Со мной летела бомба

ГЛАВА 32

Сжимая в руке диктофон, я совершенно выключилась из реальности. Сергей смотрел на меня, и по его покрасневшим глазам было легко понять, как тяжело дался ему этот многочасовой рассказ. Он сумел затянуть меня в него, заставил чувствовать себя участником событий, все это время я словно была рядом с ним. Самолет уже медленно выруливал к стоянке. И снижение, и посадка миновали границы моего внимания. Если бы не диктофон в руке, если бы не Сергей, сидящий рядом, я бы подумала, что меня, как в фантастическом фильме, на все время полета ввели в сомнамбулический сон.

Теперь, когда история закончена, мне не хватало ответов на два вопроса.

— Сергей, что стало с Лешей?

— С Лешкой? — парень потер рукой проступившую за время полета щетину. — Слава богу, мой друг выжил. Но сразу после этого случая уволился из органов. Мне не в чем упрекнуть его.

— Он сказал, кто на него напал в той квартире?

— Он не сказал, — грустно улыбнулся Сергей. — Когда он пришел в себя, он не мог говорить. Поэтому написал. Моей ручкой на своей медицинской карте, едва успев открыть глаза. Одно слово: «Коренева».

— И где он сейчас?

— Никто не знает. Одни говорят, уехал к тетке в деревню, другие — в Питер. Думаю, он даст о себе знать, когда окончательно придет в себя.

Я подумала.

— Послушай, но ты же говорил, что Тен на имя Ольги положил в одном из московских банков крупную сумму денег. Не имело ли смысла предупредить сотрудников банка? Или засаду, скажем, посадить? Ведь Коренева рано или поздно может там объявиться?

Он рассмеялся. В отличие от смеха в самом начале полета, он был усталым и каким-то невеселым. Нет ничего удивительного. Если бы мне вновь пришлось пережить подобные события, кто знает, что было бы со мной?

— После сравнения всех экспертиз дело по факту убийства Тена и Льва Бурлака было возбуждено на основании вновь открывшихся оснований. И это дело сейчас пестует следователь прокуратуры Вязьмин, — Сергей повернулся ко мне и заглянул в глаза: — Только после моего ухода кому нужно искать убийц? «Синдром Загорского». На этом погорел я. Загорский не смог найти убийц. Ни один опер не станет копать в том направлении, на котором так закончил свою карьеру Загорский. Авторитет, Таня, великая вещь. А что касается засад… Во-первых, никто не поставит засаду там, где отсутствует хотя бы один процент уверенности в том, что фигурант объявится.

— То есть? — не поняла я.

— Кто сможет с уверенностью сказать, что Коренева знает о своем счете в «Инвестбанке» на улице Светлой? Пятьдесят тысяч долларов — сумма немалая. И, поскольку она до сих пор не тронута, Ольга Михайловна не имеет о ней ни малейшего представления.

ГЛАВА 33

Мы прощались на стоянке такси.

Пожали друг другу руки как старые друзья, и я направилась к желтому «Форду».

Рядом все время бродит смерть, и твоя задача с ней не встретиться. Но если эта встреча происходит, нужно сделать все, чтобы она тебя не узнала.

Последнее, что я видела в заднем окне такси, — был он, прикуривающий на ветру сигарету.

— Черт!.. — вырвалось у меня. — Черт!.. Боже мой! — крича это, я шарила рукой по двери в поисках кнопки или ручки, отвечающей за движение стекла.

— Что случилось? — забеспокоился таджик за рулем. — Вещи забыла? Мы вернемся!

— Нет! — уже успокоившись, процедила я. — Просто укачало в самолете.

— Э-э, красавица, если плохо будет, надо сказать дяде Махмуду. Блевать нехорошо, мне смену сдавать, машина чистый должен быть.

— Не волнуйся, дядя Махмуд, — сказала я. — Твоя машина не пострадает.

Вынув из кармана телефон, я набрала номер.

— Я слушаю, — ответил он мне.

Мне показалось или я на самом деле соскучилась по этому голосу?

