Современная венгерская пьеса

Перевод А. Гершковича.

М а й о р.

Т о о т.

М а р и ш к а — его жена.

А г и к а — их дочь.

П о ч т а л ь о н.

П р и х о д с к и й с в я щ е н н и к Т о м а й и.

П р о ф е с с о р К и п р и а н и.

Г и з и Г е з а н е — женщина с дурной репутацией.

А с с е н и з а т о р.

Л е р и н ц к е — сосед.

Э л е г а н т н ы й м а й о р.

С а н и т а р.

М у з ы к а н т ы, п о м о щ н и к а с с е н и з а т о р а.

Действие происходит в курортном городке в годы второй мировой войны.

Часть первая

Перед домом Тоотов. Вдали — сосны, холмы, горы.

П о ч т а л ь о н (вид странный, вроде деревенского дурачка-оборванца; в форменной фуражке, с сумкой на боку). Говорят, я… идиот. Могу, говорят, плюнуть в колодец. Или высморкаться в развешанное на веревке белье. Мало ли что говорят! Все это враки. Зато ногой я могу так дать себе под зад, что перепрыгну через шляпу. (Кладет фуражку на землю.) За кружку пива — могу, а так… (Берет фуражку.) Еще говорят, что я с письмами… манипулирую. Вот это правда. Профессор Киприани, к примеру, ничего плохого не сделал, даже лечил меня в своей психиатрической клинике, но мне лично он не нравится. (Достает конверт.) Не нравится — и все тут. Когда ему присылают конверт с золотой каймой — приглашение к господину регенту на прием с коктейлем, я этот конверт… (Рвет и выбрасывает клочки воображаемого конверта.) Чтоб не радовался. А вот учителя нашего я, напротив, уважаю… Когда его сына ранили на фронте, я это письмо… (Рвет и выбрасывает клочки воображаемого письма.) До сих пор не знают. А дочь учителя родила тройню. В телеграмме я исправил тройню на двойню. Как хотите, а тройня — это многовато. Двойня — лучше. Все это я делаю бескорыстно, из одних добрых побуждений. Даже кружку пива никто не поставит. Просто я люблю четные числа. Два, четыре, шесть — как красиво. Один, три, пять… (Корчит брезгливую гримасу.) За что я особенно уважаю Тоотов? Их четверо: Тоот, жена и двое детей: Агика и Дюла. Четверо — это хорошо. Дюла на фронте. Не дай бог, чтобы с ним что-то случилось! Вот пришло письмо от него. (Снимает фуражку, извлекает письмо.) Я это письмо целую неделю с собой таскаю. Почему? Потому что в нем — одни неприятности. Пожалуйста. (Читает.) «Отравился колбасой, страдаю поносом». Этого им знать не надо. От колбасы, бывает, на тот свет отправляются, а иногда само проходит — зачем же волновать господина шефа пожарной команды? А вот это письмо поступило сегодня. Свеженькое. (Извлекает письмо из сумки, читает.) «Дорогие родители и Агика. С радостью сообщаю, что понос у меня прошел и я совсем здоров…». Вот это замечательно. Это надо срочно отдать. (Читает.) «Есть у меня еще более радостное сообщение…». Два радостных сообщения в одном письме! — такое письмо следует вручить как можно скорее. Не такой уж я идиот! (Кричит.) Господин Тоот, письмо от сына! Хорошие вести от сына.

М а р и ш к а и А г и к а высовываются из окна, вырывают письмо из рук почтальона. Подходит Т о о т.

М а р и ш к а (читает с волнением). «Дорогие родители и Агика. С радостью сообщаю, что…». (От волнения не может продолжать, передает письмо Агике.) Читай ты!

А г и к а. «Господин майор, о котором я вам писал много хорошего, заболел. Постоянные налеты партизан окончательно расшатали его нервы. Ему дают двухнедельный отпуск по болезни. Я его уговорил воспользоваться вашим гостеприимством. Он отказывался, но в конце концов я его уговорил. Он едет к вам. Вы представляете, что это для меня значит?!»

М а р и ш к а. Боже мой, какое счастье! Стаканчик вина дядюшке Дюри.

Агика подносит почтальону стакан вина.

П о ч т а л ь о н (пьет). За здоровье вашего сына. (Уходит.)

А г и к а. Майор… Был ли в наших краях когда-нибудь майор? Никогда!

Т о о т. Вот только нервы у него расшатаны.

М а р и ш к а. У нас он поправится… Прочти, доченька, еще раз это место.

А г и к а (читает). «Наш господин майор не выносит шума, и на него плохо действуют некоторые запахи, а другие же, как хвоя, действуют успокаивающе».

М а р и ш к а (гордо). Хвои у нас много.

Т о о т (слегка озадачен). Какие запахи он не переносит?

М а р и ш к а. Некоторые. Дюла ясно пишет «некоторые». Чего же тебе еще надо?

Т о о т. Не мешало бы знать поточнее.

М а р и ш к а и А г и к а скрываются в доме.

(Ходит взад и вперед, принюхивается. Увидев кого-то за изгородью, кричит.) Алло, доктор! Алло!

Появляется а с с е н и з а т о р с п о м о щ н и к о м, который выкатывает тележку с бочкой и выжидающе стоит поодаль.

А с с е н и з а т о р. Слушаю вас, господин шеф пожарной команды.

Т о о т. К нам приезжает начальник сына, он очень чувствителен к запахам.

А с с е н и з а т о р. Поздравляю вас, господин шеф пожарной команды! Прикажете качать?

Т о о т. Сами решайте, господин доктор. Я лично к этим запахам привык.

А с с е н и з а т о р. Так выкачивать или не выкачивать?

Т о о т. Вопрос в том — воняет или не воняет?

А с с е н и з а т о р (глубоко втягивая в себя воздух). Буду откровенен. В том углу, где находится туалет, воздух несколько испорчен. Однако в пределах нормы.

Т о о т (твердо). Тогда будем качать. Речь идет о жизни моего сына.

А с с е н и з а т о р. На вашем месте я не стал бы спешить с этим делом. Предположим, я приступаю к операции — что дальше? Посудите сами, господин шеф пожарной команды. Лежит, скажем, на морском дне чистая-пречистая жемчужина. Она чиста — пока море спокойно. Но если взбаламутить воду… понимаете? Она вновь станет чистой только после того, как уляжется волна. Надеюсь, вы понимаете мою аллегорию?

Т о о т. Значит, оставим так?

А с с е н и з а т о р. Видите ли, я отказался от юриспруденции, ибо мой нынешний промысел дает в десять раз больше дохода. Но я и не предполагал, что на новом поприще столкнусь с такими сложными проблемами. Скажу честно: в юридической практике я с такой проблемой не сталкивался. Вопрос о том: в какой степени ваш будущий гость чувствителен к запахам. Что об этом пишет ваш сын?

Т о о т (зовет). Маришка! Агика!

М а р и ш к а и А г и к а выглядывают из окна.

Что пишет о запахах наш Дюла?

М а р и ш к а (извлекает спрятанное под бюстгальтером письмо). «…На него плохо действуют некоторые запахи…». Все.

А с с е н и з а т о р. Мда. Несколько неопределенно. (Тооту.) А, собственно, почему вы полагаете, что именно этот запах на него действует плохо?

М а р и ш к а. Один наш жилец уже как-то жаловался.

А г и к а. А он даже не был майором — всего-навсего проводником в вагоне.

М а р и ш к а. Что ни говори, у майора должна быть более тонкая организация.

А г и к а. Иногда, особенно по воскресеньям, этот запах беспокоит даже меня, а я ведь не майор.

М а р и ш к а. Не болтай! Беги, доченька, позови соседей.

А г и к а уходит.

(Мужу.) Мой милый Лайош, сохраняй спокойствие и будь здравомыслящим.

Т о о т. Легко сказать. (Ассенизатору.) Что ж будем делать, господин доктор?

А с с е н и з а т о р. Когда приезжает гость? Все дело в том, что, если я сейчас потревожу массу, потребуется минимум две недели, чтобы она вновь успокоилась. Есть у нас это время?

Т о о т. Наш гость приезжает вот-вот.

А с с е н и з а т о р (твердо). Тогда отложим, господин шеф пожарной команды.

Т о о т. Как скажете, господин доктор. Вам виднее. Благодарю за консультацию. Сколько обязан, разрешите узнать?

А с с е н и з а т о р. Нисколько, уважаемый господин Тоот. Гонорар я беру только за операцию.

Т о о т. Этого я не могу принять.

А с с е н и з а т о р (гордо). Советы я даю даром. (Уходит с помощником, увозя за собой тележку с бочкой.)

Возвращаются А г и к а и п о ч т а л ь о н, за ними следом появляются соседи Тоотов: Г и з и Г е з а н е и Л е р и н ц к е.

М а р и ш к а. Вот и наши милые соседи, дорогой Лайош.

Т о о т. Прошу вас прослушать, что пишет мой сын с фронта.

М а р и ш к а (читает). «Чем ближе день отъезда, тем благосклоннее ко мне господин майор. Поезд отправляется из Нового Оскола, господин майор обещал взять меня на станцию. Я буду его провожать! Представляете, мне посчастливится помыться в настоящей бане».

Л е р и н ц к е. Добрые вести.

Г и з и. Рада за вас.

М а р и ш к а. «Я забыл предупредить вас об одном очень важном обстоятельстве. Дело в том, что постоянный страх перед партизанами окончательно лишил его сна и ему необходим покой. Малейший шум выводит его из себя. Я знаю, что мой дорогой отец пользуется всеобщим уважением и сможет обеспечить полную тишину…».

П о ч т а л ь о н. Вот те раз…

Л е р и н ц к е. А разве у нас нет тишины?

М а р и ш к а. Разумеется, есть. Загляните в книгу отзывов. Один наш жилец так и написал: «Здесь тишина густая, как черный бархат». Этот жилец работал на свинобойне.

А г и к а. Мне очень нравится, как это сказано. Я часто читаю: «густая, как черный бархат».

Г и з и (Маришке). Что же вас в таком случае беспокоит?

М а р и ш к а (крайне изумленно). Как ни говорите, а высокопоставленные лица более тонко организованы, и они больше реагируют на неприятные шумы.

Л е р и н ц к е. Но какие шумы? Что вы имеете в виду?

Т о о т. Разрешите, я объясню. Естественные шумы, как-то: шум ветра или шум дождя — мы устранить не в состоянии.

Л е р и н ц к е. Попробуйте…

Т о о т. Но с другой стороны… (Смотрит на Леринцке.)

Л е р и н ц к е. С другой стороны?

Т о о т. Да, уважаемый сосед. Именно со стороны твоего участка нет-нет да и донесется, глядишь, весьма неприятный звук.

