Когда Кили снова открыла глаза, в голове была звенящая пустота, как в большой пивной кружке, а вкус во рту был такой, будто она земли наелась. Кили звучно почмокала губами и облизнулась, пытаясь хоть немного увлажнить их.
Она повернула голову и застонала. Господи, каждое движение причиняло боль!
Все ее тело обмякло, кожа стала липкой от пота. Кили была раздета и лежала буквально в чем мать родила. Меховые одеяла сползли вниз и сбились в бесформенную кучу у изножья кровати.
От стыда горячая волна прокатилась по телу девушки Ей казалось, что вся кожа стала пунцовой. Только одному Богу известно, кто побывал в ее комнате, пока она металась в горячечном бреду.
И снова стон был готов вырваться из ее груди, но Кили плотно сжала губы, издав звук, похожий на рычание. Все, хна гит с нее, больше никаких стонов. Как могла она превратиться в это жалкое, беспомощное существо? Она даже точно не знала, в течение какого времени Мэдди и остальным пришлось с ней нянчиться, пока она валилась в постели, словно слабое капризное дитя. Сколько дней она провела в беспамятстве? Какой позор!
Она попыталась пощупать свой лоб, но рука, словно плеть, безвольно упала на постель. Горло все еще саднило, правда, озноб прошел, оставив после себя страшную слабость и беспомощность, как у новорожденного ребенка.
Кстати, о новорожденных! Ей нужно было срочно осмотреть Мейрин, чтобы удое говориться, что с ребенком все хорошо. А это означало только одно — она должна встать с поспели.
Прошло несколько томительных минут. прежде чем Кили, превозмогая слабость, доползла до края кровати и седа. Ванна, наполненная до краев, сейчас была бы очень кстати, но у нее не было на это сил.
Она с трудом дотащилась до миски с водой и, намочив тряпочку, долго обтирала тело, пока не ощутила некое подобно бодрости. Ей безумно хотелось прыгнуть в озеро, остудить жар и вновь почувствовать себя живой
Покончив с омовением, Кили достала льняную рубашку и одно из своих платьев и посмотрела на одежду, как на заклятого врага, с которым ей предстоит сразиться. Осознав, что битва неизбежна, она печально улыбнулась. Чтобы выглядеть более или менее прилично, Кили истратила последние силы, и, покончив, наконец, со всеми застежками и тесемками, в изнеможении рухнула на кровать, собираясь с духом, чтобы спуститься в зал.
Пошатываясь, Кили добралась до лестницы без происшествий, испытав при этом настоящую гордость за себя. А к тому времени, когда она, преодолевая ступеньку за ступенькой, спустилась вниз, кровь уже веселее бежала по жилам.
Запыхавшаяся, но довольная собой, она прошла в зал и огляделась.
Мейрин сидела у камина, положив ноги на скамеечку с мягкой подушечкой. Кили с улыбкой направилась к ней.
Мейрин подняла глаза и, увидев девушку, онемела от удивления.
— Кили! Зачем ты встала? Тебе же было так плохо! Ты должна лежать. Вспомни, разве не ты чуть ли не силой удерживала Элерика в постели?
Кили уселась на скамью рядом с Мейрин.
— Да, это правда, но я не привыкла болеть, мне больше по душе заботиться о больных. Причем мои подопечные должны в точности выполнять мои предписания, и им вовсе не обязательно брать с меня пример.
Мейрин залилась звонким смехом.
— По крайней мере, ты не боишься в этом признаться, — сказала она и взяла Кили за руку. — Ты действительно хорошо себя чувствуешь? Мне кажется, ты немного бледная.
Кили поморщилась.
— У меня еще горло побаливает и голова тяжелая. Это выбивает из колеи, но валяться в постели я больше не собираюсь. Мне лучше, когда я на ногах.
Мейрин беспокойно заерзала и поменяла положение ног.
— А я бы с удовольствием полежала сегодня в постели! Ребенок толкается, и мне отдает в спину, так что я едва могу сидеть.
— Тогда тебе действительно лучше лечь. Не стоит не ре напрягаться.
— Ты ведешь себя, как заботливая мамочка, а сама все делаешь наоборот, — сказала с улыбкой Мейрин.
— Устанавливать правила - это привилегия лекаря, с шутливым вызовом сказала Кили.
В зал быстрым шагом вошел Йен, за которым следовал королевский гонец. Обе женщины вздрогнули. Не зная, как надо приветствовать посланника короля, Кили вскочила на ноги, но тут же застыла, как вкопанная, заметив Кэлена и Элерика, которые шли следом.
Мейрин отчаянно пыталась подняться.
