Собраніе сочиненій В. Г. Тана. Томъ десятый. Стихотворенія

Какъ въ небесахъ еще темно.

Напрасно я гляжу въ окно.

Я спать не могъ. Я жду давно,

Чтобъ первый свѣтъ блеснулъ;

А всѣ спокойно спятъ кругомъ.

Шестиэтажный шумный домъ

Дневнымъ измучился трудомъ

И замертво уснулъ.

Усталый городъ тоже тихъ,

Теперь на улицахъ пустыхъ

Царитъ нѣмая мгла.

Лишь въ ожиданіи зари

Полуслѣпые фонари

Коптятъ изъ-подъ стекла.

Порой карета прогремитъ,

Изъ-подъ колесъ, изъ-подъ копытъ

Раздастся быстрый стукъ,

Да долетитъ издалека

Неугомоннаго свистка

Протяжный, рѣзкій звукъ.

Вотъ мышь скребется въ уголкѣ,

Вотъ заскрипѣло въ потолкѣ,

Надъ самой головой.

Какъ я усталъ, не зная сна,

Ходить отъ двери до окна,

Какъ будто часовой.

Вѣдь я писалъ весь день съ утра,

Изъ рукъ не выпустилъ пера

Ни на единый мигъ.

Пока на землю ночь сошла,

Сидѣлъ согнувшись у стола

Надъ кипой счетныхъ книгъ.

Все цифры, цифры! Вѣчный счетъ

Въ нѣмомъ умѣ моемъ живетъ,

Какъ неотвязный бредъ.

Когда настанетъ отдыхъ мой,

Я ухожу къ себѣ домой,

Но счетныхъ знаковъ черный строй

Идетъ за мной вослѣдъ.

Я ихъ читаю на стѣнѣ,

Я ночью вижу ихъ во снѣ,

Но я заснуть не могъ.

Не счетныхъ книгъ нѣмымъ листамъ,

Моимъ надеждамъ и мечтамъ

Я подвожу итогъ.

Такъ вотъ что мнѣ дала судьба, —

Однообразный трудъ раба

За ежедневный хлѣбъ, —

Тяжелый, многолѣтній плѣнъ

Среди холодныхъ мрачныхъ стѣнъ,

Безжизненныхъ, какъ склепъ.

А я мечталъ не такъ прожить,

Я думалъ землю покорить…

Ахъ, Боже мой, кому открыть

Гнетущую печаль?

Ни у кого на мой разсказъ

Слезы не вырвется изъ глазъ,

Никто не скажетъ мнѣ хоть разъ

Святое слово: «Жаль».

Проживъ расцвѣтъ своей весны,

Я не нашелъ себѣ жены,

А друга… друга нѣтъ.

Въ толпѣ безчисленной людской

Съ своей унылою тоской

Брожу, какъ съ тайной роковой,

Ужъ много горькихъ лѣтъ.

И я имѣлъ въ былые дни

Друзей и братьевъ… Гдѣ они?..

Давно нашъ братскій кругъ,

Какъ блеклыхъ листьевъ хороводъ

Подъ дуновеньемъ непогодъ,

Разсѣялся вокругъ.

Иныхъ ужъ нѣтъ. Они сошли

Въ утробу матери земли.

Ихъ взоръ навѣкъ угасъ,

Оледенѣли ихъ сердца,

Но дострадали до конца.

Они счастливѣй насъ…

…………………………………………

…………………………………………

Минула молодость моя,

Какъ мимолетная струя,

Промчалась безъ слѣда,

Какъ тонкій паръ росистыхъ слезъ,

Какъ ароматъ увядшихъ розъ,

Какъ смутный взоръ забытыхъ грезъ,

Исчезла навсегда.

Остылъ мой жаръ, мой жаръ остылъ,

И нѣтъ въ груди кипучихъ силъ,

Надеждъ безпечныхъ нѣтъ.

Давно забывъ младой порывъ,

Я сталъ угрюмъ и молчаливъ.

Мой взоръ унылъ, мой умъ лѣнивъ,

Увялъ мой юный цвѣтъ.

Я былъ великій властелинъ,

Я былъ могучій исполинъ,

Я витязь былъ и вождь дружинъ,

Невѣдомый еще;

Себѣ я подвиговъ искалъ,

Я могъ бы сдвинуть груды скалъ

И удержать сѣдой обвалъ,

Подставивъ вдругъ плечо.

