Собраніе сочиненій В. Г. Тана. Томъ десятый. Стихотворенія

Безсильны мы, и наша жизнь пуста,

Мы оскудѣли хуже нищихъ.

Послѣдняя разсѣяна мечта,

Богатства наши на кладбищахъ…

Тамъ много есть погнувшихся крестовъ.

Подъ ними мертвыхъ мы зарыли,

Ничья рука не носитъ имъ цвѣтовъ,

Туда дорогу мы забыли.

Мы впали въ старчество, нашъ дряхлый умъ заснулъ,

Намъ память служитъ неисправно…

Мы помнимъ только то, чему ужъ вѣкъ минулъ,

Забывъ, что было такъ недавно.

Мы ждемъ, чтобъ славы лучъ изъ бездны къ намъ достигъ,

Подобный радостному чуду.

Намъ дороги листы лишь пожелтѣвшихъ книгъ,

Столѣтній срокъ намъ нуженъ всюду.

Мы въ слѣпотѣ росли, и съ глазъ своихъ сорвать

Мы сами не хотимъ повязки,

И геній творчества на вѣру признавать

Нашъ умъ привыкъ изъ-подъ указки.

Пророческій призывъ не окрыляетъ насъ,

Не вдохновляютъ звуки пѣсенъ,

Мы ждемъ, чтобъ ихъ огонь безжизненно угасъ,

Чтобъ ихъ слова покрыла плѣсень.

И не волнуетъ насъ сатиры гнѣвный кликъ,

И ѣдкій смѣхъ, и громъ проклятій.

И геній признавать нашъ умъ давно привыкъ

Лишь на страницахъ хрестоматій.

Короткихъ десять лѣтъ исполнилось едва,

Какъ смерть перо твое сломала:

Ты кончить не успѣлъ «забытыя слова»…

До смысла ихъ намъ дѣла мало.

А между тѣмъ, какой огромный кладъ

Ты послѣ смерти намъ оставилъ!

Ты даръ имѣлъ тройной, и трижды цѣнный вкладъ

Въ кошницу духа ты прибавилъ.

Орлиный, ясный взоръ — вотъ первый изъ даровъ…

Какъ будто скальпель хладнокровный,

Онъ съ труповъ отдиралъ раскрашенный покровъ

И разсѣкалъ туманъ условный.

Языкъ твой былъ, какъ бичъ жестокихъ Эвменидъ,

Изъ змѣй живыхъ такъ гибко свитый.

Онъ мстилъ насилію за долгій рядъ обидъ,

Но былъ страданію защитой.

Но лучшимъ изъ даровъ, жемчужиной вѣнца,

Была любви живая тайна.

Она въ груди твоей горѣла до конца,

Но открывалась лишь случайно.

Твой голосъ рѣзокъ былъ и изливалъ на всѣхъ

Кипящій дождь насмѣшекъ гнѣвныхъ,

Но вѣчно слышенъ былъ сквозь этотъ горькій смѣхъ

Стыдливый отзвукъ слезъ душевныхъ.

Ты наши немощи не уставалъ бранить,

Но ты въ душѣ хотѣлъ намъ вѣрить, —

Всей нашей трусости не могъ ты оцѣнить

И нашей слабости измѣрить.

Какъ службу скучную, мы дни свои влачимъ

Такъ безполезно, такъ безцѣльно.

И нашъ любой порывъ теряется, какъ дымъ,

И наша страсть всегда поддѣльна.

У насъ рутиною подавлены умы,

Сердца безкровны и беззлобны.

Горѣть твоимъ огнемъ не въ силахъ мы,

Твой гнѣвъ дѣлить мы неспособны.

Мы не нужны. Исчезнуть намъ пора

И для другихъ очистить сцену.

Нашъ жалкій трудъ для правды и добра

Уже имѣть не можетъ цѣну.

Но вырастутъ преемники вокругъ

И возмужаютъ, кончивъ дѣтство:

Они возьмутъ изъ нашихъ дряблыхъ рукъ

Твое великое наслѣдство.

