— Это ужасно, — задумчиво сказала Света.
Мы с ней сидели на нашей полянке, чуть в стороне от пляжа, в самой гуще зарослей цветущего шиповника. Света сорвала один цветок и теперь задумчиво ощипывала с него лепестки.
Вчера мы полностью вскрыли второе пятно. И обнаружили в нём два человеческих скелета. У одного был разбит затылок, у второго — круглое отверстие от пули в лопаточной кости.
Кроме костей в яме сохранились остатки истлевшей материи, пуговицы, цепочка, костяной гребень и медная табакерка с вензелем. А на шее одного из скелетов висел медальон на тонкой серебряной цепочке.
Обрывки материи оказались сукном прусского мундира. Часть пуговиц была от него же. Вензель на табакерке ещё предстояло изучить специалистам.
А вот медальон дал нам вполне определённую зацепку. На внутренней стороне крышки, которая прикрывала крохотное изображение Христа, была по-немецки выгравирована надпись: «Моему сыну, Людвигу фон Раушу. Да хранит его Бог!»
— Как ты думаешь, Саша — что случилось там, возле кирхи? Неужели этого фон Рауша и второго…. как его?
— Бургомистр Виль, — ответил я.
— Ты запомнил? — удивилась Света.
Я пожал плечами.
— Ну, да.
— Неужели фон Рауша и бургомистра убили после того, как они спрятали архив? Но зачем? И кто?
— Нет, этого не могло быть, — подумав, сказал я. — Иначе, откуда взялось письмо в шкатулке? Архив фон Рауш спрятал девятого апреля, а письмо написал одиннадцатого. И после этого вряд ли уже возвращался к кирхе. Что ему было там делать? Он должен был уйти со своим полком и оставить город русским войскам.
Я задумался, вспоминая всё, что знал о событиях тех далёких лет.
Середина восемнадцатого века. Весь мир сотрясают залпы Семилетней войны.
В далёкой Америке англичане воюют с французами при поддержке союзных индейских племён.
А в Европе Россия объединилась с Австрией и Францией для борьбы против не вовремя усилившейся Пруссии.
Только это совсем не та Пруссия, какой она была в десятом веке. От той Пруссии давным-давно осталось только название. Эта территория давным-давно захвачена немцами и теперь является сильнейшим из германских государств.
Россия вступила в войну в одна тысяча семьсот пятьдесят седьмом году, после того, как прусский король Фридрих захватил Саксонию и нанёс несколько тяжёлых поражений французам и австрийцам. У Фридриха были все шансы выиграть войну и сделать Пруссию сильнейшим государством Европы. Но вмешательство России погубило все его замыслы.
Против франко-русско-австрийского союза Пруссия устоять не могла. Не помогло даже золото, которым помогала прусскому королю Англия. Армия таяла, войска терпели поражение за поражением.
Зимой тысяча семьсот пятьдесят восьмого года русские войска захватили Кенигсберг — бывшую столицу тевтонского ордена в самом сердце древних прусских земель. А к весне заняли почти всё побережье Балтийского моря.
Вот тогда-то и был захвачен прусский городок Пиллау — будущий Балтийск. Но через три года скончалась императрица Елизавета Петровна — дочь великого Петра Первого. На русский престо взошёл Пётр Третий — сторонник короля Фридриха. Он и вернул Пруссию Фридриху, который к тому времени был наголову разбит превосходящими силами противников.
Так закончился недолгий русский период в истории восточной Пруссии. Жители, которые уже успели присягнуть русской императрице, вернулись под власть Фридриха. Одним из этих жителей был знаменитый кёнигсбергский философ Иммануил Кант.
Барон фон Рауш мог вернуться в Пиллау только после окончания войны. Что же заставило его вновь прийти к старой кирхе и погибнуть возле неё от предательского удара по затылку?
Можно предположить, что он хотел выкопать спрятанный архив. Но барон наверняка должен был помнить — где именно закопал сундук. Кто помешал ему?
