Собраніе сочиненій В. Г. Тана. Томъ десятый. Стихотворенія

Весна пришла. Прозрачной синевою

Сіяетъ сводъ задумчивыхъ небесъ;

И на зарѣ надъ спящею Невою

Струится паръ, свиваясь, какъ навѣсъ.

Все дольше день и сумракъ все короче.

До десяти на улицѣ свѣтло.

И смутный взоръ безсонной бѣлой ночи

Таинственно мерцаетъ сквозь стекло.

Весна пришла. Уже пригрѣло солнце

Нашъ каждый домъ — сырой кирпичный гробъ,

И въ каждое подвальное оконце

Забросило лучей блестящій снопъ.

И теплый дождь сухіе камни мочитъ

И первую приводитъ намъ грозу.

И юный громъ такъ радостно грохочетъ,

Какъ будто Богъ невидимый хохочетъ

Надъ племенемъ, прикованнымъ внизу.

Въ иные дни на улицѣ ужъ жарко,

На вѣткахъ ивъ пробился узкій листъ.

И вѣтерокъ въ глухихъ аллеяхъ парка

По вечерамъ такъ сладокъ и душистъ.

По вечерамъ повсюду ходятъ пары.

Во всѣхъ садахъ теперь влюбленнымъ рай.

Природа-мать свои живыя чары

Пускаетъ въ ходъ въ веселый мѣсяцъ май.

Весь Петербургъ добрѣе и моложе

На время сталъ и въ каменномъ плѣну

Какъ будто жить просторнѣй. Отчего же

Нашъ дряхлый вѣкъ не молодѣетъ тоже,

Послѣднюю привѣтствуя весну?..

Пройдетъ еще полгода съ той же скукой,

И онъ шагнетъ навѣки за порогъ.

И намъ пора предъ близкою разлукой

Взглянуть назадъ и подвести итогъ.

Зачѣмъ же вдругъ такъ больно, такъ обидно

Прямой вопросъ за сердце насъ задѣлъ?

Текущее перебирать намъ стыдно

И тяжело касаться прошлыхъ дѣлъ.

Кто намъ внушилъ, что юны мы и свѣжи?

Кто убѣдилъ, что близокъ нашъ чередъ?

Года идутъ, но наши силы тѣ же,

Мы не растемъ и не идемъ впередъ!..

Мы родились случайно. Вѣкъ нашъ хилый

Съ младенчества влачится кое-какъ;

Нашъ возрастъ юнъ, но дряхлости унылой

На немъ лежитъ неизгладимый знакъ.

Нашъ опытъ малъ. Незрѣлы мы, какъ дѣти;

Но наша кровь не грѣетъ вялыхъ жилъ.

Какъ мертвецы, блуждаемъ мы на свѣтѣ,

Какъ призраки, уходимъ въ глубь могилъ.

Безличные, безмолвные, тупые,

Лишенные желаній и надеждъ,

Мы наобумъ блуждаемъ, какъ слѣпые,

Игрушкою назойливыхъ невѣждъ.

Своихъ друзей смѣшали мы съ врагами.

Святой завѣтъ отбросили, какъ хламъ.

И топчетъ насъ насиліе ногами

И съ наглостью въ лицо смѣется намъ.

Грядущій день намъ не сулитъ успѣха,

И наша грудь до времени мертва,

А на устахъ, какъ призрачное эхо,

Еще звучатъ завѣтныя слова…

Зачѣмъ они, когда живая вѣра,

Когда-то имъ служившая ключемъ,

Поругана, какъ праздная химера,

Разсѣялась угаснувшимъ лучемъ?..

О Господи! Внезапной гнѣвной бурей

Очисти тлѣнъ и плѣсень нашихъ душъ!

Спусти на насъ заразы черныхъ фурій,

Иль градъ камней на голову обрушь!

Пошли на насъ свою любую кару,

Но вновь зажги предъ нами идеалъ,

Чтобъ мы могли противиться кошмару!..

И Богъ сказалъ: «Я кару вамъ послалъ!

Чтобъ потрясти нѣмую косность вашу,

Кончая вѣкъ, обрушилъ я ударъ.

Я вамъ поднесъ страданій горькихъ чашу,

Я голодъ вамъ послалъ въ послѣдній даръ!

Вамъ все равно!.. Съ любого перекрестка

О помощи взываетъ нищета,

Но глухи вы, и сердце ваше жестко,

И вѣчно лгутъ лукавыя уста.

И чѣмъ еще отъ скорби и порока

Избавить васъ?.. И если бъ Я опять

Съ Моихъ небесъ послалъ для васъ пророка,

Его тотчасъ готовы вы распять.

И если бъ Я хоть знаменьемъ небеснымъ

Вамъ указалъ дороги правой нить,

Готовы вы къ предательствамъ словеснымъ,

Чтобъ ложь спасти и чудо извратить!»..

О, Господи! Не просимъ мы о чудѣ, —

Но если ложь намъ въѣлась въ мозгъ костей,

Какъ тонкій прахъ, смѣшай насъ въ общей грудѣ

И новый вѣкъ создай хоть для дѣтей.

Мы родились въ презрѣньи и неволѣ,

Питались мы обидой и стыдомъ,

Еще дѣтьми мы лгать учились въ школѣ,

И бодрый трудъ намъ вѣчно былъ врагомъ.

На лонѣ водъ, не знавшихъ перемѣны,

Надъ омутомъ невѣдомыхъ пучинъ,

Возникли мы, какъ клочья легкой пѣны,

Какъ зыбкій слѣдъ поверхностныхъ морщинъ…

Отвѣй насъ прочь, какъ плевелы отъ хлѣба,

И безъ слѣда исчезнуть въ безднѣ дай!

Весну опять пошли на землю съ неба,

И новый вѣкъ хоть для дѣтей создай!

