперь просто лежит там. Ей наконец-то поставили капельницу, но не похоже, чтобы это помогало. Мы делаем, что можем. Она одна в той палате, но с ней кто-нибудь постоянно сидит. Сегодня ночью это миссис Слейтер. Вы её знаете.

Последовало долгое молчание. Я впервые почувствовала настоящую ненависть к солдатам. Это было настолько тёмное чувство, что я испугалась. Как будто я вдруг наполнилась чёрной ядовитой рвотой… Точно некий демон внутри меня изрыгнул море грязи… Я была напугана, напугана всем сразу: и собственной ненавистью, и состоянием Корри, и тем, как мы с Ли рисковали, находясь здесь.

– А вы знаете, где наши родные? – спросил Ли.

Нелл чуть слышно хихикнула.

– Прежде чем ответить, я должна узнать, кто вы такие, – сказала она. – Я была права чуть раньше?

И мы ей рассказали. Мы всё же не знали, можно ли ей доверять, но потребность узнать хоть что-то оказалась сильнее осторожности.

Нелл, будучи парикмахершей, конечно же, знала всё обо всех. С моими родителями всё было в порядке, хотя моему отцу в первый день вторжения ткнули в живот винтовкой, потому что он держался слишком уж агрессивно, и потом его ещё пару раз сбили с ног по той же причине. Я именно этого и боялась. Фермеры слишком привыкли быть сами себе хозяевами. Им не нравится, когда им кто-то указывает, что делать, пусть даже собственная дочь. Папа был просто вне себя, поняв, что эти люди из какой-то чужой страны собираются его запереть и понукать им в течение ближайших лет, а то и всю оставшуюся жизнь.

Родные Ли тоже были живы, хотя и у них поначалу возникли трудности. Они попытались сопротивляться, когда явились солдаты и стали выгонять их из собственного ресторана. Наверное, им было даже тяжелее, потому что они азиаты. Ну, короче, отец Ли схлопотал перелом руки, а мать – синяки под глазами, но малыши, к счастью, были лишь напуганы.

И похоже, с родными большинства из нас тоже всё было более или менее неплохо, не считая брата Гомера, Джорджа, который сильно порезал руку, когда готовил овощи для обеда, а у младшей сестрёнки Фай случился приступ астмы. Но похоже, людям на территории ярмарки приходилось нелегко, содержали их в ужасающих условиях. Нелл сказала, что там их слишком много, канализация не справляется, иногда еды хватает не всем. В конском павильоне есть две душевые кабины для конюхов, но пользоваться ими никому не разрешают, так что все воняют и чешутся. Любые порезы моментально начинают гноиться, и люди постоянно чем-то болеют. Сейчас там распространилась ветрянка, до этого была свинка. Все подавлены, пребывают в ужасном настроении, устали. И постоянно ссорятся между собой, кто-то с кем-то не желает разговаривать. Было несколько попыток самоубийства, с десяток человек умерли – в основном пожилые, те, кого выгнали из госпиталя. Но умер и один младенец, и одна девушка двадцати лет, Анджела Бейтс, её убили. Об этом никто ничего не знает: просто её тело нашли как-то утром возле туалета. Конечно, все уверены в том, что это сделали солдаты, но жаловаться на них бессмысленно. И убийство остаётся нераскрытым.

Когда людей ловили и загоняли на территорию ярмарки, случилось несколько изнасилований, но потом такого уже не было. Нелл сказала, что в основном солдаты держатся дисциплинированно, но они избили множество людей, не подчинявшихся их приказам. Одному парню, Спайку Фарадею, который жил где-то рядом с Чампион-хилл, выстрелили в колено за то, что он напал на солдата, а тех шестерых, что пытались бежать, страшно избили и уволокли в тюрьму в Виррави. Потом ещё постоянно избивают другого Спайка, Флоренса, так как он не желает покориться и сопротивляется охране.

Всё оказалось гораздо хуже, чем мы предполагали. То немногое, что мы узнали в своё время от пленников, входивших в рабочие группы, и из сообщений по радио о «чистом вторжении», вселило в нас ложный оптимизм. А на деле же… Ничего «чистого» в этом захвате не было. Мне сразу захотелось пойти и помыть руки.

И ещё Нелл, лежавшая на полу на своём матрасе, сказала кое-что не на шутку меня изумившее. Первое – очень многие стараются сотрудничать с солдатами. Я была потрясена, когда это услышала. Я почти не читала книг о войне, да и военных фильмов видела не много, но у меня сложилось впечатление, что тяжкие обстоятельства всех превращают в героев. Ты встаёшь на одну сторону или на другую, присоединяешься к хорошим или к плохим, и так и стоишь до самого конца. Нелл же говорила, что некоторые просто подлизываются к солдатам, ходят за ними по пятам и, что гораздо хуже, готовы активно им помогать, предлагают делать любую работу для охраны, то есть всячески поддерживают врагов. А кто-то и ночи с ними проводит.