А что, если… Что, если этот архив очень сильно интересовал кого-то другого? Так сильно, что этот кто-то узнал, куда он делся, отыскал барона фон Рауша и уговорил его показать место хранения архива?
Чёрт! Всё это домыслы, просто досужие домыслы! Так можно любой детектив сочинить, но насколько он будет соответствовать реальным событиям?
А может, и вправду — начать сочинять исторические детективы? Думаю, сейчас эта тема многим будет интересна. Всё-таки, в СССР лучшее образование в мире. Это потом его превратят, чёрт знает во что — когда вместо людей начнут воспитывать винтики для капиталистической машины.
Задумавшись, я и не заметил, как Света взяла меня за руку.
Вдруг в кустах справа от нас что-то зашуршало. Мы обернулись — сквозь заросли шиповника к нам пробирался Мишаня. Его потное лицо раскраснелось, он нетерпеливо раздвигал руками колючие ветки, чтобы добраться до полянки.
— Мишаня? — удивился я. — Ты чего через кусты лезешь? Есть же тропинка с пляжа.
— Некогда, — отмахнулся Мишаня.
Он продрался сквозь последнюю преграду и плюхнулся рядом с нами на песок.
— А где Оля с Севкой? — спросил я.
— Ссорятся, — раздражённо махнул рукой Мишаня. — Я потому вас и искал. Поговорил бы ты с ними, Саша! Всё-таки, друзья.
— Конечно, — кивнул я. — А сам почему не поговоришь?
— Да пробовал я, — с досадой ответил Мишаня. — Не получается! Огрызаются, и никакого толку.
Я почувствовал, что Света крепче сжала мою руку, и повернулся к ней.
— Что?
— Ничего, — ответила девушка.
Но мне показалось, я понял, что она хотела сказать.
— А что с архивом? — спросил я Мишаню, чтобы сменить тему разговора.
— Да ничего. Сундук в прекрасном состоянии, но никак не можем открыть замок — ключа-то нет! А ломать Валерий Михайлович не разрешает. Придётся везти его в Ленинград так, а там уже искать специалистов.
— Это если его ещё разрешат вывезти, — задумчиво сказал я. — Здесь такая охрана. Не удивлюсь, если на выезде у нас проверят все чемоданы и рюкзаки.
— Зачем? — удивился Мишаня.
— Чтобы мы не вывезли янтарь, к примеру, — ответил я.
— Ты думаешь, нас могут в чём-то заподозрить? Всё же, мы студенты ЛГУ!
— Да запросто! — улыбнулся я.
И тут мне пришла в голову одна идея.
— Вот что, Мишаня! — сказал я другу. — Проводи, пожалуйста, Свету. А я забегу к одному человеку.
— Куда ты, Саша? — спросила Света.
— Это сюрприз, — улыбнулся я.
Чувства чувствами, но я не собирался позволять девушке ограничивать мою свободу. Свобода мне ещё пригодится. И хотелось посмотреть, как Света на это отреагирует.
Света сначала нахмурилась, но потом улыбнулась.
— Хорошо, — сказала она. — Тогда я буду в нашей комнате.
— Вот и отлично! Я к тебе загляну.
Я поднялся с нагретого солнцем песка, пробрался по узкой тропинке сквозь шиповник и пошёл в сторону того самого немецкого дома, где началась вся эта история.
На верёвке во дворе по-прежнему сушилось разноцветное бельё, и я улыбнулся. Некоторые вещи не меняются, что бы ни случилось.
Я вошёл в прохладный подъезд и замер от удивления.
Ручка, которая два дня назад висела на одном гвозде, была крепко приколочена к двери. А на самой двери свежие гвоздики крепили края разорванного дерматина.
Это были определённые перемены к лучшему.
Я постучал в дверь, а потом потянул её на себя. Заперто.
— Дядя Слава! — позвал я.
Из-за двери никто не ответил.