Отъ рѣчей, всегда безплодныхъ,

Полныхъ скуки и раздора,

Въ глубину пустынь холодныхъ

Убѣгу, друзья, я скоро…

Десять лѣтъ я ждалъ упрямо,

Все стремился васъ увидѣть, —

А теперь скажу вамъ прямо:

Я готовъ васъ ненавидѣть.

Вы не стали лучше сами,

И безсилье ваше — то же,

И съ сѣдыми волосами

Я остался васъ моложе…

Васъ пугаетъ каждый шорохъ:

Вамъ ли ждать себѣ побѣды?

Вы изводите свой порохъ

На гражданскіе обѣды.

Ваши чувства перекисли,

Души сухи, какъ пергаментъ;

Насквозь трезвы ваши мысли,

Хоть сажай васъ въ департаментъ.

Изо всѣхъ сокровищъ міра

Вамъ лишь цензоръ добрый нуженъ,

Да дешевая квартира,

Да жена, да скромный ужинъ…

Жизнь растетъ безъ остановки

И шагаетъ безъ дороги;

Только вы одни неловки,

Только вы коротконоги.

За ея огромнымъ ростомъ

Какъ угнаться вашимъ шагомъ?

Передъ каждымъ вы прохвостом

Остаетесь всѣ за флагомъ…

И, нося на шеѣ иго,

Безъ вины вы виноваты,

Что у васъ въ карманѣ — фига

Подъ оберткою изъ ваты.

— «Смирись!» — мнѣ говорятъ старинные враги, —

«Строптивый вызовъ твой ужъ никому не нуженъ,

И путь твой загражденъ и связаны шаги,

И ты давно обезоруженъ!..»

— «Смирись!» — мнѣ говорятъ старинные друзья. —

— «Нашъ идеалъ померкъ, и наша рать разбита.

А мы — послѣдыши, и намъ роптать нельзя,

И лучше жить тепло и сыто!..

Погибли храбрые… Миръ праху ихъ въ гробу!..

А ты зачѣмъ такъ безпокоенъ?

Уйми свой дерзкій нравъ, не искушай судьбу,

Ты отставной, безсильный воинъ!»…

А юношей толпа, отчизны лучшій цвѣтъ,

Стоитъ и слушаетъ и споръ ее тревожитъ.

Кому увѣровать, за кѣмъ идти вослѣдъ,

Никто изъ нихъ рѣшить не можетъ.

Тернистыя стези уводятъ въ темный лѣсъ,

А торныя дороги грязны…

Нѣмая пустота предательскихъ небесъ

Угрозы сѣетъ и соблазны.

— «Смирись!» — въ награду мнѣ сулите вы успѣхъ!..

Пускай же васъ однихъ грязнитъ вашъ поздній опытъ!

Мой гнѣвъ непримиримъ. Раздастся громче всѣхъ

Мой безпокойный, страстный ропотъ.

Мѣняться поздно мнѣ. Мириться не хочу,

Рабомъ подъ старость я не стану.

Не буду рукъ лизать слѣпому палачу

И въ землю кланяться тирану.

Воинственной мечтѣ я жизнь свою обрекъ,

Но я обѣта не нарушу.

Могучей ярости стремительный потокъ

Живымъ огнемъ мнѣ влился въ душу.

Пускай для подвиговъ дѣйствительность мелка,

Пусть нѣтъ арены для геройства, —

Меня томитъ еще давнишняя тоска,

Всесильный демонъ безпокойства.

Изъ вашихъ свѣтлыхъ залъ меня онъ гонитъ вонъ,

И не даетъ мнѣ пить изъ вашей чаши пьяной.

Въ ушахъ моихъ звучитъ, какъ похоронный звонъ,

Вашъ гимнъ назойливый и рьяный.

И я бѣгу, спѣшу, не знаю самъ — куда,

Скитаюсь смолоду понынѣ

Сквозь бурныя моря, большіе города

И безконечныя пустыни.

Не нужно мѣста мнѣ межъ вами на пиру,

Противны ваши мнѣ пороги,

Бродягою живу, бродягою умру.

Въ степи, на рытвинѣ дороги.

Братъ мой, спутникъ по общей тернистой стезѣ,

Ободрись и въ житейскомъ бою

Не давай пошатнуть налетѣвшей грозѣ

Напряженную силу твою!

Наша смѣлая юность еще не прошла,

Въ нашемъ сердцѣ огонь не угасъ,

И надъ нимъ не властна эта душная мгла,

Этотъ мракъ, окружающій насъ…

Мы росли подъ ненастьемъ. Какъ мечъ боевой,

Закалили мы душу въ борьбѣ,

И не разъ свою грудь подъ ударъ роковой

Подставляли отважно судьбѣ.

Но не вѣчно процарствуетъ злобный обманъ,

Этотъ гнетъ не всесиленъ, о нѣтъ!

Каждый вихря порывъ разгоняетъ туманъ,

Приближая желанный разсвѣтъ.

Много радостныхъ дней, много свѣтлыхъ минутъ

Впереди мы еще проживемъ,

До конца доведемъ свой покинутый трудъ,

До побѣды борьбу доведемъ.

Не клони жъ предъ грозой такъ уныло чела,

Чутко жди, чтобъ ударилъ нашъ часъ!

Наша смѣлая юность еще не прошла,

Въ нашемъ сердцѣ огонь не угасъ.

Оставь свои настойчивыя рѣчи

О подвигахъ и жертвахъ безъ конца!

Я не возьму креста себѣ на плечи,

Я не хочу терноваго вѣнца.

Не говори: всемірному страданью

Великій долгъ несешь ты на себѣ,

И жизнь твоя должна явиться данью

И выкупомъ безжалостной судьбѣ.

