Военный судья

В безвозвратное, хотя и незабываемое прошлое уходят годы войны. Все меньше остается в строю ветеранов. Один из них — генерал-майор юстиции Георгий Исидорович Лысенко, военный судья с Великой Отечественной.

Георгий Исидорович происходит из крестьян, родители жили в деревне Дубровка, что в самой гуще знаменитых Брянских лесов. Его отец одним из первых вступил в колхоз и вскоре стал бригадиром. К началу войны Лысенки построили новый дом, окрепли, как и другие колхозники. В семье было пять сыновей и две дочери, младшей тогда исполнилось четыре года.



Когда их местность оккупировали гитлеровцы, Исидор Лысенко вместе с женой начал партизанить в одном из отрядов. По доносу полицая, бывшего кулака, фашисты схватили Исидора Лысенко, три дня пытали и 20 июня 1942 года расстреляли в группе 56 других партизан. А его жену с младшими детьми бросили в концентрационный лагерь, откуда их освободили советские войска. После войны ее наградили медалью «Партизану Отечественной войны».

— Где расстреляли и похоронили отца, — рассказывает Георгий Исидорович, — долгое время не знали. Лишь в 1982 году, сорок лет спустя, пионеры и комсомольцы Злыновского района Брянской области нашли место захоронения партизан. И я смог побывать на братской могиле, поклониться праху отца и других героев…


В 1934 году пятнадцатилетним юношей Георгий Лысенко, окончив фабрично-заводскую семилетку в городе Новозыбкове Брянской области, вернулся в родное село, стал работать секретарем сельского Совета. Потом поступил на рабфак.

Однажды к рабфаковцам пришел районный прокурор, рассказал о профессии юриста. Его яркое выступление так понравилось Георгию, что он решил стать юристом. В 1938 году успешно сдал вступительные экзамены в Московский юридический институт. А через два года по рекомендации комитета комсомола института его зачислили в только что созданную Военно-юридическую академию. Он надел военную форму и с марта 1940 года на всю жизнь связал свою судьбу с Советской Армией, военной юстицией.

В начале 1942 года Георгий Исидорович успешно окончил академию и в марте стал членом военного трибунала одной из дивизий, участвовавших в проведении Керченско-Феодосийской операции 1941―1942 годов. С этого времени и до конца войны военный судья Лысенко почти все время на фронте.

В Крыму узнал он горечь отступления. До сих пор не может забыть, как с боями отходили от Арабатской стрелки до Керчи…

— Здесь наши войска, — рассказывает Георгий Исидорович, — попали в сложное положение. Конец мая был жаркий, постоянно мучили жажда, голод. Да и оружия, боеприпасов не всегда хватало. Мне, например, приходилось участвовать в отражении атак немцев, имея в руках только пистолет «ТТ». В Крыму мы потеряли много боевых друзей… Хорошо помню, как, выполняя приказ Ставки, наши войска покидали Керчь. Переправлялись на плотах, как тогда говорили, из «подручного материала», связанного жгутами из собственного нательного белья, под непрерывным огнем фашистов. На одном из таких «плавсредств» переправился и я с товарищами, преодолев несколько километров Керченского пролива. Плыли долго, всю ночь. Усталость и напряжение были так велики, что когда наконец добрались до Таманского полуострова, то еле-еле выползли на берег и в изнеможении свалились у самой воды. Казалось, никакая сила не сможет нас поднять…

На Таманском берегу Керченского пролива произошел такой случай. Лысенко шел со своим товарищем, тоже командиром. Видят, идет красноармеец с вещевым мешком. В мешке какие-то предметы, несколько напоминающие кирпичи. Мешок такой тяжелый, что боец буквально сгибался под его тяжестью.

— Вы что, кирпичи несете? — шутя спросили его.

Красноармеец ничего не ответил, как-то сжался и постарался пройти мимо. Его поведение показалось странным. Лысенко с товарищем остановили его. Выяснилось, что где-то под Керчью фашисты разбомбили банк. У разрушенного здания валялись пачки денег. Боец, тоже попавший под бомбежку, набил этими деньгами полный вещмешок и каким-то образом сумел переправиться со своим «богатством» через пролив.

Что делать? Можно было отдать его под суд. Но Лысенко с товарищем решили иначе. Они поговорили с красноармейцем, объяснили ему всю гнусность его поведения и то, насколько оно не соответствует обстановке. Он все понял.

— И черт меня дернул! Вот учудил! Что же теперь делать?

Они посоветовали ему сдать все деньги в ближайший штаб под расписку, что тот и сделал.

— Я убежден, — продолжал Георгий Исидорович, — что мы поступили правильно, вернув фронту бойца, что в тех условиях имело важное значение. И главное — боец осознал свой проступок.

В начале боев на Керченском полуострове Лысенко был принят кандидатом в члены партии, а летом сорок третьего стал членом партии коммунистов.

После Крыма он был судьей в различных военных трибуналах Закавказского фронта, а с декабря 1943 года до сентября 1945-го — председатель военного трибунала 357-й стрелковой дивизии, с которой прошел дорогами войны до Балтийского моря.

Пытаюсь расспросить генерала Лысенко, как он воевал. Но рассказ его очень скуп.

