Солдаты Родины: Юристы - участники войны [сборник очерков]

Автограф на Рейхстаге

В Замоскворечье, в одном из старинных особняков, разместилась прокуратура Москвы. Ее отдел по надзору за следствием и дознанием в органах МВД возглавляет старший советник юстиции В. А. Карпов. Виктор Александрович — опытный криминалист. Уже 25 лет он работает в прокуратуре на различных должностях и все время занимается непосредственно следствием.

В прокуратуру Карпов пришел не сразу. Лишь в 1960 году, отслужив 20 лет в армии, можно сказать, начал жизнь заново: его, военного пенсионера, назначили следователем прокуратуры Москворецкого района. Обычно назначению на должность следователя предшествует работа стажером. Но, учитывая большой жизненный путь Виктора Александровича, опыт работы военным дознавателем, для него сделали исключение, назначили следователем без стажировки. И в таком решении не ошиблись.

Так получилось, что буквально с первых дней работы следователем Виктору Александровичу доставались сложные дела, и он прекрасно справлялся с ними. Сказывалось, наверное, армейское правило: приказ начальника — закон для подчиненного. Расследование уголовных дел он приравнивал к приказу, который нужно во что бы то ни стало выполнить, то есть раскрыть преступление, найти виновного либо не допустить привлечения к уголовной ответственности невиновного. В расследовании ему всегда помогала точность, к которой он, бывший артиллерийский офицер, привык. И еще одно. Он оказался по возрасту старше других следователей прокуратуры, да и некоторых прокуроров, и ему просто стыдно было перед ними, если бы в работе его постигали неудачи. И, к счастью, краснеть ни разу не пришлось.

Вот одно из его первых дел. Передали его Карпову, когда истек двухмесячный срок, а доказательств… не густо, мягко говоря.

Кратко фабула дела такова. В одном магазине при перемеривании тканей составлялись акты, что имеются излишки в пределах 5―10 сантиметров на рулон. Фактически же такие излишки каждый раз составляли примерно метр. Неучтенные ткани продавались, а деньги присваивались продавцами и директором. Следователь, в производстве которого находилось дело, хотел прекратить его за недоказанностью. Когда Карпов изучил дело, то почувствовал, что здесь может скрываться крупное хищение, во всяком случае прекращать его нельзя. Главное, что настораживало — практика актирования небольших излишков существовала в магазине не один год.

Карпов доложил прокурору составленный им план расследования и попросил продлить срок следствия. Прокурор согласился, но от расследования других дел, находившихся в производстве у Карпова, не освободил.

Карпов начал с того, что установил фабрики, с которых поступали рулоны тканей, даты их изготовления, номера партий. Пошел в другой магазин, проверил, как актируют там. Здесь в каждом рулоне излишек составлял примерно 100 сантиметров, иногда и больше. Зафиксировал, составил протокол. Вот и появилось первое, пусть косвенное доказательство, что в «его» магазине акты липовые.

Тщательно изучил данные о продавцах. На основании этих данных выбрал одну продавщицу, вызвал ее и ознакомил с этим протоколом. И не ошибся — продавщица призналась, что и у них в магазине такие же излишки, а фиктивные акты составлялись по прямому указанию директора. Даже предъявила сохранившиеся записи об излишках, в актировании которых участвовала, с датами каждого акта. Это уже удача — прямое и такое существенное доказательство.

Начал допрашивать других продавцов. Еще несколько человек признались, хоть и не сразу. Директор же своего участия в хищениях не признавал, стоял на своем и во время очных ставок.

Виктор Александрович назначил бухгалтерскую экспертизу. Эксперт провел ее блестяще. Впоследствии, в судебном заседании, заключение эксперта не смогли опровергнуть ни подсудимый, ни его адвокат. В деле появились весомые доказательства вины директора магазина — организатора и главного участника крупного хищения.

Директора осудили; вышестоящие судебные инстанции оставили приговор без изменений.

Вскоре Карпову поручили еще одно, не менее сложное дело.

На вокзале милиция обнаружила оставленного кем-то новорожденного ребенка. Личность матери довольно быстро установили (назовем ее Оськина). Задержанной предъявили обвинение по ч. 2 ст. 127 УК РСФСР (оставление в опасности) и арестовали ее. При расследовании, которое сначала велось в милиции, возникло предположение, что Оськина рожала не в первый раз, хотя сама она это отрицала.

Приняв дело к производству, Виктор Александрович с разрешения прокурора выехал к месту жительства Оськиной — на станцию Няндома Архангельской области. Допросил мать арестованной. Не зная показаний дочери, она призналась, что та действительно родила еще одного ребенка года три тому назад, тоже вне брака. А так как это «большой позор», то вдвоем они сразу после родов его придушили. Указала и место захоронения. Произвели эксгумацию, а затем и экспертизу. Труп ребенка был завернут в кусок клеенки, вторую половину которой Карпов еще до эксгумации приметил на кухне в их доме.