Свободенъ я. Ничто меня не свяжетъ,

Изъ всякихъ узъ навѣки выросъ я,

Твоя рука стези мнѣ не укажетъ:

Я самъ себѣ вожатый и судья.

Я жить хочу. Въ необозримомъ мірѣ

Я жизнь цѣню, какъ лучшій изъ даровъ,

И грань ея хочу раздвинуть шире,

И сбросить прочь назойливый покровъ.

Хочу тепломъ и свѣтомъ я упиться,

Изгибы жилъ съ природою сплести,

И вглубь земли корнями жадно впиться, —

Какъ дубъ растетъ, всю жизнь свою расти.

Чтобъ изъ моихъ побѣговъ плодоносныхъ

На тайный зовъ сочувственныхъ небесъ,

Какъ цѣлый строй друзей побѣдоносныхъ,

Вокругъ меня поднялся новый лѣсъ.

Чтобъ гнѣвъ грозы, стремительно летящей

Надъ шириной безпомощныхъ равнинъ,

Изнемогалъ, забившись въ наши чащи,

Въ густыхъ сѣтяхъ безчисленныхъ вершинъ.

Въ полночной тяжелой, томительной мглѣ

Въ унылой пустынѣ, на черной землѣ,

Однажды зажженъ былъ костеръ

Изъ вѣтокъ, наломанныхъ въ ближнемъ лѣсу,

Еще сохранившихъ ночную росу,

Какъ яркій алмазный уборъ.

Онъ робко горѣлъ, пробивался съ трудомъ,

Подъ пологомъ мрака въ туманѣ сѣдомъ

Мерцалъ, словно огненный глазъ,

И скоро подъ гнетомъ таинственной тьмы

Истаялъ, какъ узникъ подъ сводомъ тюрьмы,

Безсильно и грустно погасъ.

Но искра осталась въ остывшей золѣ,

На влажной, холодной, росистой землѣ,

Тоскуя осталась одна,

И скоро подъ сѣрымъ пушистымъ плащемъ,

Лѣнивымъ, спокойнымъ, бездѣйственнымъ сномъ

Надолго заснула она.

Ей снилось: Струя золотого огня,

Сіяетъ, какъ солнце лазурнаго дня,

Живительнымъ грѣетъ тепломъ;

И яркій, блестящій, волшебный узоръ

Цвѣтистыхъ лучей, ослѣпляющихъ взоръ,

Причудливо вьется кругомъ.

Ей снилось: Пожаръ безпощадно жестокъ,

Губительно льется горящій потокъ

Сквозь шумный, испуганный лѣсъ.

Вездѣ, какъ знамена на полѣ борьбы,

Взвиваются дыма густые столбы,

До мрачныхъ безмолвныхъ небесъ…

Уже загорѣлся желанный разсвѣтъ,

И нѣжный, дрожащій, измѣнчивый свѣтъ,

Стыдливый румянецъ утра,

Востокъ полосами окрасилъ вездѣ;

Но искра дремала, какъ птичка въ гнѣздѣ,

Въ золѣ на остаткахъ костра.

Но утренній вѣтеръ промчался легко,

На западъ съ собой унося далеко

Разсѣянный сумракъ ночной;

Тогда отъ ночного спокойнаго сна

Съ безсильною дрожью проснулась она,

Сіяя улыбкой больной.

И вспыхнулъ тщедушный, скупой огонекъ,

Желтѣя взглянулъ на румяный востокъ,

Слабѣя слегка задрожалъ,

И вдругъ отвернулся стремительно прочь

И вѣтру, на западъ умчавшему ночь,

Свой трепетъ послѣдній отдалъ.

Отчего же звенитъ такъ тревожно рѣка

И безумно торопится прочь?

Отчего такъ спѣшатъ, такъ бѣгутъ облака,

Обгоняя бѣгущую ночь?

Отчего такъ дрожитъ и колеблется мракъ

Въ глубинѣ молчаливыхъ полей?

Отчего такъ гудитъ придорожный ивнякъ

Въ глубинѣ остролистыхъ вѣтвей?

Кто незримый проникъ въ тотъ зеленый тайникъ,

Всполошивъ отдыхающихъ птицъ?

Отчего ихъ полетъ такъ стремительно дикъ,

Отчего ихъ испугъ безъ границъ?

Кто стряхнулъ капли слезъ съ этихъ трепетныхъ лозъ,

Пробуждая таинственный шумъ,

И внезапно отвлекъ задремавшій лѣсокъ

Отъ лѣнивыхъ и сладостныхъ думъ?

Кто пробился сквозь сѣнь безмятежныхъ вершинъ,

Наполняя развѣсистый кровъ

Бѣлогрудыхъ березъ и широкихъ осинъ

Милліономъ живыхъ голосовъ?

Кто промчался въ лугахъ подъ плащемъ темноты,

И былинкамъ обвѣялъ главу,

И склонилъ до земли полевые цвѣты,

И помялъ молодую траву?

Кто скользнулъ въ тростникѣ, на высокій камышъ

Совершилъ мимолѣтный набѣгъ,

И заставилъ скорѣй боязливую мышь

У болота покинуть ночлегъ?

Кто болоту смутилъ неподвижную грудь,

Разостлавъ безпокойную зыбь,

И кувшинки лицо вдругъ заставилъ нырнуть

И спугнулъ осторожную выпь?

Кто семью водяныхъ тамъ застигнулъ врасплохъ,

Стерегущихъ невѣдомый кладъ,

И догналъ огонекъ, ихъ мелькающій вздохъ,

И заставилъ вернуться назадъ?

Кто взвился до небесъ, и мелькнулъ, и исчезъ,

Незамѣтный, какъ тающій дымъ,

И поникъ до земли и зарылся въ пыли,

И туманомъ расплылся сѣдымъ?

И возсталъ въ тотъ же мигъ, и развѣялъ туманъ,

И явился великъ и могучъ?