Йен пересек комнату и осторожным движением руки удержал жену на месте.
— Не вставай, дорогая, — сказал он.
Лэрд взглянул на Кили и кивнул головой, разрешая ей сесть. Заметив, что она еще слаба, хотя и на ногах, он нахмурился, но уже в следующий момент переключил все свое внимание на гонца короля.
— Примите королевское послание. Его величество пожелал, чтобы я дождался ответа, — сказал гонец.
Йен кивнул и жестом пригласил его сесть за стол, затем распорядился, чтобы принесли освежающие напитки.
Развернув свиток, он ненадолго погрузился в чтение. Когда же лэрд поднял глаза, его взгляд был устремлен на Элерика.
— Король пишет о твоей предстоящей свадьбе.
Элерик удивленно поднял брови, бросил взгляд в сторону Кили и снова посмотрел на брата.
— Его величество одобряет твой выбор и выражает восхищение относительно нашего решения объединить кланы. Он собирается приехать на свадьбу и желает видеть среди приглашенных представителей всех кланов, чтобы лично услышать их клятву в верности престолу.
В зале повисла мертвая тишина.
Сердце в груди у Кили сжалось так сильно, что, казалось, еще мгновение, и оно разорвется на части. Она не осмеливалась поднять глаза на Элерика, страшась увидеть на его лице выражение страдания и муки. Она упорно смотрела вниз на судорожно сжатые руки, чтобы ни одна живая душа не догадалась о ее боли.
— Это большая честь, Элерик, — тихо сказал Йен.
— Я понимаю. Прошу передать его величеству мою искреннюю благодарность за высокую честь, оказанную мне, — официальным тоном сказал Элерик.
— Король также просит известить его о точной дате свадьбы без промедления, как только она будет назначена.
Краем глаза Кили видела, как Элерик сдержанно кивнул.
Услышав вздох Мейрин, девушка посмотрела на нее и прочитала в ее ясных глазах глубокое, искреннее сочувствие. Кили улыбнулась ей открыто и смело, гордо вздернув подбородок, и невозмутимо заметила:
— Мне всегда хотелось увидеть короля.
Истинная причина, которая заставила Кили подняться в свой покой еще до того, как закончили накрывать ужин, крылась вовсе не в трусости. Она подозревала, что ее внешний вид оставлял желать лучшего. Но в чем она была совершенно уверена, так это в том, что чувствует себя отвратительно. Мэдди, добрая душа, обещала приготовить для нее горячую ванну.
Ей так хотелось быстрее окунуться в дымящуюся горячую воду, что она чуть не застонала. Кили совсем обессилела и едва передвигала ноги, взбираясь вверх по лестнице.
Добравшись до спальни, девушка увидела, что женщины уже начали готовить для нее ванну, наполняя бадью водой, и чуть не расплакалась от переполнявшей ее благодарности.
Следом за Кили в комнату деловито вошла Мэдди, остановилась, подбоченившись, и одним цепким взглядом оценила проделанную работу. Затем она направилась к Кили и опустилась на кровать рядом с ней.
— Помочь тебе забраться в ванну, моя красавица?
— Спасибо, я справлюсь, — сказала девушка с улыбкой. — Мэдди, я очень ценю твою заботу. Я же понимаю, какого труда стоит таскать эти ведра с водой вверх по лестнице.
Мэдди похлопала ее рукой по коленке.
— Это самое малое, что мы можем сделать для нашего бесценного лекаря. Если мы не позаботимся о его здоровье, кто же будет нас лечить?
Женщины смотрели, как в бадью опрокинули последнее ведро, наполнив ее до краев. Над поверхностью клубился белый пар, и Кили зажмурилась от удовольствия, предвкушая, как она погрузится в горячую воду.
— Ну, вот и все. Теперь мы пойдем, красавица. Ганнон будет за дверью на случай, если тебе что-нибудь понадобится.
Щеки Кили запылали от смущения.
— Ганнон? Я не могу допустить, чтобы он заходил сюда! И потом, его прямая обязанность — выполнять поручения Элерика.
Мэдди усмехнулась.
— Он не станет врываться к тебе без причины, только если твоей жизни будет угрожать смертельная опасность. А в этом случае уже не важно, что из одежды на тебе только собственная кожа. Если ты ему крикнешь, он позовет меня или Кристину, вот и все.
— Уф, — облегченно вздохнула Кили.
Мэдди рассмеялась и вышла из комнаты. Кили, не теряя времени, сорвала с себя одежду и, отшвырнув его в сторону. поспешила к ванне.