Л е р и н ц к е. Икание.

М а р и ш к а. Нечто в этом роде.

Л е р и н ц к е. Как только выпью пива, — в особенности если оно холодное, — на меня икота нападает… Но теперь все. Конец! Завяжу.

М а р и ш к а. Спасибо, соседушка.

Т о о т (трясет руку Леринцке). Большое спасибо, дорогой сосед. Это благородный поступок.

Г и з и. А я зачем понадобилась? Уж с моей-то стороны никакие звуки не доходят. Пьяниц и грубиянов я не терплю. Я даже написала объявление и вывесила на самом видном месте. Над кроватью.

Т о о т. Мадам, вас мы просим о самой малости. Сущий пустяк. Ваша калитка, видите ли, чуть-чуть скрипит.

Г и з и. По вашему, это пустяк?

М а р и ш к а. Просто ее надо чуть-чуть смазать.

Г и з и. Видите ли… Моя калитка скрипит неспроста. Ее скрип имеет весьма определенное назначение. Он выполняет, так сказать, служебную роль. Как вам известно, основной круг моих клиентов — сборщики смолы. Это весьма милые и вполне порядочные люди, но по своей природе они несколько медлительны. Скрип калитки сигнализирует о приходе клиента. Понимаете? Клиент открывает калитку, она скрипит, это в свою очередь заставляет предыдущего клиента поторопиться. Теперь представьте, что я смазала калитку. Калитка не скрипит, следующий клиент ждет, предыдущий не торопится, в результате я несу материальный ущерб.

Т о о т. А другого способа поторопиться нельзя придумать?

Г и з и. Старый способ вернее, господин Тоот.

Т о о т. Понимаю. Вы хотите, чтобы мы возместили материальный ущерб? Какую сумму он может составить?

Г и з и. Что вы! Этого я никогда себе не позволю. Я всего-навсего обрисовала ситуацию. Мне только доставит удовольствие сделать что-нибудь для такого человека, как вы, господин Тоот. До свидания, господин шеф пожарной команды.

Т о о т. Сердечно благодарю вас.

Г и з и и Л е р и н ц к е уходят.

М а р и ш к а. Всего доброго. (Крайне растрогана, глядя им вслед.) Сколько в них души, отзывчивости! Как они тебя любят, мой милый Лайош. Что нам еще осталось сделать по списку?

Т о о т (достает листок, читает). Сказать тетушке Сюч насчет собаки.

П о ч т а л ь о н. Я ей посоветовал отвести ее к леснику — она не хочет.

А г и к а. Собака?

П о ч т а л ь о н. Тетушка.

М а р и ш к а. Что же ты сделал?

П о ч т а л ь о н. Пришлось задушить.

А г и к а. Тетушку?

П о ч т а л ь о н. Собаку… Надо было тетушку?

М а р и ш к а (в ужасе). Что вы! Бог с вами.

П о ч т а л ь о н. Ради господина Тоота я с удовольствием.

Т о о т. Спасибо, но это уж слишком… Что у нас еще?

А г и к а. Я бегала на автобусную станцию и договорилась с водителями, что они эти две недели не будут гудеть у нашего дома.

Т о о т (доволен). Отлично, дочка. (Маришке.) А что старуха Кастринер со своей ручной мельницей для мака? Ты ей сказала?

М а р и ш к а. Обещала не молоть.

Т о о т (прислушивается). Сдается мне, она уже мелет.

М а р и ш к а. Не может быть. Я помогла ей намолоть на две недели вперед.

Т о о т (раздраженно). Что же в таком случае я слышу?

Тишина. Все прислушиваются.

(Почтальону.) Это ты?

П о ч т а л ь о н. Что — я?

М а р и ш к а. Ты сопишь!

П о ч т а л ь о н. У меня больные легкие. Я так дышу. С хрипом.

Т о о т. Вот что, мой дорогой. Отныне ты будешь делать вдох у дома профессора Киприани, а выдох — у дачи Штубенхамера.

П о ч т а л ь о н. Это очень большое расстояние.

Т о о т. Да, немалое.

П о ч т а л ь о н. А если я задохнусь?

М а р и ш к а (с яростью тигрицы). Задохнешься — значит, задохнешься. Пока мой единственный сын сражается на фронте, чтоб я не слышала твоего сопения у нашего дома…

П о ч т а л ь о н (пятясь). Нет, нет… Ради господина Тоота — на все готовы… (Исчезает.)

М а р и ш к а (сердито). Другого задушить он может, а самому чуть-чуть задохнуться — так нет. Как тебе это нравится?

Т о о т. Не волнуйся, Маришка. У него здесь (показывает на голову) не все в порядке, но человек он добрый. (Помолчав.) Тихо как!

М а р и ш к а. Тихо.

А г и к а. Скорее бы приехал господин майор!

М а р и ш к а (Агике). Дай отцу сигару.

Агика приносит сигару, Тоот закуривает, Маришка чистит бобы. Все трое блаженно молчат.

А г и к а. Завтра в это время он будет уже здесь.

М а р и ш к а. Мы создадим ему полный покой.

Т о о т. Полный. Я ручаюсь.

М а р и ш к а. Теперь я совершенно спокойна.

Т о о т. Я тоже. (Потягивает сигару, прислушивается.) Слышите? Что-то сопит… Или стучит?

М а р и ш к а. Что?

Все прислушиваются.

Т о о т. Будто что-то капает. Капает или трещит.

А г и к а (весело). Дорогой папочка, это бобы трещат.

Все улыбаются.

М а р и ш к а (откладывает бобы в сторону, благоговейно смотрит на мужа). Какой у тебя слух, мой дорогой Лайош!

А г и к а (вдруг). Какой он — майор?

Т о о т. Что значит — какой?

А г и к а. Как следует его величать — милостивый государь, как профессора Киприани, или ваше сиятельство, как нашего герцога?

Т о о т. Думаю, его следует величать просто — господин майор.

М а р и ш к а. Или — дорогой господин майор.

А г и к а (разочарованно). Только-то? А я думала: майор это… это что-то очень важное…

Т о о т. Правильно. У профессора нет ничего, кроме учености, у герцога Люксембургского — всего-навсего леса. Майор же — командир! На петлице у него золотая звезда. Он офицер.

А г и к а (как эхо). Офицер… (Все с большим воодушевлением.) Офицер! Офицер!

Т о о т. Успокойся, дочка.

М а р и ш к а (встрепенулась). Слышите?

Т о о т. Что там еще?

М а р и ш к а. Не пойму.

Все прислушиваются.

А г и к а. Можно я скажу? Сердиться не будете?

Т о о т. Говори, дочка.

А г и к а. Это сопит твоя сигара.

Т о о т (сконфужен). Сигара не может сопеть, в крайнем случае она пыхтит.

А г и к а. А когда попадает слюна, то сопит.

М а р и ш к а. Как ты разговариваешь с отцом, доченька? Твой отец не выделяет слюны.

Под взглядом родителей Агика втягивает голову в плечи. Тоот незаметно гасит сигару. Маришка и Агика делают вид, что ничего не заметили. Вновь у всех на лицах выражение умиленности.

А г и к а. Тихо-то как, господи.

М а р и ш к а. Тишина густая, как черный бархат.

Т о о т. Добро пожаловать, господин майор.

Все идут в дом. Сцена освещения. Появляется п о ч т а л ь о н с письмом в руках.

П о ч т а л ь о н (читает). «Не сердитесь, дорогие родители, что каждый раз я о чем-либо вас прошу. Очень прошу вас во время разговора с господином майором не смотреть в сторону или поверх его головы. Как человек ниже среднего роста, он этого совершенно не переносит. Партизаны окончательно измотали его нервы». (Задумчиво.) Вот это дела. Господин Тоот как раз выше среднего роста. Отчего люди разного роста? Быть бы им всем одинаковыми. Но тут уж я ничего не могу поделать. Вот если бы приехал не один, а несколько майоров, один — низенький, другой — повыше, третий еще выше, то разница была бы не так заметна. А тут что делать? Бедный господин Тоот!.. Нет, не стану его огорчать. (Рвет письмо и бросает клочки в стоящую у угла дома бочку.)

Сцена высвечивается. Перед деревьями указатель: «Автобусная остановка». Появляются музыканты в бедных костюмах. Одетые по-праздничному, шествуют Т о о т, М а р и ш к а и А г и к а. В руках у Агики цветы.

М а р и ш к а (смотрит на часы). Уже три. Сердце готово разорваться.

Т о о т. Тише! Автобус! Я слышал гудок.

М а р и ш к а. Я уже ничего не слышу.

Т о о т. Опять гудит!

А г и к а. Можно сказать? Папа, какой же гудок ты можешь слышать, когда водитель обещал не гудеть.

М а р и ш к а. Много болтаешь, Агика.

Т о о т. Волнуется, бедняжка. Как моя каска? Не запылилась?

А г и к а. Чуть-чуть. (Смотрит на отца с восхищением.) Боже, каким красивым может быть мой папа!

Шум мотора.

Т о о т. Едут! Уже близко!

М а р и ш к а. Вон — я уже вижу!

А г и к а (очарованно и с волнением). Офицер! Офицер! Офицер!

Т о о т (Маришке). Ты стой здесь! (Указывая на Агику.) Говорить будет она.

Все выстраиваются в одну шеренгу.

Оркестр может начать играть, но очень тихо.

Появляется не один, а д в а м а й о р а. Сначала выходит высокого роста э л е г а н т н ы й м а й о р в парадном мундире, в сверкающих сапогах, со стеком. Позже чуть поодаль появляется д р у г о й в о е н н ы й, запыленный, усталый, в мятой шинели.

(Делает шаг навстречу элегантному майору, заплетающимся языком.) Господин майор… Глубокоуважаемый господин майор, я — Тоот.

Э л е г а н т н ы й м а й о р (смерив Тоота взглядом). И что вам угодно?

Тоот отступает, выталкивает вместо себя Агику.

А г и к а (зажмурившись, протягивает цветы в пространство перед собой. Глухо). Глубокоуважаемый господин майор! Сердечно приветствуем вас и желаем чувствовать себя хорошо в нашем скромном доме.

Тоот и Маришка робко делают шаг вперед.

Э л е г а н т н ы й м а й о р. Не хотите ли вы этим сказать, что вы и есть дочь герцога Леонарда Люксембургского?

Напряженная пауза.

М а р и ш к а. Дочь герцога?

Э л е г а н т н ы й м а й о р. Герцог пригласил меня на охоту.

А г и к а (робко). Карету герцога я видела там, у дома священника.

Э л е г а н т н ы й м а й о р. Что же вы мне морочите голову? (Уходит.)

