Глава 4

Вячеслав Анатольевич Карлин, пятидесятипятилетний располневший мужчина с приятным круглым лицом и умными глазами, взгляд которых довольно часто становился ироничным, был неудачливым бизнесменом.

Год назад акционерное общество, которое он возглавлял, потерпело полный крах. Он пробовал бороться, занял крупную сумму денег, чтобы выправить ситуацию, но все оказалось впустую. Фирма рухнула, а на нем повис долг, уплатить который был не в состоянии. Он кинулся за помощью к своему знакомому Вадиму Большакову, который когда-то служил под его началом, а теперь основал свою собственную фирму. Карлин в свое время помог ему выкрутиться точно в такой же ситуации.

Вадим сделал вид, будто не понимает, о чем речь, а когда Вячеслав Анатольевич стал особенно напирать на него, резко оборвал Карлина:

— Слушай, Слава, как бы это тебе поинтеллигентнее сказать… — Его всегда доброжелательное лицо скривила желчная усмешка. — Ну нет у меня сейчас свободных денег. Нет! Время нынче тяжелое для всех.

— Когда ты ко мне обратился, я на трудности не ссылался. Тогда, кстати, времена не легче были.

Разговор происходил в офисе Большакова, на Малой Грузинской улице. Карлин подошел к сервировочному столику и, не глядя на приятеля, плеснул в рюмку водки.

— Водка у тебя хорошая, — Карлин сделал большой глоток и со звоном поставил рюмку на стол, — а сам ты большое дерьмо.

— Ну, знаешь… — Глаза Большакова злобно блеснули из-под элегантной импортной оправы. — Молчал бы лучше. Ты мне тогда помог, потому что тебе это было самому выгодно.

— Вот как? — Карлин искренне удивился. — Ну-ка, ну-ка, поделись…

— А чего тут делиться? — усмехнулся Большаков. — Сгори я тогда, ты бы тоже понес потери. И немалые. Ты не меня, ты себя вытаскивал. так что не будем про это… Тебя сейчас припекло, но меня-то, извини, нет. Каждый за себя. Я голову в петлю засовывать не собираюсь. Тебе не выкорабкаться, мне про сложившуюся ситуацию известно лучше, чем ты думаешь. Зачем меня за собой тянешь? Не по-товарищески это, душа моя, не по-товарищески…

Большаков набулькал себе «Смирновской» в рюмку и, не чокаясь, выпил.

— Ты умный человек, — крякнул он от удовольствия, облизывая влажные губы, — как мог глупо вляпаться, не понимаю. Нельзя до такой степени доверять людям. Ты привык по старинке работать, а сейчас…

Взгляд Карлина тяжело уперся в Вадима.

— Ну, ну, не надо на меня так смотреть. Я из-под твоей опеки давно выбрался. Это раньше ты был моим начальником, а теперь кто? Каждый сейчас за себя, — повторил он свои собственные слова и прищурился: — Я тебе дорожку не перебегал. Понимаешь, что я имею в виду?

— Нет, — Вячеслав Анатольевич растерянно смотрел на своего бывшего подчиненного.

— Неужели? — деланно рассмеялся Большаков. — А Лидочка? Лидия Григорьевна Пашина?..

— Что? — задохнулся от гнева Карлин. — Что ты хочешь этим сказать, мерзавец?!

— Не ори на меня, Вячеслав Анатольевич, не стоит. А про Лидочку нашу очаровательную могу повторить, что я первый её заприметил. Она была не притив моих ухаживаний. Это потом она к тебе под крылышко переметнулась. Неужели не сказала ничего? — с издевкой произнес Большаков. — Странно… А впрочем, женщины — народ скрытный. Обидно, у нас с ней полное взаимопонимание намечалось, если бы не ты, — со злостью добавил он.

Карлин закрыл глаза. Мразь, какая же он мразь! Врет, подлец, это не может быть правдой.

