Элерик стоял у окна своей спальни и задумчиво смотрел в звездное небо. Яркий лунный свет накрыл печальным покрывалом бескрайнюю заснеженную равнину. Вдали переливалось озеро, как слиток серебра с идеально гладкой, девственно чистой поверхностью.
Это было умиротворяющее зрелище, но в душе Элерика царило смятение.
Слова, которые на днях произнес брат, коварно, исподволь завладевали его сознанием, пока не пустили глубокие корни, заставляя Элерика все чаще задумываться над ними. «Возьми ее силой. Получи удовольствие. Избавься от наваждения».
Но он не мог переступить через себя. Его чувства к Кили были совсем иными, нежели простое вожделение. Он и сам не мог понять, что с ним происходит. Никогда раньше он не испытывал таких ярких, острых ощущений. Им владели эмоции — сильные, волнительные, тревожные. Так бывает перед боем, когда кровь закипает в жилах.
Он безумно хотел эту девушку. Вне всяких сомнений. Но не хотел брать силой то, что ему не желали отдавать по доброй воле. Он ни за что не причинил бы ей боли. Из-за невыразимой тоски в ее глазах у него щемило сердце. Элерик и представить не мог, что женщина может так глубоко ранить душу.
При звуке открывающейся двери Элерик, вздрогнув от неожиданности, резко обернулся, но быстро взял себя в руки и приготовился отразить нападение того, кто осмелился войти к нему без стука.
Когда же он разглядел Кили, чьи черты неясно проступали в полумраке, у него перехватило дыхание.
— Я думала, ты уже спишь, — едва слышно сказала девушка. — Уже ночь, и все давным-давно разошлись по своим покоям.
— И только нам с тобой не спится. Как думаешь, Кили, почему? — тихо спросил Элерик. — Мы и дальше будем отрицать наше безумное, страстное влечение друг к другу?
— Нет.
Он потерял дар речи. В воздухе повисла мертвая тишина, и только ветер завывал за окном. Холод заползал внутрь, укутывая все ледяным покрывалом. Кили вздрогнула и обхватила себя руками, пытаясь согреться. Она казалась такой беззащитной и хрупкой, что Элерик инстинктивно стремился оградить ее от всех невзгод. Ему хотелось согреть и приласкать эту девушку, превозносить до небес ее красоту, быть терпеливым и понимающим.
Очередная волна холодного воздуха пронеслась по комнате. От сквозняка пламя в камине вспыхнуло и осыпалось яркими искрами. Элерик подбежал к окну и плотно запахнул меховой занавес, затем подошел к Кили и крепко обнял ее, согревая в своих объятиях.
Ее сердце трепетало в груди, а тело колотила дрожь.
— Забирайся в кровать, под покрывало, а я пока разожгу огонь, — очень мягко сказал он.
Он осторожно отстранился от девушки и повел ее к кровати. Кили заметно нервничала, пока он старательно укутывал ее в мех, усадив на край постели.
Не в силах побороть соблазн, Элерик чмокнул Кили в макушку и пробежал пальцами подлинным локонам. Он не решился поцеловать ее в губы, ибо, начав, он уже не смог бы остановиться, и она бы окончательно замерзла.
Элерик начал подбрасывать поленья в огонь. Руки у него заметно тряслись. Элерик сжимал и разжимал пальцы, пытаясь унять дрожь, но безуспешно. В конце концов предательский озноб перекинулся на все тело и, боясь выдать себя, он крепко обхватил себя за плечи.
Когда же он наконец решился посмотреть на Кили, то увидел, что она не сводит с него широко распахнутых глаз, выглядывая из вороха мехов, как птичка из гнезда. Элерик пересек комнату и встал перед девушкой на колени.
— Кили, ты уверена, что хочешь этого?
Она протянула руку и коснулась его губ, затем провела кончиками пальцев по изящному очертанию рта и дальше по линии подбородка.
— Я хочу тебя. И больше не могу противиться твоему — нашему — желанию. Я понимаю, что твоя судьба связана с кланом Макдоналдов, что ты обязан жениться и стать лэрдом. Это благородный поступок, и я не собираюсь тебя удерживать. Мне нужна только одна ночь. Одна единственная ночь в твоих объятиях, которую я навсегда сохраню в своей памяти, когда ты уедешь отсюда.
Элерик схватил руки Кили, прижал к губам и начал целовать ладони, наслаждаясь нежной кожей и целуя каждый пальчик поочередно.
