Снежная слепота

26

По пути в Биттеррут Айрис созвонилась с Магоцци и коротко рассказала ему о прорехе в изгороди и замерзших камерах. К тому времени они с Джино уже были в машине и направлялись на север.

– Ну, можно ли поверить, что этот ублюдок оказался таким хитрожопым? – покачал головой Джино после того, как Айрис отключилась. – Он должен был понимать, что все копы в округе ищут его, – и что же он делает? Подбирается к тому месту, где его активнее всего будут искать, и пролезает внутрь.

– Это не хитрость, – буркнул Магоцци. – Это тупая и слепая ярость.

– Да что бы ни было. Господи, я и поверить не могу, что сейчас всего половина шестого утра, а мы снова на пути к нашей Коровьей тропе. – Джино сидел на месте пассажира, потягивая кофе из огромной дорожной чашки, а Магоцци не отрывал взгляда от дороги. Шоссе было расчищено, посыпано песком, они на хорошей скорости двигались к Дандасу, но мешки под глазами как-то мешали обзору.

– Давай надеяться, что в конце пути мы встретим Курта Уэйнбека, кончим дело и к полуночи вернемся в постель.

– Ты что, слушал бодрые записи бесед с психотерапевтом? Ты же знаешь, что это никогда не бывает так легко и просто. Никто из нас не верит, что Дитона и Майерсона убил Уэйнбек. И я смотрю на ситуацию следующим образом: наши задницы вытащили из постелей на мороз и отправили в снежную пустошь только затем, чтобы после долгих перекрестных допросов с полной уверенностью вычеркнуть его из списка подозреваемых. Тем временем Айрис Риккер в свой первый рабочий день ловит убийцу, а нам с тобой приходится мотаться по этим дорогам ради чужого дела, когда наш миннеаполисский убийца полицейских остается на свободе. Так что счастливого завершения не жди.

– Хочешь развернуться и валить домой?

– Нет. Этот подонок убил Дойла, и сомневаться не приходится. Может, нам повезет, мы сами накроем Уэйнбека где-то в лесу и наваляем ему, чтобы отвести душу. Я буду себя куда лучше чувствовать. Ты утром слышал что-нибудь новое о снеговике из Питсбурга?

Магоцци немного нажал акселератор, пока Джино не видел.

– Выходя из дому, – сказал он, – я еще раз позвонил их ночному дежурному и поговорил с ним. Они продолжают считать, что действовал какой-то подражатель.

Джино кивнул:

– Так я и думал. Наша история дала всем психопатам в сорока восьми штатах плюс Аляска новый и надежный способ прятать трупы. Помяни мое слово, снеговики начнут появляться повсюду, потом кто-нибудь напишет книгу и из нее сделают сериал недели. Миннеаполис – заповедный край для чокнутых. Шефу это, конечно, понравится. Бедняга еще не оправился от объявления Миннеаполиса столицей британской преступности, а это было больше десяти лет назад. – Джино прищурился и уставился в ветровое стекло на свет фар. – О, дерьмо. Ну и пуржит…

Южный край штормового фронта кончался как раз на границе округа Дандас. Когда они свернули с шоссе, местные дороги сразу же пришли в плохое состояние, и для места, так слабо населенного, им попалось тревожное количество машин, оказавшихся в кюветах.

– Господи, – сквозь зубы пробормотал Джино. – Смахивает на выставку подержанных автомобилей.

– Они явно стали жертвой снежного бурана, – сказал Магоцци, указывая на обледеневшие обвисшие провода высоковольтной линии.

– Да, да, вижу, но следи за дорогой. Ну и достанется нам этот отрезок до Биттеррута.

Мэгги редко по ночам выходила из дому и конечно же не в одиночестве. Давно руководя Биттеррутом, она лучше, чем кто-либо другой, знала, что комплекс надежен настолько, насколько надежна техника, осторожность и человеческая изобретательность. Наверное, во всем мире не было более безопасного места для одинокой женщины в темноте. Умом она это понимала. Но вот другая часть воспоминаний – она хранила ее в памяти и пятнадцать лет старалась забыть – заставляла ее оставаться дома после захода солнца.