Но Вадим Большаков не врал. Точнее, врал, но не все.

— Пожалуй, я смогу тебе помочь, — услышал Вячеслав Анатольевич будто сквозь сон, — но при одном условии…

— Нет! — взорвался Карлин и, громко хлопнув дверью, выскочил из кабинета.

Вадим Большаков на четыре года был моложе Вячеслава Анатольевича. Рослый, видный мужчина, он очень нравился определенному сорту женщин. Тем, которых, только помани, ноги на любом столе раздвинут. В министерстве таких было немало. За Большаковым укрепилась устойчивая слава донжуана. Его должность — он был заместителем у Карлина — позволяла пользоваться ситуацией на всю катушку. И он пользовался.

Секретарша Ниночка, Нинель, как её все называли, служила ему верой и правдой. Чтобы получить аудиенцию у Большакова, надо было договориться с Нинель. Она намекала незадачливым визитерам, которые уже несколько дней не могли попасть на прием к начальнику и решить жизненно важные для их главка вопросы, что проблема вполне разрешима. Надо только правильно к ней, проблеме, подойти.

— Зачем самому терять время, ожидая в приемной? Можно присласть кого-нибудь из своих подчиненных, а лучше подчиненную… — со значением напирала на последние слова Нинель.

Мелкие черты её хищного личика, умело раскрашенного дорогой косментикой, были неподвижны. Глаза, не мигая, смотрели на собеседника. Наштукатуренная мымра с хилой грудью немым изваянием восседала в кресле, а проситель не знал, куда деваться от стыда.

Оно, конечно, и раньше за здорово живешь ни один вопрос в министерстве не решался, к каждому начальнику свой подход нужен. Блядства этого тоже было, хоть отбавляй, но все-таки с оглядкой действовали. Партбилет на стол положить боялись, аморалки, как огня, страшились. И чтобы вот так в открытую… Последние годы перестройки и круто начавшаяся демократизация обнажили всю гниль и мерзость, существующую в чиновничьей среде.

Лишь один проситель, переведенный в столицу из провинции, правильно поняв намек многоопытной Нинель, рубанул с большевистской прямотой:

— Блядей на работе не держу!

И ушел, шарахнув от души дверью.

Большаков, испугавшись, что жаловаться побежит, выслал ему вслед подписанные бумаги. Но чиновник волну гнать не стал. Все обошлось.

Чаще всего секретаршу понимали правильно. И на следующий день, после разговора, появлялась просительница.

Нинель, сопроводив её в кабинет Большакова, верным цербером садилась в приемной.

— Вадим Алексеевич занят! — строго говорила она по телефону, если беспокоили.

Прорваться сквозь тощую секретаршу в кабинет живьем было вообще невозможно. Впрочем, зная порядки, никто и не пытался этого сделать.

Нинель превосходно выполняла свои обязанности.

Большаков, как только очередная жертва появлялась на пороге, окидывал её оценивающим взглядом: так, ничего себе телка, годится.

Молодых девок он не любил, от них можно было ожидать любой неожиданности. Ему нравились женщины около тридцати, которые знают, что к чему, дорожат своим рабочим местом и противиться не будут. Ну жалко, что ли, дать разочек начальнику позабавиться?.. Не убудет. Тем более, что он не урод какой, а очень даже импозантный мужчина с интеллигентным лицом. Ну, слабость у человека такая, испытывает потребность.

Жалюзи в помещении к тому времени были плотно закрыты.

Вадим не тратил много времени на обхождение, но и не торопил события. Он напоминал сытого кота, к которому в лапы попала очередная жертва. Можно сразу на неё накинуться, а лучше поиграть, для возбуждения аппетита.

Вплотную к огромному, заваленными документами столу стояли впритык два столика. На одном, как правило, ничего не лежало, а второй выполнял роль сервировочного.

Большаков предлагал посетительнице сесть в кресло и, поправив очки, изучал документы, принесенные дамой, которые нуждались в его подписи.