Они не спросятъ насъ, куда и какъ идти,

Вздыхать не станутъ съ нами вмѣстѣ

И смѣло двинутся по новому пути,

Оставивъ насъ стоять на мѣстѣ.

И торопясь впередъ, чтобъ съ бою взять успѣхъ,

Окинутъ насъ прощальнымъ взглядомъ

И бросятъ намъ въ глаза неумолимый смѣхъ, —

Твой прежній смѣхъ, текущій ядомъ.

Средь пошлостей жизни, не знающей права,

Въ грязи, попирающей честь,

Есть въ нашей отчизнѣ нетлѣнная слава,

Святыня великая есть.

Средь множества храмовъ божественной вѣрѣ

Иной воздвигается храмъ.

Тамъ зависть и злоба смирились у двери

И поздній зажгли ѳиміамъ.

Еще онъ не конченъ, но пышно украшенъ.

Онъ сложенъ изъ мраморныхъ плитъ,

Верхушками бѣлыхъ, какъ лебеди, башенъ

Подъ самое небо глядитъ.

Искусство и геній безъ отдыха строятъ

И камень за камнемъ кладутъ,

Чтобъ вывести своды. Но дорого стоитъ

Вѣками завѣщанный трудъ.

Судьба заставляетъ платить насъ сторицей,

Зловѣщій итогъ подводя,

И камни даритъ намъ надъ свѣжей гробницей

Пророка, героя, вождя…

И ты, Аріонъ, вдохновенно отважный,

Ты былъ на ладьѣ не одинъ…

Но шквалъ потопилъ васъ средь пропасти влажной

Въ утробѣ холодныхъ пучинъ…

Хотѣлъ ты укрыться, разбитый борьбою,

На черный скалистый уступъ,

Но черная гибель пришла за тобою,

Валы набѣжали и въ жертву прибою

Безжизненный бросили трупъ…

Ты сѣятель ранній, бросавшій съ любовью

На тощую почву зерно,

Его оросилъ ты горячею кровью,

Чтобъ лучше всходило оно.

И будетъ огонь твой родному народу

На вѣчномъ сіять алтарѣ,

За то, что ты первый прославилъ свободу

И первый молился зарѣ.

Твой геній не умеръ. Намъ въ душу проникла

Могучая пѣсня твоя.

Изъ вѣщаго слова для жизни возникла

Духовнаго братства семья.

Малѣйшая капля той пролитой крови

Изъ темной земной глубины

Вернулась наружу, какъ вѣнчикъ багровый,

Какъ алая роза весны.

И стало насъ много. Что годъ, то замѣтнѣй

Растущій кругомъ легіонъ.

Почтить твою память на праздникъ столѣтній

Собрались мы съ разныхъ сторонъ.

Насъ много, насъ много!.. Какъ всходы на нивѣ

Изъ рыхлой сырой борозды,

Какъ свѣжія волны въ шумящемъ приливѣ

Встаютъ за рядами ряды.

Въ рабочей казармѣ, надъ грамотой въ школѣ,

Надъ книгой въ мужицкой избѣ,

На уличныхъ камняхъ и въ дремлющемъ полѣ

Рождается откликъ тебѣ.

Растетъ твое имя все выше и выше,

Идетъ твоя слава впередъ.

Подъ эти соломой обвитыя крыши

Тебѣ открывается входъ.

И въ тактъ твоей пѣсни звенящей и стройной

У времени въ крѣпкой рукѣ

Снуетъ все быстрѣе челнокъ безпокойный

На ткущемъ побѣду станкѣ.

Вѣчно изъ урны разбитой, прозрачной и сильной струею

Влаги сверкающей ключъ льется на землю звеня.

Мальчикъ, взобравшись на камень и смѣло впередъ наклонившись,

Жадно припалъ къ роднику, съ рискомъ свалиться долой.

Пей! упадешь, не бѣда: отважнаго Богъ охраняетъ.

Встанешь и вновь утолишь юную жажду свою!

Но не изсякнетъ струя, серебряный звонъ не умолкнетъ

Свѣжій и сладкій потокъ внуковъ твоихъ напоитъ.

Кто хочетъ, пусть молчитъ, но я молчать не стану.