— Я тоже хочу тебя, моя красавица, хочу до боли! Воспоминание о тебе в моих объятиях я спрячу в своей памяти, как драгоценный клад, и буду хранить до последнего вздоха.
Кили с грустью посмотрела на Элерика и, улыбнувшись, погладила его по щеке.
— Подари мне эту ночь. Люби меня, и пусть эти вспоминания согревают нас до конца наших дней.
— Хорошо, моя красавица. Обещаю любить тебя нежно. Элерик собрался было встать, но Кили вытянула руку, и он остался стоять на одном колене.
— Мне нужно поговорить с тобой, прежде чем мы продолжим.
Он поднял голову и внимательно посмотрел на нее, пытаясь понять причину ее внезапной нервозности и прерывистого дыхания.
Он отбросил ей со лба волосы, перебирая пальцами длинные пряди, пытаясь успокоить девушку, прогнать тревогу с ее прекрасного лица.
— Скажи, что тебя беспокоит?
Лишь на мгновение Кили отвела глаза, но, когда их взгляды встретились вновь, Элерик увидел, что красота этих глаз омрачена тревогой и… стыдом.
— Ты обязательно должен это знать. Меня изгнали из клана Макдоналдов. Когда-то он был моей семьей. Я родилась в этом клане.
Эта новость привела Элерика в замешательство. Он нахмурился, пытаясь вникнуть в слова Кили. Она из Макдоналдов? Он никогда не задумывался, в чей дом попал после ранения. Все тогда было, как в тумане, а братья ни словом не обмолвились о том, что нашли его у границы владений Макдоналдов.
Как они могли выгнать ее из клана? В груди Элерика закипал гнев. Он нежно взял девушку за подбородок, чтобы успокоить непроизвольную дрожь, и, слегка приподняв, заглянул ей в глаза.
— За что, моя красавица? Почему близкие люди так сурово обошлись тобой?
— Когда я была совсем юной девушкой, едва вышедшей из детского возраста, наш лэрд увлекся мною и начал преследовать. Однажды он попытался изнасиловать меня, и его жена, застав нас, обозвала меня распутной девкой.
Я была опозорена и навсегда изгнана из клана за то, что, по мнению родичей, пыталась совратить лэрда.
Элерик потерял дар речи. Он медленно опустил руку, не в силах сразу осознать тот ужас, который пришлось испытать Кили.
— Господи Иисусе, — прошептал он.
Ноздри у него раздувались, зубы были плотно сжаты. Воспаленное воображение рисовало его милую Кили, еще совсем юную, отбивающуюся от пожилого сильного мужчины. При мысли, что могло с ней произойти, Элерику стало плохо.
Он был в бешенстве.
— Это было ложное обвинение, — горячо прошептала Кили.
— Конечно! — воскликнул Элерик и погладил девушку по щеке. — Конечно, это неправда. Надеюсь, ты не подумала, что я усомнился в твоих словах? Просто я злюсь от того, что с гобой обошлись так несправедливо, да еще обвинили в чужих грехах. Лэрд должен защищать своих людей и, как верховный предводитель, обязан вести себя достойно! Исследование молодой девушки — это нарушение всех устоев клана, которые каждый лэрд клянется соблюдать, когда становится во главе рода!
С чувством явного облегчения Кили прикрыла глаза. Элерик всем сердцем переживал из-за унижения, которое ей пришлось испытать. Он сгорал от желания немедленно отправиться к Макдоналду и, как следует отлупить лэрда, чтобы навсегда отбить у него охоту увиваться за девушками. Вспоминая, что сидел за одним столом с этим человеком и делил с ним трапезу, Элерик чувствовал лишь отвращение. Маккейбы встречали Грегора Макдоналда в своем замке, как дорогого гостя, выказывали ему уважение, как надежному союзнику и будущему тестю Элерика. Но, к сожалению, прошлого не вернешь, что сделано, то сделано. Он не может позволить себе отказаться от союза с кланом Макдоналдов и сделать лэрда врагом.
Элерик чувствовал себя отвратительно, но, поскольку был не и силах ничего изменить, решил вернуться к единственной реалии, которую мог контролировать.
Он прикоснулся ладонью к нежной, шелковой коже девушки, провел большим пальцем по изгибу полных губ и задержался под нижней губой на подбородке. Затем его пальцы скользнули вниз, но длинной стройной шее Кили и замерли у впадинки между ключицами, чуть выше пышной груди, Элерик чувствовал частое биение сердца девушки, слышал прерывистое дыхание, когда его ладонь пленила один из высоких холмиков, таких беззащитных под тонкой материей ночной рубашки.