Погоня длилась уже долго. Она началась в доме, оставляя после себя обломки мебели, когда Мэгги металась из угла в угол и наконец, крича, плача и обливаясь кровью, выскочила на двор перед домом. Она знала, что соседи все слышали, но в то же время понимала, что слишком поздно, ибо Рой, размахивавший монтировкой, уже был у нее за спиной; сейчас он походил не на ее мужа, а был воплощением слепой багроволицой ярости из фильма ужасов, потому что Мэгги сделала немыслимую вещь, попытавшись в первый раз в жизни сопротивляться ему. Луны не было, а непроглядно темное небо было лишь заткано россыпью звезд. Даже охваченная ужасом, она успела заметить его перед тем, как монтировка в последний раз обрушилась ей на затылок.

В том месте, где кость наконец срослась, образовалась вмятина – врачи вставили пластину, из-за чего ее череп, оттянутый назад, обрел очертания как у неандертальца, – но она скрывала это уродство прической. Только несколько человек знали, что под ней кроется, и одной из них была Лаура, дом которой всегда давал Мэгги прибежище в трудные минуты. Сама жертва насилия, она вместе со своей сестрой Рут шестьдесят лет назад основала Биттеррут и все эти годы посвятила тому, чтобы создать убежище, где женщины могут жить не испытывая страха. Насколько Мэгги знала, эта пожилая женщина спасла жизнь всех обитателей Биттеррута – включая и ее собственную, – что сейчас и давало ей силы противостоять демонам ночных воспоминаний и, как только позвонила Айрис, через снег и лед побежать на старую ферму Лауры.

Не то что она верила, будто Курт Уэйнбек или любой другой незваный гость может проникнуть на территорию комплекса. Камеры тут же увидят его, стоит ему прикоснуться к изгороди, мониторы сообщат патрульным, и команда очень хорошо подготовленных и вооруженных женщин окажется на месте до того, как он переберется на другую сторону. Никто не сможет избежать встречи с патрулем, охраняющим периметр. Никто.

Ферма стояла сравнительно недалеко от основного жилого квартала, но все же была достаточно отдалена и изолирована, чтобы эта дорога стала непростым испытанием для женщины, которая боялась в темноте выходить из дому. Мэгги была необыкновенно горда собой, что решилась на это путешествие, и думала, что наконец-то обрела больше уверенности в себе.

Она застала Лауру сидящей в своем любимом кресле у камина, закутанную в махровый халат на несколько размеров больше ее хрупкой фигуры. За годы непрестанных стирок он выцвел, обшлага обтрепались, но халат принадлежал ее сестре Рут, ушедшей много лет назад, и она отказывалась расставаться с ним. Мэгги не удивилась, увидев пожилую женщину, бодрствующую в такое время. В последнее время Лаура все чаще путала день и ночь.

– Сегодня вечером нам придется запирать двери, Лаура, – сказала Мэгги. При этих словах глаза Лауры сузились и обрели остроту; Мэгги увидела перед собой ту решительную и умную женщину, которой она была перед тем, как ее отличный мозг стал сдавать.

– Что случилось?

– Бывший муж Джули Олбрайт направляется сюда. Шериф считает, что он попытается добраться до нее.

В глазах Лауры блеснули остатки былого огня.

– Пусть попробует. Он никогда не пройдет дальше периметра.

Но всего полчаса назад Мэгги позвонили охранницы и сообщили, что снег и мороз вывели из строя камеры и детекторы движения и что ограда прорезана. Она понимала, что эта новость ошеломит Лауру, тут же вернув ее в ту серую дыру беспамятства, что приходило к ней, когда она бывала усталой или расстроенной, но Лаура удивила ее.

– Где Джули? – встревоженно осведомилась она, и Мэгги почувствовала в ее голосе ту остроту и точность мышления, которые были ей когда-то присущи.

– В своем доме. Ее охраняют наши люди и несколько заместителей шерифа. Нам пришлось открыть им ворота, Лаура. У них хватит сил обыскать всю территорию. Они пройдут от двери к двери и проверят все и вся.

Лаура прикрыла глаза и, казалось, уменьшилась в размерах.

– Мои бедные девочки, – прошептала она. – Чужие мужчины на территории, колотят в двери… они будут так испуганы.

– Система оповещения всем сообщила. Они будут знать, что полицейские прибыли сюда на помощь. И часть из них женщины.