Неслышно в дверях появлялась Нинель и, застыв на пороге, вопросительно смотрела на шефа.

Он отрывал взгляд от бумаг, вежливо улывался и непринужденно спрашивал:

— Чай, кофе?

Нинель приносила напитки, ставила их на сервировочный столик и так же неслышно исчезала, плотно закрыв за собой двойные министерские двери.

Большаков поднимался из-за стола и, подойдя к встроенному шкафу, раскрывал его.

— Кофе предлагаю выпить с коньячком. Вы не против?

Дама согласно кивала. Вадим сам ставил на столик рюмки и бутылку.

— За встречу!

Его глаза, не отрываясь, смотрели на женское лицо. Потом взгляд опускался ниже. Он откровенно разглядывал грудь, скрытую под одеждой, пытаясь угадать: как она в деле будет, ничего?..

Он обожал такие минуты. Его за спиной называли самцом, маньяком, кобелем ненасытным. И он это знал. Ну, любил он баб, любил! Раньше, конечно, не мог позволить такого размаха, как теперь. Ему нравились новые женщины. Каждую из них он хотел по-настоящему.

После двух-трех рюмок коньяка властно притягивал женщину к себе. Он чувствовал тугую грудь, слышал прерывистое дыхание. Не встречая сопротивления, шарил рукой под одеждой и, добравшись до голых сосков, сжимал их пальцами.

Женщина слабо охала. Вадим, продолжая одной рукой лапать грудь, другой задирал на ней юбку.

Дамочка делала вид, что ей неудобно.

— Надо расслабиться, — говорил Вадим, неохотно отстраняясь от женского тела. — Еще глоток коньячку.

Он отпускал её, чтобы налить коньяк. А потом, опрокинув рюмку, начинал расстегивать ширинку.

Вадим трахал её прямо на столе, не снимая брюк, завалив спиной на скользкую полированную поверхность. Голые груди женщины сотрясолись в такт с его движениями, ему нравилось смотреть, как они колышутся, это возбуждало.

Рядом находился заваленный документами рабочий стол, голова дамы почти упиралась в наваленные папки, и это тоже придавало всему происходящему определенную остроту. Широко раскинутые в стороны женские ноги с аппетитными ляжками находились на удобном для него уровне.

Столик, этот своеобразный рабочий станок, слегка скрипел под усилиями Большакова. Дама была мягка, как воск и послушна. Это тоже нравилось. Он отпускал её ненадолго, смотрел в раздвинутые ноги, трогал пальцами, а потом, подсунув руки под мягкий женский зад, снова энегрично придвигал к себе.

— Ну давай, давай, — приговаривал он и, стоя над рассростертым женским телом двигал его туда-сюда.

Иногда не вовремя раздавался телефонный звонок. Вадим отпускал даму и брал трубку.

— Вадим Алексеевич, вас — срочно — министр, — значительно произносила секретарша, и через секунду Большаков уверенным голосом отвечал по телефону.

Он так и стоял с расстегнутой ширинкой и вздыбленным членом. Дама на столе поднимала голову и начинала потихоньку приходить в себя.

Иногда, не прерывая важного разговора, Вадим подводил её к своему креслу, усаживал и, когда голова женщины оказывалась на уровне, заставлял взять в рот свой возбужденный организм. Как правило, ему попадались достаточно опытные дамы. Они послушно лизали его, пока он вел переговоры.

Излюбленной позой Вадима было трахать дам в широком мягком кресле, стоявшем возле журнального столика. Дама опускалась на колени, подставляя сзади свое хозяйство. Вид роскошной розовой задницы возбуждал неимоверно. Он накидывался на женщину с новой силой и буквально вонзался в нее, не слушая возражений и слабого писка.

