Валерия Стрелецкая встретилась с Кузей на концерте.
— Лерочка, я так рад тебя видеть, — радостно заорал он, обнимая её. — Плевать на них на всех!
— Ладно, — отмахнулась Лера.
— Я это дерьмо читать не мог. Ну, подлецы, такое навертели! Но, знаешь, как ни странно, это сделало тебя ещё более популярной.
— Скажешь тоже.
— Клянусь! Зрители с ума сошли. Когда отменили выступления, лишь несколько человек сдали билеты, которые тут же разошлись. В драку, в драку! Мне в кассе сказали. Ужас, что сегодня делается. Ты как?
— Я в форме, — холодно сказала Лера, чтобы пресечь дальнейшие разговоры.
Она увидела Григория Иртемьева в его неизменной серой куртке с множеством карманов и темной водолазке под горло. Он показался ей мрачным и похудевшим.
— Здравствуй, Лера, — Григорий подошел ближе.
— Привет, — легкомысленно бросила Валерия. — Я думала, что ты с героиней первых полос желтой прессы и поздороваться не захочешь.
— Ну что ты! — его глаза беспомощно смотрели на нее.
Лера растерялась и неожиданно для себя разозлилась. Иртемьев мгновенно уловил перемену в её настроении.
— Я хотел тебе сказать… — начал он.
— Ну, ладно, я побежал, — мгновенно сориентировался Кузя. — Меня ребята ждут, скоро начало.
Он сделал шаг в сторону, но Валерия поймала его за руку.
— Подожди несколько минут, не умрут твои ребята.
Она повернулась к Григорию:
— Так что ты хотел сказать?
— Я, конечно, виноват перед тобой, но действительно, не знал, что вы взяли эту песню. Лера, прости, я не хотел доставлять тебе неприятности.
— А, что было, то прошло, — весело прощебетала Стрелецкая. — Не будем про это вспоминать.
— Ты в самом деле на меня больше не сердишься? — переспросил Иртемьев.
— Нет, конечно, — громко подтвердила она, но глаза её говорили что-то другое.
Она демонстративно подошла и чмокнула его в щеку, словно клюнула. Точно так перед этим она обнималась с Кузей.
Григорий даже в лице изменился, но Стрелецкая, будто ничего не замечая, продолжала:
— После концерта давайте соберемся и посидим, как раньше, — бодрым голосом говорила она, с ужасом прислушиваясь к собственным словам.
«Что ты несешь, дура, что несешь! Зачем строишь из себя легкомысленную идиотку?..» — колотила в голове здравая мысль, но остановить себя она не могла.
— Кузя, ты — за? Она, улыбаясь, как бездушная кукла, обернулась к музыканту.
— Я-то? — обалдевшим голосом произнес ничего не понимающий Кузя.
— Я — да.
Он с удивлением смотрел на Валерию. Что с ней происходит? Почему у неё такая неискренняя, словно приклеенная улыбка?
— Лер, давай все-таки доживем до вечера, а то, знаешь, загадывать заранее как-то…
Валерия шумно выдохнула.
— Ты, как всегда, прав. — Рекламная улыбка сбежала с лица, и она быстро отошла от них.
— Что с ней? — тихо спросил Григорий.
— Волнуется, наверное, первый концерт после перерыва, всего можно ожидать.
Иртемьев молча смотрел ей вслед. Он понял, что она хотела сказать своим поведением: «Ничего особенно важного не произошло. Ты для меня просто друг, как Кузя, как кто-то другой. Я могу спокойно разговаривать с тобой, ты меня совершенно не волнуешь».
Григорий не хотел быть просто другом.
Концерт проходил замечательно. Стрелецкой хлопали, как никогда. Или ей это сейчас так показалось?
Да, это её жизнь. Она не может по-другому. Лера вспомнила слова Наташи Дробышевой: «Иногда просыпаешься утром и с ужасом думаешь, а вдруг что-то изменилось и публика тебя разлюбила.» Только теперь она поняла по-настоящему, что имела в виду Наташа. «Готова сделать, что угодно, лишь бы этого не произошло. Я боюсь потерять то, что есть». Сейчас Лера чувствовала то же самое.
Стрелецкая исполнила «Чары». Публика новый романс восприняла восторженно.
Кузя вытащил на сцену сопротивляющегося Григория Иртемьева.
— Ну что ты, ей-Богу, как пень, уперся, — приговаривал он, выводя приятеля под аплодисменты.
Григорий скованно кланялся. Какая-то молоденькая девица вбежала на сцену с букетом цветов и, сунув его растерявшемуся поэту, повисла у него на шее.
Валерия остановившимся взглядом наблюдала за ними и сама не могла понять, почему её это зацепило. Впервые в жизни она испытывала такое состояние. Давным-давно, когда приятель мужа сказал, что тот ей изменяет, чувствовала что-то подобное. Но тогда были гнев, обида и мерзость, особенно когда приятель выложил ей подробности. А сейчас сердце тревожно сжалось и заныло.
Шум в зале поутих, и она неожиданно для себя объявила в микрофон:
— А сейчас я спою одну забытую песню, которую слышала, когда была совсем девчонкой.
…Если ты одна любишь сразу двух —
Значит, это не любовь, а только кажется…
Лера аккомпанировала себе сама. Кузя, быстро подобрав мелодию, подхватил её.
После окончания концерта за кулисы рвануло несколько репортеров, желая взять интервью.
Кузя, предугадав их действия, быстро оттеснил Валерию.
— Мадам Стрелецкая, как вы думаете…
— Валерия, ответьте пожалуйста, на один вопрос…
— Наша газета…
Все эти реплики остались без ответа.
Кузя, развернувшись к журналистам, насмешливо сказал:
— Валерия отвечать на вопросы сейчас не в состоянии.
— А вы не могли бы… — напирал один из самых настырных.
— Я — нет, — вежливо, но твердо сказал Кузя. — Проведение пресс-конференции в программе концерта не обозначено. Перенесем её на другое время.
Разочарованные журналисты, недовольно бурча, удалились.
— Господи, Кузя, как у тебя хватило терпения! — Лера бросилась к музыканту. — Я бы сейчас так не смогла, обязательно сорвалась. Очень хотелось вцепиться в морду, особенно этому, крашеному.
— Ну что ты, Лерок, черт с ними! Этот журналюга только обрадовался, если бы ты плюнула ему в рожу. Представляешь, какая реклама?! Он бы год при деле был. Так что, отмечаем успех?
Валерия опустила глаза.
— Нет, Кузя, вы уж без меня. Не сердись, ладно? Устала смертельно. С ног валюсь.
— Какие разговоры, ещё не вечер, отметим в другой раз.
Григорий молчал. Последняя песня, исполненная Лерой, сказала ему многое.
А Стрелецкая, подъезжая к дому, ругала себя последними словами. Кому она что доказала, зачем вылезла? «Если ты одна любишь сразу двух…» — передразнила себя. Не надо было петь эту песню.
Сегодня она многое поняла. Душа должна продолжать жить. А её душа — это работа.
До встречи с Григорием на концерте она все решила. Нельзя мужика водить на веревочке, он не кукла. Она должна выбросить его из головы. Все было так понятно и ясно, пока не увидела Григория и его беспомощные глаза. Что теперь будет? Она с тревогой задавала этот вопрос, но ответа на него не находила.