Перевод с английского И. Архангельской
Мистер Катц остановил машину там, где начинался причал, вышел из нее и стал смотреть на темную воду. Он долго так стоял; в сгущающихся сумерках белело бледным мазком его лицо. Потом он дрожащей рукой отер лоб, поглубже нахлобучил шляпу, сунул руки в карманы толстого пальто с вельветовым воротником и отступил назад, но споткнулся — в этом месте шли рельсы портового крана — и судорожно схватился за тумбу. Сердце у него глухо екнуло, коленки стали ватными. Он достал бутылку бренди из кармана и глотнул из нее. Немного успокоившись, он медленно побрел вдоль причала. Пристань была непривычно пустынна; у причалов — ни одного судна, только у входа в гавань два или три стояли на якоре.
Мимо него прошли в сумерках три молодых докера — здоровенные, в кепках и комбинезонах, и он поглубже уткнул лицо в воротник; белое пятно под темной шляпой, только и всего, больше ничего не разглядишь. Он шел, тяжело шаркая ногами, колени у него противно подрагивали, внутри была пустота.
Он свернул на один из пирсов и побрел по нему. Здесь, казалось, было еще тише, и воздух еще больше сгустился и пах рыбой, и хвоей, и тем холодным соленым запахом, которым пахнет ночной прилив. Кое-где валялись проржавленные якорные цепи, груды поломанных корзин и ящиков из-под рыбы. Он присел передохнуть на лафет старинной полузатонувшей корабельной пушки; он только посидит немного и вернется к машине, а потом… когда здесь совсем никого не будет… А то слоняются всякие любопытные, да еще и не стемнело как следует.
— Пришли порыбачить, мистер? — раздался откуда-то сбоку хрипловатый мальчишеский голос, и от неожиданности он так вздрогнул, что чуть не свалился в воду.
— Порыбачить?! Да нет, какое там… — сказал он. Мальчишку он сразу не разглядел, тот сидел за грудой корзин — одни ноги торчали наружу — и расковыривал ножом лангуста.
— Могу одолжить удочку, если хотите. У меня есть лишняя.
— Нет, нет. Мне не нужно, — сказал мистер Катц.
— Как так — не нужно? А чего же вы тогда сюда пришли, мистер? Джентльмены иногда любят порыбачить. Так, для забавы.
— А ты-то что тут делаешь? Тебе уже давно домой пора. Вот тебе мать задаст!
Мальчишка громко рассмеялся хрипловатым заливистым смехом.
— Ну и чудак же вы, мистер!
— Да уж, я большой чудак, — сказал мистер Катц.
— Простите, мистер. Я не то имел в виду. Домой-то я и не пойду, буду здесь рыбачить.
— Всю ночь?
— Всю ночь. Вот если наловлю десять-двенадцать связок, тогда что-нибудь завтра выручу.
— Как? Ты ловишь на продажу? Чтобы заработать на жизнь?
— Ну да! — Снова раздался смешок. — А для чего же еще?
Мистер Катц с удивлением на него поглядел. Собеседнику его было лет двенадцать, не больше, да к тому же и ростом он был маловат. У мальчика был большой, расплывающийся в улыбке рот, темная кожа и копна нечесаных черных кудрей.
— Вот наловлю рыбы, потом продам ее, а потом уж и домой. Мне ведь надо платить тете — вообще-то она мне не настоящая тетя, только мы с Сус живем у нее. И за Сус тоже надо платить.
— А дальше что? — спросил мистер Катц. Он разволновался.
— А дальше пойду продавать «Аргус» на Бьютенграхт-стрит, к старой немецкой кирхе.
— Плохо дело! Когда же ты спишь-то?
— Сплю помаленьку, — засмеялся мальчишка.
— А в школу ходишь?
— Нет, мистер. В школу Сус ходит.
Мистер Катц покачал головой. Между тем мальчик насадил на крючок кусочек лангуста и метнул леску. С легким всплеском крючок с наживой погрузился в воду.
— Может, вы подержите, пока я насажу другой? — попросил он.
— Нет, нет, что ты! Ты же видишь, я не рыбак.
Мальчишка обмотал леску вокруг большого пальца ноги.
— «Готтентоты» — они быстрые, — весело сказал мальчик. — Как начнут щипать, сразу надо дергать, а то обгложут всю наживку.