Мы с Ли не могли в это поверить.

– Но почему? – спросил Ли. – Почему они всё это делают?

Нелл снова негромко, горестно рассмеялась.

– Послушайте, милые, – зашептала она. – Я парикмахерша, а все парикмахеры – психологи-любители. Мы думаем, что если всё знаем о людях, то понимаем их. По я видела там, на площади, такое, что мне никогда и в голову бы не пришло, проживи я хоть миллион лет. Кто знает, что происходит в мозгах тех выродков? Некоторые, конечно, поступают так из страха. Другие – ради еды, сигарет, выпивки или даже ради того, чтобы просто принять душ и получить бутылочку шампуня. А есть такие, кому хочется самим иметь какую-то власть, мне так кажется. Остальные же – просто овцы, делают, что велят. Им всё равно, кто именно отдаёт приказы, раз уж нашёлся кто-то, чтоб приказывать. Лично я думаю, они сумасшедшие. И из-за них всё будет хуже и хуже.

Снова наступило молчание, пока мы с Ли переваривали услышанное. Я, похоже, не могла сосредоточиться ни на чём, кроме слова «овцы». Большинство людей относится к ним без почтения, но среди фермеров вы вряд ли найдёте такого, кто мог бы говорить об овцах подобным образом.

– Ты ошибаешься насчёт овец, Нелл. Им не нравится подчиняться приказам. И они совсем не так глупы, как кажется многим людям. У них отличные инстинкты, они умеют выживать.

– Ох, Элли, да замолчи ты! – услышала я утомлённый голос Ли.

Но разве я могла не высказаться?

Нелл начала рассказывать дальше, и я испытала второе потрясение. Она сказала, что множество людей – наших людей! – с нетерпением ждут того, что солдаты называют «колонизацией». То есть, когда военные убедятся, что полностью контролируют всю страну, они привезут к нам миллионы своих соплеменников. Каждая семья вновь прибывших получит несколько акров земли и будет фермерствовать на ней, а мы станем их рабами. Нас будут использовать для всяких работ: мы будем ухаживать за овцами, копать канавы, сажать картошку, чистить лошадей.

– И почему им этого хочется? – шёпотом спросила я.

Ужас начинал пропитывать меня насквозь. Казалось, всё становится непоправимым и ни для кого из нас уже не остаётся никакой надежды…

– Ну как же, – ответила Нелл. Она тоже устала и говорила как-то рассеянно. – Они просто… ну, если бы вы очутились на территории ярмарки, вы бы поняли. Там так ужасно, такая толпа… Очень хочется оттуда выбраться. Вдохнуть свежего воздуха, пройтись… Именно поэтому люди сами вызываются работать в городе. Для них любая перемена – это перемена к лучшему.

Но тут Нелл поспешила нам сообщить, что солдаты начали проверку. Впрочем, мы уже и сами это услышали – солдаты вовсе не старались вести себя тихо. Они распахнули дверь в комнату и включили свет, но через секунду снова выключили его. А я уже так давно не попадала в комнату с электрическим освещением, что меня как будто ударили по голове. Свет был таким ярким! Мы с Ли распластались на полу, вдыхая пыль и запах старого дерева.

– Обычно они света не включают, – прошептала Нелл, когда солдаты ушли. – Похоже, ваша пожарная тревога их перепугала.

Но я была уверена, что источника дыма солдаты не нашли, иначе они бы устроили куда более серьёзный обыск. Гомер знал, как обращаться с дымовухами. И всё, что могли увидеть солдаты, так это комнату, полную дыма, без каких-либо видимых причин. Гомер сознательно нацелился на отделение рентгенологии, ведь там имелось множество всякого сложного электрического оборудования, на которое можно свалить задымление.

Мы слышали топот ног, когда солдаты возвращались по коридору на свой пост. Наконец настал момент, о котором я молила. Мне отчаянно хотелось этого, и одновременно я испытывала огромный страх. Почему? Наверное, просто не знала, что увижу в комнате «В-10»: мою лучшую, самую давнюю подругу Корри или некое неузнаваемое чудище, овощ…

– Ну, теперь вам ничто не грозит, – прошептала Нелл. – Только будьте поосторожнее.

Вот уж в каком совете я вовсе не нуждалась! Я и не думала скакать по коридору или бегать наперегонки со столиками на колёсах.

Мы с Ли выскользнули из-под кровати, как змеи из-под куста ежевики.

– Удачи! – кивнула Нелл.

– Мы к тебе заглянем перед уходом.

– Отлично, милые.