М а р и ш к а (оглядывается, замечает другого майора, всплескивает руками). Господи Иисусе… (Показывает рукой). Еще один! Приехал не один, а двое!

Все торопятся навстречу второму майору.

Т о о т (радостно). Господин майор! Уважаемый господин майор!

М а й о р (озирается). Тооты! Где вы?

Т о о т. Извините, господин майор… Мы здесь…

М а й о р (поворачиваясь в другую сторону, но все еще не замечая Тоотов). Наконец-то! Где вы?

Т о о т. Мы здесь, вот мы, уважаемый господин майор!

М а р и ш к а. Не здесь, господин майор, тут, тут мы! (Выталкивает ему навстречу Агику.)

А г и к а (все еще в страшном волнении, не помня себя от страха). От всего сердца приветствуем уважаемого господина майора и желаем ему чувствовать себя как дома в нашем скромном доме.

М а й о р (неуклюже взяв цветы и с помощью Агики подойдя к Тоотам). Спасибо, дочь моя. Я никак не привыкну к солнечному свету. Знаете, после девяти месяцев полумрака и грязи… Мой штаб расположился в школе, и я велел обложить ее кругом навозом, чтобы было тише и чтобы не слышать выстрелов хотя бы ночью… Тихо, но темно. (Протирает глаза.) Слепит глаза… Впрочем, уже лучше. Теперь я вас вижу. (Пожимая руки.) Это вы, милый Тоот? А это Маришка? А вы Агика? Ах, как здесь хорошо! Какой воздух! Какая тишина! Поверьте, после девяти месяцев на передовой, в адском шуме боя, в грязи… (Смотрит на Тоота, потом резко оборачивается назад, затем — снова к Тоотам.) О чем я говорил?

А г и к а (восхищенно). В вечном адском грохоте, в грязи…

М а й о р. Вот именно. Не верится, что я в тылу. Здесь мне все знакомо по описаниям вашего сына. (Нервно озираясь.) Вон там — Баконьские горы{172}. Там — долина. (Вдруг иным голосом.) Господин Тоот, что вы видите там, за моей спиной?

Т о о т. Бывшая пивная Клейнов и дом нашего священника.

М а й о р. Тогда все в порядке. (Оправдывается.) Постоянные партизанские налеты вконец измотали… (Оглядывается.) Но я ни в чем не хочу вас стеснять. Я так и сказал вашему сыну: если я буду в тягость, не поеду. Живите, ради бога, как жили до сих пор. Будто меня и нет. (Снова меняя тон, неожиданно.) Господин Тоот, вы заметили какой-нибудь непорядок там, за моей спиной?

Т о о т (растерянно). Ничего особенного, уважаемый господин майор.

М а й о р. Почему же вы все время смотрите в ту сторону?

Т о о т. Я смотрю исключительно на вас, господин майор.

М а й о р. Послушайте, Тооты. Вот, что я вам скажу: для человека достаточно и того, что у него за спиной находится ровно половина вселенной. Каждый об этом знает, и совершенно излишне об этом ему напоминать, постоянно глядя за спину собеседнику. Понятно или, может быть, не понятно?

Тооты стоят с растерянным видом.

Может быть, я не ясно выразил свою мысль? Или я сказал что-нибудь необычное?

М а р и ш к а. Что вы, господин майор. (Мужу.) Будь добр, дорогой Лайош, следи за тем, куда ты смотришь.

Т о о т (с некоторым раздражением). Куда же мне смотреть?

М а й о р. Вы можете смотреть всюду, куда вам угодно. Я же сказал, что не хочу ни в чем вас стеснять и у меня нет никаких экстрапожеланий. (Дважды нервно оглядывается.)

Т о о т (опустив голову). Может быть, мне смотреть вот так?

М а й о р. Не думаю.

Т о о т. А так?

М а й о р. Перед этим было лучше.

Тоот совсем опускает голову.

М а й о р. Нет-нет, ни в коем случае. Если бы ваш собеседник смотрел себе под ноги и постоянно прятал глаза, вам было бы приятно?

М а р и ш к а. Смотри вверх, дорогой Лайош.

Тоот запрокидывает голову.

М а й о р. Тоже не так. Это неудобно. На это я никогда не соглашусь. И вообще — я никогда не соглашусь на то, чтобы моя нервная система, расшатанная партизанами, доставляла столько хлопот моим любезным хозяевам. Нет-нет, во всем виноват я один.

М а р и ш к а. Не может быть и речи… (Мужу.) Сделай же что-нибудь, милый Лайош!

Т о о т. Что?

А г и к а. Разрешите мне сказать. Если папа надвинет каску на глаза, то будет совершенно безразлично, куда он смотрит.

М а й о р. Браво. Ваша дочь не лишена сообразительности.

М а р и ш к а. Приятно слышать… (Мужу.) Надвинь каску, Лайош.

Т о о т (обиженно). Но, господин майор, по уставу каска должна быть надета на голову так, чтобы по отношению к вертикальной прямой образовался угол в девяносто градусов. Кто видел пожарника в каске, надвинутой на глаза? Главное, что скажут люди? Уж вам-то хорошо известно, уважаемый господин майор, что я должен поддерживать свой авторитет. Кто будет слушаться начальника пожарной команды, который носит каску, как пьяный извозчик? Я уж не говорю о том, что, если я надвину каску на глаза, мне придется ползти домой на четвереньках.

А г и к а (в ужасе). На четвереньках?

М а й о р. О том, чтобы вы ползли на четвереньках, не может быть и речи. Я даже не хочу об этом слушать. Я же вам сказал: не обращайте на меня внимания, я — воздух. Если я вас стесняю — я уеду.

М а р и ш к а (в испуге). Ты слышал, милый Лайош? Вдруг он возьмет и уедет?

Т о о т (вздохнув). Что же я могу сделать?

М а р и ш к а. Что ты говоришь?.. Ты думаешь только о себе!

Тоот вздыхает.

Вспомни о нашем сыне, вспомни о лютых русских морозах, о вьюгах… О мой бедный сынок!

Все смотрят на Тоота, который после колебаний надвигает каску на глаза.

Т о о т. Вот так?

М а й о р. Превосходно. Лучше и не придумаешь.

А г и к а. Такого папы, как мой папа, нет ни у кого на свете.

М а р и ш к а. А знаешь, Лайош, так, пожалуй, даже красивее.

А г и к а. Конечно, красивее.

М а р и ш к а (прижимаясь к мужу). Вот видишь, видишь, милый Лайош, немного терпения — и можно сотворить чудо.

М а й о р (озабоченно). Но, может быть, вам так неудобно, господин Тоот? Вы хорошо видите? Если вам неудобно…

Т о о т. Очень удобно, уважаемый господин майор.

М а й о р. Ну тогда я спокоен… Можем идти?

М а р и ш к а. Конечно. Вот сюда, пожалуйста.

М а й о р (идет, вдруг останавливается). Это что за дорога? Она не простреливается противником? (Опомнившись.) Не могу привыкнуть к мысли, что я в тылу. (Делает несколько шагов и останавливается.) И все-таки не лишне нам немножко рассредоточиться. (Тоном приказа.) Дистанция — пять шагов. В цепь — стройся! Господин Тоот! Агика! (Расставляет всех.) Цепь, вперед — арш!

Тооты движутся в полном недоумении.

(Испугавшись чего-то.) Воздух! Ложись! (Падает на землю.)

Тооты в недоумении сбиваются в кучу, оглядываются. Майор засыпает и начинает храпеть. Тооты переглядываются. Все молча стоят над спящим майором.

М а р и ш к а. Сделай же наконец что-нибудь, мой дорогой Лайош.

Т о о т. Что я могу сделать?

Тоот поднимает майора на руки. Маришка и Агика берут чемодан майора. Все направляются к дому.

А г и к а. Офицер! Офицер! Офицер! (Уходит.)

Гаснет свет.

Застекленная веранда в доме Тоотов. Слева — дверь в комнату майора. А г и к а старательно чистит офицерские сапоги. М а р и ш к а гладит мундир. Здесь же Т о о т и двое гостей — соседка Г и з и и Т о м а й и, местный священник. Разговор идет полушепотом, так как майор спит.

А г и к а (на цыпочках подходит к двери и смотрит в замочную скважину). Спит. Все еще на левом боку.

С в я щ е н н и к. Это вредно, но что мы можем поделать?

Г и з и (отталкивая Агику). Разрешите. (Припала к щели.) Дайте один разочек взглянуть…

Т о о т. Пожалуйста, мадам.

А г и к а. Видно только его левую ногу, да и то не совсем.

Г и з и. Мне и этого достаточно. (Заглядывает в щель, взволнованно.) Грандиозно. Он великолепен! (Снова заглядывает.) Боже мой, он повернулся.

С в я щ е н н и к. И правильно сделал. Не будет так давить на сердце.

М а р и ш к а. Слава тебе господи!

Г и з и (отходя от двери). Боже мой, зачем я это делаю. (Священнику.) Одно расстройство: сегодня — сборщики смолы, завтра — сборщики смолы. И так проходит вся жизнь. (Вздох.) Разве грешно, ваше преосвященство, желать большего?

С в я щ е н н и к. Не знаю, что и ответить, дитя мое… Но в твоих словах есть доля истины.

Г и з и (Тооту). Любит ли господин майор печеные яблоки?

Т о о т. А вам зачем?

Г и з и. Я придумала совершенно потрясающий способ печь яблоки. У моей постели стоит маленькая жаровня, и на ней все время пекутся яблоки. Мои клиенты прямо-таки с ума сходят, отведав их.

А г и к а (не без ехидства). И яблоки у вас не подгорают?

Г и з и. Ничего подобного. Во время работы я их переворачиваю…

М а р и ш к а. Благодарим покорно.

Т о о т. Говорить о печеных яблоках несколько преждевременно. Господин майор еще слишком слаб.

Г и з и. Разве я не понимаю? Я прошу иметь в виду — на будущее. Когда господин майор окрепнет… Я готова отдать ему все, что у меня есть.

Т о о т. Очень мило с вашей стороны.

Г и з и. До свидания. Слава Иисусу, святой отец. (Уходит.)

М а р и ш к а. До свидания!

А г и к а (вслед Гизи). Мы сами тоже можем испечь ему яблоки!

С в я щ е н н и к. В этих делах ты еще не смыслишь, доченька. (Тооту, замерив надвинутую на глаза каску.) Что ты сделал со своей каской, сын мой?

Т о о т (тоскливо). Так он хочет… Не знаю, чем ему не угодил.

С в я щ е н н и к. Почему ты так думаешь?