Когда Виктор Александрович вернулся в Москву и при очередном допросе предъявил Оськиной добытые доказательства, она полностью призналась в совершении преступления. И она, и ее мать были осуждены.

Через три года, в шестьдесят третьем, Карпова назначили прокурором следственного отдела прокуратуры города, а вскоре предложили ему должность заместителя прокурора Киевского района столицы.

В Киевской прокуратуре в обязанности Виктора Александровича входило руководство следствием. Он старался вникать во все дела, которые находились в производстве у следователей, быть наставником своих молодых коллег, помогать им.

В 1966 году Виктора Александровича назначили прокурором следственного управления Прокуратуры РСФСР. Но эта работа, несмотря на всю ее престижность, ему не очень нравилась. Прежде всего потому, что она больше канцелярская, контрольная, а ему хотелось живых, конкретных дел. И, как только представилась возможность, Карпов с радостью вернулся в прокуратуру Киевского района, тоже заместителем, но по надзору за следствием и дознанием в органах МВД. В этой должности он проработал восемь лет, а с 1978 года стал начальником отдела прокуратуры города.

Я поинтересовался у Виктора Александровича, какие пути привели его в прокуратуру.

— Получилось это в какой-то степени неожиданно, — ответил он. — Служба моя в армии складывалась удачно. Готовился поступать в военную академию. Но случилась беда, попал в госпиталь. Инвалидом, правда, не стал, после этого еще более десяти лет прослужил в армии и уволился по собственному желанию. Однако дорога в академию для меня оказалась закрытой. Тогда я начал подумывать о гражданской специальности. А так как в то время мне нередко приходилось выступать в роли военного дознавателя и работа эта мне нравилась, то и решил получить юридическое образование. Поступил в юридический заочный институт, в 1958 году его закончил. Остальное вам известно.

С большой теплотой отзывается о Карпове заместитель прокурора Москвы Александр Васильевич Чернов.

«Я знаю Виктора Александровича очень давно, — говорит он. — Работал вместе с ним в Прокуратуре РСФСР, был прокурором Киевского района, когда Карпов работал там заместителем прокурора. А сейчас мы вместе трудимся в прокуратуре города. Хочу отметить две черты, свойственные Виктору Александровичу. Прежде всего исключительное трудолюбие, добросовестность, порядочность. Когда он руководил следствием в прокуратуре Киевского района, это была лучшая прокуратура города по следствию. О его отличной работе свидетельствуют многочисленные поощрения и от прокурора города, и от прокурора республики, классный чин старшего советника юстиции, почетное звание „Заслуженный юрист РСФСР“. Вторая черта — он очень скромный человек. Никогда не выставляет своего „я“, всегда старается отличить других, подчеркнуть их заслуги. Например, если под его руководством успешно расследовано какое-либо дело, он подчеркивает заслуги следователя, а о своей роли всегда умалчивает. И еще. Он отлично рисует. Его квартира буквально увешана написанными им картинами. Но на работе этого почти никто не знает. Вот так во всем. Я слышал, что Виктор Александрович считает себя случайным человеком в прокуратуре. Что ж. Попал сюда он, может быть, и случайно. Но сейчас он у нас совсем не случайный человек. Его во многом можно ставить в пример, он достоин всяческого подражания».

Подполковник в отставке Виктор Александрович Карпов — участник войны с первого до последнего ее дня, кавалер нескольких боевых орденов. Как же складывалась его военная судьба?

Еще в юности, задолго до войны, Виктор, как и многие его сверстники, мечтал стать военным, командиром, как тогда говорили. Очевидно, сыграла свою роль романтика, окружавшая в те годы военную профессию, а главное, конечно, то предгрозовое состояние, в котором жила вся страна.

Незадолго до войны он поступил в одну из специальных артиллерийских школ — в московскую спецшколу № 1. В 1940 году успешно окончил ее и был зачислен в 3-е Ленинградское артиллерийское училище. С сентября 1940 года началась его военная служба.

В мае 1941 года училище выехало в летние лагеря под город Лугу Ленинградской области. Тут курсантов и застала война.

— Как это ни покажется сейчас странным, — говорит Виктор Александрович, — но 22 июня 1941 года не запомнилось мне трагичным. Скорее наоборот. Почему? Постараюсь объяснить. Во-первых, мы учились в военном училище, нас учили воевать. Конечно, не нападать, а защищать Родину от нападения, но ведь воевать! И не мы на немцев напали в тот день. Во-вторых, мы, курсанты, жили в постоянном ожидании войны и войны именно с фашистской Германией, несмотря на заключенный с ней договор. В-третьих, мы тогда твердо знали, что война будет только на территории противника и обязательно короткая и победная. И, в-четвертых, в момент объявления войны рядом с нами не находились гражданские лица, женщины, так что мы не видели в то время ни мобилизации, ни проводов в армию, ни слез провожающих. А день был чудесный — летний, солнечный. Мы, курсанты, находились на спортивных площадках, играли в волейбол, в футбол, другие спортивные игры… Вот если все это принять во внимание, то станет понятным, что я имею в виду, говоря, что начало войны мне не запомнилось трагичным.