Я пожал плечами. Может, на работу ушёл? Грузит ящики с посудой в пункте приёма стеклотары?
Но прибитая ручка здорово удивила меня, и на всякий случай я решил подняться к соседке. Расспрошу её по знакомству — что случилось с дядей Славой. Заодно узнаю, где его искать, и когда он вернётся.
Я поднялся по деревянной лестнице на второй этаж. Ступеньки оказались крутыми, они были сделаны не по современным удобным стандартам.
На втором этаже была только одна дверь. Я нажал круглую кнопку, и внутри квартиры пронзительно заверещал звонок.
Дверь открыла соседка. Одета она была не в привычный цветастый халат, а в красное платье с узором из крупных белых горошин. Волосы уложены в аккуратную причёску. Из глубины квартиры слышался восторженный детский визг.
— Здрасте! — сказала соседка. — Студент явился! Чего надо?
— Извините, — ответил я. — Я на минуту. Вы не знаете, где дядя Слава?
— А зачем он тебе? — с подозрением спросила соседка.
— Он говорил, что раньше работал слесарем на судоремонтном заводе, — объяснил я, — А нам надо кое-что починить. Халтурка.
— Ну, проходи, — секунду подумав, ответила женщина и отодвинулась от двери. — На кухню. Прямо по коридору.
Я сделал несколько шагов по длинному коридору. Из раскрытой двери слева прямо мне под ноги вылетела маленькая белобрысая девчушка и восторженно закричала:
— Мама! А Витька мне «козу» показал!
— Брысь в комнату! — строго ответила женщина. — Скоро обедать будем! А ты проходи, чего встал?
На большой квадратной кухне за столом, застеленным неизбежной клеёнкой сидели дядя Слава и ещё один мужчина. Мужчина был одет в голубую майку и шаровары с вытянутыми коленями. На босых ногах — стоптанные шлёпанцы. Из этого я заключит, что он живёт в квартире, а не зашёл в гости.
Дядя Слава нарядился в белую рубашку с расстёгнутым воротом и серые брюки. Брюки были поношенные, но чистые.
Водки на столе не было, как это ни удивительно. Вместо неё лежал наполовину разрезанный сухой торт в картонной коробке, и стояли три чашки с чаем.
— Здрасьте, дядя Слава, — сказал я, и повернулся к мужчине:
— Здравствуйте!
— Здравствуйте, — прогудел мужчина.
Он приподнялся с табурета и протянул мне руку.
— Виктор!
— Очень приятно! Вы извините меня, я только на минутку. Дядя Слава, вы можете мне помочь?
Красные глаза дяди Славы заблестели.
— Санёк! Здорово! Проходи, выпей чаю с нами!
— Дядя Слава, — сказал я. — Помощь твоя нужна. Больше никто не справится. Ты же слесарь?
— Да я на судоремонтном, сорок лет! А чем помочь-то?
От осознания своей незаменимости дядя Слава даже приосанился.
— Нужна твоя консультация по одной находке, — ответил я, и объяснил Виктору с женой:
— У нас археологическая экспедиция. Вот, нашли одну интересную штуку, но нужен слесарь.
Виктор с уважением посмотрел на дядю Славу.
Мы с дядей Славой спустились вниз. Пока спускались — я коротко растолковал ему, в чём загвоздка.
— Сможешь открыть замок и не повредить, дядь Слава?
— Попробуем, Санёк! — ответил он. — Только инструмент возьму.
Он вытащил из кармана плоский ключ на верёвочке и открыл дверь квартиры.
— Заходи, не стой на пороге!
Я вошёл, и не узнал его обиталище. Нет, в общих чертах почти ничего не изменилось. Та же старая мебель. Стены, требующие покраски, и лампочка под потолком вместо люстры.
Но здесь больше не пахло грязью и прокисшей едой. Полы были чисто вымыты, и бачок унитаза не журчал.
Перемены к лучшему были настолько явными, что я изумлённо покачал головой.