На торжествѣ святомъ мнѣ ненавистна ложь.

И брошу я въ лицо безстыдному обману

Карающій упрекъ, отточенный, какъ ножъ!

Какъ гнѣвъ мнѣ окрылить, какъ голосъ мнѣ усилить?

И плетью словъ моихъ васъ поразить сплеча,

И ярости потокъ на васъ до капли вылить,

И пригвоздить къ столбу, какъ остріемъ меча?..

Оставьте праздникъ нашъ! Не мѣсто здѣсь глумленью!

Разбойники пера, не мѣсто здѣсь для васъ!

И памятникъ пѣвца на васъ ложится тѣнью,

И блескъ его вѣнца отъ вашихъ меркнетъ глазъ.

Когда пѣвецъ погибъ, васъ не было на свѣтѣ,

Но скорбный тотъ конецъ такихъ же дѣло рукъ,

И ваши то отцы ему сплетали сѣти,

И жертву стерегли, какъ мотылька паукъ.

И ваши то отцы травили, какъ собаки,

Скитальца день и ночь, и поднимали лай,

И нанесли ударъ предательски во мракѣ,

Загнавъ усталаго на самый бездны край.

Но вы… вы хуже ихъ! Всю вашу подлость даже

Пустили вы въ размѣнъ на мѣдные гроши,

Торгуя клеветой на розничной продажѣ,

На улицѣ, въ грязи сгребая барыши.

Оставьте праздникъ нашъ! Уродливаго торга

Не нужно намъ даровъ! Возьмите ихъ назадъ!

Вамъ чести не купить гримасою восторга,

Съ кадильницъ дорогихъ у васъ струится смрадъ!

Намъ дорогъ этотъ день. Къ святынѣ всенародной

Сюда собрались всѣ, чьи пылкія сердца

Питаются мечтой прекрасной и свободной,

Наслѣдствомъ вѣщихъ думъ усопшаго пѣвца.

И дорогъ намъ пѣвецъ, чьи золотыя струны

Звенѣли надъ землей, какъ крылья на лету,

И въ смутной тишинѣ учили вѣкъ нашъ юный

Любить и понимать добро и красоту.

Но вы зачѣмъ пришли съ поддѣльнымъ восхищеньемъ,

Какъ вы дерзнули встать такъ нагло впереди?

Когда навстрѣчу вамъ съ невольнымъ отвращеньемъ

У каждаго готовъ сорваться крикъ: «уйди!»

Вамъ не къ чему смотрѣть такимъ спокойнымъ взглядомъ!

Мы знаемъ, какъ давно слинялъ вашъ первый стыдъ,

Но ни одинъ изъ насъ не встанетъ съ вами рядомъ,

Пожатьемъ вашихъ рукъ руки не осквернитъ.

И если памятникъ съ подножія крутого

Увидитъ васъ внизу, — и онъ нахмуритъ бровь,

И рана старая въ груди проснется снова,

И прямо вамъ въ лицо изъ бронзы брызнетъ кровь.

Не бойся вѣчности, не уступай судьбѣ!

Будь смѣлъ! будь дерзокъ и безстрашенъ!

Огромный этотъ міръ принадлежитъ тебѣ,

Лишь для тебя такъ пышно онъ украшенъ.

Дыханье устъ твоихъ даетъ ему вѣнецъ,

Твой взоръ ведетъ его надъ бездной.

Безъ нихъ онъ былъ бы пустъ, какъ нежилой дворецъ,

Какъ склепъ нѣмой и безполезный.

Владѣй же имъ, какъ богъ! живи въ его чертѣ,

Какъ гордый и счастливый геній!

Умѣй отыскивать въ мгновенной красотѣ

Источникъ вѣчныхъ наслажденій!..

Дерзай господствовать! Лазури глубину

Великой покори побѣдой!

Сорви съ ея чудесъ нѣмую пелену;

И людямъ тайны ихъ повѣдай!

Колѣнъ своихъ во прахъ не преклоняй во-вѣкъ,

Но злыхъ небесъ не бойся мести,

И вѣрь въ свою звѣзду, и имя: человѣкъ

Носи, какъ символъ высшей чести!