Я осторожно приоткрыла дверь и выглянула в коридор. В нём было темно и пусто. И холодно – после замкнутого, тёплого, вонючего пространства палаты «В-8». Как можно тише я двинулась по коридору, зная, что Ли идёт следом. Но когда мы дошли до палаты Корри, у меня не хватило храбрости открыть дверь. С момента начала вторжения мне много раз приходилось проявлять смелость. И к моему удивлению, она всегда находилась во мне, хотя иногда приходилось здорово покопаться внутри, чтобы отыскать её, и порой её оставалось так мало…

Но сейчас я просто бессильно прислонилась к двери и прижалась к ней лбом. Это было не слишком умно – не так глупо, как устраивать гонки в инвалидных креслах, но и не намного лучше. Ли обнял меня за плечи, я обернулась и прижалась к его груди. Я не плакала, но была благодарна за крепкие объятия, за его молчаливое понимание. Похоже, в глубине души Ли сохранилось нечто такое, чего у меня, как мне казалось, уже не оставалось. Может, именно там рождалась музыка.

Но как бы там ни было, я на несколько минут ощутила с ним связь и немножко набралась сил. Как при переливании крови.

– Может, ты войдёшь первым? – спросила я, наконец-то отрывая голову от тёплой груди Ли.

Он так и сделал, повернул ручку двери и открыл её. Вошёл внутрь, придержал дверь для меня. Я тоже проскользнула в темноту.

– Кто здесь? – прошептал испуганный голос.

На мгновение мне показалось, что это Корри, и я задохнулась. Я подумала, вдруг это призрак или же свершилось чудо: Корри вдруг пришла в сознание и заговорила с нами. Потом вспомнила о миссис Слейтер.

– Это я, миссис Слейтер. Элли. И Ли тоже здесь.

– Элли! Ох… Ли!

Она вскочила, обо что-то ударившись.

Мы очень хорошо знали миссис Слейтер. Она была из тех людей, у которых в сутках не двадцать четыре часа, а тридцать два. Её муж погиб несколько лет назад в результате несчастного случая с трактором, и с тех пор миссис Слейтер сама справлялась с фермой, растила детей, написала две книги по садоводству, научилась каллиграфии и шитью, получила кучу степеней по разным видам искусств в Открытом университете. Она даже находила время для работы в школьном буфете: её младший сын, Джейсон, учился в десятом классе.

Однажды миссис Слейтер сказала мне: «В мире есть два типа людей, Элли. Одни просто смотрят телевизор, а другие что-то делают».

И вот теперь она обняла меня так крепко, как никто никогда не обнимал, и я наконец заплакала. Миссис Слейтер стала первой из знакомых мне взрослых, кто меня обнял, первым звеном, связывающим меня с прежним, любимым, счастливым миром. Первым звеном связи с моими родителями, потому что она была хорошей подругой мамы.

– Ох, Элли! – воскликнула она. – Бедная девочка… Ну и пахнет же от тебя!

– Миссис Слейтер…

Она заставила меня рассмеяться, и я шутливо ткнула её кулаком. А потом она обняла Ли.

Похоже, мы в Аду так долго жили рядом друг с другом, что просто перестали замечать, как от нас воняет. Мы, конечно, регулярно купались в ручье, но вода становилась всё холодней, и мы не могли в ней засиживаться.

– Ничего, не беспокойтесь, – сказала миссис Слейтер. – На территории ярмарки все пахнут ещё хуже. Намного хуже. Здесь пациентам разрешается принимать душ каждые два дня, так что мы малость подзабыли, каково там.

Но я её уже не слушала. Я повернулась к кровати, где тихо лежала Корри. Свет в палату проникал лишь с парковки, и можно было разглядеть запотевшие окна. В палате свет был тусклым, как в церкви в конце дня, перед тем как зажигают свет. Вещи, на которые свет не падал, выглядели очень тёмными, а те, на которые падал, – очень светлыми. Шкафчик у стены казался шрамом. Тумбочка у кровати была белым пятном, притаившимся рядом с Корри, она казалась очень яркой. Простыня буквально светилась. Голова же Корри на подушке была маленьким чёрным пятном, неподвижным круглым камнем. Я не могла рассмотреть лицо подруги. Попыталась увидеть её глаза, нос, губы. Я вдруг испугалась этого чёрного пятна, словно это и не человек, и вовсе не Корри.

Я всматривалась и всматривалась, пытаясь удержать страх где-то в желудке, не дать ему подняться выше. Что там такое? Её губы или просто тень? И глаза это или просто чёрные пятна, игра света? Я не замечала ни Ли, ни миссис Слейтер. Они словно перестали существовать. Остались только я и тёмная тень на кровати. Я наконец медленно сделала три шага вперёд. И внезапно, из-за того, что теперь свет передо мной падал под другим углом, я вновь обрела Корри. Да, это она – её нежная кожа, пухлое лицо, закрытые глаза. Мой рот сам собой слегка приоткрылся от изумления, потому что она не была прежней Корри, но не походила и на ту Корри, которую рисовало моё перепуганное воображение.