Через минуту дядя Слава вышел из комнаты, держа в руке деревянный плотницкий ящик с разнообразными инструментами.
— Идём, Санёк!
Защищаясь, Вилкас успел пырнуть одного вайделота ножом, но остальные хорошо отделали его. Повалили на землю, выбили из рук нож и били, пока Криве-Кривейто не крикнул:
— Хватит! Свяжите его!
Вилкаса перевернули на живот и туго стянули руки за спиной. Вилкас слышал, как стонет раненый им вайделот. Повернул голову и увидел стремительно бледнеющее лицо. Жрец двумя руками держался за живот, но кровь утекала сквозь пальцы.
Не жилец, отстранённо подумал Вилкас.
Он не жалел о том, что выхватил нож. Если на тебя нападают — надо защищаться. Этому его учил отец, и сам Вилкас верил в эту простую истину без сомнения.
— Поднимите! — снова крикнул Криве-Кривейто.
Вилкаса ухватили за подмышки и поставили на ноги. Верховный жрец подошёл ближе.
— Ты убил одного из моих вайделотов, — сказал он. — За это заплатит твой отец.
Вилкас ничего не ответил. Слова не ранят врага, а только позабавят его. А то, что Криве-Кривейто теперь его враг, Вилкас знал точно.
— Не знаю, — продолжил Криве-Кривейто, — хорошо ли, что одним из прусских племён правят такие гордецы. Я подумаю об этом.
Он посмотрел на жрецов.
— Посадите его в яму! А этого, — тут Криве-Кривейто кивком указал на умирающего вайделота, — несите к священному дубу. Я сам займусь им.
Вилкаса потащили к яме. Он не упирался, послушно перебирал ногами. Упираться нужно тогда, когда в этом есть толк и смысл. Во всех остальных случаях куда разумнее поберечь силы.
Один из жрецов отодвинул решётку, а двое других швырнули Вилкаса вниз. Падая, он ударился головой о край ямы и потерял сознание.
Когда Вилкас пришёл в себя, было уже темно. Он открыл глаза и едва удержался от стона — так болела разбитая при падении голова.
Сквозь крупные клетки деревянной решётки в яму заглядывали редкие звёзды. Ночной холод пронизывал до костей. От земли тянуло зимней сыростью.
Рук он почти не чувствовал. И это пугало больше всего.
Вилкас принялся шевелить пальцами. То есть, он думал, что шевелит, но ощутить движение не мог. Тогда он отодвинулся от стены ямы, встал на колени и принялся дёргать руками из стороны в сторону. Хоть бы почувствовать боль от впившейся верёвки! Ну, хоть что-то!
Однажды Вилкас видел пленника, который слишком долго пробыл связанным. Его освободили из плена, но руки его успели омертветь. Он больше никогда не смог шевелить ими — так и остался беспомощным калекой, несмотря на молодые годы.
Вилкас подполз обратно к стене. Опираясь на неё плечом и извиваясь, сумел подняться на ноги. И принялся из последних сил приплясывать на месте, чтобы согреться. При этом не переставал шевелить руками.
Через какое-то время старания Вилкаса увенчались успехом. Плечи ломило от напряжения, но он почувствовал боль в запястьях, а пальцы закололо, словно иголками, и зажгло теплом от восстановившегося кровотока.
Он ещё пошевелил пальцами и понял, что руки стянули не верёвкой, а кожаным ремнём. Удача?
Вилкас знал, что от сырости кожа растягивается. Немного, но всё же. А ночь сырая и промозглая.
Он снова шлёпнулся на землю, прижал руки к влажной стене ямы и принялся изо всех сил работать кистями и локтями. Если удастся растянуть ремень и освободить руки — можно будет попробовать выбраться из ямы!
Вилкас не думал, что он будет делать потом, как ускользнёт в священной роще от вайделотов. Потом будет потом, а сейчас всё внимание он сосредоточил на том, чтобы освободиться от ремней.