Когда придетъ пора раздумья и тоски,

Не прячь подъ спудъ свое страданье!

Какъ Фаустъ, свой упрекъ словами облеки

И брось загадкѣ мірозданья!

Явись ея судьей, на роковой вопросъ

Потребуй яснаго отвѣта!

Пытливый разумъ твой въ запутанный хаосъ

Пускай прольетъ хоть проблескъ свѣта!

И если надъ тобой не порѣдѣетъ мгла,

Туманъ сгустится безотрадный, —

Насмѣшку брось ему, острѣе, чѣмъ игла,

Какъ Мефистофель безпощадный.

Какъ новый Прометей, найди въ себѣ самомъ

Свою защиту и опору,

Презрѣньемъ обезсиль жестокій Зевса громъ

И вѣчно будь готовъ къ отпору!

Отъ камня твердаго огонь себѣ добудь

Или зажги его отъ молній,

Ослушный небесамъ, землѣ владыкой будь…

И цѣлый міръ собой наполни!

Пусть мы бѣднѣй, чѣмъ нищіе, и съ дѣтства

Нашъ путь тернистъ, и жребій нашъ унылъ,

Но есть у насъ великое наслѣдство:

Неисчислимый рядъ могилъ.

По всей странѣ, отъ Финскаго залива

До вѣковыхъ Востока рубежей,

Стоятъ кресты и дремлютъ молчаливо,

Какъ вереница сторожей.

И каждый годъ въ зіяющія нѣдра

Сырой земли могильщица-судьба

Приноситъ дань настойчиво и щедро,

Спускаетъ новые гроба.

Надъ русскою великою рѣкою

Могила есть. Она еще свѣжа,

Но брошена забвенью и покою,

И обросла травой ея межа.

Къ могилѣ той никто не ходитъ въ гости,

Лишь изрѣдка холодныхъ слезъ дождемъ

Надъ ней гроза расплачется отъ злости.

Туда сложилъ измученныя кости

Изгнанникъ, бывшій намъ вождемъ.

Онъ насъ училъ… Мы знаемъ всѣ, что значилъ

Его примѣръ для пламенныхъ сердецъ.

Онъ былъ вождемъ и плѣнъ свой первымъ началъ…

Теперь свободенъ, наконецъ…

Припоминать удѣлъ его опальный

Не стану я. Онъ длился двадцать лѣтъ.

Но я хочу надъ бездной погребальной

Вамъ повторить его завѣтъ:

— «Пусть голосъ мой изъ-за черты загробной,

О, юноши, достигнетъ къ вамъ теперь!

Не бойтесь жертвъ, не бойтесь мести злобной,

Ни пораженій, ни потерь.

Я вамъ путей указывать не стану.

Вашъ взоръ открытъ. Извѣстны вамъ враги.

Пускай судьба даруетъ вамъ охрану,

Пусть жизнь сама направитъ вамъ шаги.

Вы знаете усилій нашихъ цѣну

И нашихъ узъ неумолимый гнетъ.

О, юноши, идите къ намъ на смѣну,

И новый вѣкъ широкую арену

Пускай предъ вами развернетъ!

Но пусть огонь отваги нашей прежней,

Сжигавшій насъ великой страсти пылъ

Въ душѣ у васъ горитъ еще мятежнѣй

И бьетъ ключемъ неистощимыхъ силъ!

Я вѣрю въ васъ, а вы въ побѣду вѣрьте

И старый споръ дерзайте обновить…

О юноши, изъ-за порога смерти

Я васъ хочу благословить!»

О, дочь моя, не плачь, и вы, мои друзья,

Нѣмую скорбь свою умѣрьте!

Пусть ночь спускается, я не боюсь ея,

Я не боюсь холодной смерти.

Вы долго были мнѣ, товарищи, семьей,

И мнѣ разстаться съ вами больно,

Но умереть легко. Итогъ подведенъ мой.

Здѣсь на землѣ я жилъ довольно.

Ужъ голова моя давно бѣла, какъ снѣгъ.

И руки немощно повисли.