Я увѣнчалъ себя вѣнкомъ,

Я шелъ съ пылающимъ челомъ

На доблестный призывъ.

Съ поднятой гордо головой

Спѣшилъ начать отважный бой.

Зачѣмъ же я оставилъ строй,

Меча не обнаживъ?

Не знаю самъ, когда и какъ

Вокругъ меня сгустился мракъ.

И вѣтеръ налеталъ, какъ врагъ,

И не давалъ вздохнуть.

Я не нашелъ друзей вблизи

И уклонился со стези

На путь, протоптанный въ грязи,

На общій торный путь.

Не знаю самъ, какъ я ослабъ,

Въ моей груди проснулся рабъ.

Я сбросилъ свой вѣнокъ.

И лобъ подставилъ подъ клеймо,

Потомъ надѣлъ себѣ ярмо

За нищенскій кусокъ.

Я много разъ на полпути

Хотѣлъ свернуть — мечталъ найти,

Уже забытую почти,

Дороги прежней нить.

Хотѣлъ пуститься наугадъ,

На зло судьбѣ вернуть назадъ,

Тяжелыхъ лѣтъ унылый рядъ

И жребій измѣнить.

Но я свернуть уже не могъ,

Бродя во тьмѣ, я изнемогъ,

И падалъ много разъ.

Я спотыкался и вставалъ,

Я свой утратилъ идеалъ,

Потомъ я бодрость потерялъ

И до конца погрязъ.

Минула молодость моя.

Она промчалась, какъ струя,

И канула на дно.

Какъ рябь, мелькнувшая слегка,

Какъ легкій трепетъ вѣтерка,

Какъ краски крыльевъ мотылька,

Растаяла давно.

Есть много грезъ и страстныхъ думъ

Отъ нихъ глядитъ яснѣе умъ,

Живѣе льется кровь.

Онѣ велѣньемъ тайныхъ чаръ

Вливаютъ въ сердце сладкій жаръ,

Но слаще ихъ любовь.

Когда созрѣютъ соки силъ

И въ тайникахъ упругихъ жилъ

Проснется первый юный пылъ,

Тревожа крѣпкій сонъ,

Тогда душа огнемъ полна.

Его кипучая волна,

Какъ хмѣль шипучаго вина,

Изъ сердца рвется вонъ.

Кого обжегъ огонь святой,

Кто въ этой чашѣ золотой

Смочилъ свои уста, —

Тому подъ солнцемъ равныхъ нѣтъ,

Онъ будто вновь рожденъ на свѣтъ,

Предъ нимъ открылся жизни цвѣтъ

Прекрасный, какъ мечта.

Ему вездѣ волшебный край,

Ему земля роскошный рай,

Зеленый, пышный садъ.

Ему привѣтливо горя,

На небесахъ встаетъ заря,

Счастливый тѣша взглядъ.

Когда онъ встрѣтитъ ясный взоръ,

И въ немъ прочтетъ свой приговоръ,

Онъ гордъ, какъ юный царь.

Онъ потерялъ душевный миръ,

Но отыскалъ себѣ кумиръ

И жертвенный алтарь.

Когда онъ слышитъ нѣжный зовъ

Ему на душу звуки словъ

Ложатся, какъ роса.

Но безъ привѣта милыхъ устъ

Широкій міръ унылъ и пустъ

И меркнутъ небеса.

И пусть подруга сдвинетъ бровь:

Онъ всю прольетъ изъ сердца кровь

И жизнь отдастъ свою,

И за пожатіе руки

Одинъ побьетъ враговъ полки

Иль самъ падетъ въ бою…

Не вѣрьте, не вѣрьте блаженному счастью

Подъ краской волшебныхъ румянъ,

Какъ яркою ризой, окутанный страстью

Скрывается грубый обманъ.

Привѣтливой жизни не вѣрьте, не вѣрьте, —

Бросая свои сѣмена

Лишь новую жатву губительной смерти

Коварно готовитъ она.

Среди непрерывной, чудовищной бойни,

Подъ шумъ проходящихъ часовъ,

Рожденье со смертью — то страшныя двойни,

Двѣ чаши всемірныхъ вѣсовъ.

Природа насъ будитъ соблазномъ желаній,

И манитъ и шепчетъ во мглѣ.