А г и к а. Ах, папа, какой вы все-таки… Ведь господин майор едва на ногах держится…

М а р и ш к а. Мы раздевали его втроем. Он проспал с утра до вечера.

А г и к а. И какие сны ему снятся. Кричит, вскидывается…

Т о о т. Что бы я ни делал, все ему не нравится.

С в я щ е н н и к. Ты думаешь только о себе, сын мой. Сейчас он отдохнул, и все будет хорошо. Надень каску как следует. Бог вам в помощь. (Уходит.)

В с е (хором). Славься, Иисус Христос!

С в я щ е н н и к еще в дверях, мы видим его спину, когда на веранду в нижнем белье или в пижаме быстро выходит майор.

М а й о р (встревоженно). Кто это был?

М а р и ш к а. Наш священник господин Томайи.

М а й о р. Вы его знаете?

М а р и ш к а. Еще бы!

М а й о р. Никому нельзя верить. Мой пистолет всегда у меня под подушкой. Если он снова появится, прошу, Маришка, сразу стреляйте.

М а р и ш к а (испуганно). Конечно, как же иначе, уважаемый господин майор.

Майор долгим взглядом смотрит на Тоота, пока, смекнув в чем дело, тот не надвигает каску себе на глаза. М а й о р уходит в свою комнату.

(Глядя вслед майору.) Бедный, бедный господин майор.

А г и к а (восхищенно). Сколько он перестрадал!

М а р и ш к а. Кто знает, что ему приснилось!

Т о о т (подавленно). Ты заметила, как он смотрел на меня?

М а р и ш к а. Не придирайся к нему, Лайош.

Т о о т (опускается в кресло-качалку). Он мной недоволен, это видно по всему.

М а р и ш к а. Не терзай себя. (Подходит к мужу, гладит по голове.) Он отдохнет, успокоится, и настанет день, когда утром, открыв дверь, он скажет: «Здравствуйте, милый Тоот». Вот увидишь.

Все молчат. Пауза. Открывается дверь, появляется м а й о р в сверкающих сапогах, в полной форме.

М а й о р (широко улыбаясь Тооту, протягивает ему обе руки). Здравствуйте, милый Тоот. (Довольный, потирает ладони.) Я отлично поспал.

Тоот встает.

О да, я отлично выспался! Будто меня подменили…

М а р и ш к а. Ты слышишь, милый Лайош?

Тоот, не веря своим ушам и глазам, недоверчиво улыбается.

М а й о р. Этот сосновый аромат! Вы, разумеется, не понимаете, что он для меня значит.

Тооты переглядываются.

Второй сюрприз — тишина! Ни звука, ни шороха!

Тооты счастливо улыбаются.

А г и к а. Как черный бархат… Это один наш жилец так выразился.

М а й о р. Да… Что-то в этом роде. Послушайте, Тооты. После девяти месяцев на передовой в постоянном грохоте и грязи вы не можете себе представить, как я счастлив, что принял ваше приглашение.

М а р и ш к а. А мы как счастливы. У нашего сына такой добрый командир! (Вздохнув.) О Дюла, сынок мой!

М а й о р. Не беспокойтесь за него. Он проводил меня на станцию. Мы вымылись в бане, выпили пива. Я приказал ему возвратиться в часть до темноты, пока нет партизан… не беспокойтесь. Ваш Дюла в безопасности. Спокойной ночи. (Уходит.)

Тооты с благодарностью провожают его взглядом.

М а р и ш к а. Они вместе пили пиво… Мылись в бане.

А г и к а. И он засветло вернулся домой.

Т о о т. Бог мой, может быть, действительно все обернется по-хорошему. Может, он возьмет его к себе в штаб?

М а р и ш к а. О Дюла, только чтобы не было с тобой беды! Дюла, мальчик мой, не замерзни!

Т о о т. Стемнело уже. Пошли спать.

А г и к а (ластясь к отцу). Какой прекрасный вечер. (Мечтательно.) Сборщики смолы уже разводят свои костры.

М а р и ш к а. Жаль, что господин майор лег спать…

Т о о т. У меня тоже глаза слипаются… Иди, доченька.

А г и к а. Мне так приятно гладить папочку.

М а р и ш к а. Отойди, Агика. Неужели ты не видишь, что отец хочет потянуться?

Т о о т (потягивается так, что хрустят кости, и громко стонет). Ой, мама моя, мамочка…

М а й о р (выскакивая из комнаты, дико озираясь). Что? Кто? Кого ранили?

М а р и ш к а. Что вы, что вы, господин майор, ничего подобного.

М а й о р. Я слышал чей-то стон.

Т о о т (досадливо). Это я…

М а й о р. Кто-то звал свою мать…

Т о о т. Такая уж у меня дурная привычка. Когда потягиваюсь, стону… стоню…

М а й о р. Вот оно что?

Т о о т. Никакого значения я в это не вкладываю. Наоборот. Значит — очень хорошо себя чувствую, когда стоню… стону…

М а й о р (меряет его взглядом, холодно). Я очень рад. Честь имею! (Уходит к себе в комнату.)

Тооты тоже поднимаются, желают друг другу доброй ночи. Т о о т целует А г и к у, гасит свет. Уходят.

Некоторое время сцена остается пустой.

Дверцы стенных часов распахиваются, выскакивает кукушка, кукует. В то же мгновение выбегает м а й о р. В одной руке у него фонарик, в другой — пистолет. Кукушка замолкает. Майор смотрит по сторонам, делает шаг и наталкивается на вешалку-манекен, на котором надет свежевыглаженный белый мундир майора.

Майор подскакивает к часам и рукоятью пистолета бьет по кукушке. Часы останавливаются. Услышав шум из соседней комнаты, майор лезет под стол, выглядывает оттуда, видит манекен в белом мундире.

Кто это? Стой! Стрелять буду! (Стреляет в манекен.)

Из разных дверей выскакивают перепуганные Т о о т ы, все в длинных ночных рубашках. Беспомощно озираются, потом на цыпочках направляются к двери комнаты майора.

(Успокоившись, вылезает из-под стола, как ни в чем не бывало садится, откладывает пистолет, закидывает ногу за ногу. Тоном светской беседы.) Какой хороший вечер, не правда ли?

Все мигом оборачиваются, смотрят на майора. Тоот пытается заправить рубашку в штаны. Агика зажигает свет.

М а р и ш к а (судорожно застегивает рубашку). Да… вечера у нас самые замечательные.

А г и к а. И не жарко…

М а р и ш к а. Если вы пересядете сюда, господин майор, вам будет виден пейзаж.

М а й о р (не шелохнувшись). Спасибо. Я его вижу и так. (Явно скучает, ему надо чем-то заняться, и от этой жажды деятельности растет его раздражительность.)

Тооты чувствуют это и лихорадочно ищут, чем бы отвлечь и развлечь гостя, но им это не удается, и у них опускаются руки.

М а р и ш к а. Сосновый лес в эти часы источает смолистый аромат.

Т о о т. Весь лес, который вы видите до самого горизонта — собственность герцога Леонарда Люксембургского.

М а й о р. Что вы говорите?

М а р и ш к а. Сбор смолы в разгаре. Если вы пересядете сюда, то увидите костры сборщиков смолы.

М а й о р (небрежно взглянув). Вижу.

А г и к а. А у меня есть белочка. Звать ее Мицу.

М а р и ш к а. О чем ты говоришь, Агика? (Выходит.)

А г и к а. Ой, правда. Я забыла, что ее уже нет, она — была.

Т о о т. В это время года на соснах делают зарубки и подвешивают банки.

М а й о р (вежливо). Весьма любопытно.

Т о о т. В них стекает смола.

М а й о р. Не может этого быть!

Неловкое молчание. М а р и ш к а приносит какой-то альбом.

М а р и ш к а. Эта книга отзывов предназначена для наших самых дорогих гостей. В ней много интересных записей. (Передает альбом майору, тот берет и тут же возвращает назад.)

Пауза.

Вас это не интересует?

М а й о р. Напротив.

Маришка берет альбом и передает его Агике.

А г и к а (читает). «После многих лет отсутствия аппетита и наличия колик в животе сразу почувствовала себя значительно лучше благодаря здешней кухне. Вдова Морвани Густавне».

Все выжидающе смотрят на майора, но он молчит и никак не реагирует.

(Читает дальше.) «Пока нация сражается с большевистской опасностью, я в этом доме прекрасно отдохнул. Принципиальный противник шума — Аладор Хилариус, ударник оркестра Государственной оперы».

Все смотрят на майора, пытаясь определить, какое впечатление произвел на него этот отзыв. Напряженная пауза.

М а й о р (лениво смотрит на Тоота). Что нового, дорогой Тоот?

Т о о т (вздрогнув). Ничего особенного, уважаемый господин майор.

М а й о р. Как вы себя чувствуете?

Т о о т (в замешательстве). Спасибо, хорошо.

М а й о р. У вас счастливый характер. (Встает, кажется, хочет идти к себе в комнату.)

Все со вздохом облегчения тоже встают. Но майор снова садится. И все разочарованно садятся, кроме Тоота.

Что случилось, дорогой Тоот?

Т о о т. Все в порядке, господин майор.

М а й о р. Но вы встали.

Т о о т. Ох, простите. (Садится.) Забыл сесть.

М а й о р. Вы продолжаете хорошо себя чувствовать?

Т о о т. Я не жалуюсь, господин майор.

М а й о р. А почему вы чувствуете себя хорошо?

Т о о т. Почему? (Искренно.) Не знаю, так просто, господин майор.

Снова неловкая пауза.

М а й о р (уставился в одну точку, потом — на Тоота). Скажите, вы каждый вечер так сидите?

Т о о т. Почти, уважаемый господин майор.

М а й о р. И что вы в это время… думаете?

Т о о т. Просто так, дышу воздухом, господин майор.

М а й о р. И ничего другого?

Т о о т (после колебания). Пожалуй, нет, господин майор. (Подумав.) Разве что о том, нет ли где пожара. Иногда выхожу посмотреть.

М а й о р (оживившись). Отлично. Если пожелаете, я с удовольствием вас провожу.

Т о о т. Это не так сложно. (Подходит к двери веранды, глядит вправо, глядит влево, возвращается на свое место и садится.)

М а й о р (разочарованно). И это все?

Т о о т. Все.

Майор разочарованно садится. Маришка и Агика тоже занимают свои места.

Неловкая пауза.

М а й о р (все более раздражаясь). Может быть, нам сыграть в шахматы?

Т о о т (в замешательстве). С удовольствием, но я не умею.

М а й о р. Тогда в домино?

Т о о т. Охотно, но дело в том, что я вообще не разбираюсь в играх.

М а й о р. Ну ничего, тогда сыграем «в дурака».

Т о о т. В карты тоже не умею.