— Давай, давай, — приговаривал он, вдавливая попавшее в его власть тело в кресло. Щеки женщины терлись о мягкую бархатную обивку. Вадим напирал сзади. Отделаться от пыхтевшего самца было невозможно. Оставалось одно — терпеть! Он трахал её, как хотел, словно бык корову в стойле. А кому пожалуешься? Сама согласилась. Значит, надо выполнять его желания. В конце концов от нее, действительно, не убудет!

Она уже ничего не хотела. Будет этому когда-нибудь конец или нет?.. — прикусив губу, думала она, продолжая ерзать коленями по мягкому сиденью.

Вадим продолжал насиловать её и не отпускал до тех пор, пока из его горла не вырывался хриплый крик.

Все, конец! Дама сползала с кресла и, не глядя на застегивающего штаны Большакова, путалась в колготках.

Она пудрила носик, поправляла растрепанную прическу и размазанную под глазами тушь, забирала подписанные документы и исчезала. Иногда навсегда, иногда ненадолго. Если требовалось, её могли позвать ещё разок обслужить начальника. Кое-кто появлялся в этом кабинете несколько раз.

Нинель дело свое знала хорошо, за все время ни разу никто не побеспокоил любимого начальника. Иногда Вадим трахал и её, чтобы не терять рабочую форму.

Кто-то из сотрудников спросил однажды, с удивлением разглядывая платежную ведомость:

— А кем у нас Нинель оформлена?

— Блядью, — коротко ответили ему.

Без приемной Нинель и Вадима Алексеевича не решался ни один важный вопрос. Две-три дамы в министерстве считались его любовницами на законном основании — на постоянной основе, шушукались местные остряки, не решаясь произносить такое вслух, — и пользовались всеми вытекающими отсюда выгодами.

— На работе это не сказывается, — отшучивался Большаков, когда ему намекали на его непомерные мужские потребности. — В личной жизни каждый устраивается, как может. Были бы вожможности.

У Большакова были. Он считался хорошим руководителем, это признавали все, умел выкрутиться из любой ситуации. Вовремя понял перемены и перестроился на ходу.

А пока не отказывал себе в удовольствии и трахал все, что шевелится. Ни одна смазливая бабенка мимо Вадима не проскочила.

Вернее, нет, одна-то как раз и проскочила. Лидочка, Лидия Григорьевна Пашина из планового отдела. Тридцатидвухлетняя разведенная женщина с ребенком. Шатенка с голубыми глазами и стройной фигурой. Высокая грудь, попка, до того аппетитно вырисовывающаяся сквозь тонкое трикотажной платье, что Большаков слюну сглатывал в радостном предвкушении.

Он был уверен, что она — хорошая партнерша, чувствовал её женскую силу и обаяние. Такую бабу завалить — много не покажется. Это не то что случайную шлюшку отодрать в кабинете в рабочем порядке.

Когда он попытался воспользоваться её услугами, то получил по морде. А дальше началась реорганизация министерства и пошла такая свистопляска, что Большакову стало не до мести. На время он забыл и про Лидочку, и про других баб — до того ль, голубчик, было! — самому бы не потеряться в этом бардаке.

Неожиданно он встретил Лидочку в фирме своего бывшего патрона Карлина и припомнил прежнюю обиду. К тому же он сразу понял, что между этими двумя существуют вполне определенные отношения.

— Сучка, — скрипнул он зубыми. — Мне не дала, а под него легла. Ладно, посмотрим…

Лидочка, оттолкнув его услуги, стала врагом. И в то же время он вдруг понял, что хочет её, как никого другого. Унизить, размазать по дивану, изнасиловать, чтобы была целиком в его власти. Он уже предвкушал, как будет лапать её холеное розовое тело, заставляя лизать себя, как до этого принуждал многих баб. Он стонал от возбуждения, представляя сладостную картину. Но как раз такого позволить себе не мог. Карлин ему не по зубам, к тому же тогда он был ему нужен.

Вадим ждал своего часа и был уверен, что этот час наступит.