И вдруг услышал тихий шлепок. Как будто что-то не очень тяжёлое упало сверху на дно ямы.
Вилкас замер, прислушиваясь. Неужели вайделоты караулят его? Тогда они здорово посмеются над попытками пленника освободиться.
Наверху тихо шелестели ветки деревьев, но ни голосов, ни звука шагов слышно не было.
Зато Вилкас услышал ещё один шлепок, а затем — тихий-тихий шорох. И вдруг его замерзающих пальцев коснулось что-то шершавое.
Это змеи, понял Вилкас. Священные змеи сползаются в яму!
Сердце словно стиснули ледяной рукой, и оно едва не остановилось. Не помня себя, Вилкас вскочил на ноги. Не садиться! Ни в коем случае не садиться! Сапог змея не прокусит.
Ещё один шлепок.
Вилкасу показалось, что змеи ползают повсюду, что они уже обвиваются вокруг его ног. Он заметался по яме, пытаясь раздавить, растоптать ядовитых гадов! Ведь Криве-Кривейто обещал ему жизнь! Обманул?
Что-то твёрдое попало под мягкую подошву сапога. Вилкас ударил ногой раз, другой, третий. Втоптать змею в грязь!
Он даже не подумал о том, что раненая змея укусит его куда быстрее. Топтал и топтал ногами до изнеможения, пока под подошвами не раздался отчётливый хруст.
Сучок, понял Вилкас. Просто гнилая ветка, которая упала в яму с дерева, вот и всё.
Он попытался взять себя в руки и прислонился спиной к стене. И тут ещё одна змея свалилась прямо ему на голову!
Вилкас дёрнул головой, Змея сползла на плечо, оттуда — на связанные за спиной руки. Вилкас почувствовал пальцами гибкое сильное тело и почти сразу — болезненный укус!
Он сжал пальцы, и змея укусила снова. Вилкас нащупал её маленькую мерзкую треугольную голову, сдавил, что было сил. Змея обвивалась вокруг связанных рук. Наконец, хрупкий череп лопнул под пальцами.
Но что толку! Поздно, теперь всё поздно! Минута-другая — и он умрёт в этой яме и никогда больше не увидит Агне!
Вилкас уронил тело змеи и сам осел следом. Пусть и остальные кусают — теперь всё равно. Чем быстрее наступит смерть — тем лучше.
Но смерть всё не приходила и не приходила. Даже холод отступил — должно быть, его прогнал страх.
Вилкас поднял голову. Толстые прутья деревянной решётки отчётливо выделялись на фоне посеревшего неба. Близился рассвет.
Он ещё раз напряг руки и почувствовал, что может освободиться. Обдирая кожу, вытащил левую кисть из тугой хватки ремня. Затем стряхнул ремень на землю и поднялся на ноги.
Прямо под собой он увидел тело змеи с раздавленной головой. Это был уж — толстый, чёрный, но совершенно безобидный. В дальнем углу ямы сплелись в тесный клубок трое его собратьев. Весна. У змей начинался брачный период.
Не трогая их, Вилкас поднёс руку к лицу. Между большим и указательным пальцем он увидел четыре красных точки — следы укусов. Сжал ладонь в кулак, разжал и снова сжал. Пальца действовали.
Тогда Вилкас подпрыгнул и ухватился за брус решётки. Раскачиваясь всем телом, он попытался сдвинуть её в сторону. Решётка не поддавалась — не так-то просто стронуть с места такую тяжесть! Да ещё и он повис на ней всем весом!
Но другого способа не было. Вилкас раскачивался, сколько хватало сил. Потом спрыгивал на землю, несколько минут отдыхал и пробовал ещё раз.
Во время очередного отдыха он услышал наверху тихие шаги.
Видно, боги на его стороне! Это наверняка вайделоты, идут проверить пленника. Если бы они увидели, как он качался на решётке — Не миновать бы Вилкасу новых побоев.
