Сны Николая Закусина

Глава 2. Новая жизнь

— Коля! Коля! Папка приехал! — закричала со двора мама Оля.

Коля бросил копать червей для рыбалки на огороде и кинулся бежать по борозде к дому.

Всего за год он стал звать жену отца мамой. Она, мама Оля, и правда, его не обижала. Маленького росточка — отцу по пояс, шустрая, черноглазая, с утра печку топила, чугунок с картошкой ароматной доставала. Ещё пирогами с ревенем справно кормила да шаньгами. Когда Коля уснуть не мог на новом месте, всё гладила его по голове, а другой рукой — себя по беременному животу и тихо-тихо колыбельную напевала. Мама Оля вообще всегда руку на животе держала, будто защитить ребёнка пыталась. Коля как-то спросил об этом тайком у отца. А тот весь помрачнел, сел на завалинке и самокрутку достал. Задымил, надвинул кепку пониже, чтоб глаз видно не было, и заговорил негромко.

— Ты, Колька, большой уже, тебе можно знать. Слыхал, поди, что я в Красных Орлах воевал?

Коля кивнул.

— Ну вот. А до того, как пойти с Красной Армией воевать, я в партизанском отряде был. В восемнадцатом году летом захватили нашу Лаю беляки. Пришлось нам, значит, тогда отступить с позиций, спрятаться. А беляки-то, Колька, звери же. Они давай по домам стучать: кто тут красных прячет. Стреляли сразу, без разбору всех, кто за наших. И какая-то сволота на маму Олю нашу показала. Мол, жена партизана. Ну беляки схватили её и повели убивать…

Он помолчал, затянувшись так сильно, что из ноздрей пошёл синий папиросный дым. Потом хрипло договорил:

— А она «тяжёлая» была, вот как сейчас. Вот-вот родит. Кто-то, видать, вступился тогда за неё. Да поздно. Братик твой не выжил. Схоронили мы его. Там, на нашем кладбище. На кержацком.

— Вот гады! — от души припечатал тогда Коля. — Поганые беляки!..

Отец тяжело вздохнул и раздавил докуренную папиросу о подошву сапога.

А сейчас он, в кепке и жёлтой рубахе, уже въезжал во двор на телеге. Каждый его приезд был праздником: всё время он что-то вкусное привозил. То сахарную голову здоровенную, то сыр, то мёд. А бывало, инструмент новый или ткани отрез.

Мама Оля уже обнимала его и Коля тоже повис на отце — высоком, как каланча.

Отец Иван широко улыбнулся.

— Ну что, семья… в город к осени поедем. В Нижний Тагил. Там уже наш дом достроят. И школа новая там строится. И там всем учиться можно будет. Не как в здешней — только детям заводских… А тебя, Колька, учить надо! Чтобы в люди вышел! — отец одобрительно потрепал сына по вихрастой, неровно стриженой макушке. — Да и нам с мамой Олей полегче будет…

А это было летом 1924 года.