Пошевеливая большим пальцем, чтобы чувствовать леску, он взялся за второй крючок и стал обматывать наживку ниткой.
— Ну ладно, давай твою удочку, — сказал мистер Катц.
Он подошел поближе и сел рядом с мальчонкой. Минуту спустя он уже держал вторую удочку тоже, а юный рыболов насаживал третью.
Угас последний отсвет дня, и горы стали совсем темными, резким силуэтом вычерчиваясь на фиолетовом небе и словно нависая черной громадой над мигающими в удивлении огнями города. Немного погодя над путаницей мачт взошла огромная оранжевая луна. Время от времени мистер Катц чувствовал легкое подергивание и рывком вытаскивал удочку. Но на крючке ничего не было.
— Ночью знаете, как хорошо ловится, мистер, только рыба еще не пошла. Это так, мелочь, — сказал мальчуган. — Большие рыбы очень пугливые, да и змеи их отгоняют. Не беспокойтесь, скоро так начнут клевать, что только поспевай. Тут и треска попадается, и бычки. Не беспокойтесь, мистер.
— Да я и не беспокоюсь. — Мистер Катц поежился. Воздух был холодный, пропитанный соленой влагой. Мелкие волны бились о сваи, тут и там показывались из-под воды какие-то черные предметы и снова исчезали. Холодея, он смотрел на воду и весь сжимался от ужаса. Потом снова стал глядеть на луну и немножко успокоился.
На мальчугане была одна рубашка да шорты, да еще явно чужой, не по размеру, жилет.
— А ты поужинал, сынок?
— Еще нет, мистер. Сейчас разведу костер и сварю рыбки.
— Да ведь ты еще ни одной не поймал!
Мистер Катц с трудом поднялся и, шаркая ногами, медленно побрел в сторону набережной. Отсутствовал он довольно долго и вернулся с булкой, сосисками и огурцами — раздобыл их в ближнем кафе.
Они насобирали дощечек от ящиков и прутьев и развели костер. Мистер Катц сел, прислонясь спиной к корзине, и с черной, щемящей завистью стал наблюдать за мальчуганом. При свете костра он видел его продолговатые зеленые глаза и лицо, которое то подергивалось грустью, то оживлялось и вспыхивало озорной улыбкой. Мистер Катц сидел с удочкой в руке, хоть и совсем позабыл про нее. Мальчуган кончил есть и еще раз повторил:
— Ух, вкусно! Большое спасибо, мистер.
Послышались чьи-то шаги — они приближались к ним, и мальчуган что-то торопливо зашептал ему на ухо. Но над ними уже маячила фигура полисмена.
— Поймали что-нибудь?
— Да нет. Не хочет дура рыба клевать, что с ней поделаешь… — сказал мистер Катц. Сердце его тяжело застучало, и чувствовал он себя довольно глупо.
— А вчера хорошо клевала, — сказал полисмен. — Прошу прощения, сэр, но я хотел спросить, есть ли у вас разрешение на ловлю?
Мистер Катц моментально все сообразил.
— Конечно, констебль, — сказал он. — Что за вопрос! Все в порядке.
— А могу я взглянуть на него?
Мистер Катц не спеша извлек из кармана наполовину опустошенную бутылку и протянул ее полисмену. Тот взял, устремил взгляд на луну, которая висела еще совсем низко над горизонтом, отвернул пробку и, закинув голову, сделал большой глоток. Слышно было, как жидкость забулькала у него в горле. Потом протянул бутылку обратно.
— Ваше разрешение в порядке, сэр, — сказал он. — Только не разводите такой большой костер — его с Каледонской площади увидишь.
Мальчуган старательно притушил пламя.
— Ой, мистер, какой же вы умный! — сказал он.
— Да вроде бы не дурак, — сказал мистер Катц.
Они подошли к удочкам, и мальчуган вытащил их одну за другой, чтобы насадить новую наживку. Он разломал еще одного лангуста, который здорово попахивал. Мистер Катц почувствовал, как подкатывает тошнота, однако смолчал. Немного погодя он достал из внутреннего кармана пальто запечатанный конверт.
— Слушай меня, сынок. Я хочу дать вот это тебе, чтобы ты сделал для меня одно дело. Ладно?
