Большаков рвал и метал от ярости.
Два часа названивает этому чертову Балину на работу, и никто не может сказать, где он.
— Вроде был сегодня утром, кто-то его видел, — нетвердо сказал один из сотрудников в редакции.
— Он мне срочно нужен! — взмолился Вадим.
— Он всем срочно нужен! — отрубил голос и бросил трубку.
— Где эта паскуда таскается?
Большаков готов был разнести аппарат в щепки, да что толку. Ну, появится, сволочь, выругался Вадим, он ему устроит! До чего необязательный народец, эти журналисты, ни в чем положиться нельзя.
Он глянул на часы. Балина нет, а он обещал Мастинскому, что сегодня документы будут у него.
Ладно, есть ещё время, успокоил себя Вадим, появится.
Но Балин и к вечеру в редакции не появился. Вадим не знал, что делать.
— Не нравится мне все это, — медленно произнес Борис Ефимович, когда Большаков был вынужден рассказать ему все.
— Ты думаешь, мне нравится? — взвился Вадим. — Я ему весь день, как мальчик, названиваю. Никто ничего толком сказать не может. Дома его нет, на работе тоже. Где его искать, ну где? — Большаков чуть не плакал.
— Тебе виднее, — зловеще сказал Мастинский.
— Да ты что? — заорал Вадим. — На что намекаешь?
— Метнулся в сторону твой журналист, вот на что.
На следующий день вышел номер газеты. Сенсационной статьи в ней не было.
Борис Ефимович сидел в кресле и тихо шелестел газетой, переворачивая страницы. Тут же находился Большаков.
— Ну? — спросил Мастинский.
— Сволочь!
— Сволочь-то он, конечно, сволочь, но что делать дальше прикажешь, а?
Большаков, подавленный, молчал.
— Вот и я не знаю, — спокойно произнес Борис Ефимович таким тоном, что у Вадима мурашки по телу заползали.
Не знает он своего шефа, совсем, оказывается, не знает. Не хотел бы Вадим, чтобы он про него таким голосом говорил.
— Но ведь была статья, была! — Вадим, как по клетке, заметался по кабинету.
Разговор происходил в одном из офисов.
— Ну и что?
— Кто-то же её снял!
— Сам Балин и снял.
— Я найду эту падлу… — глаза Большакова налились кровью.
— Вот-вот, найди.
Мастинский взглянул на Вадима.
— Я не шучу. Разыщи журналиста и сообщи мне, где находится. Других дел у тебя сейчас не будет.
Вадим явился во второй половинне дня.
— Балин отпуск себе оформил, в редакции сказали.
— Отпуск? А по какому случаю? Время сейчас не отпускное.
— По семейным обстоятельствам.
— А поподробнее можно? Дома что сказали?
— В квартире автоответчик, никого нет. В редакции у него был. Сначала вообще разговаривать со мной не хотели. Представился давним знакомым, сказал, что Женя позарез нужен. Секретарше коробку конфет подарил.
— Это ты можешь, — буркнул Мастинский.
— Так вот, она глаза округлила и говорит, что у Балина большие неприятности. Он срочно снял свой материал из номера. Скандал был! Это что-то… Выпуск газеты из-за него задержали. Главный до сих пор рвет и мечет. У Евгения сердце прихватило, она его лекарством отпаивала. Потом Балин и главный заперлись в кабинете и долго о чем-то разговаривали. Но уже без крика. После этого Евгений сел и написал заявление об отпуске.
Лицо Мастинского было непроницаемо.
— Да, вляпались мы с ним, — выговорил, наконец, он. — Материал, говоришь, сам снял?
— Секретарша так сказала.
— А нельзя было ее… как-то ещё раскрутить?
— Да ты что, Борис Ефимович, — заныл Вадим. — Я и так… Думаешь, все очень просто? Чтобы в редакцию попасть, надо пропуск выписывать и указывать, какая цель визита. Кому я там на хрен нужен?!
— Скажи, пожалуйста, какие порядки! — насмешливо протянул Мастинский.
— А я здесь при чем? — огрызнулся Вадим. — Не я хозяин этой газетенки.
Мастинский, слушая Вадима, сделал неожиданный вывод. В созданной им империи не было одного — своих средств массовой информации. Не зря говорят: кто владеет информацией, тот правит миром. Упустил он. Раньше вроде нужды не было, обходился. Сейчас же он хотел одного — найти исчезнувшего Балина.
— Как, говоришь, он иногда подписывал свои опусы — Е. Балин? Вот он нас и наебалил!
— Мне эта цыпочка в редакции сказала… — осторожно начал Вадим.
— Что? — сразу вскинулся Мастинский.
— Только это так, предположительно… Евгений скорее всего на даче скрывается. У них зимняя дача под Звенигородом.
— Где?
— Она не знает. Не приглашали.
Мастинский швырнул на стол карандаш, который вертел в руке.
— Ну должен же кто-то появиться дома! — заорал он. — Жена, дочь, эти-то куда подевалсь? Сколько лет дочери?