Конечно нет. Я соскучилась по соленым брызгам в лицо, машине с открытым верхом и домику в Черногории. А он — всего лишь самый короткий путь к этому.

— Я в Москве.

— В какой машине ты едешь?

— Такси. Желтый «Форд» сто семьдесят пять.

— Сейчас я его подхвачу.

— Нет! — вскричала я, заметив, как испугался и заговорил на своем Махмуд. — Господи, как ты работал в… — я осеклась. Чего сейчас не стоит делать, так это говорить лишнего в присутствии таджика, которого через сорок минут будут допрашивать сотрудники МУРа. — Я позвоню тебе и назову место, где мы встретимся.

Подумав, он сказал:

— Я скучал.

— И я о тебе думала, — призналась я.

Мне жаль его. Он мужественный человек. Но не Сергей. Он способен изменить главному — делу. А мужчина, изменяющий своему делу, для меня — не мужчина. Поэтому — жаль.

Расплатившись с Махмудом заранее как за поездку до Ярославского вокзала, я вышла на первой же станции метро и, стараясь не смотреть на машину, что ехала за такси, вбежала в стеклянные двери.

Сейчас главное — раствориться. Я на крючке. И теперь просто так меня не отпустят. Ездить же с ними на хвосте целый день по городу у меня не хватит сил. Да и им это надоест. В конце концов копы наденут на меня наручники и будут трясти как грушу на Петровке. Им хотелось взять меня с поличным, но когда они поймут, что это невозможно, просто прижмут. И черт знает, какие у них там препараты имеются…

Протиснувшись в толпе, я выбежала из метро с другой стороны. Не знаю названия улиц, не понимаю, где нахожусь. Набрав на телефоне номер, второпях заговорила:

— На перекрестке Сахарова знаю кафе. Через два часа там, ты понял?

— Я понял.

Через один час и сорок минут к кафе подъехал черный «Фольксваген». Он выскочил из машины, позабыв даже закрыть дверь. На морозе за кормой машины клубился дымок.

— Ты как? — спросил он, целуя меня в глаза, в губы, в щеки. Ненавижу, когда меня целуют в глаза.

— Я в порядке. С учетом того, что случилось в самолете.

Он отодвинул меня на длину рук.

— А что случилось в самолете?

— Все время полета я провела в кресле рядом с Загорским.

Он потемнел лицом.

— Откуда ты знаешь, что это был Загорский? Ты не видела его ни разу в жизни!

— Он сказал, что Загорский, — усталости моей не было предела. Хотелось стать под душ, упасть в постель и забыться. На ногах меня держало только дело.

— Объясни… — требовал он.

— Для этого я и пригласила тебя в кафе.

— Нас ждет номер в гостинице! — он занервничал. — Почему все так меняется? Что случилось? Отчего ты стала чужой и незнакомой?! Что случилось за эти три дня во Владивостоке?!

— Не кричи. Я очень устала. Купи что-нибудь выпить.

Через полчаса он знал все. Две порции бурбона грели меня, но не пьянили.

— Таким образом, мне осталось забрать в «Инвестбанке» пятьдесят тысяч долларов, — заметила я. — И мы можем уезжать.

Он вспыхнул, как порох.

— Ты сошла с ума! Неужели ты думаешь, что Загорский случайно оказался рядом с тобой в кресле?! Я знаю этого человека давно, он ничего не делает просто так! Он уволен — да! Это правда! Но его никогда не оставит желание найти тебя и отомстить за меня! Эти полста тысяч — блесна, брошенная тебе!

— Пятьдесят тысяч долларов на дороге не валяются, — рассмеялась я.

Он схватил меня за руку и придвинул к себе через стол.

— Жадность еще никого не приводила к успеху, Оля… У нас почти три миллиона долларов Тена. О них Загорский не знает, он считает, что ты похитила не более трехсот тысяч. Почему нам не уехать сейчас, скажи? Ты хотела дом в Черногории, так получи его!

