На краю широкой степи
Заградивъ ея просторъ,
Словно стража, встали цѣпи
Молчаливыхъ, черныхъ горъ.
Отъ подошвы до обрыва
Разрослись на нихъ лѣса,
Какъ щетинистая грива,
Упираясь въ небеса.
Сосны старыя заснули
Передъ бездной на краю,
И ряды свои сомкнули,
И наежили хвою.
Бѣлогрудыя березы
Замелькали тамъ и сямъ,
Разсыпаясь, словно козы,
По ущельямъ и скаламъ.
Кто въ лѣсу подъ той сосною
Задержалъ свои шаги?..
То не диво ли лѣсное,
Мрачный духъ сѣдой тайги?
Посмотрите, какъ онъ страшенъ,
Какъ горитъ суровый взглядъ!
Весь кистями изукрашенъ
Развѣвается нарядъ.
Подъ плащемъ его косматымъ
Блещетъ рядъ желѣзныхъ бляхъ,
Голова вѣнцомъ рогатымъ
Мѣрный дѣлаетъ размахъ.
На щекѣ его костлявой
Смерти знакъ уже лежитъ,
Но рукою худощавой
Держитъ бубенъ онъ, какъ щитъ.
Нѣтъ не духъ то… то владыка
Грозныхъ духовъ. Сѣдъ и старъ,
Онъ живетъ въ пустынѣ дикой
Для волшебствъ и тайныхъ чаръ.
Вотъ онъ бубенъ поднялъ выше,
И раздался громкій стукъ.
Лѣсъ застылъ, едва заслыша
Чародѣйства первый звукъ.
Вотъ опять… Но въ полдорогѣ
Онъ десницу задержалъ,
И мгновенный лучъ тревоги
Въ грозномъ взорѣ пробѣжалъ.
Отъ страны заката темной
По полямъ и по лѣсамъ
Кто-то движется огромный,
Какъ сосна, высокъ и прямъ.
Какъ шагаетъ!.. Подъ ногою
Гнется лѣсъ. Волшебникъ ждетъ…
Не къ нему ли то тайгою
Гостья дивная идетъ?..
Не въ порфирѣ, какъ царица,
Не закованная въ сталь, —
На рукѣ ея кошница,
За спиной ея пищаль.
Ноги босы, руки грубы,
И подоткнутъ сарафанъ,
Но весельемъ дышатъ губы,
Щеки рдѣютъ безъ румянъ.
Вся отрепана одежда,
Нерасчесана коса,
Но въ глазахъ блеститъ надежда,
На лицѣ горитъ краса.
И хватая горстью зерна
Изъ кошницы на ходу,
Сыплетъ ихъ кругомъ проворно,
Словно сѣетъ борозду.
Посмотрите, что за диво?
Изъ упавшаго зерна
Спѣлой ржи густая нива
Вырастаетъ, какъ волна.
Вереницею веселой
Вслѣдъ за нею, тутъ какъ тутъ,
Изъ земли выходятъ села,
Города шумя встаютъ…
И ревнивой полнъ заботы,
Ощутивъ впервые дрожь,
Чародѣй воскликнулъ: — «Кто ты?
И откуда ты идешь?» —
«Отвѣчать тебѣ готова…
Хочешь знать, какъ я зовусь?
Ты запомни это слово:
Дочь труда, младая Русь.
Родилась я на просторѣ,
На привольѣ я росла,
На четыре синихъ моря
Рубежи я развела.
Я иду теперь съ Урала.
По ущельямъ и хребтамъ
Я дорогу отыскала
И явилась въ гости къ вамъ».
И дивуясь, какъ на чудо
Чародѣй сказалъ въ отвѣтъ:
«Кто жъ прогналъ тебя оттуда
Черезъ каменный хребетъ?» —
«Я ушла по вольной волѣ.
Разрослась моя семья,
И теперь родное поле
Стало тѣсно для нея.
Многочисленныя дѣти
По слѣдамъ идутъ моимъ.
Мы населимъ страны эти
И пустынѣ жизнь дадимъ».
Но старикъ главу сѣдую
Повернулъ мрачнѣй, чѣмъ ночь,
И воскликнулъ негодуя:
«Сгинь, насильственная! Прочь!
Я стрѣлковъ своихъ отважныхъ
Созову на смертный бой
Изъ трущобъ лѣсисто влажныхъ
Перевѣдаться съ тобой!