Но жилъ не даромъ я. Мой долголѣтній вѣкъ

Былъ вѣкъ труда, борьбы и мысли.

Какъ тридцать краткихъ дней, минуло тридцать лѣтъ,

Съ тѣхъ поръ, какъ бросилъ я впервые

На крылья вѣщихъ бурь, пророчившихъ разсвѣтъ,

Мои слова крылатыя, живыя.

Какъ туча острыхъ стрѣлъ, колеблясь и звеня,

Они помчались вдаль дорогою поспѣшной,

И легъ за ними слѣдъ багроваго огня

На небесахъ, во тьмѣ кромѣшной.

И пало сѣмя ихъ, и выросло вездѣ,

Сквозь камни мостовой, изъ каждой щели узкой,

На дремлющемъ лугу, и въ сѣрой бороздѣ

Неурожайной нивы русской.

И выросли вездѣ геройскія сердца,

Великой полныя любовью,

Готовыя идти на подвигъ до конца

И на алтарь излиться кровью.

И выросли изъ нихъ въ родномъ моемъ краю,

Какъ изъ стальныхъ зубовъ дракона,

Младые воины, готовые въ бою

Иль побѣдить, иль пасть безъ стона.

Отвага ихъ кипитъ, и множится число,

И покрываетъ всѣ потери.

Свирѣпому врагу на горе и на зло

Готова жизнь открыть имъ двери.

Дрожитъ невѣжества чугунный пьедесталъ,

И старый идолъ, богъ порока,

Шатается и ждетъ, чтобъ день суда насталъ,

И этотъ день ужъ недалеко.

Прощайте, я усталъ. Разстаться намъ пора.

Въ глазахъ туманъ, дышать мнѣ трудно.

Ужъ я не доживу до новаго утра,

Засну навѣки непробудно.

Пускай! Не страшно мнѣ. Я вижу впереди

Начало лучшаго восхода.

Ему служилъ и я. Нѣмая смерть, иди!

Да здравствуетъ любовь, да здравствуетъ свобода!.

Пока твой свѣтелъ взоръ, и кровь кипитъ ключомъ,

И дышитъ грудь легко и смѣло,

Не прячь свою мечту, какъ тайну, подъ плащемъ.

Спѣши создать изъ мысли дѣло!

У мудрецовъ земли совѣта не ищи,

Ихъ сердце суетно и сухо.

Живи безумствуя, до капли истощи

Восторгъ страстей и силу духа.

Пройдетъ немного лѣтъ. Весь этотъ міръ чудесъ,

Водоворотъ живой и сложный,

Покажется тебѣ, какъ театральный лѣсъ,

Поддѣлкой грубой и ничтожной.

Восторженный угаръ разсѣется, какъ дымъ,

И страсть кипѣть не будетъ бурно.

Надъ пепломъ юныхъ грезъ, холоднымъ и сѣдымъ,

Замкнется грудь твоя, какъ урна…

Не говори себѣ: чтобъ первый сдѣлать шагъ,

Пускай порывъ мой будетъ мелокъ.

Съ завистливой судьбой борись, какъ честный врагъ,

Не заключай позорныхъ сдѣлокъ.

Судьба, какъ женщина, капризна. Но любви

И ласки нѣтъ у ней продажной.

Ей нуженъ смѣлый другъ, съ живымъ огнемъ въ крови,

Съ душой великой и отважной.

Да будетъ путь твой прямъ, и цѣль твоя — одна

Стихія вѣчная, свобода.

Какъ буря, будь великъ, настойчивъ, какъ волна,

И безпощаденъ, какъ природа!

Мнѣ снился сонъ, зловѣщій плодъ мечты;

Земля была кладбищемъ безпредѣльнымъ,

Какъ черный лѣсъ, стояли тамъ кресты,

Подавлены безмолвіемъ смертельнымъ.

Кончалась ночь. Въ восточной полутьмѣ

Рождался свѣтъ болѣзненный и дальній,

И предо мной, какъ призракъ на холмѣ,

Вздымался крестъ, всѣхъ выше и печальнѣй,

Онъ выступалъ загадочно сквозь мракъ,

Раскинувъ врозь свои прямыя руки,

Но не былъ то могилы мирный знакъ,

То казни символъ былъ и муки.