— Лет четырнадцать, кажется, зовут Аленой.
— Значит, она в школе учится, сейчас не каникулы. Звони еще! — приказал он.
Вадим послушно стал набирать номер телефона, который уже выучил наизусть.
— Стоп! — Борис Ефимович вдруг выхватил трубку из рук Большакова.
— Подожди, есть соображения.
Через минуту Вадим снова набирал номер.
— Алло! — услышал он девичий голос и тут же замигал глазами стоявшему рядом Мастинскому — дочь!
— Здравствуйте, вас беспокоят из редакции. Вы Алена?
— Да, — осторожно сказала девочка. — А папа…
— Знаю, знаю. Он в отпуске. Уехал на дачу, — уверенно произнес Большаков.
Его не опровергали. Он кивнул головой Борису Ефимовичу: сработало!
— Понимаете, какое дело, Алена, ваш папа по ошибке увез с собой подготовленный в номер материал. Без него мы не можем восстановить текст, черновик тоже куда-то пропал. Это очень важно! Выпуск газеты на грани срыва!
Вадим постарался придать голосу трагические нотки.
— Но вы можете ему позвонить, — удивленно сказала девочка. — Там есть телефон.
Вадим судорожно сглотнул.
— По телефону этот вопрос не решить, — нашелся он. — Я знаю, что у Евгения Николаевича сердце прихватило и он срочно оформил отпуск. Давайте сделаем так. Чтобы его не волновать, мы сейчас на редакционной машине подъедем к нему и все решим. Мне нужен адрес.
Девочка молчала.
— Алена, у нас номер срывается!
— Да, да, сейчас.
Она продиктовала адрес и объяснила, как лучше проехать.
Оставшись одна, Алена задумалась. Ласковый какой дяденька. Родители вчера не скандалили, как это часто бывало, а, запершись в спальне, о чем-то шептались. Потом ей сообщили, что папа возьмет отпуск. Она удивилась: отпуск зимой? Но мать цикнула на нее, и она замолчала. Ну их, вечно о чем-то секретничают. Ей ничего толком не сказали. Теперь вот этот звонок… Странно. Отец — очень аккуратный человек, как он мог подвести свою редакцию? Она уже собралась набрать номер дачного телефона, но передумала. Ее ни во что не посвящали, ни о чем не предупреждали, значит, нечего и беспокоиться. Сами разберутся, без нее.
Вадим протянул Борису Ефимовичу бумажку с адресом.
— Думаешь, документ у него там? — спросил Мастинский.
— А где же еще? Решил нам нервишки пощекотать. Он сразу упираться начал. Цену набивает!
На неприметном «жигуленке» Вадим вместе с тремя крепкими мужиками выехал из Москвы. Мастинский не поехал. Поручил все Вадиму.
Балин, приехав на дачу, закрылся в доме и сидел никуда не выходя. Поселок словно вымер, ни души вокруг. Лишь сторож торчал в своем домике. Он удивленно, как на приведение, уставился на Балина.
Журналист устроился возле камина и смотрел, как прогорают дрова. Немного тянуло дымом, но он этого не замечал.
Сейчас все казалось нереальным: скандал на работе, когда пришлось снимать статью из номера, главный редактор, который орал на него, как на мальчишку.
— Ты мне выпуск задерживаешь, понимаешь это или нет?!
Евгений все прекрасно понимал. Его бы кто понял! Кому расскажешь, кому пожалуешься? Сам виноват.
— Всплыли некоторые детали, — твердил он. — Нужно проверить.
— А раньше ты каким местом думал? — бегал главный по кабинету. — У нас не филькина грамота, уважаемая газета. Подписчики, читатели!
Насчет уважаемой газеты шеф, конечно, погорячился.
— Я не хочу никого подводить. Не могу подсовывать непроверенную информацию.
Главный, наоравшись досыта, плюнул. А куда деваться? По судам таскаться никому не хочется.
Дома тоже был неприятный разговор с женой.
— Какой отпуск? — изумилась она. — Переработал, что ли? По бабам меньше таскаться надо, здоровье для семьи беречь, а ты…
Жена была насмешлива и язвительна и не верила ему ни на грош. Всерьез испугалась, когда он схватился за сердце. Даже побледнела.
— Женя, Женя! — завопила она.
Пришлось рассказать ей о сложностях на работе, чего он не делал никогда. Это сразу подкупило её, и она смолкла.
Вздорная баба, но жалеет его, с благодарностью думал Балин. Он попросил, чтобы она никому не говорила, где он. Уехал в какой-то санаторий. И все. Дочери ничего не сказали, она в их дела не вмешивалась.
Балин подошел к книжному шкафу. Полки были забиты книгами, которые постепенно перемещались сюда из городской квартиры. Кроме детских Аленкиных книг, здесь были толстые журналы, которые жалко было выбрасывать, одноразовые детективы — которые прочитал и выкинул. Он не выкидывал. Привозил сюда. Много всего натаскал.
Каждый журналист мечтает написать книгу. Вот и он… Потому и собирал все подряд, думал, пригодится.