М а й о р (обиженно встает). И так вы сидите, все сидите и еще утверждаете, что чувствуете себя хорошо. Ну… знаете ли… это уж слишком. (Раздраженно удаляется к себе в комнату, по дороге отдает честь манекену.)

М а р и ш к а (чуть не плача). Но, милый Лайош, почему же ты с ним ни во что не сыграешь?

Т о о т (взрываясь от злости). Но если я действительно не умею!

А г и к а. Папа иной раз бывает немножко упрям.

М а р и ш к а. Ты не смеешь так говорить про отца!

Т о о т (устало). Пойдемте наконец спать!

Все встают, готовясь уйти, но входит м а й о р и Тооты покорно опускаются на стулья.

М а й о р (сдерживая внутреннюю дрожь). Один только вопрос, господин Тоот. Есть ли у вас какое-либо желание? Чего бы вы хотели иметь?

Т о о т. О господин майор. Я мечтал иметь трубку из корня вишневого дерева. Но эта так — блажь.

М а й о р. Я имею в виду не материальные предметы. Я обращаю ваше внимание на тот факт, что бездеятельность приводит к очень дурным последствиям.

Пауза. Тооты непонимающе переглядываются, ожидая пояснений.

(От этого еще больше раздражается, но, сдерживая себя, доброжелательно.) Вам понятна моя мысль? Один ученый исследовал влияние темноты на органы слуха. В темноте звук воспринимается иначе, чем на свету. Он кажется во много раз громче. Это потому, что в темноте органы слуха крайне напряжены. А это в свою очередь приводит к галлюцинациям, к головным болям. Все это я говорю к тому, что бездеятельность влияет на человеческий организм так же пагубно, как темнота на органы слуха. Своих солдат в периоды затишья я заставляю обрывать на штанах пуговицы и вновь пришивать. Теперь-то вам понятно, о чем я говорю?

Тооты непонимающе переглядываются.

М а р и ш к а (неуверенно). Конечно, господин майор. Если вам требуется пришить пуговицы, мы с Агикой с удовольствием их пришьем.

М а й о р (сникнув). Видимо, мне не суждено быть понятым. (Идет к дверям своей комнаты, но на пороге останавливается.) Скажите, не найдется по крайней мере ножниц и клея…

М а р и ш к а. Конечно, найдется… Для чего вам, уважаемый господин майор?

М а й о р (весь дрожа от негодования). Хочу вырезать игрушки! Я не выношу безделья и не могу сидеть сложа руки, как вы.

А г и к а. Можно мне сказать несколько слов? Мы с мамой никогда не сидим без дела. Вечерами, например, мы делаем коробки.

М а й о р (насторожившись). Что вы делаете?

А г и к а. Коробки. Вечерами, когда нечего делать, мы режем и складываем коробки.

М а й о р. Какие коробки?

А г и к а. Для медикаментов. Для ваты, бинтов.

М а р и ш к а (показывает). Вот такие.

Майор рассматривает с возрастающим интересом.

Картон дает фабрика «Санитас»{173} в Эгере.

А г и к а. Кусок картона надо надрезать, потом согнуть, вот так… У нас есть специальная картонорезка…

М а й о р (с любопытством). Это что такое?

М а р и ш к а (достает странную конструкцию, похожую на хлеборезку). Вот она… наша картонорезка. (Показывает, как она работает.)

А г и к а. Это наш папа изобрел.

М а й о р. Очень, очень интересно.

Далее все разыгрывается в ускоренном темпе.

М а р и ш к а. У него — золотые руки. Машину прикрепляем к столу.

М а й о р. Закрепляйте. Быстрей!

М а р и ш к а. Вам действительно интересно?

Т о о т. Почему вы раньше об этом молчали?

А г и к а. Вот смотрите. Беру картон, надрезаю, сгибаю края. Вдеваю — и коробка готова.

М а й о р (восхищенно). Превосходно! Вот это дело! Сгибаю… с какой стороны? (Пробует.)

Все смотрят на него.

Смотрите — получается! (Показывает готовую коробку.)

Маришка всплескивает руками.

А г и к а (глядя на майора, как на божество). Посмотрите, это чудесно! Такого я еще не видела.

М а й о р (воодушевленно). Агика, дайте мне картон.

М а р и ш к а. Нет, нет, вы наш гость, и мы не можем допустить, чтобы вы занимались столь унизительной работой.

М а й о р. Прошу вас, Маришка, обо мне не беспокойтесь. Только я почувствовал, что могу сделать нечто полезное! А вы… Если вы не дадите мне делать коробки, я немедленно уезжаю. (Встает.)

М а р и ш к а (в ужасе). Господин майор!.. Даже не думайте! Сядьте, пожалуйста.

М а й о р (садится, берет картон). Тогда давайте делать коробки. Делать коробки? Нет. Резать коробки.

М а р и ш к а. У вас просто золотые руки!

А г и к а. Вы справляетесь лучше, чем я или мама.

М а й о р (лихорадочно работает. Взглянув на Тоота). А вы, господин Тоот? Почему вы не с нами?

Т о о т (смеясь). Я?

А г и к а. Папочка?

Тооты смеются. Майор вскидывает голову. Смех обрывается.

М а й о р. Почему?

Т о о т (под пронизывающим взглядом майора). У меня нет сноровки. Увольте.

М а й о р (прекратив работу, серьезно). Как вас понимать? Может, вы полагаете, что вырезать коробки унизительно?

Т о о т (капитулируя, но с достоинством). Как может быть унизительным то, чем занимается господин майор?

М а й о р. Почему же вы отказываетесь вырезать коробки?

Т о о т. Господин майор, поймите мое положение. Если мои подчиненные узнают, что я в свободное время вырезаю коробки, они перестанут меня слушаться. Нет, нет… я не могу. Представляете, к каким последствиям это может привести? Мои подчиненные скорее дадут дому сгореть, чем послушаются команды человека, которого не уважают.

М а й о р (продолжая работу). Значит, все-таки вы считаете, что вырезать коробки унизительно… В душе, наверное, вы смеетесь надо мной. Хорошенькая история!

Т о о т. Как раз наоборот, ваше высокоблагородие, ваше положение совсем другое: майор может делать все, что ему заблагорассудится, и никому не придет в голову смеяться над вашим высокоблагородием…

М а й о р (вскочив). Повторите, что вы сказали! Я требую!

Т о о т (опешив). Я только сказал, что ваше высокоблагородие…

М а й о р (кричит). Слышали? Да как вы смеете! Да знаете, с кем вы разговариваете? Да я вас…

Т о о т (заикаясь). Я… я… Что я сказал?

М а й о р. Хотите еще, чтобы я повторил? Да за такое, господин Тоот, на фронте расстреливают. Да, расстреливают. (Уходит к себе. По дороге отдает честь манекену.)

М а р и ш к а. Боже, что ты сказал ему, Лайош?

Т о о т (совершенно убитый). Ты же слышала, Маришка. Ты же все время была здесь.

М а р и ш к а. Да, я была здесь. Но, может быть, я не слышала? Думаю, тебе следует пойти к нему объясниться.

Т о о т. Мне? Пойди сама, если хочешь.

М а р и ш к а. Нет, я боюсь…

А г и к а. Я думаю, лучше пойти маме.

Тоот и Агика подталкивают к двери М а р и ш к у, она робко стучится и входит. Тоот и Агика — в напряженном ожидании. Наконец дверь открывается, из комнаты майора выходит М а р и ш к а.

М а р и ш к а (дрожащим голосом). Он говорит, что ты назвал его сковородой.

Т о о т. Сковородой?

М а р и ш к а. Сковородой. (Закрывает глаза руками.)

Т о о т. Это недоразумение. Я сказал: ваше высокоблагородие.

М а р и ш к а. Конечно, ты всегда знаешь что говорить, мой милый Лайош.

А г и к а. Я не знаю, что сказал папа, но давно заметила, когда он нервничает, он начинает заговариваться.

Т о о т (зло). Заговариваться?

А г и к а. Однажды ты сказал: «Господи Иисусе», а священнику показалось, что ты сказал ему: «Не суйся». Помнишь?

М а р и ш к а. Я тоже припоминаю что-то в этом роде.

Т о о т. Этого не может быть. Когда я работал на станции — еще туда-сюда… а когда перешел в пожарное депо, я слежу за речью.

М а р и ш к а. Сейчас не время спорить. Лайош, умоляю тебя, подумай о Дюле. У нас один сын. Чтобы дать ему образование, я работала уборщицей. Вспомни, как после работы ты ходил на станцию, чтобы подработать несколько крон, таскал тяжести. И вот сейчас, из-за пустяка…

Тоот тяжело вздыхает.

А г и к а. Скоро наступят холода… русская зима… пурга… бураны… (Поднимает отца с кресла и толкает его к двери комнаты майора.) Со снегом придут партизаны. За поясом — нож, в зубах — нож.

Тоот, подталкиваемый сзади Агикой и Маришкой, идет к дверям.

А г и к а. Папочка, тебе даже не надо просить прощения. Всего-навсего объяснить, что произошло недоразумение.

Тоот скрывается за дверью комнаты майора.

Мамочка, можно мне сказать?

М а р и ш к а. Что, доченька?

А г и к а. Я слышала, что папочка пришептывал.

М а р и ш к а. Что же?

А г и к а. Ни ваше высокоблагородие, ни сковородие, а совсем другое: «Чтоб ты сдох семь раз по восемь».

М а р и ш к а. Что? Что?

А г и к а. «Чтоб ты сдох» я еще понимаю, но «семь раз по восемь»… Скажи, есть такое выражение? Это звучит как проклятие.

М а р и ш к а. Что ты выдумываешь? Ты в гроб нас вгонишь.

А г и к а. Это что-нибудь плохое?

М а р и ш к а (закрыв голову руками). Забудь, забудь, забудь… (Смотрит на дверь.) Идут.

На пороге с победоносным видом появляется м а й о р. Он весел, бодр и дружески похлопывает по плечу поникшего Т о о т а.

М а й о р. В чем дело, Маришка? Почему вы так грустны? Из-за этого пустяка? Что вы стоите? Или что-нибудь еще случилось?

М а р и ш к а. Ничего не случилось, уважаемый господин майор.

М а й о р. Тогда приступим к делу. Не будем терять времени. Вы с нами, милейший господин Тоот, или нет?

Т о о т. Если дадите мне место, буду рад…

М а й о р (входя в раж). Конечно! Сейчас все устроим! Если разрешите, резать картон буду я. Маришка, вы садитесь туда. Агика — сюда. Господин Тоот — на мое место, если не возражаете, конечно.

Т о о т. Нет, нет. (Садится.)