Не зря говорят, что беда одна не приходит. Вячеслав Анатольевич, получив отказ в помощи от своего бывшего подчиненного, метался по городу, как сумасшедший.

Он хорошо помнит тот день. В конце концов ему удалось найти кредитора, который согласился поддержать его. Окрыленный успехом, вечером он поехал к Лидочке. Она давно стала для него единственной и настоящей женщиной.

Свою жену он не любил, никогда не любил. Это он понял лишь теперь, когда в его жизни появилась Пашина.

Рано женился на дочке министерского босса, быстро стал делать карьеру. Родилась дочь. Он жил, как все, заботился о семье, привозил дорогие подарки из заграничных командировок. Иногда позволял себе отвлечься, ненадолго заводил любовницу. Как только появлялись первые разногласия, с легким сердцем расставался.

Женщины никогда всерьез не занимали его. Не стоило рушить устоявшуюся семью ради смазливенького личика. Да и что ждало его дальше, в случае, если бы он рискнул?.. Через некоторое время новая жена превратилась бы в такую же надоевшую супружницу. И ещё неизвестно — не стала бы новая хуже теперешней. К своей он притерпелся, попривык за долгие годы совместной жизни.

У его жены было одно большое преимущество — она его не ревновала. Никогда и ни к кому. А с новой можно было вляпаться в историю. Насмотрелся он на своих знакомцев, кто женился во второй раз после пятидесяти. Сначала ходит гоголем, а потом, как курица общипанная. Смотреть на мужика противно.

Так думал Карлин, пока не встретил Лидочку Пашину. Она была моложе его на двадцать три года. Но дело не в том, бывали у него любовницы и помоложе. Сразу, после первой встречи он понял, что эта женщина создана для него. Сердце сладко и тревожно заныло.

Старый дурак, обругал себя, Пашина — одинокая женщина с ребенком, хочет на должности в министерстве удержаться, вот и льнет к начальству.

Но Лидочка не льнула. С каждой новой встречей он все больше и больше убеждался, что он для неё не просто случайно подвернувшийся любовник, с которым можно в конце концов и переспать время от времени, — не убудет. Карлин знавал таких дам, у которых на лице было написано: встретились — хорошо, а нет — ну и черт с тобой!

Лида была неспособна на подобные отношения. Карлин видел, что женщина всерьез и по-настоящему увлеклась им. Он верил и не верил, и все больше и больше увлекался сам.

Когда стало разваливаться министерство, он основал свою фирму и взял Пашину к себе на службу. Она была не только любовницей, но и хорошим работником.

Очень часто после длинного напряженного дня они ехали к ней. В небольшой двухкомнатной квартирке он чувствовал себя гораздо лучше и уютнее, чем дома. Он жил на две семьи.

Лида никогда не заговаривала о том, чтобы оформить отношения. Как правило его прежние дамы — в основном незамужние — тут же начинали нудные и утомительные разговоры о будущей совместной жизни. Лидочка этого не делала.

Сначала Карлин радовался, а потом насторожился. Он сам завел дурацкий разговор о разводе.

— Разве это что-то меняет? Тебе плохо со мной? — ответила Лидочка, обхватив его сзади за шею руками.

Он почувствовал её упругие, зовущие груди, её тело, ласковое и послушное. Она прижималась к нему все сильнее и сильнее, и он вдруг с тоской подумал о том, что не имеет никаких прав на эту молодую желанную женщину. Уйди она завтра, он ничем не сумеет удержать её.

— Послушай, Слава, — Лидочка продолжала прижиматься к нему. — Я от тебя ничего не требую. Если бы сама заговорила на эту тему, уверена, ты поступил бы со мной точно так же, как со своими прежними женщинами. Сначала насторожился, а потом замкнулся и отдалился бы от меня. Скажи, разве не так?

«Нет!» — хотелось ответить Карлину, но он промолчал, а вслух сказал совсем другое:

— Наверное, ты права.