Онъ оживалъ и роковой упрекъ

Мнѣ посылалъ съ настойчивою властью,

И видѣлъ я: на немъ распятъ пророкъ

На жертву злому Самовластью.

Сочилась кровь изъ-подъ шиповъ вѣнца,

Въ глазахъ была смертельная истома.

Малѣйшая черта его лица

Была давно близка мнѣ и знакома.

Онъ голову склонилъ безсильно внизъ,

Его спина носить привыкла иго,

Онъ былъ распятъ и на крестѣ повисъ,

Надъ нимъ была распята книга.

И вздрогнулъ онъ, и размокнулъ уста,

Чтобъ вымолвить невѣдомое слово.

Но вмѣсто словъ съ высокаго креста

Раздались звуки кашля злого.

Онъ застоналъ и поблѣднѣлъ, какъ трупъ,

И на щекахъ, какъ кровь, блеснули пятна,

И, наконецъ, съ полуоткрытыхъ губъ

Слетѣло: «жажду!» еле внятно…

А небеса свѣтлѣли. Въ вышинѣ

Туманъ рѣдѣлъ, спускаясь ниже.

Заря росла въ восточной сторонѣ

И первый лучъ мерцалъ все ближе.

Тамъ, гдѣ торгъ ведутъ доходный

И Россія и Сибирь,

Надъ рѣкою судоходной

Поселился богатырь.

Не Добрыня то бояринъ,

Не заморскій чваный Дюкъ,

Не касимовскій татаринъ —

То Ильи послѣдній внукъ.

Онъ ходилъ золоторотцемъ

И удалый вышелъ хватъ,

Даже съ Васькой новгородцемъ

Онъ крестовый былъ бы братъ.

Да его Микула вотчимъ

Изъ деревни выжилъ вонъ,

И тогда судорабочимъ

Угодилъ на Волгу онъ.

Съ той поры по волжскимъ плесамъ

Онъ гулялъ двѣ сотни лѣтъ,

По пескамъ и по утесамъ

Онъ вездѣ оставилъ слѣдъ.

Щеголялъ въ цвѣтной одеждѣ,

Щеголялъ въ морозъ босымъ,

Назывался Стенькой прежде.

А теперь зовутъ Максимъ.

Онъ веселымъ былъ бродягой,

Безъ сапогъ и безъ заботъ, —

Такъ пускай живетъ съ отвагой,

Никому челомъ не бьетъ.

Что предъ нимъ любой чиновникъ,

Либеральный крохоборъ,

Добродѣтельный сановникъ

И педантъ, несущій вздоръ?

Что предъ нимъ любой алтынникъ,

Живодеръ и дерзкій плутъ,

Самозванный именинникъ

Нашихъ бѣдъ и вѣчныхъ смутъ?

И повытчикъ и лабазникъ

Одинаковы въ цѣнѣ.

Вѣрь, Максимъ, настанетъ праздникъ

И на нашей сторонѣ!..

Пусть они разводятъ копоть,

Пусть плодятъ вездѣ развратъ,

Не удастся все имъ слопать…

И по темени отхлопать

Постарайся ихъ, мой братъ!

Надъ юнымъ, прекраснымъ лицомъ

Волосъ темнорусыя пряди

Легли заплетеннымъ вѣнцомъ

И выбились кольцами сзади.

Нарядъ ея бѣденъ и строгъ,

Но лучшей не нужно одежды,

Ее осѣняетъ Самъ Богъ

Златымъ ореоломъ надежды.

Краса молодого чела

Бѣлѣетъ слоновою костью,

И станъ ея прямъ, какъ стрѣла,

Но гнется податливой тростью.

На розовыхъ свѣжихъ устахъ

Загадка серьезности важной,

А въ сѣрыхъ веселыхъ глазахъ

Задоръ шаловливо-отважный.

Какъ радостно смотритъ она

Съ плѣнительнымъ, бодрымъ привѣтомъ!