Такое настроение в день начала войны было, думаю, не только у меня. И лишь постепенно мы начали понимать всю навалившуюся на страну беду, весь ужас наших потерь, всю глубину горя советских людей и трагичность начавшейся долгой, жестокой битвы…

Вскоре старшекурсников произвели в лейтенанты и направили в боевые части. Виктор Александрович попал в 40-й запасной артиллерийский полк, который стоял в Ленинграде. Здесь он принял учебный взвод и стал готовить сержантов для маршевых батарей. Через некоторое время его направили на фронт старшим группы по установке ложных батарей. А в ноябре сорок первого Карпов получил назначение командиром огневого взвода в 38-й гвардейский минометный полк фронтового подчинения — полк РС, или «катюш», как их впоследствии назвали, и всю войну провоевал в гвардейских минометных частях. За боевые заслуги полк награжден орденом Красного Знамени и получил наименование «Красносельский».

Полк постоянно перебрасывали на разные участки Ленинградского фронта. Гвардейцы-минометчики сражались на Карельском перешейке, в районе Красного Бора, на Невской Дубравке, под Синявином, под Красным Селом и во многих других местах в течение всех 900 дней блокады Ленинграда.

Во время боев по защите города Ленина Виктора Александровича приняли кандидатом в члены партии, а в сорок третьем он стал коммунистом.

Карпов очень скупо рассказывает о своем участии в боях за Ленинград.

— Все воевали, никто тогда не жалел своей жизни. Некоторые погибли от бомбежек, артобстрела, даже не дойдя до передовой. А были и такие, кто всю войну находился в самом ее пекле — и ни одной царапины. Но все, все без исключения участники войны, живые и погибшие, внесли свой личный, бесконечно дорогой, оцениваемый человеческой жизнью вклад в дело разгрома ненавистного врага. Подвиги? Ни о каких подвигах там никто и не думал! О чем рассказывать-то?

Так и не удалось мне добиться от Виктора Александровича рассказа о личном участии в боевых действиях, больше говорил о других, а о себе только вскользь, как бы между прочим.

В феврале сорок третьего в районе Красного Бора батарея Карпова (к тому времени он стал командиром батареи РС) готовилась для залпа по противнику. Вдруг на гвардейцев обрушился шквал снарядов. Осколок первого же настиг Карпова, и он упал. После ранения два месяца пролежал в госпитале.

Первый свой боевой орден — Красной Звезды — Карпов получил летом того же года за бои под Синявином. Батарея действовала удачно, точно поражала заданные цели.

В сентябре сорок четвертого снова госпиталь, затем назначение во вновь сформированный 318-й полк РС на должность сначала начальника штаба дивизиона, а вскоре командира.

Перед Берлинской операцией весной сорок пятого 318-й полк придали 7-му кавалерийскому корпусу. Действовали на Кюстринском плацдарме, Зееловских высотах. А когда началась Берлинская операция, корпус ввели в прорыв севернее Берлина в направлении на Бранденбург и Ратенов, чтобы отсечь берлинскую группировку противника. Корпус успешно продвигался по немецким тылам, сея среди фашистов панику.

Однажды ночью полк попал под минометный обстрел противника. Материальная часть одной батареи получила серьезные повреждения, ее системы использовать по назначению стало нельзя. А наутро части корпуса завязали уличные бои в Ратенове. Немцы, в основном фольксштурмовцы, т. е. мобилизованные подростки, старики и инвалиды, засели в домах. Чтобы их оттуда быстрее и без потерь выбить, гвардейцы придумали такой способ: сняли с поврежденных систем направляющие рельсы, по которым мины начинают полет, установили их прямо в окнах домов в сторону противника и… залп! Стрельба велась в упор, поэтому стопроцентные попадания. И огромный моральный эффект: страшный шум, столбы огня и дыма… Только успевали перетаскивать рельсы.

Город взяли почти без потерь и быстро.

За участие в боях за Бранденбург и Ратенов Карпова наградили орденом Александра Невского.

— Буквально на второй день после победы мы поехали в Берлин, — рассказывает Виктор Александрович. — Солдаты, офицеры — победители, мы шли к Рейхстагу и оставляли свои автографы на его колоннах и стенах. Окончилась бесконечно долгая война, унесшая столько жизней, причинившая всем народам, прежде всего нашему, советскому, так много страданий и горя. И тысячи моих сограждан оставляли автографы на Рейхстаге. Это был порыв истосковавшихся по миру солдат, воинов, ставивших свои подписи в книге войны на ее последней, уже мирной странице: да, мы воевали и победили ненавистного врага, но воевали во имя мира, чтобы никогда больше на земле не чадили пожарища войны, чтобы никогда больше не плакали женщины по погибшим сыновьям, отцам, мужьям, женихам, любимым…

Вместе со всеми на этой странице поставил свою подпись и я.