Я посмотрела ему в глаза. Кажется, это было так давно, что случилось и не в моей жизни. Но я помню каждую минуту того дня…

Черногорск, через пять часов после убийства Тена…

Я лихорадочно собираю вещи и говорю по телефону с управляющим банка. Я мечусь по комнате, стараясь, чтобы в трубке мой голос звучал спокойно и уверенно. Я перевела деньги Тена на свой счет и теперь пытаюсь убедиться, что операция завершена. Но тупой управляющий бормочет мне милые вещи и, вместо того чтобы делать все быстро, тянет время. Кажется, он кончает от одного только разговора со мной.

Но вот и все. Деньги на моем счету. Мне пора уходить. Не забыть бы только ключ в горшке.

И в этот момент я слышу, как открывается входная дверь.

Алексей вбегает в квартиру, и я с ужасом начинаю подозревать, что следом за ним появятся оперативники его отдела. Но он один.

— Почему ты не берешь трубку, черт возьми?! — крушит он меня с порога. — Почему я не могу дозвониться до тебя?!

— Прекрати кричать, милый! — я и сама понимаю, что виновата. Мы договорились быть с ним на связи каждые четверть часа. — Я разговаривала с управляющим банка. Наши деньги спрятаны от копов!

— Тебе нужно немедленно уходить! — Леша идет на кухню и пьет воду прямо из-под крана. — Меня послал Загорский, он уже ищет тебя!

— Значит, все идет по плану. Успокойся.

Подойдя, я обняла Лешку и прижалась губами к его губам.

— Ты готов?..

Он поморщился и стал растирать ладонью шею.

— Послушай, Оля… Зачем такие сложности? Почему бы тебе просто не уехать? Через месяц я уволюсь и уже ничто не помешает нам быть вместе!

Отстранив его от себя, я прошлась по комнате.

— Ты так ничего и не понял? — и я сорвалась на крик: — Ты ничего не понял!

— Я не понимаю, зачем усложнять то, что должно выглядеть просто!

— Ты, именно ты должен будешь в конце концов назвать Загорскому или любому, кто будет искать убийцу Тена, мое имя! Но Ольги Кореневой уже не будет! Останется только недолгая память о ней в головах трех-четырех людей! Я буду рядом, но меня никто не узнает! Ты думаешь, сложно стать другой? — я шагнула к нему, впившись взглядом в его глаза. — Ты же стал другим, милый? Еще два месяца назад ты был преданным делу полицейским. А кто ты сейчас?

— Прекрати! — захрипев, он улизнул от моих объятий. — Прекрати… Я люблю тебя. Это моя единственная вина.

«А еще предательство, слабость и любовь к деньгам», — мысленно добавила я.

— Когда тебя найдут, а найдут тебя быстро, потому что дверь я оставлю открытой, Загорский сам позаботится о том, чтобы тебя не нашел ни Табанцев, ни люди Юнга. Он слишком любит тебя, если верить твоим рассказам. Тебе ничто не угрожает, но около месяца тебе придется делать вид, что ты в коме. Питаться через капельницы и принимать лекарства через них же. И когда я буду в безопасности, ты назовешь мое имя. Но Ольги Кореневой уже не будет. Но дело даже не в этом. Дело в том, что никто не станет искать — тебя! Решайся! Иначе до конца дней мы оба потеряем покой!

— Я не понимаю, как ты будешь сама себе делать операцию, — признался он. В его голосе чувствовался надлом.

— Леша, милый… Человек, которого я приглашу менять мою внешность, приехал бы делать мне операцию даже на Северный полюс.

— Что будет ему наградой?

— Это важно?

— Для меня — да!

— Я не буду с ним спать, обещаю.

Его это не успокоило. Мне пришлось снова повысить голос:

— Тена убила Коренева, Лешу Гольцова ранила Коренева, чертова банкира убила Коренева. Но у них нет ни одного доказательства, что это сделала я! Тем более что Тена пристрелил ты, Леша! Так пусть они ищут Кореневу до конца дней своих, не нужно их лишать этого удовольствия!.. Ты разлюбишь меня с другим носом и овалом лица?

— Нет, конечно… — пробормотал он.

Я прошла на кухню и вынула из столового набора узкий нож.