М а й о р. Картонорезкой управлять буду я. Вот так. Начали.

Некоторое время все молчат и рьяно работают. Особенно старается на картонорезке майор. Искоса все поглядывают на Тоота. Он старается не отстать от других. Наконец готова и его коробка. То, что это коробка, можно лишь догадаться.

Т о о т (грустно). Не скажу, чтобы получилось красиво.

М а й о р. Важна ни красота, которая со временем придет, господин Тоот. Важно то, что мы все вместе, мы работаем. Что пальцы наши шевелятся, и кровь циркулирует, и время бежит. (Маришке и Агике.) Как вы себя чувствуете?

А г и к а и М а р и ш к а (вместе). Мы — отлично.

М а й о р. А милый господин Тоот?

Смена освещения.

П о ч т а л ь о н (появляется сбоку, высветленный прожектором. Смотрит на часы). Двенадцатый час ночи… Господин Тоот обычно ложится в девять… (Качает головой, достает письмо, читает.) «С наступлением темноты, когда возрастает опасность нападения партизан, мой майор теряет сон, ищет всяческих развлечений и не терпит оставаться один. В этот момент его больше всего раздражает, если кто-нибудь начинает зевать…». (Озабоченно.) Эх, зря я не вручил это письмо… Грех на моей совести, если господин Тоот, не дай бог, раззевается в присутствии господина майора… (Задумавшись.) Однако не будем думать о худшем. Господин Тоот любит потягиваться — всем известно. И стонать при этом тоже любит… Но зевать, да еще перед самим майором… Нет, нет, этого он не допустит. (Рвет письмо и исчезает.)

Высвечивается веранда.

М а й о р. Я всех убедительно прошу — если кто хочет спать, пусть не стесняется.

Тоот радостно вскакивает, Маришка и Агика сажают его на место.

М а р и ш к а. Спать? Что вы!

А г и к а. Не знаю, почему, но я никогда не чувствовала себя такой свежей.

Майор смотрит на Тоота, который, поймав его взгляд, делает вид, что отгоняет муху.

М а й о р. Ну, а как милый господин Тоот?

Т о о т. Что именно? (Опустив голову.) А? Я с удовольствием работаю и чувствую себя превосходно.

М а р и ш к а. Мы беспокоимся только за господина майора.

М а й о р. Я, к сожалению, страдаю бессонницей.

Т о о т. Наш горный воздух… (Потеряв нить.) О чем это я? (Уставившись в одну точку.) Да… Наш горный воздух целебно действует на людей, страдающих бессонницей, и они быстро засыпают.

М а й о р. Мне воздух не помогает. Коробки — другое дело. Я готов делать коробки всю ночь.

Тооты в ужасе смотрят на майора.

М а р и ш к а. Всю ночь?

Т о о т (нервно смеется). Ха… ха… ха…

Сцена затемняется. В темноте бьют часы. Сцена снова освещается.

М а й о р. Не слишком ли поздно? Кто хочет спать?

А г и к а. Нет, нет, нет.

М а р и ш к а (сонно). Все-таки костры в лесу уже гаснут…

М а й о р. Скажите-ка, господин Тоот…

Все смотрят на Тоота, клюющего носом. Маришка тормошит его.

Т о о т (раскачиваясь в кресле-качалке). Гопля… гопля… (Очнувшись.) Я молчу, уважаемый господин майор.

Снова выключается свет, снова бьют часы. Сцена освещается. Тооты, едва двигая руками, складывают коробки.

М а й о р. Я не хотел верить, когда ваш милый сын уверял меня, что здесь я не только поправлю свое здоровье, но и буду чувствовать себя как дома… И вот…

М а р и ш к а (встрепенувшись). Что случилось? Что опять?

М а й о р. И вот… я у вас будто переродился! И здесь дело не в тишине и не в сосновом воздухе… Коробки, вот что меня переродило. Это прекрасное времяпрепровождение! Господин Тоот…

Тоот выпрямляется, но сразу снова роняет голову на грудь.

Я смогу ответить благодарностью… Как только вернусь на фронт, первым делом… Вы слышите меня, господин Тоот? Может быть, вы спать хотите?

Т о о т (растерянно). О да… То есть, никак нет…

М а й о р. Первым делом переведу вашего Дюлу в штаб… Там хорошо топят…

А г и к а. Мамочка, ты слышишь?

Маришка с трудом выдавливает из себя улыбку.

Папочка! (Кричит.) Папа! Господин майор переводит Дюлу в штаб, к себе в штаб!

М а й о р. Что вы на это скажете, господин Тоот?

Тоот, глядя в упор на майора, отчаянно зевает. Майор, потрясенный, выпускает из рук картонорезку. Наступает мертвая тишина. Агика с ужасом смотрит на отца. От внезапной тишины просыпается Маришка и тоже смотрит на Тоота.

М а р и ш к а. Что произошло? (Пауза.) Что ты опять натворил, мой дорогой Лайош?

Т о о т. Я? Ничего. Просто зевнул.

М а р и ш к а (майору). Он зевнул.

Майор молчит, делая грустное выражение лица. Все начинают понимать, что свершилось непоправимое. Гробовая тишина.

М а й о р (разочарованно). Уму непостижимо, как все это могло произойти. Ведь я неоднократно спрашивал, не хочет ли кто-нибудь спать?

М а р и ш к а. Но ведь он совсем не хочет спать, уважаемый господин майор.

М а й о р. Тогда почему он зевает?

А г и к а. Папочка, почему ты зеваешь?

Т о о т (едва ворочая языком). Когда я зеваю, это еще не значит, что я хочу спать.

М а й о р. А что же это значит? Что вы совершенно бодры?

А г и к а. Совершенно верно. Он иной раз чихает, но вовсе не потому, что простужен. Он такой у нас!

М а р и ш к а. Да, да…

М а й о р. Я не позволю себе сомневаться в правдивости ваших слов, однако просил бы, чтобы зевков больше не было.

М а р и ш к а. Это не повторится, господин майор.

М а й о р. Прекрасно. Продолжим?

Т о о т (едва держась, чтоб не упасть). Вы меня спрашиваете, господин майор?

М а й о р. Вот именно.

Т о о т. Сказать откровенно?

М а й о р. Ну, разумеется.

Т о о т. Я…

Маришка толкает его в бок.

Я бы с удовольствием еще поработал немного…

М а й о р (довольный). Тогда продолжим!

Все с новым подъемом принимаются за коробки. За окном совсем светлеет. Где-то кричит петух.

(Поднимая голову.) К сожалению, рассвело. Придется лечь спать.

Тоот роняет голову на стол.

М а р и ш к а (чужим голосом). Как жаль…

М а й о р (прощаясь). Мне было весьма приятно. Благодарю вас за прекрасное времяпрепровождение.

М а р и ш к а (растирая виски). Вы не представляете, как нам было хорошо!

М а й о р. Надеюсь, завтра мы продолжим.

М а р и ш к а. Конечно, с огромным удовольствием!

А г и к а. Приятных сновидений, уважаемый господин майор! (С улыбкой провожает его до дверей.)

М а й о р. Спокойной ночи моим милым хозяевам! (Берет картонорезку и идет к себе в комнату.)

Пауза. Тоот, растянувшись на столе, храпит. Маришка падает в кресло, потом с трудом встает и пытается растолкать мужа. Тоот, кроме храпа, не подает никаких признаков жизни.

М а р и ш к а (пытаясь поднять мужа). Помоги, доченька.

Вдвоем они с трудом поднимают Тоота, но он не двигает ногами.

А г и к а. Ой!

М а р и ш к а. Он никогда не был таким тяжелым… Принеси одеяло.

А г и к а бежит за одеялом, Тоот опускается на пол как мешок. А г и к а стелет ему постель на полу, но, когда все готово, Тоот неожиданно просыпается, отталкивает всех и с полоумным видом запевает какую-то песню. Потом замолкает и покорно дает себя уложить, засыпает.

О Дюла! Мой мальчик! (Падает на пол рядом с Тоотом.)

А г и к а. Я, кажется, тоже немножко устала… (Делает несколько шагов, опускается на пол и засыпает.)

Смена освещения. Высвечивается фигура п о ч т а л ь о н а.

П о ч т а л ь о н (проходит по сцене). Телеграмма… Тоотам… «Венгерский Красный Крест. С прискорбием сообщаем, что сержант Дюла Тоот, полевая почта семьсот семь дробь семь, пал смертью храбрых…». Господи… Что делать? Разорву. (Рвет телеграмму и исчезает.)

М а р и ш к а (во сне). Сходил в баню… Выпил пива… Засветло вернулся в часть… О боже! Только бы дорогому гостю у нас понравилось.

А г и к а (во сне). Офицер!

З а н а в е с.

Часть вторая

Неделю спустя. На застекленной веранде М а р и ш к а диктует письмо, А г и к а пишет. У открытого окна стоит п о ч т а л ь о н.

М а р и ш к а (Агике). Прочти-ка, что получилось.

А г и к а (читает). «Слава богу, у нас хорошие новости. За неделю господин майор поправился на полтора килограмма, во сне не кричит и обещал по приезде перевести тебя к себе в штаб…».

М а р и ш к а (почтальону). Слышишь?

П о ч т а л ь о н. Да.

А г и к а. «Очень понравилось ему делать коробки, и теперь мы вырезаем их ночи напролет. Всем нам порой не хватает сна, но мы выручаем друг друга как можем. Вчера, например, когда Аги вздремнула, отец полез под стол, чтобы пощекотать ее, но, по печальному недоразумению, пощекотал господина майора».

Сонный Т о о т, качаясь, проходит по сцене.

«Господин майор очень рассердился и удалился к себе, хотя до рассвета было еще далеко. Однако мы надеемся, что сегодня он будет в хорошем настроении и мы вновь возьмемся за коробки. Крепко целуем тебя, родители и Агика».

М а р и ш к а (передает письмо почтальону). Ну, отправь… (Видя, что он не двигается.) Ты не слышишь?

П о ч т а л ь о н (растерянно). Слушаюсь.

М а р и ш к а. Постой. Агика, дай дяде почтальону стаканчик вина.

Агика подносит стакан.

П о ч т а л ь о н. Спаси бог вашего сына! (Уходит.)

М а р и ш к а (Агике). Скорей, подготовим все к работе. (Мужу.) Подойди ко мне, милый. Открой глаза пошире. Еще шире. Вот так. (Сажает его за стол, садится сама.) Доченька, скажи господину майору, что мы готовы.

А г и к а (осторожно стучит в дверь). Господин майор! Мы готовы.

Дверь приоткрывается, м а й о р протягивает из-за двери картонорезку и несколько готовых коробок.