Вилкас мигом уселся у стены, спрятав руки за спину, и притворился, что спит.
— Вилкас! — раздался сверху тихий шёпот.
Агне?
Он открыл глаза и поднял лицо.
Агне!
Встревоженно оглядываясь, девушка склонилась над решёткой.
— Вилкас, ты жив!
Девушка всхлипнула от облегчения.
— Отец только что сказал мне, что ты здесь.
— Агне! — ответил Вилкас. — Ты можешь отодвинуть решётку? Мы убежим вместе!
— Нет, нет!
Агне отчаянно замотала головой.
— Отец знает, что я здесь. Это он прислал меня к тебе.
— Зачем? — недоумённо спросил Вилкас.
Мгновение девушка молчала, а потом ответила:
— Он хочет, чтобы ты стал вождём вместо своего отца.
— Как это? — изумился Вилкас.
— Не сразу, — торопливо ответила Агне, — Нет! Скоро твоё племя придёт в священную рощу — так сказал отец. Он хочет, чтобы ты поговорил с Арнасом и другими пруссами. Убедил их отказаться от чужого бога и принести в жертву его посланников. И тогда всё будет по-прежнему! Боги будут благоволить пруссам, а пруссы будут славить богов. Твой отец останется вождём, а когда он состарится — ты по праву займёшь его место. Криве-Кривейто поможет тебе в этом!
Вилкас застыл, прислонясь спиной к стене ямы. Агне говорила именно то, о чём мечтал он сам. Предлагала вернуть всё к прежним временам.
Если бы уговаривать его явился сам Криве-Кривейто, Вилкас не поверил бы ни одному слову. Но старый жрец знал, кого послать.
— А мы с тобой? — спросил Вилкас. — Мы будем вместе?
— Конечно! — твёрдо ответила Агне.
Не верить Агне Вилкас не мог. Иначе — зачем жить?
Всё, о чём он мечтал, снова могло исполниться! Нужно было только переубедить отца. Что ж. Значит, настало время обрести своё мнение.
Вилкас отчётливо понял, что это его единственный шанс.
— Я согласен! — ответил он.
— Вилкас! — воскликнула Агне, — Я люблю тебя!
Вдруг она заметила змею, лежавшую возле ног Вилкаса.
— Что это?
— Уж, — ответил Вилкас, проследив взгляд девушки. — Упас ночью мне на голову.
— Ох!
Во вздохе Агне слышалось искреннее облегчение.
— Я побегу к отцу, скажу, что ты согласен. Пусть он освободит тебя!
Агне прижалась к решётке и протянула сквозь неё руку. Вилкас дотронулся до тонких пальцев девушки — они были тёплыми и едва заметно подрагивали. Агне дотянулась и легко потрепала Вилкаса по голове.
— Я вернусь!
Затем девушка исчезла. А Вилкас подпрыгнул и снова повис на решётке. Впервые в жизни он решился пойти против воли отца, и странное возбуждение переполняло его.
Через полчаса к яме явился сам Криве-Кривейто в сопровождении вайделотов.
— Ты действительно решился помочь мне? — спросил он, внимательно глядя через решётку в лицо юноше.
— Нет! — твёрдо ответил Вилкас.
Губы Криве-Кривейто дрогнули от удивления.
— Я хочу помочь своему отцу и своему народу, — объяснил Вилкас. — Я считаю что всё должно остаться по-прежнему. Так, как было до прихода монахов. Старые боги должны править на небе, а на земле пусть будет союз пруссов.
— Умный мальчик! — одобрительно сказал Криве-Кривейто. — Агне уверяла меня, что ты прискакал. Чтобы о чём-то предупредить нас, но я не сразу поверил ей. Теперь вижу, что зря. Смотрю, ты смог освободить руки!
Криве-Кривейто тоже заметил раздавленную змею. Но ничего не сказал, лишь кивнул вайделотам:
— Отодвиньте решётку! И спустите ему лестницу.