Сквозь тайгу во всѣ предѣлы,
Словно жала острыхъ змѣй,
Вдругъ посыплются ихъ стрѣлы
Изъ подъ полога вѣтвей!» —
«Не страшна мнѣ рать лѣсная,
Тучи стрѣлъ мнѣ нипочемъ!..
Посмотри: змѣя стальная
За моимъ виситъ плечомъ.
Изъ ея литого зѣва
Каждый мигъ на помощь мнѣ
Стрѣлы грома, полны гнѣва,
Вылетаютъ, всѣ въ огнѣ».
Но шаманъ воскликнулъ снова:
«Въ глубину моихъ пустынь
Ты зачѣмъ пришла безъ зова?
Прочь, насильственная! Сгинь!
Силой чаръ моихъ ужасныхъ
Изъ подземной глубины
Толпы духовъ мнѣ подвластныхъ
Призову я для войны!..» —
«Ты не трать угрозъ напрасныхъ!
Злобный гнѣвъ твой мнѣ смѣшонъ,
Силой чаръ своихъ ужасныхъ
Ты пугай тунгусскихъ женъ!
Посмотри: за мной по слѣду
Протянулась, какъ струна,
Колея. Мою побѣду
Укрѣпитъ навѣкъ она.
Чу! трясется подъ ударомъ
Грудь земли. То мчится конь,
Дышитъ паромъ, пышетъ жаромъ,
Изъ ноздрей валитъ огонь…
Гдѣ копытомъ онъ наступитъ,
Все сгибается. Предъ нимъ
Каждый призракъ прочь отступитъ
И разсѣется какъ дымъ!..»
Загремѣлъ шаманъ доспѣхомъ,
Затянулъ свой гнѣвный зовъ,
А она съ безпечнымъ смѣхомъ
Только дунула безъ словъ.
И вѣнецъ его спадаетъ
Съ посѣдѣлой головы.
Звонкій бубенъ улетаетъ,
Словно листъ, сухой травы.
Весь дрожа въ безумномъ страхѣ,
Съ мукой жгучею въ груди,
Онъ и самъ простерся въ прахѣ
Съ дикимъ воплемъ: «Пощадѣ»…
«Ты сильнѣй! Возьми по праву
Мой вѣнецъ и власть бери!
Но кровавую расправу
Ты надъ нами не твори!
Наша родина обширна:
Хватитъ мѣста намъ и вамъ;
Дай же намъ скитаться мирно
По пустынямъ и лѣсамъ!
Пусть съ дѣтьми твоими рядомъ
Сыновья мои живутъ.
Ты дари ихъ кроткимъ взглядомъ,
И твори имъ правый судъ!
Пусть потомки, словно братья,
Славятъ вмѣстѣ твой приходъ,
Чтобы не было проклятья
На тебѣ изъ рода въ родъ!..»
Онъ умолкъ и полный страха
Ждетъ отвѣта… А она
Прямо въ грудь ему съ размаха
Вдругъ швырнула горсть зерна.
И трепещущее тѣло
Превратилось въ комъ земли,
Члены дряхлые всецѣло
Желтымъ хлѣбомъ проросли.
Каждый волосъ, словно колосъ,
Дыбомъ всталъ на головѣ,
Только чей-то смутный голосъ
Словно прячется въ травѣ.
Да на дремлющей ракитѣ
Тихо шепчутся листы:
Посмотрите, посмотрите!..
Кто мелькаетъ сквозь кусты?
Иркутскъ, 1899 г.
Пусть у великой Россіи,
Зубы теряющей нынѣ молочные
Въ ноющихъ мукахъ томленья и ропота,
Вырастутъ зубы здоровые, прочные,
Жорновы зрѣлаго опыта,
Зубы желѣзные, зубы стальные,
Острые зубы глазные,
Ровные зубы передніе,
Зубы широкіе средніе,
Мудрости зубы послѣдніе…
Крѣпкіе зубы нужны ей, чтобъ ѣсть.
Зубы на свѣтѣ у каждаго есть,
Только зубамъ воздается и честь,
Только зубами насиліе хвалится.
Если насильникъ залаетъ, навалится,
Пусть и Россія сердито оскалится
Навстрѣчу грубому.
Хуже всего маяться въ свѣтѣ беззубому.
1910 г.