— Мне кажется, ты сама не понимаешь, как красива, детка. Твоя кожа нежна, словно атлас, и изумительно бела, подобно снегу под луною. И нет на ней ни единого изъяна. Я готов всю жизнь ласкать ее.
Кили вздохнула и придвинулась к нему, с удовольствием ощущая тепло его ладони на своей груди. Сосок напрягся от прикосновения Элерика и отвердел, когда он начал ласкать его большим пальцем.
Губы Кили и Элерика оказались в опасной близости. Элерик охватил взглядом лицо Кили, окунулся в омут ее прекрасных глаз и приник к ее рту.
Ощущение было поразительным. Он словно целовал царицу Луну, а она окутывала его бесчисленным множеством серебристых нитей. Желание по-змеиному тихо проникло в тело, завладевая каждой клеточкой, пока конечности не налились свинцовой тяжестью.
Элерик провел языком по губам Кили и разомкнул их, ощущая сладкую нежность ее рта. Он чувствовал горячую влажность и вожделение, и его тело затрепетало от безумного желания.
Кили тяжело дышала, опаляя его лицо короткими горячими вспышками между поцелуями; ее глаза вспыхивали золотыми и зелеными искорками, которые напоминали Элерику о весне в горах Шотландии.
— Я никогда раньше не была с мужчиной. И никто не прикасался ко мне, как ты.
Признание Кили неожиданно пробудило в Элерике дикое, примитивное желание обладать ею, однако чуткость и терпение взяли верх. Больше всего Элерику хотелось, чтобы Кили навсегда запомнила эту ночь.
— Я буду очень нежен и осторожен, любимая. Клянусь.
Она улыбнулась и, обхватив ладонями его лицо, притянула к себе.
— Я знаю, воин.
Элерик обнял девушку и крепко прижал к груди. Ее аромат был сладок и тонок, а тело — мягкое, гибкое и податливое. Элерик потерся о ее шею, вдыхая этот чудный запах, и начал нежно покусывать кожу. Каждое прикосновение Элерика отзывалось дрожью в теле Кили.
— Ты такая сладкая на вкус, моя красавица! Слаще я не пробовал.
Он почувствовал, что она улыбнулась, целуя его в висок.
— А твои слова, словно мед, воин. Слаще я не слышала!
— Пойми, я не пытаюсь польстить тебе, чтобы добиться твоего расположения. Мои слова идут от сердца. Поверь, такого со мной еще не случалось!
Девушка обвила шею любимого руками и, вздохнув полной грудью, приникла к нему.
— Я без ума от твоих поцелуев, но что-то мне подсказывает, что любовь таит в себе еще много волшебных открытий.
Элерик улыбнулся и нежно провел губами по изгибу ее изящной брови.
— Ты права. И я горю желанием поделиться с тобой самыми сокровенными секретами и тайнами любви.
На этот раз Кили сама прильнула к его губам. Он пил ее нежное дыхание, наполняя медовой сладостью свои легкие.
Элерик предоставил Кили полную свободу, отдавшись на милость теплых губ любимой, и замер, не желая ее торопить.
Раньше ему нравилось удовлетворять свою похоть быстро, не задумываясь об ощущениях партнерши. Именно поэтому он выбирал девиц, которые также предпочитали легкомысленные любовные утехи. Но сейчас Элерик наслаждался каждым мгновением и хотел, чтобы это длилось вечно. Сегодня он не будет торопиться и раскроет Кили все прелести плотских наслаждений — и духовного восторга.
Приподнявшись, Элерик уложил Кили на спину и навис над нею, опираясь ладонями о кровать. Волосы девушки разметались по подушкам шелковым ковром. В отблесках пламени камина они отливали золотом. Он запустил пальцы в эту роскошную массу, любуясь золотистыми переливами.
В распахнутых глазах Кили не было страха, только глубокая, искренняя вера в его благородство. Элерика умиляло, что она бескорыстно дарит ему себя, оказывая честь, которой не удостоился больше ни один мужчина. Он был сражен доверием любимой.
Кили потянулась всем телом и раскрыла ему объятия. С большой нежностью Элерик взял ее руки в свои, поцеловал костяшки каждого пальчика, затем сложил их на ее животе. Слегка потянув за рукава рубашки, он обнажил молочно-белые плечи Кили.