Такъ русская смотритъ весна,

Апрѣльскимъ залитая свѣтомъ.

Какъ чаша живого цвѣтка,

Душа ея жаждетъ открыться;

Еще ей неясно пока,

Какая въ ней сила таится…

Но пусть ея разумъ пойметъ,

Пусть вѣра ей сердце разбудитъ,

Пойдетъ она смѣло впередъ

И трудностей мѣрить не будетъ.

Съ назойливой сѣтью помѣхъ

Она не устанетъ бороться,

И мужествомъ купитъ успѣхъ,

И цѣли желанной добьется…

Въ святилищѣ женскихъ сердецъ

Безсильнымъ сомнѣньямъ нѣтъ мѣста.

Колеблются мужъ и отецъ,

Но вѣруютъ мать и невѣста.

И дѣвичья нѣжная грудь

Упрямымъ терпѣньемъ богаче,

Когда преграждаемый путь

Приноситъ сперва неудачи.

Учиться?.. Одна, безъ друзей,

Начнетъ она бодро работу,

Стучась у закрытыхъ дверей

На зло вѣковому запрету.

Учить?.. Въ деревенской глуши,

Въ суровой заброшенной долѣ

Великую силу души

Убогой пожертвуетъ школѣ.

Гдѣ голодъ? Болѣзнь и нужда

О помощи просятъ откуда?

Придетъ она первой туда,

И помощь возникнетъ, какъ чудо.

Она поспѣваетъ вездѣ.

Ея безпредѣльная жалость

Готова убиться въ трудѣ,

Не знаетъ, что значитъ усталость.

Въ бѣдѣ она выходъ создастъ,

Лѣкарство отыщетъ заразѣ,

И хлѣба голодному дастъ,

И раны омоетъ отъ грязи.

Пока ей неясно еще,

Какая въ ней сила таится,

Но страсть закипитъ горячо,

По жиламъ огнемъ заструится.

Нахлынетъ любовь, какъ волна,

И станетъ ей новой святыней,

И женщиной будетъ она,

Не мраморной мертвой богиней.

И въ жизненной долѣ ея

Со скорбью смѣшается радость,

Изъ пѣнистыхъ струй бытія

Вкуситъ она горечь и сладость.

Но бремя измѣнчивыхъ лѣтъ

Ее до конца не измучитъ.

И бодрости юной расцвѣтъ

Сквозь весь пронесетъ она свѣтъ

И друга тому же научитъ.

Наташа, юный, нѣжный другъ,

Когда со мной стоишь ты рядомъ,

Забытый сонъ такъ ясно вдругъ

Передъ моимъ всплываетъ взглядомъ.

Съ моей двадцатою весной

Сыграла шутку воля рока.

Пришлось мнѣ бросить край родной

И ѣхать вдаль на край востока.

Насъ было много. И дружна

Была семья младая наша,

Но лучше всѣхъ была одна,

Она звалась, какъ ты, Наташа.

Сіялъ апрѣль. Въ нѣмой дали

Дремалъ просторъ зеленой степи,

И рядомъ съ ней мы тихо шли,

А впереди звенѣли цѣпи.

И я сказалъ: — «Въ чужомъ краю

Вдвоемъ тоска намъ не опасна,

Соединимъ судьбу свою…

Скажи, Наташа, ты согласна?..»

Она кивнула головой,

Ея лицо зардѣлось знойно,

А впереди шагалъ конвой

И цѣпи въ тактъ звенѣли стройно…

Минуло лѣто. Былъ дождливъ

Конецъ пути. Она устала.

Ее скосилъ жестокій тифъ,

Въ четыре дня ея не стало.

Ее отнесъ я на покой,

Мнѣ сразу стало все постыло,

И сердце, полное тоской,

Ожесточилось и застыло.

Пятнадцать лѣтъ, какъ глыба льда,

Оно въ груди моей лежало.

Уже я думалъ, навсегда

Его нѣмая мука сжала.

Но въ немъ опять цвѣтутъ цвѣты,

Звенятъ ручьи и льются пѣсни…

Моя Наташа, это ты

Велѣла вновь ему: «воскресни».