И какъ прежде воздвигъ свой чудовищный станъ

До бѣгущихъ безъ устали тучъ?

И потрясъ съ торжествомъ исполинскимъ вѣнцомъ

На загадочномъ, грозномъ челѣ,

И взмахнувъ широко распростертымъ крыломъ,

Потерялся въ зіяющей мглѣ!

Качая свой дѣвственный вѣнчикъ

Надъ тинистой грудью пруда,

Тамъ лилія дремлетъ, какъ птенчикъ

Въ объятьяхъ родного гнѣзда.

Ей снится, что чудная сила

Ее унесла въ высоту

И бѣлыя крылья развила

Подъ ней широко налету.

И трепетъ пронзительно знойный

Ей въ самое сердце проникъ,

И голосъ плѣнительно стройный

Изъ чаши беззвучной возникъ.

Въ воздушныхъ пространствахъ безбрежныхъ,

Подъ властью волшебнаго сна,

На крыльяхъ плыветъ бѣлоснѣжныхъ,

Какъ царственный лебедь, она.

И сладостью льется печальной

Предсмертная пѣсня ея,

И страстью трепещетъ прощальной

Чарующихъ звуковъ струя.

И крылья спускаются вѣя

На мутное лоно пруда,

И звуки несутся слабѣя

И гаснутъ вдали безъ слѣда.

И звуки слабѣютъ и стонутъ

И гаснутъ въ ночной тишинѣ,

И крылья безпомощно тонутъ

Въ лѣнивой и вялой волнѣ.

Гроза пролетала надъ чашей лѣсной

При громѣ безчисленныхъ трубъ

И вдругъ поразила громовой стрѣлой

Столѣтній, развѣсистый дубъ.

И молча, склоняя вершину свою,

Зеленый упалъ великанъ,

Какъ воинъ, сраженный въ кровавомъ бою

И павшій подъ тяжестью ранъ.

Но жизни остатокъ, покинувши стволъ,

Упрямо въ корняхъ уцѣлѣлъ

И, скрывшись въ холодную землю, нашелъ

Защиту отъ вражескихъ стрѣлъ.

И скоро, согрѣтъ поцѣлуями дня,

Упившись росою небесъ,

Побѣгъ, зеленѣя, поднялся изъ пня,

Поверженный ратникъ воскресъ.

Но отпрыскъ зеленый хирѣлъ и не росъ

Остался и тонокъ и слабъ,

И гнулся предъ каждою прихотью грозъ,

Какъ робкій, трепещущій рабъ.

Вѣтеръ полуночи отклики дальніе

Сонной пустынѣ принесъ,

Чьи же то вздохи принесъ онъ печальные,

Чьи же то вздохи больные, прощальные,

Полные сдержанныхъ слезъ?

Пусть бы хоть капли упали холодныя,

Стала бы легче печаль.

Чьи же то слезы вовѣкъ безысходныя.

Чьи же то слезы ночныя, безплодныя,

Въ тучахъ уносятся вдаль?

Странницы тучи бѣгутъ безпріютныя,

Молча бѣгутъ въ вышинѣ.

Чьи же то тѣни несутся попутныя,

Чьи же то тѣни дрожащія, смутныя,

Съ ними бѣгутъ наравнѣ.

Странницы волны текутъ неустанныя,

Тѣшатся шумной игрой.

Чьи же то взоры мелькаютъ туманные,

Чьи же то лица неясныя, странныя,

Въ волнахъ мелькаютъ порой?

Лѣсъ надъ рѣкою наполнился шопотомъ,

Гулъ докатился изъ мглы.

Кто же въ вершинахъ разсѣялся ропотомъ,

Кто тамъ промчался сквозь заросли съ топотомъ,

Быстро шурша объ стволы?

Блеклые листья толпой безпорядочной

Ринулись слѣпо впередъ,

Кто ихъ наполнилъ тоской лихорадочной,

Кто окрыляетъ погоней загадочной

Ихъ торопливый полетъ?..

Ты хочешь знать завѣтной тайны слово,

И жизни цѣль, и смыслъ ея задачъ,

Поднять хоть край туманнаго покрова?

Плачь, скорбно плачь, въ тиши безмолвно плачь!

Быть можетъ, слезъ источники живые

Еще кипятъ на днѣ твоей души;

Оставь свои вопросы роковые…

Плачь, скорбно плачь, безмолвно плачь въ тиши!

Что міръ тебѣ? — огромная темница.

Твой сторожъ — страхъ, судьба — слѣпой палачъ.

Настанетъ часъ, и жребій твой свершится…

Оплачь его, въ тиши одинъ оплачь!

Что жизнь твоя? Раздумья мигъ безплодный

Межъ двухъ нѣмыхъ зіяющихъ пучинъ;

Вокругъ нея клубится мракъ холодный…

Свою судьбу оплачь въ тиши одинъ!

Но не ищи, не требуй жадно свѣта,

Загадку мглы извѣдать не спѣши!

Настанетъ часъ, дождешься ты отвѣта…

Плачь, скорбно плачь, безмолвно плачь въ тиши!..

Въ былые дни святой мечтѣ я вѣрилъ,

Я бросилъ все и сталъ ея жрецомъ,

Я бросилъ все и жертвы не измѣрилъ…

Какая боль! Я былъ слѣпцомъ!

Любилъ ли я? Я трепеталъ любовью,

Живымъ огнемъ, какъ свѣточъ, я горѣлъ,

Я отдалъ жизнь, я узы залилъ кровью,

Я былъ слѣпцомъ, но я прозрѣлъ.

Будь проклятъ день, когда я началъ видѣть,

И не хотѣлъ покорствовать, какъ рабъ.

Тогда я сталъ учиться ненавидѣть,

Мой гнѣвъ былъ жгучъ, но я былъ слабъ!