Ей нужно, чтобъ жертвы для вѣчныхъ закланій

Плодились, какъ рой на землѣ.

Но сводницы старой безстыдныя ласки

Внушаютъ невольную дрожь.

Кровавые взоры видны изъ-подъ маски,

И въ розахъ скрывается ножъ.

Напрасно любовь разсыпаетъ приманки,

Чтобъ брачный украсить чертогъ.

Холодная пошлость невзрачной изнанки

Упрямо ползетъ за порогъ.

Какъ только минуетъ угаръ обольщенья

Подъ яркимъ мишурнымъ вѣнцомъ,

Въ тяжеломъ похмѣльѣ ярмо пресыщенья

Ложится на душу свинцомъ.

И грубая правда двусмысленной связи,

Отбросивъ послѣдній покровъ,

Насмѣшливо смотритъ изъ чувственной грязи

На новыя узы оковъ.

Въ ряду непрерывныхъ слѣпыхъ преступленій

Стихійнаго творчества грѣхъ,

Чреватый несчетной чредой поколѣній,

На свѣтѣ ужаснѣе всѣхъ.

И кто не смутится тревогой сомнѣнья,

Тѣлами своихъ же дѣтей

Стараясь умножить печальныя звенья

Чудовищной цѣпи смертей.

Чтобъ роды и роды въ наслѣдственныхъ мукахъ

Носили проклятье одно,

И вѣчно смѣнялось на дѣтяхъ и внукахъ

Позорнаго рабства пятно.

Не вѣрьте жъ природы обманчивой ласкѣ,

Внушающей тайную дрожь,

Предъ вами одѣтая въ яркія краски

Позорная прячется ложь.

Природа васъ въ сѣти предательски ловитъ,

Бросая свои сѣмена,

Лишь новую жатву коварно готовитъ

Губительной смерти она.

Этотъ міръ загадочный, какъ чудо,

Міръ борьбы, страданій и труда,

Онъ возникъ невѣдомо откуда,

И идетъ невѣдомо куда.

Полный слезъ, звенящій крикомъ боли,

Весь въ огнѣ подъ пыткой вѣчныхъ мукъ,

Онъ живетъ безъ нашей жалкой воли,

Движется безъ нашихъ слабыхъ рукъ.

И не намъ, безсильнымъ дѣтямъ праха,

Направлять шаги его сквозь тьму

И съ душой, дрожащею отъ страха,

Новый путь указывать ему.

Наша жизнь — короткій блескъ зарницы

Сквозь туманъ безчисленныхъ вѣковъ,

Бѣглый слѣдъ летящей мимо птицы

На груди полночныхъ облаковъ.

По стезѣ неумолимой смѣны

Мы скользимъ надъ бездной черной мглы,

Словно брызги волокнистой пѣны

Въ плескѣ волнъ у ногъ сѣдой скалы.

Мы летимъ проворнѣй стрѣлъ мятели,

Легче искръ трескучаго огня,

Безъ преградъ, безъ отдыха, безъ, цѣли,

И судьба уноситъ насъ гоня.

Но не льстись надеждою лукавой,

Какъ ни кратокъ бѣглой жизни срокъ,

Чашу зла, текущую отравой,

Миновать, не сдѣлавъ хоть глотокъ.

Смутной сонъ мелькающихъ мгновеній

Тяготитъ и длится, какъ кошмаръ,

Совмѣстивъ десятки преступленій,

Жгучихъ ранъ и вѣроломныхъ каръ.

Онъ язвитъ назойливый, какъ жало,

Онъ даетъ страдальческій вѣнецъ.

Скорбный плачъ кладетъ ему начало,

Слабый вздохъ кладетъ ему конецъ.

Но пока дыханье грудь колышетъ

Въ ней живетъ безумная боязнь,

И для всѣхъ, кто чувствуетъ и дышитъ,

Жизни сонъ кончается, какъ казнь.

И для всѣхъ, кто бѣшено тѣснится

Сквозь толпу, волнуясь и крича,

Этотъ міръ — огромная темница,

Роковой застѣнокъ палача.

Красотой волшебнаго чертога

Онъ облекъ убійства черный тронъ.

Это — храмъ безжалостнаго бога.

Вѣчный гнѣвъ даетъ ему законъ.