— Ну конечно.
— Отдай это завтра в полицию.
— В полицию?! Э, нет.
— В чем дело? Ты что, боишься?
— А чего вы сейчас не отдали этому полисмену?
— Я сказал завтра, а завтра я… Ну что же, если ты не хочешь сделать для меня такую мелочь…
— Да нет, мистер. Я отнесу, честное слово. — Мальчик взял конверт и засунул его в карман жилета. — Честное слово. А что, мистер, вы уже уходите?
Мистер Катц ничего не ответил. И тут вдруг началось — мальчишка заорал ему:
— Клюет! Да вы гляньте, мистер! Клюет, черт побери!
Леска сильно дернулась и стала, крутясь, быстро уходить в воду, обжигая ему пальцы. Но он успел ухватить ее, а то бы катушка свалилась в воду. Тогда пошли сильные рывки, один за другим. Он уже сообразил, что теперь надо держать крепко. Мальчишка, вне себя от волнения, пританцовывал на краю парапета.
— Вот так да! Вот так рыбища! Держите ее, мистер! Ой-ой! Подтягивайте понемножку — не силь-но! Помалу, помалу!..
Мистер Катц в полном удивлении стоял на коленях возле рельсов для подъемного крана. В голове у него все смешалось. Он не понимал и половины из того, что орал ему мальчишка, он только чувствовал, как сопротивляется рыба. Никогда прежде ему не приходилось испытывать ничего подобного. Потом он почувствовал, как леска ослабла и уже не было больше рывков.
— Ай-ай-ай, — жалобно запричитал он, — похоже, что сорвалась…
Но рыба сделала круг, и он снова ее почувствовал, только теперь она тянула и дергала уже не так сильно. Это его даже несколько разочаровало: значит, борьба уже окончена? Он перехватил леску в другую руку.
— Вот она, мистер! Ого, какая! Осторожнее, эй, осторожнее!
Мистер Катц поднял бьющуюся, извивающуюся рыбу над краем пирса, и она шлепнулась о полу его пальто, отпечатав большое поблескивающее скользкое пятно. Это был «готтентот» фунтов на пять, не меньше; он трепыхался, лежа на пирсе, в лунном свете, а мальчуган скакал вокруг него с восторженными восклицаниями. Мистер Катц достал носовой платок и вытер скользкое пятно на пальто. И тут же подумал: «Боже, зачем я это сделал?» Он спрятал платок.
Следующую рыбу поймал мальчик, только маленькую. Потом двух подряд снова вытащил мистер Катц.
— Смотри, а вы здорово ловите, мистер. «Готтентоты» — они ух какие ловкие, а вы еще ловчее, — сказал мальчишка.
— Да уж, ловчее меня на свете нет.
— Теперь пойдет клев, только поспевай. К утру, знаете, сколько наловим! И поделим пополам.
— Пополам? Нет, так не пойдет, — сказал мистер Катц.
— Ну ладно, то, что вы поймали — вам, а мне — мою долю. По-честному.
Мистер Катц улыбнулся. Он вспомнил то время, когда два его сына тоже были мальчишками. Теперь они выросли, совсем взрослые, а он одинокий, больной, и в душе — одна пустота. Один сын уехал за океан, другой живет в Иоганнесбурге, и он совсем их не видит.
— Нет, сынок, не так. Вот послушай меня: я у тебя на комиссионных, ты платишь мне двадцать процентов, две рыбины из десяти. На то, что выручишь, купишь у рыбаков еще рыбы и продашь ее чуть подороже. Это, конечно, не по правилам, зато у тебя будет оборот. И нечего тебе продавать «Аргус» у церкви, это грошовая работа. Надо пробиваться изо всех сил. Потом ты пустишь на свою территорию других ребят и будешь за это брать с них двадцать пять процентов с улова. Понял? Вот это дело.
— Здорово, мистер!
— Будешь делать деньги.
— Здорово!
— А когда доживешь до моих лет — прыгнешь в море.
Мальчишка вскрикнул и хрипло засмеялся.
— Ой, ой, мистер! Какой же вы умный!