Каждое движение причиняло боль, но она дюйм за дюймом погружалась в горячую воду, пока все ее тело не оказалось в теплых объятиях. Когда вода дошла до подбородка, Кили придвинулась к задней стенки бадьи и замерла
Ощущение было божественным.
Кили закрыла глаза и расслабилась, давая отдых усталым, пропитанным болью мышцам. Она выбросила из головы все мысли и наслаждалась ласковым теплом, которое окутывало все ее тело. Если бы кто-нибудь мог время от времени подливать горячую воду, она бы с радостью просидела здесь несколько дней кряду. Только вот Кили не была уверена, что сможет самостоятельно выбраться из ванны.
Кили вздохнула, раскинула руки в стороны, опираясь о края бадьи, и запрокинула голову назад. Огонь камина, который располагался в нескольких шагах от нее, обдавал жаром кожу, способствуя расслаблению.
Кили задремала, но, услышав стук, повернула голову. Узнав Элерика, который, окутанный мраком, остановился в дверях, она оцепенела от изумления. Те несколько свечей, которые были расставлены вокруг ванны, освещали только небольшую часть комнаты. Огонь камина тоже давал немного света, но он не доходил до того места, где стоял Элерик.
Некоторое время он молча наблюдал за Кили, и она тоже выжидательно смотрела на него, впитывая страстное желание, которое излучал его голодный взор. После событий этого вечера Элерик был совершенно не похож на себя.
Обычно его манера поведения была легкой и озорной. Прежде чем заняться любовью, они много смеялись и обсуждали все, что произошло за день.
Но сейчас черты его лица были озарены неистовой страстью, глаза сверкали, затаив опасность. Когда Элерик, не отрывая горящего взора, направился к ней, Кили судорожно сглотнула.
Она была потрясена, неожиданно обнаружив, каким уязвимым он может быть, и, как ни странно, это возбудило ее. От него исходила мощная, несокрушимая сила, которая, заполнив все пространство вокруг, начала жить своей собственной жизнью, словно одушевленное существо.
Элерик стоял у края ванны, ревниво лаская взглядом ее обнаженное тело. Когда Кили инстинктивно прикрыла грудь руками, он, встав на колени, нежно развел их в стороны.
— Не надо, в этом нет никакого смысла. Ты принадлежишь мне. Только мне, и никому больше. Ты — моя и всегда будешь моей. Нынче ночью я намерен получить все, что мне причитается. Я буду обладать тобою, как пожелаю, упиваясь своей властью.
У Кили дрожал подбородок, и, чтобы скрыть нервное напряжение, она плотно сжала губы. Но это был не страх. Ничего похожего на страх она не испытывала. Ее охватило возбуждение, и оно было настолько сильным, что она была готова тут же выпрыгнуть из ванны.
Элерик взял полотняную тряпочку, которая небрежно свисала с края лохани, и прикоснулся к шее Кили. Несмотря на теплую воду и жар камина, до которого было рукой подать, по ее шее побежали мурашки.
Когда же Элерик нежно провел тряпочкой по плечам Кили, они ринулись вниз к пышной груди и рассеялись бусинками вокруг сосков, которые мгновенно напряглись и отвердели.
Кили ощутила легкий аромат роз. Это Элерик взял кусок розового мыла и долго намыливал тряпочку, пока не образовалась пена.
— Наклонись вперед, — скомандовал он.
У нее внутри все затрепетало от этого тихого, чувственного голоса. В его тоне таилось смутное обещание греха и порока, отчего Кили вся внутренне сжалась, казалось, что она сейчас взорвется от нервного напряжения.
Подчинившись приказу, она наклонилась вперед, а Элерик начал медленно массировать ей спину круговыми движениями.
— О, это просто восхитительно, — простонала Кили.
Элерик ласково растирал каждый дюйм ее тела, начиная с плеч и спускаясь вниз вдоль спины до ямочек над ягодицами.
Ее глаза были закрыты, голова клонилась вперед — сладкое забытье овладело Кили, разливаясь по телу неземным наслаждением. Но когда Элерик провел тряпочкой по ее груди, коснувшись напряженных сосков, она широко открыла глаза, и участившееся дыхание с шумом вырвалось из груди.
Он замер на мгновение, затем, обхватив руками пышные холмики, начал массировать соски большими пальцами. Вверх, вниз, по кругу — и каждое прикосновение отзывалось пронзительным удовольствием в глубине ее чрева.
Инстинктивно она попыталась увернуться, но не от боли, а от всепоглощающего чувства восторга. Элерик коснулся губами основания шеи у затылка. В этом простом нежном поцелуе не было ничего особенного, но любое его прикосновение действовало на нее, как удар молнии.