Круглый годъ раскрыты настежь входы

И горитъ привѣтливо алтарь,

А предъ нимъ, колебля воплемъ своды,

Безъ числа живая гибнетъ тварь…

Въ этотъ часъ безсоннаго томленья

И тоски холодной, какъ змѣя,

Я хочу разбить свои сомнѣнья,

Голосъ свой хочу возвысить я.

Я отвергъ боязни тихій шопотъ

И слова довѣрчивой мольбы.

Мнѣ уста сжигаетъ страстный ропотъ,

Смѣлый зовъ волненья и борьбы.

Если онъ кощунственной хулою

Прозвучитъ, — Ты, гнѣвный громъ, казни!

Порази внезапною стрѣлою

Эту грудь, лишенную брони.

Я готовъ нести любую кару,

До конца не смолкнетъ мой языкъ,

И навстрѣчу твоему удару

Съ устъ моихъ сорвется тотъ же крикъ.

Я горю настойчивымъ желаньемъ

Разбудить дремоту вѣщихъ грезъ.

Бездна мглы, повитая молчаньемъ,

Дай отвѣтъ на роковой вопросъ.

Въ глубинѣ твоихъ нѣмыхъ извилинъ

Есь ли Кто, безплотный и живой,

Чей глаголъ божественно всесиленъ

Надъ земли измѣнчивой судьбой?

Кто ведетъ, Могучій и Безстрастный,

Этотъ міръ стезею тайныхъ думъ, —

Иль во тьмѣ лишь случай самовластный

Жизни ходъ толкаетъ наобумъ?..

Иль законъ слѣпой, но неизмѣнный,

Свой престолъ надъ вѣчностью воздвигъ

И хребетъ подавленной вселенной

Оковалъ ярмомъ своихъ веригъ?

И кружась надъ бездною хаоса,

Хороводы золотыхъ свѣтилъ

Движутся, какъ быстрыя колеса,

На станкѣ неутомимыхъ силъ.

Ты, Господь, великій и могучій,

Если тамъ, въ далекихъ небесахъ,

Ты сидишь, одѣтый грозной тучей,

О, взгляни на этотъ дольній прахъ.

Для чего безсмысленному страху

Цѣлый міръ на жертву предалъ ты,

Водрузивъ чудовищную плаху

Отъ земли до звѣздной высоты?

Развѣ вопль агоніи кровавой,

Прозвенѣвъ надъ этой душной мглой,

Вьется въ высь ликующею славой,

Катится торжественной хвалой?

Ахъ, съ какимъ предательскимъ искусствомъ

Цѣпь страстей безпечный ловитъ грѣхъ,

Протянувъ навстрѣчу жаднымъ чувствамъ

Яркій рядъ обманчивыхъ утѣхъ.

Пестрый рой крылатыхъ наслажденій

Насъ влечетъ, прельщая и дразня,

Изъ цвѣтовъ смѣется юный Геній,

Но въ цвѣтахъ таится западня.

И звенитъ лукавый зовъ сирены

И блеститъ причудливый миражъ,

А надъ нимъ съ оружіемъ измѣны

Смерть сидитъ, какъ молчаливый стражъ.

Боже мой, какъ тяжело, какъ больно!

Мракъ въ умѣ и камень на груди.

Смутный взоръ старается невольно

Отыскать хоть проблескъ впереди.

Тщетный трудъ, безплодное стремленье!

Духъ мой слабъ и цѣпь моя крѣпка:

Позади — безсильное томленье,

Впереди — холодная тоска.

Какъ темно, какъ душно, какъ уныло!

Но вдали зіяетъ гуще мгла:

Знаю я — безмолвная могила

Тамъ давно дорогу залегла.

Бездна ждетъ, я знаю. Не спѣши же,

Черная, зіяющая тѣнь!

Каждый шагъ меня толкаетъ ближе,

Каждый часъ меня уводитъ ниже

На одну широкую ступень.

Пусть идетъ послѣднее мгновенье!

Жизни гнетъ я выношу едва.

Мысль моя созрѣла для забвенья,

Заживо душа моя мертва.

Я стою предъ роковой границей

Вѣчной тьмы и вижу тамъ вдали:

Медленной и длинной вереницей

Мертвецы навстрѣчу мнѣ пришли.

Цѣлый строй таинственный и строгій;

Я узналъ черты безкровныхъ лицъ:

Это тѣ, что шли прямой дорогой,

Предъ грозой не преклонялись ницъ.