Я звалъ къ борьбѣ. Настойчиво и тщетно

Я пробуждалъ безпечный сонъ дружинъ,

Но голосъ мой носился безотвѣтно.

Какая боль! Я былъ одинъ.

Мой часъ насталъ. Во тьмѣ предъ вражьимъ станомъ

Я долго ждалъ разсѣянную рать…

Я началъ бой… Моимъ нѣтъ счета ранамъ,

Тогда я началъ презирать.

Я все стерпѣлъ и молча вынесъ муки,

И не упалъ подъ тяжестью креста;

Я крѣпко сжалъ закованныя руки

И стиснулъ до крови уста.

А время шло. Истерзанный тоскою,

Какъ много дней, какъ много долгихъ лѣтъ

Я жаждалъ сна, стремился я къ покою, —

Покоя не было и нѣтъ!

Какъ много дней! Спокойно, равнодушно,

Ихъ рядъ ползетъ и тянется, какъ нить…

Нѣтъ силъ страдать. Мнѣ тяжело, мнѣ душно,

Я цѣпь свою усталъ влачить.

Скорѣй, скорѣй! Пусть бездна черной ночи

Пожретъ меня и будетъ мнѣ концомъ!

Пусть смерть землей мои засыплетъ очи,

Чтобъ я навѣки сталъ слѣпцомъ!

И я родился въ странѣ счастливой,

Въ волшебномъ царствѣ, не знавшемъ грозъ,

И я купался въ струѣ игривой

Подъ свѣжей сѣнью цвѣтущихъ розъ,

Я былъ взлелѣянъ зари отрадой

И теплой лаской дневныхъ лучей,

Я былъ обвѣянъ живой прохладой

Подъ звѣзднымъ взоромъ сѣдыхъ ночей.

Но, вспыхнувъ страстью младой, призывной,

Я рано бросилъ весны вѣнокъ

И свѣтлой грезой живой и дивной,

Какъ яркимъ флеромъ, чело облекъ.

Я рано бросилъ пріютъ цвѣтущій,

Въ тиши укрытый, какъ мирный рай,

И весь отдался стезѣ, ведущей

Въ завѣтный, тайный, далекій край.

Зачѣмъ же свѣта покровъ лучистый

Сгустился въ черный, глухой туманъ,

Зачѣмъ порывъ мой святой и чистый

Погибъ, какъ жалкій, пустой обманъ?

Куда пробился мой путь опасный

Въ нѣмой пустынѣ подъ гнетомъ мглы?

Въ хаосъ ущелій всегда ненастный,

На скользкій черепъ сѣдой скалы…

Чего достигъ я? Я былъ такъ молодъ

И столько вынесъ нѣмыхъ потерь…

Зачѣмъ же тайный, безумный голодъ

Мнѣ сердце гложетъ, какъ дикій звѣрь?

Какое бремя строптиво носитъ,

Куда такъ рвется, кипя, спѣша,

Чего у Бога такъ тщетно проситъ,

Такъ жадно ищетъ моя душа?

Зачѣмъ мнѣ снится тотъ край желанный,

И жаркій полдень, и кущи розъ?

Я вижу трепетъ волны туманный,

Какъ блескъ улыбки квозь дымку слезъ.

Чей блѣдный призракъ изъ мрака ночи,

Какъ милый образъ изъ мрака лѣтъ,

Съ нѣмымъ укоромъ глядитъ мнѣ въ очи

И будитъ страсти забытый слѣдъ?

Чей голосъ тихій, какъ вздохъ неясный,

Мнѣ смутно слышенъ въ забытьи сновъ?

Зачѣмъ скорбитъ онъ съ тоской напрасной,

Зачѣмъ онъ плачетъ безъ слезъ, безъ словъ?

Умолкни, призракъ! Ужъ плакать поздно,

Утратъ минувшихъ вернуть нельзя!

Тяжелый сумракъ зіяетъ грозно,

Но вдаль уходитъ моя стезя.

Бушуетъ полночь. Шумитъ ненастье,

Смертельный холодъ сжимаетъ грудь.

Ужъ поздно плакать о прошломъ счастьѣ,

Утратъ минувшихъ нельзя вернуть!

Не говори: «я радости не вѣдалъ,

Я былъ чужимъ на жизненномъ пиру,

Я былъ одинъ: никто мнѣ счастья не далъ.

Безъ друга жилъ и безъ жены умру!»…

Въ вечерней мглѣ, скитаясь безпріютно,

Не подходи съ завистливой тоской

Къ чужимъ домамъ, чтобъ подглядѣть попутно

Сквозь щель окна, довольство и покой.

Костлявый волкъ, привыкшій рыскать въ полѣ,

Въ полночный часъ тихонько проходя

Вблизи отъ стадъ, живущихъ въ сытой холѣ,

Способенъ ли завидовать ихъ долѣ,

Подъ ливнемъ слезъ осенняго дождя?…

И слыша лай назойливый и грубый

Цѣпного пса, плывущій глухо въ степь,

Захочетъ ли всклокоченною шубой

Смѣняться съ нимъ и взять въ придачу цѣпь?

Онъ крадется, сдержавъ голодный скрежетъ…

Но знаетъ онъ и знаютъ всѣ лѣса: —

Тамъ подъ замкомъ овцу желѣзо рѣжетъ,

И хлещетъ плеть сторожевого пса.

Онъ крадется, безмолвной полный злости,

Но знаетъ онъ: — въ оврагѣ у ручья

Чьи тамъ лежатъ разбросанныя кости,

Густая шерсть по вѣтру вьется чья?

Пусть спятъ стада. Добычу не оставитъ

Сѣдая смерть, безжалостный ловецъ,

Задушитъ пса и пастуха затравитъ,

Пошлетъ конецъ на волка и овецъ.