Лаура с силой замотала головой, потому что знала – это ничего не значит. Стены проломлены, на территории чужаки, и чувство безопасности испарится с первым же мужчиной, который появится на их улицах без сопровождения.

– Шестьдесят лет, Мэгги. Вся жизнь отдана, чтобы построить это место, сделать его безопасным, – и все рухнуло за несколько секунд…

– Нет, Лаура, это не так, – продолжала настаивать Мэгги. – Вы создали здесь остров утопии. Вы спасли наши жизни, каждой из нас.

– Значит, мы построили Утопию, и выяснилось, что один сумасшедший смог положить ей конец? Неужто это не так? – Лаура снизу вверх посмотрела на нее, и Мэгги увидела, что ее взгляд затуманивается и становится рассеянным, уходя на запутанные и непонятные тропы ее мыслей. – Это ты выпила мой чай? Я не могу найти своего чая. Кто-то взял мой чай. Ты его сунула в карман?

Мэгги быстро отвела глаза и смахнула слезы. Ей всегда разрывало сердце зрелище того, как стремительно Лаура теряет ясность мышления. Словно видеть, как нормальный мозг внезапно отключается, как старая лампочка.

– Должно быть, я по ошибке отнесла его на кухню. Я заварю новый, Лаура. И принесу вам пирожное.

– Правда? Это будет просто прекрасно.

Мэгги прошла на кухню и поставила чайник на горелку. Она отрезала ломтик лимона, когда услышала негромкий глухой звук у задней двери, и у нее остановилось сердце.

Прекрати, Мэгги. Это просто охапка снега сползла с крыши. И ничего больше. Ты прекрасно вела себя вечером. И не теряйся из-за легкого звука. Проклятье, да шевелись же! Не стой как оцепеневший кролик. Отрежь лимон. Возьми поднос. Принеси пирожное, потому что за дверями никого нет… кроме помощников шерифа. Поняла? Ну разве ты не дура? Скорее всего, кто-то из полицейских поднимался на заднее крыльцо. Все, что ты должна сделать, – повернуться, пойти посмотреть, – и все будет в порядке.

Но Мэгги не могла заставить себя повернуться. Ее память вернулась на пятнадцать лет назад, в ту секунду, когда она в последний раз споткнулась на темном дворе. Она тогда понимала, что если не будет бежать со всех ног, то Рой нагонит ее и убьет своим ломиком. Но тем не менее тогда, как и сейчас, ужас парализовал ее. По щеке проползла слеза.

«Ты была дурой тогда и дура сейчас», – сказала себе Мэгги, когда за ее спиной задребезжала стеклянная панель двери.

К тому времени, когда они добрались до корпорации, снегопад окончательно прекратился, вся территория комплекса была залита ярким светом и стоянка была забита машинами полиции округа Дандас.

Айрис Риккер стояла в центре группы новоприбывших помощников, и, хотя она не очень походила на шерифа в своей толстой парке и маленьких сапожках, действовала она именно как тому и полагалось.

Когда Джино и Магоцци подошли, они услышали, как Айрис коротко, четко и быстро отдает приказы – ни одного лишнего слова, как у настоящего копа, который дает патрулям указания, что им надо делать. Джино лишь молча вскинул брови – скорее всего, он удивился, как новый шериф всего за день усвоила, что надо делать.

– Где мы вам нужны? – спросил он, обращаясь к ней как к любому начальнику. Магоцци подумал, понимает ли она, какой комплимент сейчас получила.

– Изгородь прорезана позади участка. Я послала людей в тот конец, но они потеряли след приблизительно в акре. Отпечатки снегоступов быстро заносит, так что теперь они просто бродят вокруг. Я поставила оцепление у дома Джули Олбрайт, а остальные обходят дома… но домов немало.

– Покажите, куда нам идти, – попросил Магоцци.

– Я все равно туда возвращаюсь.

Вместо того чтобы пройти через огромное здание корпорации, она повела их в обход его. Дороги тут не было, но в снегу уже была протоптана тропинка теми, кто прошел перед ними. Айрис шла быстро.

– Он на снегоступах, – сказала она, когда детективы нагнали ее. – Легко проследить, но мы не знаем, насколько он нас опережает. Камеры замерзли и застыли на месте, датчики движения тоже вышли из строя, так что центр наблюдения ослеп. Уэйнбек может быть где угодно.