Призраки съ неизъяснимымъ взглядомъ,

Кто раскрылъ гробницы вашей дверь?

Для чего такимъ огромнымъ рядомъ

Вы пришли навстрѣчу мнѣ теперь?..

Почему мерцаетъ такъ сурово

Глубина недвижныхъ вашихъ глазъ,

Что за звукъ, не разрѣшаясь въ слово,

На устахъ колеблется у васъ?

Развѣ тамъ за вашей гранью темной

Вы нашли невѣдомый отвѣтъ

На вопросъ загадки вѣроломной,

Искони терзающей весь свѣтъ?

Дайте знакъ! Шепните мнѣ невнятно!

Но они безмолвны безъ конца

И во мглу теряются обратно,

Скорбнаго не шевельнувъ лица.

Боже мой, какъ тяжело, какъ трудно!

Смерть въ душѣ, въ умѣ моемъ туманъ.

Сердце вновь забилось безразсудно

Мукою неизлѣчимыхъ ранъ.

Я бъ хотѣлъ слезами весь разлиться,

Дать исходъ томленью своему.

Въ эту ночь хотѣлъ бы я молиться,

Если бъ могъ сказать себѣ: Кому!

Я къ землѣ припалъ бы съ горькимъ крикомъ,

До утра не сдержанный ничѣмъ,

Всю тоску излилъ бы въ воплѣ дикомъ,

Если бъ могъ сказать себѣ: зачѣмъ!

Этотъ міръ, страдающій безъ мѣры, —

Какъ же онъ умѣетъ жить молясь,

И дышать восторгомъ жаркой вѣры,

И съ лица смывать слезами грязь?

Истомясь на пыткѣ непрерывной,

Трепеща на зубьяхъ колеса,

День за днемъ съ надеждою наивной

Онъ глядитъ въ нѣмыя небеса.

Кто зажегъ его мечтѣ упорной

Тамъ вверху необъяснимый лучъ?

Гдѣ онъ скрытъ, источникъ чудотворный,

Свѣжихъ силъ неистощимый ключъ?

Ты, въ тиши свѣвающій волненье,

Съ блѣдныхъ лицъ, простертыхъ предъ тобой,

Кто же Ты, источникъ утѣшенья

Всѣхъ сердецъ, измученныхъ судьбой?

Разумъ мой не могъ Тебя постигнуть,

И назвать отчаялся языкъ,

Но къ Тебѣ старается достигнуть

Вновь и вновь мой одинокій крикъ.

Ты его захочешь ли услышать,

Судія страданья и страстей? —

Я прошу не скорбь мою утишить,

Я ищу не кротости Твоей.

Нѣтъ! Карай и горьше, и страшнѣе!

Эту боль сторицею умножь! —

Въ грудь мою пускай вопьются змѣи,

Въ сердце мнѣ пускай вонзится ножъ.

Напои уста мои отравой,

Отними мою отраду прочь,

Ослѣпи зарницею кровавой

Надо мной зіяющую ночь!

Мучь меня жестокимъ истязаньемъ,

Весь свой гнѣвъ сурово прояви!

Но Своимъ божественнымъ дыханьемъ

Грудь мою пустую оживи!

Освѣти хоть блескомъ яркихъ молній

Наготу души моей больной.

Господи! Опять ее наполни

Вѣрою чудесной и простой!

Укрѣпи расшатанную волю,

Свѣй съ чела соблазновъ грубый тлѣнъ,

И разбей позорную неволю,

Навсегда расторгни рабскій плѣнъ!

Тяжкій гнетъ сомнѣнья неземного

Разрѣши и помоги взамѣнъ

Прежній крестъ поднять на плечи снова

И нести, не преклонивъ колѣнъ.

На глазахъ толпы самодовольной,

Предъ лицомъ слѣпыхъ владыкъ земли,

Дай мнѣ силъ на подвигъ добровольный,

Твердый духъ въ горнилѣ закали!

Дай мнѣ силъ словами правды вѣщей

Возглашать святынѣ торжество,

Не страшась опасности зловѣщей,

Не щадя спасенья своего.

И упасть подъ грянувшей грозою,

Смутный вздохъ пославши къ небесамъ,

Какъ цвѣтокъ, осыпанный росою,

Отдаетъ, склоняясь подъ косою,

Вѣтерку предсмертный фиміамъ.