Когда умолкнетъ день назойливо крикливый,

И ночь, ведя съ собой толпу эфирныхъ сновъ,

Неслышно внизъ сойдетъ и съ лаской молчаливой

Разстелетъ надъ землей свой сумрачный покровъ, —

Съ волною сумрака въ окно мое влетаетъ

Неуловимый гость, безплотный легкій богъ,

И надо мной во тьмѣ невидимый витаетъ

И трепетнымъ крыломъ съ души моей свѣваетъ

Налетъ мучительныхъ томленій и тревогъ.

И вдругъ больная грудь поднимется привольно,

Какъ будто сбросивъ прочь неуловимый гнетъ,

И жгучая тоска уляжется невольно,

И злоба страстная смирится и заснетъ.

За полночь въ комнатѣ огня не зажигая,

Я въ уголъ изъ угла шагаю наугадъ,

И у окна стою, разсѣянно мечтая,

Вперивъ въ густую тьму глубокій, долгій взглядъ.

Чѣмъ грудь моя полна, взволнованная смутно,

Какія странныя, несвязныя мечты

Толпой причудливой встаютъ ежеминутно

Изъ нѣдръ таинственной полночной темноты?

У нихъ нѣтъ образовъ, нѣтъ очертаній ясныхъ,

Я ощущаю ихъ въ туманѣ смутныхъ грезъ,

Какъ отзвукъ голосовъ далекихъ, но прекрасныхъ,

Какъ слабый ароматъ давно увядшихъ розъ.

Но эти смутныя, расплывчатыя грезы

Несутъ желанный миръ и сердцу и уму,

И льются мягкія, непрошенныя слезы,

Какъ тихая роса, упавшая во тьму.

Когда жъ вернется день съ его обычнымъ шумомъ,

Какъ часто въ омутѣ житейской суеты

Я предаюсь моимъ завѣтнымъ, тайнымъ думамъ,

Я вспоминаю ихъ, тѣ смутныя мечты!

И вновь подавленный тоскою безысходной,

Измученный трудомъ, истерзанный борьбой,

Я жадно ночи жду спокойной и свободной,

Обвитой сумракомъ, какъ ризой голубой.

Если стихла въ часъ полночи

Шумной жизни суета,

Если всѣ закрылись очи

И сомкнулись всѣ уста,

Если міръ усталый тонетъ

Въ непробудномъ крѣпкомъ снѣ

И никто, никто не стонетъ

И не плачетъ въ тишинѣ,

Словно отзвукъ безымянный

Заколдованной страны.

Вдругъ польется голосъ странный

Изъ неясной глубины.

Но никто ему не внемлетъ,

И, закутавшись во тьму,

Вся природа сладко дремлетъ,

Недоступная ему:

— «Въ тишинѣ ночныхъ томленій

Я возникъ изъ влаги слезъ

И взволнованныхъ стремленій

Въ край волшебныхъ, свѣтлыхъ грезъ.

Изъ страдальческаго зова,

И сердечной теплоты,

Изъ молитвеннаго слова,

И пророческой мечты.

Я живу въ струѣ эфирной

И въ вечерней кроткой мглѣ,

И со вздохомъ ночи мирной

Пролетаю по землѣ.

Въ хороводѣ свѣтлорунномъ

Быстролетныхъ облаковъ

На лучѣ прозрачномъ, лунномъ

Я плыву съ толпою сновъ.

Но во тьмѣ глухой, унылой,

Пролетая безъ слѣда,

Я владѣю чудной силой,

Торжествующей всегда.

Гдѣ дохну я, тамъ повѣетъ

Благодатное тепло,

И угрюмый мракъ рѣдѣетъ,

Гдѣ взмахнетъ мое крыло.

Я взгляну: и тучъ громады

Вдругъ растаютъ въ небесахъ,

И бѣгутъ ночные гады,

Ощутивъ невольный страхъ.

Гдѣ пройдетъ моя дорога,

Тамъ стихаетъ наконецъ

Безпокойная тревога

Человѣческихъ сердецъ.

Тамъ стихаетъ униженья

И вражды нѣмая дрожь,

Скорбный ропотъ пораженья

И поддѣльной ласки ложь.

Тамъ нежданный лучъ привѣта

Согрѣваетъ грудь бойца

И внезапный проблескъ свѣта

Осѣняетъ мудреца.

И призывной пѣсни звуки

Льются слаще и вольнѣй,

Руки жмутъ родныя руки,

Льнутъ уста къ устамъ смѣлѣй.

Такъ надъ міромъ въ край изъ края

Пролегла моя стезя,

Я ношусь, ношусь мелькая,

Я плыву, плыву скользя.

Подавая всѣмъ забвенье,

Усыпляя пылъ страстей,

Утѣшая на мгновенье

Жизни страждущихъ дѣтей».

Не вѣрьте безумнымъ напѣвамъ моимъ,

Не вѣрьте безумнымъ напѣвамъ…

Строптиваго сердца твореньямъ больнымъ,

Проникнутымъ местью и гнѣвомъ…

Звенятъ мои пѣсни, какъ яростный громъ,

Исполнены буйной угрозы,

А слезы готовы пролиться дождемъ,

Незримыя, тайныя слезы.

Не слушайте рѣзкихъ и злобныхъ рѣчей,

Не слушайте криковъ жестокихъ.

Тоска родила ихъ во мракѣ ночей,

Безсонныхъ ночей одинокихъ.

Страданье мнѣ рѣчи точило, какъ ножъ,

Острило слова мнѣ, какъ жала;

Смертельной обиды безмолвная дрожь

Проклятья, какъ молотъ, ковала.

Текутъ они дико, какъ пламя, какъ ядъ,

Чужда имъ граница и мѣра,

А въ сердцѣ таится невѣдомый кладъ,

Живая и теплая вѣра.