Его пальцы, массирующие соски, и губы, чувственно ласкающие шею, возносили Кили на вершину блаженства, отчего тело ее стало податливым и безвольным, словно лишилось костей. Совершенно беспомощная, она была во власти любимого, но, как ни странно, это только усиливало возбуждение.
— Ты такая красивая, — шептал Элерик, целуя ее в шею. — Смотрю на тебя и не могу наглядеться. Твой внутренний огонь и кроткая прелесть, твоя решимость и мужество восхищают меня до глубины души. Я точно знаю, что таких женщин, как ты, больше нет на свете. И никогда не будет.
Эмоции переполняли сердце Кили, горло перехватило от боли, не давая выхода словам. Да и что она могла сказать на это?
— Сегодня я буду заботиться о тебе, как ты заботилась обо мне.
Его срывающийся шепот музыкой отдавался в ушах, а слова рождали в воображении образы, от которых дрожь пробегала по телу.
Элерик смочил Кили волосы и тщательно намылил розовым мылом. Он пропускал густые локоны между пальцами, один за другим, пока не вымыл каждый волосок. Затем он запрокинул Кили голову назад и осторожно смыл мыльную пену, чтобы она не попала в глаза.
Снова и снова теплая вода струилась по плечам Кили, пока Элерик наконец не решил, что выполнил свою задачу.
— Дай мне руку.
Кили повиновалась, и одним движением он поднял ее на ноги. Вода стекала по телу; гладкая кожа блестела в приглушенном свете. Кили нервничала, стоя под пристальным взглядом Элерика, который скользил вверх и вниз по ее обнаженному телу, воспламеняя огонь желания в каждой клеточке.
С сияющими любовью глазами он склонил голову. Почувствовав прикосновение его губ, трепетно скользивших по ее груди, Кили затаила дыхание. Затем он сомкнул губы вокруг соска и начал энергично посасывать его.
У Кили подкашивались ноги, и она упала бы, не подхвати Элерик ее, обняв за талию. Прижимая любимую к себе, он не выпускал добычу и продолжал крепко держать ее сосок губами.
— Я тебя всего намочила, — задыхаясь, сказала Кили.
— Это неважно.
Элерик высунул язык и прильнул к другой груди. При каждом прикосновении к болезненно уязвимому бугорку по спине Кили бежали мурашки наслаждения.
Эта сцена заворожила Кили. Их тела слились в причудливом свете огня камина; его губы ласкали ее грудь, а мокрая кожа блестела в полумраке. Все было гораздо романтичнее, чем любая фантазия, когда-либо рождавшаяся в ее богатом воображении. Это был ее воин, ее любимый. Она спасла ему жизнь, и вот теперь он спасал ее каждый день, каждую минуту.
Ее воин. Ее любимый.
— Люби меня, Элерик, — прошептала она.
— Этим я и занимаюсь, красавица. Я ласкаю тебя и не собираюсь останавливаться. Сегодня моя ночь. Ты у меня в плену, и я буду делать все, что пожелаю. Нынче ночью ты почувствуешь себя самой желанной и любимой.
Он оставил Кили на краткий миг, чтобы принести льняную простынку. Кили встала на пол, переступив через край лохани, Элерик обернул ее простыней и отвел поближе к огню.
Он тщательно отжал ее волосы, и теперь, слегка влажные, они струились по спине. Взяв в руки гребень, Элерик начал осторожно и терпеливо расчесывать их.
Никто еще не проявлял о Кили такую заботу. Ощущение было восхитительным. Кили чувствовала себя важной персоной, будто она — леди шотландского клана и даже жена лэрда.
Элерик надолго прильнул губами к ее затылку.
— Сегодня ты будешь слушаться меня во всем, а я буду удовлетворять все твои потребности, ибо таково мое желание. Сейчас ты принадлежишь мне и будешь исполнять все, что я скажу.
Он скользнул ладонями сверху вниз по ее обнаженным рукам и поцеловал в шею.
— Ты согласна покориться мне?
Внутри у Кили все трепетало и пылало; дыхание стало таким прерывистым и частым, что даже голова закружилась. Сила и чувственная энергия бархатного голоса Элерика возбуждали ее безмерно. Неужели он мог усомниться, что она готова на все ради него?
Кили молча кивнула, не в силах произнести ни слова, ибо в горле застрял ком.
Элерик развернул любимую к себе, и их взгляды встретились. Его глаза горели диким огнем, лицо выражало энергию и страсть, как у воина перед атакой, а Элерик был воином до мозга костей.
— Скажи мне, Кили. Я хочу это услышать.
— Да, я согласна, — прошептала она.