Их отношения не изменились после этого разговора, но спустя несколько дней, Вячеслав Анатольевич понял, что стал безумно ревновать её.

Встреча с Вадимом Большаковым нанесла заметный удар по самолюбию Карлина. Он больше думал о гнустных намеках этого скотины, чем об его отказе помочь. Он обязательно поедет сегодня к Лиде и выяснит, что тот имел в виду.

К вечеру, когда Карлину удалось договориться насчет кредита, он, измученный бесконечными переговорами, отправился к своей любовнице.

Подъехав к дому на своей светлой «девятке», он увидел свет в её окошке.

Карлин думал о предстоящем разговоре. Ему было не по себе, сердце ныло от нехорошего предчувствия. Он слишком дорожил Лидой, чтобы…

Чтобы расстаться из-за ерунды, мрачно подумал он. «Кретин, — ругал себя, поднимаясь на лифте. — Нельзя все видеть в черном свете».

Он представлял Лидочку и Большакова в самых различных позах и скрипел зубами от бессильной ярости. «Давай, давай», — любил говорить тот, качаясь на очередной шлюхе, которую подкладывали Вадиму ходоки из главка. Дамочки свой хлеб ели не даром. Отрабатывали сполна. Неужели и его Лида лизала этого мерзавца, пока тот разговаривал по телефону, может, даже с ним, с Карлиным?.. А потом, широко расставив ноги в кресле, позволяла трахать себя во все места. Ее тело качалось под этой похотливой скотиной, она давала ему, сколько он хотел. А он похлопывал её по заднице и приговаривал: хорошо, хорошо подставляешься, теперь направь сама…

Карлин закрыл глаза. Он словно наяву видел «рабочий станок» у Вадима в кабинете. Станок скрипел от усилий пыхтящего самца. А там, на голой полированной поверхности, высоко задрав ноги, лежала его Лидочка, охала и стонала от натиска.

Конечно, Карлин знал о нравах своего подчиненного. Раньше посмеивался над этим и терпел, Вадим был хорошим работником. В советское время было даже удобно держать под рукой такого зама: с двумя разводами, кучей детей, — Большаков никогда бы не смог подсидеть своего шефа. Раньше на такие вещи смотрели строго. Сам Вадим цинично улыбался: «Прокламаций не поступало? Ну и ладно».

Лифт остановился на четвертом этаже, где находилась Лидочкина квартира. Карлин, бледный, с трясущимися руками шагнул на слабо освещенную лестничную площадку.

Он успел сделать свего один шаг. Чья-то тень метнулась к нему из-за выступа стены. Страшной силы удар обрушился на голову. Последнее, что мелькнуло в гаснущем сознании Карлина, был свет лампы, вспыхнувший вдруг тысячей мельчайших осколков.

Хватая воздух онемевшими губами, без единого вскрика, Вячеслав Анатольевич рухнул на пол.

Его обнаружил возвращавшийся с работы сосед Пашиной, который, видно, и спугнул преступника.

Это спасло Карлину жизнь.

Дипломат и дорогая норковая шапка валялись тут же, на лестничной площадке, возле безжизненного тела. Карлина не ограбили, ему проломили голову. Если бы не своевременное появление соседа, неизвестно, как закончился бы для Вячеслава Анатольевича этот день.

— Живучий вы, голубчик, — сказал ему пожилой врач в больнице, когда больного после реанимации перевели в общую палату. — После такого удара, если и выживают, то того… Прямым путем отправляются в дом умалишенных. Однозначно. Случай, можно сказать, удивительный. Я до сих пор не пойму, почему вы сравнительно легко отделались.

Хирург недоверчиво смотрел на больного, словно не доверял своим глазам. На его лице было изображено такое удивление, что в другой обстановке Карлин расхохотался бы во все горло. Сейчас ему было не до смеха, поскольку дело касалось его самого.

— Извините, что разочаровываю вас, доктор, — прохрипел он.