И пѣсни готовы омыться въ крови,

Упиться враждою мятежной,

А въ сердцѣ таится святыня любви,

Стыдливой, наивной и нѣжной.

Я скрылъ ихъ такъ рано, я скрылъ ихъ давно,

Съ заботой ревнивой и страстной,

Онѣ опустились на самое дно,

Въ душевный тайникъ безопасный.

Ихъ было такъ трудно спасти отъ потерь,

Создать имъ во мракѣ ограду,

И трудно открыть ихъ безъ страха теперь

Чужому нескромному взгляду.

Онѣ мнѣ дороже, чѣмъ пышный вѣнецъ,

И жизни и воли дороже,

Надъ ними дрожу я, какъ тайный скупецъ,

И вѣчно стою насторожѣ.

За нихъ я полміра въ обмѣнъ не возьму,

Пожертвую счастьемъ загробнымъ;

Признаться боюсь я себѣ самому,

Что кладомъ владѣю подобнымъ!..

Не вѣрьте жъ безумнымъ напѣвамъ моимъ,

Не вѣрьте напѣвамъ безумнымъ,

Безмолвныхъ страданій плодамъ роковымъ,

Нестройнымъ, и злобнымъ, и шумнымъ!

Какъ свѣтлое солнце подъ саваномъ грозъ,

Какъ утро въ ненастной одеждѣ,

Сокровище юныхъ плѣнительныхъ грезъ

Живетъ въ моемъ сердцѣ, какъ прежде.

Черныя тучи, чреватыя грозами,

Буйныхъ ненастій герольды суровые,

Громъ вашъ гремитъ роковыми угрозами,

Молніи вьются, какъ змѣи багровыя.

Что вы скрываете въ нѣдрахъ таинственныхъ,

Градъ ли бичующій, дождь ли живительный,

Натискъ ли вихрей свирѣпо-воинственныхъ,

Силъ ли стихійныхъ порывъ освѣжительный?

Вѣтромъ гонимыя, снова ль вы двинетесь

Въ даль необъятную, въ даль безпредѣльную,

Или на насъ неожиданно ринетесь,

Все сокрушая со злобой безцѣльною?

Или туманомъ вы воздухъ напоите,

Низко опуститесь мглой непрозрачною,

И пеленой погребальной накроете

Нашу равнину безжизненно-мрачную?

Въ горнихъ пустыняхъ вы встали, построены

Плотной стѣною, лишенной движенія,

Бездны небесной могучіе воины,

Ждущіе знака къ началу сраженія…

Чей голосъ счастливый, какъ смѣхъ шаловливый,

Струится съ небесныхъ высотъ?

То ласточекъ стая, на югъ улетая,

Прощальный привѣтъ намъ даетъ.

Ихъ крылья такъ быстры. Проворнѣй, чѣмъ искры,

Мелькаютъ ряды въ вышинѣ,

Купаются въ свѣтѣ, безпечнѣй, чѣмъ дѣти,

Всѣ вмѣстѣ щебечутъ онѣ:

— «Прощайте, Богъ съ вами! Какъ знаете сами,

Живите подъ властью зимы!

Ужъ близко морозы, ужъ блекнутъ березы…

На югъ собираемся мы…

Весной у васъ голодъ, а осенью холодъ,

Печальные дремлютъ луга.

Зимой у васъ горе… Не ждите насъ вскорѣ, —

Пока не растаютъ снѣга.

Летимъ мы безпечно въ тѣ страны, гдѣ вѣчно

Лазурью блестятъ небеса;

Тамъ вѣчная нѣга; ни стужи, ни снѣга

Не знаютъ поля и лѣса.

Въ тѣ ясныя страны не ходятъ туманы;

Тамъ рѣки не вѣдаютъ льда.

Зима тамъ привѣтнѣй красы вашей лѣтней…

Пора улетать намъ туда!

Прощайте, довольно! Легко намъ, привольно

Взвиваться въ безбрежную высь

И взапуски съ тучей, толпою летучей,

Впередъ безъ оглядки нестись…

Мелькая и рѣя, скорѣй и скорѣе,

Умчимся мы весело въ даль,

На поиски счастья, покинувъ ненастье,

И вашу покинувъ печаль».

Поднимемъ факелы и встрѣтимъ

Ночного гостя… Новый годъ,

Привѣтъ тебѣ! Иди впередъ!

Твою дорогу мы освѣтимъ!..

Налейте вина,

Зажгите всѣ свѣчи,

И пейте до дна

Для радостной встрѣчи!

Мы широко открыли двери,

Хоть на дворѣ свирѣпъ морозъ…

Забыты прошлыя потери;

Скажи: какой ты даръ принесъ?

Вотъ пѣнится влага,

Чтобъ встрѣтить твой даръ.

Несешь ли ты благо,

Иль новый ударъ?

Ты весь сіяешь, свѣжъ и молодъ,

Безпечной полонъ красоты…

Скажи: прогнать сумѣешь ты

Отъ нашихъ селъ костлявый голодъ?

Принесъ ли ты съ неба

Завѣтную вѣсть?..

Дай алчущимъ хлѣба:

Имъ нечего ѣсть!

Твой взоръ блеститъ улыбкой мирной

И наши радуетъ сердца…

Скажи: хаосъ вражды всемірной

Сдержать ты сможешь до конца?

Безумнымъ не внемли,

Свирѣпыхъ уйми!

Не то они землю

Устелятъ костьми!

Твой шагъ такъ легокъ, такъ увѣренъ

Скажи: ярмо постылой тьмы

Ты облегчить для насъ намѣренъ?

Ученья ищемъ жадно мы…

Нашъ въ знаньѣ успѣхъ.

Да здравствуетъ разумъ!

Учи же насъ разомъ,

Безъ выбора, всѣхъ!..

Чередъ проходитъ новогодній…

Услышь вопросъ послѣдній нашъ!