— Как воевал? Как все. Выполнял свой воинский долг, долг коммуниста, гражданина нашей Родины. В мою задачу входило осуществление правосудия, профилактика, пропаганда советского права, законов нашего государства. Ну а если на передовой бывало туго, приходилось участвовать в отражении атак противника и самому в атаку ходить.

Однажды в Литве дивизия, в которой Лысенко был председателем трибунала, с ходу освободила город Биржай, и штаб вместе с передовыми подразделениями продвинулся дальше на запад. Но немцы сумели добиться временного успеха и отрезали штаб от остальных частей дивизии. Пришлось пробиваться с боями к своим. Вот тогда уж, конечно, стало не до юриспруденции, все три дня автомат был единственным «орудием производства» председателя трибунала.

— Советские воины проявляли массовый героизм, сражаясь с фашистскими захватчиками, — продолжает Георгий Исидорович. — Иначе мы и не победили бы в этой тяжелейшей войне. Однако были и такие, кто совершал преступления, в том числе воинские.

Запомнилось Георгию Исидоровичу одно дело, которое однажды пришлось рассматривать.

Как-то командование приказало четверым разведчикам провести ночью разведку боем и в тылу немцев взорвать мост. Группа отправилась на боевое задание. Под утро в штабе дивизии приняли донесение разведчиков: мост взорван, операция прошла без потерь. Но вскоре от партизан поступили сведения о том, что «взорванный» мост функционирует. Когда стали проверять, оказалось, что эти четверо бойцов в ту ночь действительно пошли в тыл, но не противника, а в свой, ночь просидели в деревне, а под утро вернулись в роту, предварительно передав ложное донесение. Боевой приказ они не выполнили. При допросе показали, что, когда им ставили задачу, они от кого-то услышали, якобы партизаны мост уже взорвали, но донесение от них в штаб почему-то не попало. Вот и решили к мосту не ходить, раз он взорван партизанами. Виновных судили. Всем им лишение свободы заменили отправкой в штрафную роту. А вскоре все четверо искупили свою вину кровью. Судимости с них были сняты.

Приходилось Георгию Исидоровичу работать и в составе военно-полевого суда. Такие суды рассматривали уголовные дела о преступлениях, совершенных военными преступниками, изменниками Родины.

Вот одно такое дело.

Это произошло в 1944 году в Витебской области. Дивизия освободила небольшую белорусскую деревню. Значительная часть ее жителей в период оккупации партизанила. В бою за деревню взяли пленных, в основном немцев, но среди них оказалось три полицая — местные жители опознали их. И вот военно-полевой суд под председательством Лысенко в открытом заседании рассмотрел дело по обвинению карателей. За время службы у оккупантов они совершили немало злодеяний, одно особенно запомнилось всем. Недалеко от деревни располагалась база партизанского отряда, которую каратели никак не могли найти. Поймать партизан тоже не удавалось, хотя предатели и знали некоторых из них. Тогда эти три изменника схватили пятилетнюю дочь одного из партизан, согнали в центр деревни всех ее жителей и для их устрашения подвергли девочку зверским пыткам. На глазах у односельчан она в мучениях умерла.

Когда судили этих извергов, пришлось выставить усиленный наряд по их охране — так велика была ненависть к ним местного населения. Всех троих приговорили к смертной казни через повешение. Приговор привели в исполнение на том же месте, где они глумились над девочкой.


После окончания войны Лысенко продолжал служить в системе военных трибуналов, пройдя путь от члена военного трибунала гарнизона до председателя военного трибунала военного округа. Работал он в Прибалтике, Средней Азии, Центральной России, на Дальнем Востоке.

В июне 1967 года Георгию Исидоровичу пришлось председательствовать при рассмотрении уголовного дела по обвинению в шпионаже японского гражданина Утикава Масафу, сотрудника японской разведки, который приехал в СССР в качестве туриста и представителя японской торговой фирмы. Он привез с собой множество авторучек, карандашей, платков, дамских чулок. Эти «сувениры», по замыслу хозяев шпиона, должны были обеспечить ему необходимые контакты с советскими гражданами. Ну а для своей «непосредственной» деятельности в СССР Утикава вооружился самыми совершенными фотоаппаратами. При задержании у него изъяли несколько отснятых фотопленок. По заключению экспертов, на большинстве кадров оказались запечатленными военные и другие секретные объекты.

Разоблачили шпиона советские люди, которые заметили его повышенный интерес к военным объектам и приняли меры к задержанию и к тому, чтобы он не смог уничтожить следы своей преступной деятельности.

Утикаву судили в открытом заседании, на котором присутствовали представители предприятий и организаций, прессы, а также работник японского посольства. Процесс широко освещался в печати.

С 1967 по 1984 год генерал Лысенко — член Верховного Суда СССР. Его заслуги перед Родиной отмечены орденами не только военного, но и мирного времени. Среди них орден Отечественной войны II степени, два ордена Красной Звезды, орден Трудового Красного Знамени, орден «За службу Родине в Вооруженных Силах СССР» III степени. В 1968 году ему присвоено почетное звание «Заслуженный юрист РСФСР».

Загрузка...