— Что вы, что вы! — спохватился врач, вспомнив, что перед ним находится человек, которому чудом удалось избежать смерти. — Не обижайтесь, я с научной точки зрения рассуждаю. Вас, если уместно в таком случае так говорить, удачно ударили. Если бы на два миллиметра… — задумчиво протянул он и тут же умолк. — Вы в рубашке родились, учтите.

— Вы, доктор, энтузиаст своего дела.

Поправлялся он долго. Его навещали и жена, и Лидочка. По очереди. В отличие от хирурга он не считал, что ударили его удачно. Дела на фирме пошатнулись. Если бы он был на ногах, может, и удалось выправить положение. А сейчас…

Выздоравливая, он старался не думать о том, что ждет его дальше. То, что ничего хорошего, в этом он был уверен твердо. Фирму не спасти, это ясно, надо хоть как-то продержаться на плаву до лучших времен.

Спасение появилось перед ним в облике немолодого мужчины с волевым лицом и глазами стального цвета. Среднего роста, крепкого телосложения — он выглядел основательным.

Привел его, как только Карлин выписался из больницы и появился в фирме, давний знакомец Вячеслава Анатольевича, ныне депутат Государственной Думы — Владимир Викторович Гудков.

— Знакомься, Слава, это господин Беглов, бизнесмен. Думаю, вы найдете общий язык.

Он видел, что глаза Беглова в упор, с интересом рассматривают его. Карлина это не смутило.

По тому, как почтительно Гудков разговаривал с незнакомым господином, Вячеслав Анатольевич понял, что перед ним важная фигура. Умный, хитрый, осторожный, таким всегда знал Гудкова Карлин, абы с кем любезничать не будет. Не тот человек.

— Говорят, на тебя нападение было? — поинтересовался Гудков.

— Да, — поморщился Карлин. — Дурацкий случай. Сам не знаю, кому я помешал.

— Может, помощь нужна? — вступил в разговор Беглов. — Вы не стесняйтесь.

— Нет, — покачал головой Вячеслав Анатольевич.

Так Карлин оказался в команде Артема Семеновича Беглова, вора в законе по кличке Артем.

Лопнувшая фирма, старые долги да утомительная, до умопомрачения, головная боль, которая являлась следствием удара тяжелым предметом, — кому он нужен с таким приданым? На побегушки к Большакову идти, кофе в постель подавать, когда тот будет его бабу трахать?.. Ну нет! Пока жив, никогда этого не будет. Не из той он породы, чтобы такое дерьмо, как Вадим, ноги об него вытирал.

Беглов предложил ему интересную работу.

— Вашу фирму ликвидировать не будем, поможем восстановить утраченный кредит доверия. Меня интересуют ваши связи в регионах. Вернее, сейчас в одном из регионов. Большую часть времени придется проводить там. Там же откроем филиал вашей конторы. — Беглов стал перечислять, что следует делать при этом Карлину.

У того захватило дух. Замечательная перспектива!

Гудков, прямо глядя в глаза Вячеславу Анатольевичу твердо произнес:

— Не подведи! Я за тебя поручился.

Карлин не подвел. Он с лихвой отрабатывал выданные Артемом авансы. Основанный при двух акционерных обществах банк давал солидные дивиденды.

Группировка людей, направленных Бегловым завоевывать восточный регион, с появлением Карлина укрепилась.

Он развил бешеную деятельность, и у него уже не было времени задавать себе один и тот же вопрос: почему на него было совершено нападение. Кто это устроил? Кому он помешал?.. Ответа у него не было. А может, и был, да только он не хотел думать об этом всерьез. Наверное, прав врач, вытащивший его с того света: надо жить и радоваться жизни. Не каждому дано родиться второй раз.

Об одном ныла неугомонная душа Вячеслава Анатольевича. Он скучал по Лидочке и пользовался каждым удобным случаем, чтобы прилететь в Москву.

Загрузка...