Не в силах устоять против соблазна, Элерик наклонился и прильнул губами к ее плечу, скользя к изгибу шеи. Он ощутил, что по идеально гладкой коже Кили побежали мурашки, стоило Элерику слегка прикусить мочку ее уха, как девушка вздрогнула всем телом.
— Твои губы ведут порочную игру, воин!
— Я только начал.
Элерик медленно стягивал с нее ночную рубашку, но вдруг остановился, когда соблазнительные соски пышной груди не дали легкой материи скользнуть ниже. Он затаил дыхание, чувствуя, что все его тело напряглось, как тетива лука. Его чресла взбухли, а восставший жезл готов был вырваться на свободу, чтобы скорее завладеть сладким лоном возлюбленной.
Элерик, мысленно выругавшись, сжал зубы в отчаянной попытке совладать с собой. Несколько мгновений, которые казались вечностью, он пытался успокоиться, делая глубокие вздохи.
— Что с тобой?
Быстро взглянув на девушку и увидев, что она не на шутку встревожилась, он начал целовать ее нежно и неторопливо, чтобы прогнать ее страхи.
— Ничего, все хорошо, моя красавица. Поверь, со мной все в порядке.
Оторвавшись от ее губ, Элерик задержался ненадолго на подбородке и вернулся к груди. Начав сверху, он зарылся лицом в ложбинку между пышных холмиков и освободил, наконец, их твердые вершины из выреза рубашки.
Материя скользнула вниз, задержавшись на талии Кили. Элерик не мог отвести глаз от покрытых пупырышками, нежно-розовых сосков, таких призывно-твердых и набухших, что его губы непроизвольно потянулись к ним — превозмочь этот соблазн было выше его сил.
Он прикоснулся языком к одному из них, и Кили вскрикнула, что больше походило на сдавленный писк. Она схватила его за плечи, впившись пальцами в кожу.
Элерик обхватил губами другой сосок и начал с силой посасывать его, и Кили изогнулась всем телом.
Она рвалась ему навстречу, пальцы все сильнее впивались в кожу, казалось, она испытывает почти физическую боль. Когда Элерик остановился, Кили, всхлипнув, беспокойно заерзала под ним.
— Тихо, не торопись, красавица. Это только начало. Расслабься. Позволь мне любить тебя.
Элерик отодвинулся от Кили и встал с кровати. Стоя на полу, он стянул с нее ночную рубашку, и, наконец, его взору предстало обнаженное тело любимой.
У него перехватило дыхание. Никогда за всю свою жизнь он не видел ничего более прекрасного. По гладкой, безупречной коже скользили отблески пламени. Молочно-белая, идеально ровная, без единого изъяна. Ее фигура была совершенна — округлые бедра, тонкая талия и пышные груди идеального размера, чтобы уместиться в ладони мужчины и порадовать его губы.
Живот был тугим и плоским с небольшим углублением посередине, вид которого пробудил в Элерике непреодолимое желание ласкать эту впадинку языком.
Его взгляд скользнул вниз, пока не остановился на треугольнике вьющихся волос между бедрами, на этой охранной печати, стерегущей невинность его возлюбленной и вход в девственное божественное лоно, сулящее восторг.
Элерик и представить не мог, что желание может быть столь велико. Его и без того разрывающееся от напряжения мужское достоинство было готово взорваться, а прикосновение к ному льняной мл горни рубахи сводило Элерика с ума.
Ему не хотелось пугать девушку, но он должен был освободиться от одежды, иначе пришлось бы просто сорвать ее с себя.
— Полежи немного, мне нужно раздеться, — сказал он тихо.
Кили смотрела на Элерика широко открытыми глазами.
Элерик сорвал тартан и отправил его в полет по комнате, затем сдернул с себя рубаху. Доблестный жезл вырвался на свободу, как сжатая пружина. Элерик испытал такое облегчение, что чуть не упал на колени… Посмотрев на девушку, он заметил, что ее взгляд прикован к его чреслам. Он не мог понять, был это испуг или любопытство. Пожалуй, на ее лице отразилась странная смесь этих чувств.
Он встал перед Кили и осторожно развел ее бедра в стороны, но она вдруг вскинула вверх руки, как будто хотела защититься.
Элерик обхватил ее запястья, одновременно поглаживая пальцем бугорки на ладонях.
— Не пугайся, Кили. Я не причиню тебе вреда. Обещаю быть нежным, как новорожденный ягненок.
Он точно знал, что сдержит слово, чего бы это ни стоило.