Г о л о с м а й о р а (из-за двери). Начинайте без меня.

М а р и ш к а (испуганно). Разве вы не будете сегодня работать?

Г о л о с м а й о р а (из-за двери). Нет.

М а р и ш к а. Боже мой, что же вы собираетесь делать?

Г о л о с м а й о р а. Гулять.

А г и к а (после паузы, с ужасом). Так поздно? Разрешите мне сказать? У нас на улицах нет освещения.

Г о л о с м а й о р а. Это меня не волнует. Я буду гулять по своей комнате.

Пораженные, все молчат.

М а р и ш к а (ломая руки). Сын мой, дорогой мой сынок… Что с тобой?

А г и к а. Думаю, он еще сердится за вчерашнее.

М а р и ш к а. Аги, доченька, он относится к тебе лучше, чем к кому бы то ни было. Пойди к нему, объясни. Скажи: у отца такая привычка — щекотать…

А г и к а осторожно стучит, скрывается за дверью. Маришка и Тоот напряженно ждут, не могут оторвать от дверей взгляда.

Так все было хорошо. И сон было у него наладился.

Т о о т (обреченно). Наверняка, опять я виноват.

М а р и ш к а. Что ты, милый!..

Наконец А г и к а выходит из комнаты майора, молча проходит через всю веранду, садится в кресло-качалку.

Ну! Неужели обиделся?

А г и к а (глядя на отца). Да.

М а р и ш к а. На кого? За что?

А г и к а (после молчания). Боюсь сказать… (Вздыхает, глядя на отца.) Все-таки скажу. Оказывается, когда папа вчера полез под стол, он не пощекотал господина майора, а укусил его за ляжку.

Т о о т (схватившись за голову). Что я сделал?

М а р и ш к а (возмущенно). Этого не может быть.

А г и к а (без уверенности). Я тоже так думаю.

Т о о т. Это неслыханно.

Пауза. Обе женщины смотрят на Тоота. Он закатывает глаза. Агика вздыхает. Тоот строго смотрит на нее. Маришка вздыхает и качает головой.

(Зло.) Что вы вздыхаете? Что вы качаете головой?

Маришка тихо всхлипывает.

Чего ты плачешь? Скажи!

М а р и ш к а (подавляя слезы). Об одном прошу тебя, Лайош, будь немножко осторожнее.

А г и к а. Папочка, когда следующий раз что-нибудь упадет, не лезь, пожалуйста, под стол. Я сама подниму.

М а р и ш к а. Так будет лучше.

Т о о т. Вы с ума сошли! Уж не верите ли вы в эту глупость?

М а р и ш к а. Конечно, не верим.

А г и к а. Главное, чтобы папочка не лазил больше под стол.

Т о о т. На что вы намекаете? Я нечаянно смахнул локтем коробку. Полез за ней, достал, и все.

А г и к а. Конечно, папочка, конечно. Но все-таки ты был под столом слишком долго.

М а р и ш к а. Мне тоже так показалось.

Т о о т. Ну, может быть, может быть… я там капельку вздремнул. Но кусаться… Я никогда не кусался…

М а р и ш к а. Я тоже так думаю. Пощекотать и укусить — вещи разные.

А г и к а. Конечно, разные. Но без причины никто не обижается. Возможно, папочка так пощекотал, что могло сойти за укус.

Т о о т. Нормальный человек это не перепутает.

А г и к а (отцу). Тогда почему же раздалось какое-то чавканье?

Т о о т. Что? Чавканье?

М а р и ш к а. Да, мне тоже показалось.

Т о о т. Позвольте, позвольте… Давайте разберемся. Я полез под стол… Может быть, я смял коробку?

М а р и ш к а. Может быть.

А г и к а (перебивая). Я не хочу спорить, но звук был совсем другой.

Т о о т. Какой?

А г и к а. Звук разгрызаемой кости.

М а р и ш к а. Мне тоже так показалось.

Т о о т. С ума можно сойти!.. Так вы думаете, что я действительно мог… (Замолкает, растерянно смотрит на домочадцев.) Извините покорно, я в жизни никого не кусал!

М а р и ш к а. Это верно.

А г и к а. А я разве что-нибудь говорю? Но все-таки, если папочка не будет сердиться, я напомню, что с ним иной раз случаются странности.

Т о о т (кричит). Например? Какие?

А г и к а. Помнишь, в прошлом году ты ни с того ни с сего дал господину священнику пощечину. Когда мы гуляли в парке. Ты подошел к господину священнику и дал пощечину.

Т о о т. Пощечину? Ха-ха! Я хотел согнать с его носа муху. Вот как было дело. Скажи, Маришка! Скажи же! Это все злые сплетни.

М а р и ш к а. Конечно, сплетни. Однако два дня господин священник со мной еле здоровался.

Т о о т. Я не знаю, почему он с тобой еле здоровается.

М а р и ш к а (вскипает). Ах, ты не знаешь! Может быть, ты не знаешь, почему тебя уволили с железной дороги?

Т о о т. Ах, вот как ты заговорила? Будто ты не знаешь, что меня уволили из-за того, что начальнику станции надо было пристроить своего племянника диспетчером.

М а р и ш к а. Рассказывай! Тебя прогнали потому, что ты оскорбил итальянского короля Виктора-Эммануила{174}.

Т о о т (всплеснув руками). Я оскорбил итальянского короля!

М а р и ш к а. Этого милого и скромного человека, этого красавчика! Когда он посетил Венгрию, регент пригласил его на охоту — в наши края. Все сбились с ног в ожидании его приезда. На станции сажали цветы, красили скамейки. И вот, когда все было готово к встрече и королевский поезд наконец остановился и оркестр играл гимн, когда дети побежали с цветами, какой-то стрелочник, представьте, прямо позади королевского поезда расстегивает штаны и тут же, на путях, — что бы выдумали?.. Ему, видите ли, приспичило! Да как ты смел! Что плохого сделал тебе этот бедный красавчик король?

Т о о т. Это было не так!

М а р и ш к а. Мне неинтересно, как это было. Подумай лучше о своем сыне, который на фронте, в стужу… Иди и проси прощения у господина майора.

Т о о т (сдаваясь). Но за что я должен просить у него прощения?

М а р и ш к а (твердо). За то, что ты полез под стол и укусил его, нашего благодетеля!

Т о о т плетется в комнату майора, Маришка и Агика с волнением ждут развязки. Наконец дверь распахивается, и из комнаты выходит м а й о р — свежевыбритый и довольный. Он вежливо пропускает впереди себя Т о о т а.

М а й о р (подходит к столу). В конце концов, недоразумение есть недоразумение, не будем мелочны. Главное, что мы снова вместе и можем резать коробки. Но прежде чем начать, я должен заявить, что соглашаюсь работать с вами только при условии, если эта работа всем будет приносить истинную радость. Надеюсь, господин Тоот и впредь будет искренен и если устанет, то скажет. Иначе я буду оскорблен. Лучше вовсе не работать, чем работать без желания. Ну вот, пожалуйста, мы еще не успели приступить к работе, как вы…

Т о о т (вздрогнув). Я? Что я?

М а й о р. Это я вас должен спросить. В чем дело?

Т о о т. Ни в чем.

М а й о р. Почему же, когда я с вами говорю, вы смотрите куда-то в сторону?

Т о о т. А… Из сада залетела бабочка, Я взглянул на нее.

М а й о р. Какая бабочка?

Т о о т. Бархатная, с двумя желтыми пятнышками.

М а й о р. Вот видите. Во время работы вы разглядываете бабочек.

Т о о т. Я только взглянул. Мельком.

М а й о р (пройдясь по комнате). Послушайте, Тоот, я всей душой за коробки, но они требуют полной отдачи. Каждый из нас должен посвятить себя им без остатка. Если мы будем во время работы еще и думать — ничего не получится. Пустая трата сил.

Т о о т (заискивающе). Видит бог, я с вами согласен, господин майор, но все-таки трудно заставить человека ни о чем не думать.

М а й о р. Весьма распространенный предрассудок. Не вы первый так говорите. Заставить человека не думать — легче всего. Поставим опыт. Вы берете яблоко, кусаете его. Берите воображаемое яблоко — берите, берите, не бойтесь. Так. Теперь кусайте. Так. Жуете? Жуйте. Так. Потом глотаете то, что прожевали. Проглотили? Отлично. Ну, а теперь скажите — думали вы о чем-либо, пока кусали, прожевывали и проглатывали?

Т о о т (не сразу). Когда я служил на станции, поймал однажды белку. Дети души в ней не чаяли. Но она все-таки убежала.

М а й о р. Мда… (Задумался.) Странный вы человек! Возьмем другой пример. Надеюсь, вы знаете наш гимн, милый Тоот?

Т о о т. Конечно, господин майор. «Бог, мадьяру счастье дай…»{175}.

М а й о р. Пропойте его, пожалуйста. Пропойте, не стесняйтесь. Хотя бы начало.

Т о о т (фальшивя). «Бо-ог, мадь-яру сча-астье да-ай!..»

М а й о р (перебивая). Стоп! О чем вы сейчас думали? Скорее! Пришли вам в голову какие-нибудь мысли, пока вы пели гимн?

Т о о т. Нет.

М а й о р. Вот видите! Значит, опыт удался. Когда вы поете гимн, у вас нет никаких мыслей. Отлично, милый Тоот. Вы — способный человек. Насколько пагубно влияют на человека мысли, я убедился на фронте. Мысли лишают человека воли, он становится игрушкой в их руках, их рабом. Господин Тоот прекрасно проиллюстрировал эту истину в случае с бабочкой. И — наоборот, в случае с гимном вы оказались на высоте. Вам понятен смысл моих слов?

А г и к а. Все ясно как день.

М а р и ш к а. Я поняла, но не совсем…

Т о о т. Я — тоже.

М а й о р (перебивая). И не надо. В конце концов, вам необязательно загружать голову теоретическими рассуждениями. Займемся долом! Как вы работали без меня?

А г и к а. Я резала картон, а мама сгибала и делала коробки.

М а й о р. А что делал милый господин Тоот?

Т о о т. Я дышал воздухом.

М а й о р (хлопает себя по лбу). Вот видите! Я понял, в чем ошибка! Я с самого начала чувствовал, здесь что-то не так… Теперь картон режу я один, а вы втроем загибаете края и складываете коробки, и вам, естественно, приходится простаивать… Получается один против троих. Естественно, я не в силах обеспечить необходимое количество заготовок, поэтому у вас в работе перебои и вам хочется спать. Я пришел к выводу, что картонорезку следует усовершенствовать.

А г и к а (потрясена). Вот это да!