— Тогда встань у двери.

В его глазах я увидела страх.

— Не бойся. Лезвие пройдет, не задев трахеи и сонной артерии. Крови будет много, но ее легко удержать рукой. Все, что необходимо, — это дождаться полиции и «Скорой». Ты должен выглядеть как потерявший сознание. Несколько операций — ерунда. Но все это — гарантия нашего с тобой спокойствия. Кореневой больше нет, а тебя вряд ли кто упрекнет за увольнение. Нас никто не будет искать. Не об этом ли мы говорили все эти месяцы?

Он опустил руки и поднял голову.

— Не убей меня, — были последние слова, которые я слышала от него.

Лезвие вошло ему в шею и так же быстро вышло.

— Сожми рану! — приказала я. И прижалась к нему губами: — Я люблю тебя…

Открыв глаза, я увидела Алексея Гольцова.

Он сидел передо мной за столиком в кафе.

— Ты прав, — сказала я. — Эти пятьдесят тысяч нас погубят. Спасибо, что остановил меня.

— Нам нужно срочно улетать из страны.

— Для начала нужно снять квартиру на сутки. Забронируем два билета до Вены. Оттуда переместимся в Подгорицу, и только оттуда — в Герцог Нови. Дом на берегу Адриатического моря… — я улыбнулась и взяла Алексея за руку. — Не об этом ли мы мечтали все это время?

— Об этом.

На Казанском он снял квартиру. Обычную однокомнатную, в которую командировочные приводят шлюх в ожидании поезда. Я пришла в эту заплеванную «хрущевку» через два часа. Меня никто не должен видеть.

— Я хочу тебя, — сказал он.

Мне ничего не стоило улыбнуться.

Присев на кровать, он стал расстегивать пуговицы на своей рубашке.

Лучшего момента может и не случиться.

Вынув из-за спины пистолет, я быстро поднесла к его виску и нажала на спуск.

Горячие брызги ударили мне в лицо…

Некоторое время я стояла и терла носовым платком никелированный «вальтер». А потом вложила ему в руку.

Черт его знает, отчего бывший оперуполномоченный ГУВД города Черногорска, что в четырехстах километрах от Владивостока, решил покончить с собой в московской квартире. Вероятно, это последствия перенесенного психологического стресса.

Я вошла в ванную, стянула черный парик. Мне на плечи упали светлые волосы.

Под душем я включила холодную воду и закрыла глаза.

Эта поездка в Черногорск меня едва не погубила. Я возвращалась из Черногорска через Владивосток в твердой уверенности, что никогда уже не почувствую опасности. Но случилось обратное.

Узнал ли меня Загорский? Теперь я этого никогда не узнаю.

Потому что, сидя на кровати рядом с мертвым Гольцовым, набираю номер телефона.

— Володя?.. Здравствуй, милый… Да, я в Москве. Нет, лицо не болит. Оно не болит. Я еду к тебе, потому что нужно срочно делать операцию.

— Не понимаю, — ответил он мне.

— Ты должен срочно сделать мне новое лицо. Иначе мы пропали.

— Деньги уже на твоем счету?

— Они у нас. Мы богаты. Но у меня на плечах полиция с тем опером из Черногорска. Срочно приезжай за мной.

И я назвала ему адрес.

Это очень известный пластический хирург, имя его называть не стоит. Как не стоит называть имена тех, кому он подарил новые лица.

Черт бы побрал тот мой ужин в ресторане! Я зашла в него случайно, чтобы поужинать. С новым лицом и командировочной сумкой я села в угол и заказала харчо. И в этот момент появились они: Табанцев с Юнгом. Риска быть узнанной не было, и я машинально включила небольшую служебную видеокамеру. Кто знает, не пригодится ли мне когда-нибудь доказательство связи корейского авторитета с полицейским. Если бы знать в тот момент, что ту же встречу снимает сынок того банкира…

Владимир сказал, что приедет за мной через час. Я закурила «Салем» и прошла в ванную. На стене висел дешевенький фен. Нужно было просушить волосы — за окном минус пятнадцать. Не хватало еще простыть.