— Да, я большой умник…
Опять ничего не ловилось. Мистер Катц посмотрел на мальчика — тот крепко спал, лежа на спине, освещенный луной. Губы у него были приоткрыты, длинные ресницы легли на коричневые щеки. Леска выскользнула из его пальцев. Плохо дело, сказал себе мистер Катц. Он снял с себя пальто и прикрыл им юного рыболова. Потом подложил дощечек в костер, чтобы не замерзнуть, и занялся удочками. Когда он разламывал хвост лангуста, его снова чуть было не стошнило, пальцы дрожали, и он накололся на крючок, однако он продолжал возиться с наживкой. Начался прилив, он слышал тихий плеск прибывающей воды, чувствовал, как пахнут морем холодные волны. На воду ему смотреть не хотелось, зато он подолгу смотрел на луну — теперь она стояла высоко над городом, и какая-то вечерняя звезда неотступно следовала за ней. Перекликаясь друг с дружкой, пролетели птицы. Откуда-то, со стороны Южного залива, донесся женский смех.
Подергивание лески вывело его из задумчивости, и он вытащил еще одного маленького «готтентота». Он здорово искололся о его колючий спинной плавник, зато, слава богу, наживка была целехонька. Он закинул снова и почти тут же последовал сильный рывок. Рыбина была большая, хоть и не такая, как первая. Он разложил их все рядком и почувствовал гордость. Ну да, большой рыбой он явно гордился. Здорово он ее поймал! Плавала себе рыба на свободе, а ты взял да и вытащил ее из воды, и вот теперь она принадлежит тебе. Конечно, это надо уметь, надо «словчить», как говорит мальчишка. Он взглянул на него — тот успел повернуться на бок, лицом к костру, подложил руку под голову. На безмятежное лицо падал теплый отсвет пламени. Мистер Катц подумал, что надо бы разбудить его — рыба пошла, он будет недоволен, что проспал. Да заодно насаживал бы крючки, ужасно это противное дело. Но все-таки он его не разбудил, он снова закинул леску и услышал тихий шлепок — это крючок с наживкой вошел где-то поодаль в черную воду. Только услышал, на воду он старался не глядеть.
На сей раз он долго ждал, глядя на небо и ни о чем не думая. Потом поймал маленького бычка. Тот трепыхался изо всех сил, а когда занял свое место в ряду, заблестел в лунном свете чистым серебром. Без пальто было довольно прохладно, и мистер Катц снова подложил дощечек в костер. Мальчуган что-то пробормотал во сне, облизнул сухие губы. Время от времени мистер Катц делал глоток из бутылки, чтобы изнутри грело не меньше, чем от костра. Ему стало совсем хорошо, он успокоился, напряжение отступило. Луна перевалила через зенит и теперь уплывала ему за спину, и та звезда, как ни странно, по-прежнему следовала за ней, только стала совсем маленькая и холодная.
Он уже не считал рыбу, которая то клевала, то нет, и ничего особенного больше не случилось. Может, все это ему снится? И где он вообще находится? Но ему было все равно, он даже больше не замечал, как мерзко пахнет наживка.
А потом вдруг леску дернуло с такой силой, что ему чуть не оторвало мизинец. Он почувствовал острую боль и какое-то мгновение в полной растерянности тупо смотрел на свои руки. Леска скользила с молниеносной быстротой, и тут он опомнился и схватил ее. Он тянул ее к себе изо всех сил, не решаясь подойти к краю парапета. Господи, что это?! С сердцем творилось что-то странное. Уже не приступ ли начинается? Он испугался и в то же время чуть с ума не сходил от возбуждения. В какой-то момент он хотел разбудить мальчишку, позвать его на помощь, но потом подумал: вытащил же я один того первого большого «готтентота» и сейчас тоже справлюсь, что бы там ни попалось. Только бы удочка выдержала! Когда мистер Катц наконец вывел рыбину на поверхность, она так бешено забилась, что ему все же захотелось взглянуть, что там такое, он просто не мог утерпеть. Там, за краем парапета, таился ужас, там скользила черная жуткая вода, но не взглянуть было нельзя — надо ведь решить, как ее тащить дальше. Рыба словно винтом взбивала воду — слышно было, как бурлит водоворот, и бешеными рывками дергала леску. Еще крепче ухватя леску, намотав ее на руку, он осторожно пополз на четвереньках к краю. Теперь рыба то замирала на какое-то мгновение, то начинала с еще большей яростью хлестать хвостом. Наконец он дополз до края, робко глянул вниз, весь сжавшись от страха, и тут же отпрянул назад. Он лег животом на парапет, совсем обессилев. «Господи, дай мне силы поймать ее! Только одну эту, и больше не надо», — шептал он. Потом, когда нервы чуть успокоились, он начал как можно осторожнее, стараясь унять дрожь в руках, — они так болели! — вытягивать леску. Ему казалось, что он уже дотянул рыбину до половины гранитной стены пирса. Еще тянуть ему и тянуть, но он ведь и тянет… И вдруг сбоку раздался тихий изумленный посвист.