Ты дашь ли намъ вздохнуть свободнѣй,

Поднять чело прямѣе дашь?

Изъ праха и тлѣна,

Отъ злобы и лжи,

Изъ тѣснаго плѣна

Исходъ укажи!

Провозгласимъ же дружно славу

Ночному гостю. Новый годъ,

Да будетъ славенъ твой приходъ!

Нашъ первый тостъ, онъ твой по праву,

Налейте вина

Подъ шумныя рѣчи

И выпьемъ до дна

Для радостной встрѣчи!

Какъ жизнь мелка, въ какихъ цѣпяхъ унылыхъ

Проходятъ дни! Нашъ плѣнъ такъ рабски грубъ…

Куда бѣжать отъ этихъ фразъ постылыхъ,

Отъ суеты безжизненной, какъ трупъ?

Я вышелъ вонъ изъ городской неволи.

Закованной въ желѣзо и гранитъ.

Передо мной угрюмо дремлетъ поле

И тишину глубокую хранитъ.

Безмолвіемъ, какъ саваномъ, повита,

Равнина спитъ. Ее узналъ я вдругъ.

Здѣсь смерть царитъ, здѣсь наша кровь пролита

Здѣсь легъ костьми послѣдній братскій кругъ.

Еще трава истоптана повсюду.

Вотъ нашъ окопъ, вотъ низкій валъ земли,

Здѣсь сотни тѣлъ, наваленныя въ груду,

Въ могилу общую легли.

Вдали дрожитъ неуловимымъ эхомъ

Предсмертный стонъ разстрѣлянныхъ бойцовъ,

И кликъ враговъ, ликующій успѣхомъ,

Еще звенитъ на полѣ мертвецовъ.

Я удержалъ напрасныя проклятья,

Но злой вопросъ сорвался самъ собой:

— Зачѣмъ же вамъ, поверженные братья,

Преемниковъ не послано судьбой? —

Такъ жить темно. Въ неволѣ безпросвѣтной

Надежды нѣтъ, какъ жадно ни ищи, —

Но съ поля вдругъ раздался крикъ отвѣтный:

— Не клевещи!

Я вновь сказалъ съ укоромъ злой печали:

— Не вѣрю я. Намъ жизнь тѣсна, какъ склепъ. —

Но мертвецы мнѣ хоромъ отвѣчали:

— Молчи, ты слѣпъ!

И я сказалъ: Но гдѣ жъ бойцы на смѣну?

Пускай идутъ. Я ихъ не вижу тутъ! —

Но громкій крикъ всю огласилъ арену:

— Они растутъ!

И я сказалъ: — Съ воинственнымъ завѣтомъ

Какая рать придетъ опять сюда? —

И поле вновь мнѣ грянуло отвѣтомъ:

— То рать труда! —

И я сказалъ: — Опять ли безоружно

Она падетъ, врагомъ побѣждена? —

Но мертвецы отвѣтили мнѣ дружно:

— Она сильна!

И я сказалъ: — Въ борьбѣ жестокой, новой

Кому судьба побѣду дастъ теперь? —

Но съ поля вновь раздался кличъ громовый: —

— Молчи и вѣрь!

И я сказалъ: — Когда же ждать начала,

Когда заря разсѣетъ этотъ мракъ? —

Я долго ждалъ, но поле замолчало.

Лишь въ небесахъ зарница промерцала,

Какъ доброй вѣсти тайный знакъ.

Ужъ полночь минула. Осеннее небо

Назойливымъ брызжетъ дождемъ,

А мы терпѣливо на поискѣ хлѣба

По улицамъ ходимъ и ждемъ.

Будь сыро, будь сухо, будь стужа иль слякоть,

Какъ только зажгутъ фонари,

Мы ходимъ съ улыбкой, хоть хочется плакать,

До утренней ходимъ зари.

Колеса грохочутъ, мелькаютъ копыта,

Звенитъ мостовая, дрожа,

Но сердце людское бездушнѣй гранита,

А злоба острѣе ножа.

Я жду молчаливо малѣйшаго знака,

А ноги давно ужъ болятъ.

Прохожимъ въ глаза я гляжу, какъ собака,

Чтобъ встрѣтить привѣтливый взглядъ.

Копыта мелькаютъ, колеса грохочутъ,

Холодная брызгаетъ грязь,

Ночные гуляки въ лицо мнѣ хохочутъ

И дальше проходятъ смѣясь.

Красиво ль глядѣть вамъ на грязныя краски

Моихъ нарумяненныхъ щекъ?

Ихъ смыли ненастья дождливыя ласки,

Какъ слезъ непрерывный потокъ.

Пріятно ль вамъ видѣть при встрѣчѣ случайной

Лица молодого черты

Съ печатью продажи позорной и тайной

И съ чернымъ клеймомъ нищеты?

Пріятно?.. Такъ знайте: Мой вѣкъ еще молодъ,

А опытъ мой горекъ и старъ.

Я съ дѣтства терпѣла побои и голодъ

И пьяный узнала угаръ.

И часто у Бога я смерти просила,

И вынесла много обидъ.

Зачѣмъ же не цѣнится женская сила,

А цѣнится дѣвичій стыдъ?..

Болятъ мои ноги, и въ тѣлѣ истома,

Мнѣ хочется плакать и ѣсть.

Порой по дорогѣ беретъ меня дрема,

Но знаю, нельзя мнѣ присѣсть.

Я бъ стала молиться, да стыдно мнѣ Бога,

А ночь холодна, холодна.

И было бы лучше согрѣться немного,

Горячаго выпить вина…

Мы ходимъ, мы ищемъ, мы бродимъ, мы рыщемъ,

Какъ только зажгутъ фонари.

Пускай бы столица намъ стала кладбищемъ,

До утренней стала зари.