За окном было темно и тихо. Только сейчас он заметил, какая мертвая тишина стояла вокруг. Домой, что ли, позвонить?
Евгений подошел к телефону. Он скучал по Алене. Нет, он опять отошел к окну. Надо побыть одному.
Вот Вадим, наверное, сейчас мечется, вдруг подумал он.
А что ему Вадим? Деньги, которые получил от него, вернет. Он ничем ему не обязан. Сам про эту Лилю рассказал. На свою голову. У Вадима — одни интересы, у него — другие. Своя рубашка ближе к телу. Большаков ему здесь не помощник. Объяснит, должен понять. А нет — и черт с ним!
Где-то закаркала ворона. В дачном поселке жила большая колония птиц.
Ишь, разорались, прислушался Балин, растревожил их кто-то, не иначе.
Он подошел к другому окну и стал вглядываться в темноту. Вдруг он увидел, как по заметенной дорожке идут четверо мужчин. Вот они оказались уже возле крыльца…
Балин помертвел, услышав громкий стук.
— Кто? — спросил он онемевшими губами.
— Женя, это я, Вадим, открой! — раздался голос Большакова.
Балин нерешительно топтался возле двери.
«Может, не открывать?» — мелькнула спасительная мысль. Сердце противно заныло. Зачем, зачем он влез в эту историю?..
Дверь распахнулась, и четверо мужчин ворвались в дом.
— Вот теперь и поговорим, Евгений.
Вадим по-хозяйски расположился в кресле. Трое «быков» остались стоять.
А недалеко от дачного поселка колесил по заснеженным дорогам Сема Резаный.
Он сегодня прочно сидел на хвосте темно-синего «Вольво» Большакова. Тот полдня мотался по городу, а к вечеру приехал в офис на Малой Грузинской. Пробыл он там недолго.
Сема удивился, когда его клиент, выйдя из здания, миновал свой темно-синий «Вольво» и сел в старенький «жигуленок».
Сема с подозрением наблюдал за Большаковым. Чего это он?
А Вадим, как ни в чем не бывало, тронулся с места. Сема устремился за ним.
Стемнело, и наблюдать за машиной становилось все труднее. Внезапно Большаков свернул с оживленной магистрали в переулок. Сема, чертыхнувшись, хотел повторить его манер, но не успел. К «жигуленку» уже спешили трое здоровых «быков».
Резаный узнал одного из них. Панцирь! Это был он. У Семы сразу похолодело внутри. Если этот бандюк его приметит…
Но парни сели в машину, и она сразу рванула с места.
Резаный раздумывал. Он не знал, что делать. Ехать за ними? А вдруг его уже заметили…
По мобильному телефону он связался с Бегловым.
— Панцирь? — удивился Артем. — Будь осторожен, если есть хоть малейшее сомнение, что тебя засекли, возвращайся. Это приказ!
— Да вроде нет, — ответил Резаный.
Его автомобиль тронулся вслед за «жигуленком».
Сема старался держаться подальше, соблюдал дистанцию.
Бандиты с Большаковым держали путь за город. Резаный весь внутренне подобрался. От Панциря можно ожидать всего. Рука не дрогнет.
Они ехали в сторону Звенигорода. Сема был очень внимателен, но все же не заметил, как «жигуль» свернул налево. Он понял это слишком поздно.
Развернул машину и подъехал к развилке. Вот здесь они свернули, больше негде, понял он.
Впереди был большой дачный поселок. Искать там исчезнувших бандитов было бесполезно да и небезопасно.
— …Ну нет, нет у меня этой бумаги! — Евгений сидел на стуле и с ужасом смотрел, как нежданные гости переворачивают все кверху дном. — Клянусь!
Вадим встал.
— Нет, так нет.
У дверей он обернулся.
— Дурак ты, Евгений!
Большаков плюнул под ноги и исчез в темноте.
— Так, папаша… — К Балину приблизился один из троицы: — Хана тебе.
В салоне «жигуленка» сидел Большаков. Он взглянул на часы: чего тянут резину? Пора бы…
Едва он так подумал, дверь открылась.
— Порядок, заводи! — на него смотрел один из мордоворотов, которого звали Панцирь. Мастинский его особенно отмечал.
— А остальные где?
— Сейчас подойдут. Заводи и отъезжай.
Большаков послушно вырулил машину на дорогу и остановился. Двое парней подошли через несколько минут.
— Поехали! — тяжело шлепнулся на переднее сиденье рядом с Вадимом один из них.
Другой уселся сзади.
…Дача загорелась не сразу. Какое-то время она, невредимая, стояла в морозной тишине.
Панцирь зло процедил:
— Что за хреновина?
Но через минуту все изменилось. Деревянный дом вспыхнул сразу, как свечка, и занялся огнем.
— Трогай! — крикнули Вадиму, и он рванул прочь от этого места. Вспыхнувшее зарево увидал и Сема. Он все понял. Это работа Панциря.
Резаный резко газанул и через несколько минут вылетел на шоссе. Делать ему здесь было больше нечего.