— У-у! Ой, мистер! Ой-ой-ой! Какая рыбина!
Мальчишка свесился вниз головой над краем парапета.
От испуга мистер Катц чуть было не выронил все из рук, и рыбу рывком стряхнуло вниз.
— Ой, вай-вай! Ой, только не упустите, мистер!
Мальчишка дрожал от волнения. Мистер Катц хотел ему что-то сказать и не смог — горло совсем пересохло. Он принялся снова через край парапета, так что леска терлась о него, вытягивать рыбу.
— Потихонечку, мистер, осторожнее. Так, так, еще немножко… Еще чуть-чуть, и я схвачу ее за жабры.
Он подтянул еще. И вдруг леска стала совсем легкой, просто как перышко, и тут же раздался громкий всплеск.
— А-ах! — слабо вскрикнул он и приложился лбом к холодному камню. Ему хотелось заплакать. Он лежал ничком на парапете и слушал жалобные вопли и причитания мальчишки.
— А, черт! Стыд-то какой! Вот была рыба!..
Мальчуган тщательно осмотрел удочку.
— Э-э, мистер, ну-ка гляньте скорей. Крючок обломился. Вы не виноваты, мистер. Правду говорю. Ну не горюйте, мистер. Посмотрите-ка!
Мистер Катц сел, пытаясь разглядеть в темноте обломок крючка.
— Так он обломился? Только кто мне поверит…
— Но ведь это правда, мистер. Вы-то в этом не виноваты. Это я виноват.
— Не говори глупости. Никто не виноват.
Они поярче разожгли костер, и мальчуган начал подсчитывать улов.
— О-го-го! Одиннадцать связок! А эта большая рыба — одна целая связка. Я-то поймал три-четыре, всего на одну связку. Ого, еще одна большая! Чего же вы меня не разбудили, мистер? Теперь вся рыба ваша.
Он отрывал узкие полоски от камышины, сучил из них жгут и нанизывал рыбу, просовывая жгут через рот и жабры. «Видно, этот малец решил, что я пойду с рожком по улицам и буду сам продавать рыбу», — усмехнулся про себя мистер Катц.
— Рыба эта твоя, сынок, — сказал он, — бери ее и продавай. Всю.
Мальчуган потупил зеленые глазищи и продолжал заниматься своим делом.
— Слушай, не валяй дурака, — устало сказал мистер Катц. — Удочки, крючки, наживка — все твое. И потом, я ведь не рыбак, а коммерсант.
Он увидел, как мальчишка сердито смахнул слезу.
— Нет, мистер, это вы наловили.
— Фу ты! Ну и что из того? Просто мне захотелось немного порыбачить, вот и все.
— Правда? Тогда спасибо. Наверно, мистер — король.
Мистер Катц сердито кашлянул и сморкнулся в платок.
— Э-эх, вот если бы я поймал ту, последнюю!..
— Да-а!.. — вздохнул мальчуган, видно решив, что и эта последняя тоже досталась бы ему.
Луна зашла, и в бледном холодном небе начали вырисовываться мачты рыбачьих шхун, когда мальчуган и мистер Катц затушили костер и аккуратно смели в море пепел. Мальчик сложил связки рыбы в багажник, влез на сиденье и заметил, как мистер Катц отчего-то вздрогнул, когда заработал мотор. Письмо в полицию по-прежнему лежало у мальчишки в кармане, но они оба про него забыли.
Когда они остановились у таможенной заставы, мистер Катц вдруг вспомнил о чем-то.
— Эй, друг, — сказал он таможеннику, высунув из окна машины осунувшееся лицо, — где тут у вас можно получить разрешение? Ну, чтоб можно было рыбачить…