– Насколько плотно прикрытие вокруг Джули Олбрайт?

– Четверо снаружи, двое внутри. Мы разместили Джули и ее дочь во внутренней комнате.

Просто произнеся вслух имя Джули Олбрайт, Айрис испытала потрясение, которое прервало ровную нить ее мыслей – хорошо хоть, что ноги не подкосились. Что она, черт возьми, делает и когда успела обрести такую самоуверенность? Она заняла место шерифа, который, по крайней мере, знал, как справляться с этой работой, и причины ее действий отнюдь не отличались благородством. А теперь ситуация оказалась на точке кипения. Искалеченная женщина и прекрасный ребенок съежившись сидят в доме неподалеку отсюда, и переживут ли они эту ночь, зависит от того, насколько новоиспеченный шериф сделает все правильно.

Повернув голову, она посмотрела на Магоцци и Джино.

– Что еще? – моляще спросила она. – Что еще надо сделать? Что я забыла? Сэмпсону пришлось пойти проведать свою сестру…

Казалось, что она смертельно испугана, ничем не напоминая ту уверенную женщину, которая, как настоящий профессионал, раздавала указания своей команде, и теперь Магоцци понял. Весь день Сэмпсон был ее опорой, может, даже учителем, но в самый важный момент его не оказалось рядом. Она действовала на свой страх и риск и сейчас сомневалась, все ли было сделано правильно. Ей придется провести годы на этой работе, прежде чем она поймет, что ты всегда будешь сомневаться, все ли сделано.

– Вроде все правильно, – сказал он, потому что это было чистой правдой, а Магоцци не умел раздавать похвалы.

– Все как в городе, – добавил Джино. – Если кто-нибудь из наружной охраны у дома Джули внимательно смотрит по сторонам, потому что порой ребята, наблюдая за домом, так сосредоточены, что забывают осматриваться и…

Она не стала дожидаться, пока он кончит, и выхватила наплечную рацию, которую засунула под куртку.

– Спасибо, – сказала она Джино, прервав разговор. – Я и не знала, что им надо напомнить.

Джино пожал плечами:

– Будете знать в следующий раз.

При дневном свете поселок выглядел просто идиллически; по ночам он чем-то напоминал красивую рождественскую открытку. Часть маленьких домиков еще несла на себе праздничные огни, сияние которых приглушалось и смягчалось выпавшим снегом, а обледеневшие ветви деревьев блестели коркой льда. Но теперь по узким улочкам прохаживались вооруженные мужчины и женщины; они проходили мимо весело украшенных дверей, как мрачные шутники в Хеллоуин, и порой в освещенных окнах показывались испуганные или непонимающие лица.

– Вам надо отогнать людей от окон, – сказал Магоцци, и Айрис кивнула:

– Мы только что начали этот квартал. Я велела задерживать всех, кто появляется на открытом месте, тех, которые идут прямиком от того места, где была разрезана изгородь.

– Значит, так и будем действовать.

Их троица быстро разделилась, и через десять минут Магоцци подумал, что, если бы он никогда раньше не видел этого безумного, загнанного женского взгляда, то здесь бы долго искать его не пришлось. Господи. На каждом лице за каждой дверью было то же выражение.

И он, и Джино кончили обход своих домов в одно и то же время и встретились в середине улочки. Они увидели, что шериф Риккер стоит под уличным фонарем, делая заметки на влажном и мятом листке бумаги, а голова ее и плечи запорошены снегом.

– Если она еще постоит здесь, нам придется ее откапывать, – заметил Джино, приближаясь.

Все дома квартала были осмотрены, и сейчас в нем стояла тишина. Сзади оставались несколько полицейских в составе патрулей, но снег приглушал их шаги. Они слышали, как их собственные подошвы поскрипывают в снегу, как скрипит перо Айрис по бумаге, но это было все.

– Теперь следующий квартал. – Айрис ткнула в карту поселка. Они едва только двинулись за ней, как услышали выстрел. Он раздался где-то слева от них, в продолжении той улочки, которая выходила в открытое поле.

Выстрел был каким-то приглушенным, подумал Магоцци, когда они втроем кинулись в ту сторону, но все же он прозвучал громом, как выстрел из оружия Курта Уэйнбека, которым он разворотил грудь Стивена Дойла.