Подруга не выглядела исхудалой, измученной, избитой, но она не была и счастливой, живой, разговорчивой. Она стала похожа на восковую куклу, на точную копию настоящей Корри. Я видела, как её губы слегка шевелятся при каждом вдохе и выдохе, но никакого другого движения не наблюдалось. Да, Корри жива, но почему-то не с нами.

Я не боялась её, но мне было страшно к ней прикоснуться. Я собиралась спросить миссис Слейтер, можно ли потрогать Корри, не опасно ли это, но теперь эта мысль выскочила у меня из головы. Подождав немного, я наклонилась вперёд и кончиком дрожащего пальца провела по правой щеке подруги. Это не была Корри, которую я обнимала, колотила и использовала как подушку, и не та Корри, которая часто усаживалась ко мне на колени в переполненном школьном автобусе. Та Корри тихо ускользнула от нас, оставив вместо себя мирно дышавшую бледную копию. Наклонившись ещё ниже, я поцеловала её в лоб, потом положила голову на подушку рядом с головой Корри. Я ничего не сказала и даже не думала ничего. Кожа у Корри была прохладной, но в тот момент я этого не заметила и лишь позже об этом подумала. Я щекой ощущала её дыхание. И в таком положении я на какое-то время замерла.

Наконец я выпрямилась и прошептала ей в ухо:

– Ты там поосторожнее, Корри. Позаботься о себе.

И вышла в коридор, чтобы там дождаться Ли. Я даже не попрощалась с миссис Слейтер, что было слегка невежливо.

Ли вышел не сразу, поэтому я спряталась пока что за корзиной для белья. Наконец он появился.

Я выскочила из укрытия и пошла обратно к комнате «В-8», чтобы попрощаться с Нелл.

– Эй, ты как, дорогая, в порядке? – спросила она. – Расстроилась?

Но я не стала отвечать. Вместо того я задала ей мучивший меня вопрос:

– Вы ведь говорили, что с Кевином теперь всё в порядке?

– Я так сказала?

– Да. Что значит это «теперь»?

Нелл попыталась придумать какую-нибудь утешительную ложь, но не сумела. Помолчав с минуту, она сдалась и призналась:

– Его здорово побили, Элли.

Мы с Ли проскользнули по коридору к выходу. Мы уже знали от Нелл, где должна находиться охрана – в комнате медсестёр рядом с выходом. Спрятавшись в маленькой кухне метрах в двадцати от этого места, я обхватила Ли за шею и притянула к себе, чтобы прошептать ему на ухо:

– Хочу найти нож.

– Зачем?

– Убить солдат.

Я почувствовала, как Ли вздрогнул всем телом, будто его ударило током. Но он ничего не говорил с минуту, просто стоял выпрямившись, а я продолжала прижиматься к нему, подобно какому-нибудь зверьку, в которого я и превратилась. Потом Ли снова наклонился ко мне и зашептал мне на ухо:

– Ты не можешь этого сделать, Элли.

– Почему?

– Они тогда нападут на пациентов.

Больше мы не разговаривали, а просто ждали. Мы ждали момента, когда у нас появится возможность проскользнуть мимо солдатского поста. Было слышно, как охранники время от времени переговаривались на каком-то незнакомом гортанном языке. В их голосах звучало нечто вроде заунывной музыки, почти привлекательной. И ещё мы время от времени слышали женский голос, низкий и хриплый, женщина то и дело смеялась, иногда что-то говорила, вроде бы по-английски, но слишком тихо, чтобы мы могли разобрать слова. После того, что рассказала нам Нелл, я заподозрила, что девица там занимается чем-то непотребным, и переполнилась ненавистью к ней.

Один из солдат прошёл мимо нашего укрытия к туалету, но мы не могли понять, где находится второй, так что не рискнули тронуться с места. Было уже три сорок пять. Солдат вернулся через несколько минут, и до двадцати минут пятого не было никакого движения, но потом в туалет отправился второй. Через несколько секунд высокая девушка лет девятнадцати на вид появилась у двери кухни и прошептала в темноту, стоя лицом к нам:

– Быстрее, второй заснул! Только не шумите!

Мы были ошеломлены и на мгновение даже усомнились, что она обращается именно к нам. Потом наконец поняли, что так оно и должно быть. Мы встали и, обойдя столики на колёсах, шарахнулись к двери. Девушка уже исчезла. Кем она была? Откуда узнала, что мы в кухне? Я и до сих пор не знаю ответов на эти вопросы; но кем бы она ни была и что бы там ни делала, мы ей многим обязаны.