М а й о р. Взгляните на меня. Перед вами абсолютно здоровый человек. На фронте меня одолевали кошмары. Нервы были вконец расшатаны, и мне казалось, что восстановить их никогда не удастся. Здесь же я обрел сон, от моих недугов не осталось и следа. Своим здоровьем я обязан этим коробкам. Я забыл, что такое война!

М а р и ш к а (растроганно). Ты слышишь, милый Лайош?

Тоот кивает.

М а й о р. Я скажу откровенно: ложась спать, я мечтаю поскорее проснуться и вновь взяться за коробки…

А г и к а. Я тоже.

М а р и ш к а. Мы — тоже! (Указывая на Тоота.) Он тоже.

Маришка и Тоот дремлют, прижавшись друг к другу.

М а й о р (умиротворенно). Есть в этом занятии что-то возвышающее, какая-то особая красота, вечный покой… Лучшее занятие в мире — делать коробки.

А г и к а (как завороженная). До чего же вы правы!

М а й о р. Иной раз я думаю — если бы человечество захотело меня понять! Если бы все захотели резать коробки. Настанет пора, и весь мир будет резать коробки.

А г и к а (поднимаясь). Господи, неужели настанет такая пора?!

М а й о р. Я уверен. Конечно, нельзя всех людей стричь под одну гребенку. Каждая нация имеет свои особенности. Но — тем лучше! У голландцев, например, коробки будут круглые, как головки сыра. Французы тоже что-нибудь придумают. Даже русские… да, пусть даже русские… делают коробки. Но маленькие. Совсем маленькие. Для спичек.

А г и к а. Скорее бы!

М а й о р. Это произойдет не так скоро. Но потом человечество прославит наши имена. (Смотрит на Тоота.) Итак, милый Тоот, надеюсь, вы сообразили, в чем была наша ошибка?

А г и к а (вдохновенно). Сообразить нетрудно. Наша картонорезка слишком мала, и потому господин майор не может за нами угнаться.

М а й о р. У вашей дочери весьма острый ум. Как у картонорезки. (Смеется.) Шучу. Следовательно, господин Тоот, какова наша задача?

Т о о т (ничего не соображая). Задача?

М а й о р. Да, милый Тоот. Задача.

Т о о т. Не знаю.

М а р и ш к а. Ну, Лайош, не упрямься.

А г и к а. Ты ведь слышал, что я сказала?

Т о о т. Ты сказала: «Наша картонорезка слишком мала».

М а й о р. Правильно. Поздравляю! А если картонорезка мала, то… что следует?

Тоот думает, Агика делает ему знаки.

(Агике.) Так нельзя, он должен сам понять, без посторонней помощи.

М а р и ш к а. Ему трудно.

М а й о р. Если вы подскажете, это только заденет его самолюбие. Я уверен, что он додумается. Ну ладно, так и быть. Я сам ему помогу. Милый Тоот, представьте, что ботинки жмут. Вы надели новые ботинки, а они жмут. Что вы в таких случаях делаете?

Т о о т. Сейчас. (Угрюмо.) Хромаю.

А г и к а (с укором). Папа!

М а й о р. Не торопите его. Подумайте хорошенько, милый Тоот. (Маришке и Агике.) Давайте оставим его в покое. Пусть он соберется с мыслями, подумает. (Заложив руки за спину, ходит вокруг Тоотов.)

Тоот поднимается и, шатаясь, делает шаг.

М а р и ш к а. Что ты, милый Лайош? Садись! Тебе надо подумать. (Суетится вокруг него.) Сейчас я тебе потру виски… Так лучше?

Т о о т. Да, лучше.

М а р и ш к а. Ты думаешь?

Т о о т. Нет.

М а р и ш к а. Дать нашатырю?..

А г и к а бежит в кухню.

А пока запрокинь голову… Лучше?

Т о о т. Знаешь, как было бы лучше? Лежа…

М а р и ш к а. Что ты, что ты…

А г и к а приносит флакон, Тоот вдыхает.

Вдохни поглубже, Лайош.

Т о о т (отталкивая их). Как начинаю думать, такое чувство, будто на меня что-то валится…

М а р и ш к а. Отодвинуть стол?

Т о о т. Нет, не стол…

М а р и ш к а. А что же?

Т о о т. Стена.

М а р и ш к а. Стена? Может, выйдем в сад?

Т о о т. Не эта стена. Та, что у меня там… в мозгу…

М а й о р (вежливо наклоняясь). Итак, милый Тоот: сено или солома?

Т о о т. Не знаю, глубокоуважаемый господин майор.

М а й о р (садясь). Чепуха. Со мной тоже бывает.

Т о о т. Правда?

М а й о р. Разрешите дать вам совет? Расстегните мундир, подумайте спокойно… тихо…

Тоот расстегивает мундир, все смотрят на него, он натужно думает.

Т о о т (после тяжелой паузы). Кажется…

Все привстают, не отрывая взгляда от Тоота.

Кажется, что-то забрезжило.

М а й о р. Ну, наконец-то… Прекрасно! Что же именно?

Т о о т (вздохнув). К сожалению, не то, что нужно, а совсем другое.

Все разочарованно опускаются на место.

М а й о р. Не будем мешать. Может, чашечку кофе?

Т о о т (машет руками). Значит, эта картонорезка мала… Сейчас…

Все снова привстают.

Следовательно… Нет, опять выскочило из головы.

Все разочарованно садятся.

Сколько времени?

М а й о р (ласково). Успеем.

Т о о т (подскочив). Вот!.. (Махнув рукой, садится.) Нет, опять не то… Можно расстегнуть ремень?

М а й о р. Конечно, что за вопрос? Если угодно, можете снять все…

Т о о т (вскакивает, тяжело дышит, стирает пот со лба, раскачивается всем телом). Сейчас… сейчас… еще секунду…

М а й о р. Не мешайте ему!

Т о о т. Господин майор! Маришка! Есть! Если картонорезка мала, надо сделать другую, побольше! (Счастливо смеется.)

Общее ликование. Все поздравляют Тоота и друг друга. Агика вне себя от радости.

М а й о р. Я не сомневался, что вы догадаетесь, милый господин Тоот! Поздравляю!

Тоот хватается за живот и подбегает к окну.

М а р и ш к а (Агике). Отведи отца в сад, пусть освежится, и приступайте к делу.

А г и к а уводит Т о о т а. М а й о р идет в свою комнату, захватив с собой старую картонорезку.

(Мечтательно.) Мой Дюла! Ты никогда не приходил домой с пустыми руками. То отцу — сигару, то Агике — шоколадку… Сейчас ничего мне не нужно… Только приди, Дюла, приди, мой мальчик!

Входит разодетая Г и з и.

Г и з и. Добрый вечер, соседушка.

М а р и ш к а. Чем обязана, мадам…

Г и з и. Я принесла печеных яблок… И если не возражаете, поговорю с господином майором.

М а р и ш к а (смерив ее взглядом, с некоторой ревностью). Пожалуйста. (Стучит в дверь комнаты майора.) Господин майор…

М а й о р (выходит). Прошу вас…

Г и з и (не смея поднять глаза на майора, Маришке). Прошу, представьте меня.

М а р и ш к а. Гизи Гезане.

М а й о р. Чем могу служить?

М а р и ш к а (Гизи). Чем он может вам служить?

Г и з и (все еще не глядя на майора, Маришке). Передайте, пожалуйста, что я буду рада, если господин майор зайдет…

М а р и ш к а. Вас приглашают зайти к ней.

М а й о р. Это дело не пойдет.

М а р и ш к а (удовлетворенно). Это дело не пойдет.

Г и з и. На четверть часика.

М а р и ш к а (как переводчица). На пятнадцать минут.

М а й о р. Пятнадцать минут, пятнадцать минут… Если бы они были у меня!

М а р и ш к а. Вы слышали, что он ответил?

Г и з и. Скажите ему, умоляю, что ко мне ходят не только сборщики смолы. Я лицом в грязь не ударю.

М а р и ш к а (майору). Она лицом в грязь не ударит.

М а й о р. Верю.

Г и з и (Маришке). У меня ведь тоже есть профессиональная гордость.

М а р и ш к а (майору). Она говорит, что у нее есть профессиональная гордость.

М а й о р. Я вас понимаю, мадам! Я, конечно, должен бы нанести вам визит вежливости, я не только вам… Но когда? Когда? И что скажут милые Тооты, если я хоть на четверть часа их покину!

М а р и ш к а (с улыбкой). О да, конечно.

М а й о р. Что главное в жизни? Всегда быть на месте, на своем месте. На фронте мои солдаты с нетерпением ждут моего возвращения. Когда я представляю себе, как мой батальон лежит… там… (Смотрит вдаль, и все следуют за его взглядом.) Искренне сожалею, мадам, но человек не может быть одновременно в двух местах.

М а р и ш к а (с удовлетворением). Он искренне сожалеет.

М а й о р (достает из кармана кителя фотографию). Прошу, в качестве скромного возмещения. (Передает фотографию Маришке.)

М а р и ш к а (передает фотографию Гизи). В качестве возмещения.

Г и з и (радостно). Я могу ее повесить?

М а р и ш к а. Можно повесить?

М а й о р. Пожалуйста.

Г и з и. Даже над кроватью?

М а р и ш к а (майору). Даже над ее кроватью?

М а й о р. Куда хотите.

Г и з и. Большое спасибо.

М а р и ш к а (майору). Она благодарит вас. (Гизи.) До свидания!

Г и з и. До свидания. (Уходит.)

Вбегает А г и к а.

А г и к а (радостно). Готово! Мамочка, поди помоги!

М а й о р. Посмотрим!

Т о о т и М а р и ш к а волокут громоздкое сооружение, похожее на гильотину.

(Хватается за рукоятку и опускает ее с громким стуком.) Бум! Какой звук, а?! Поздравляю, господин Тоот. Именно о такой я мечтал!

А г и к а. Большое спасибо, господин майор.

М а й о р. Сейчас испробуем. Не будем терять ни минуты.

В с е (хором). Мы готовы. (Выстраиваются цепочкой.)

М а й о р. По местам! Я режу картон, вы загибаете углы… Закладываю три листа. Приготовились… Нет, заложу четыре…

А г и к а. Папа, подавай господину майору четыре листа сразу.

Тоот ложится на пол, засыпает.

М а й о р. В чем дело? (Недоуменно смотрит на Тоота.)

М а р и ш к а. Наверное, паук.

М а й о р. Какой паук?

М а р и ш к а (топает ногами). Они иногда забираются сюда из сада.

Тоот просыпается, Агика сажает его на стул.

Можно продолжать, мы их прогнали.

М а й о р (вдохновенно). Закладываю четыре… Удар! Смотрите, режет, как масло! Скажите, Тооты, нет ли у вас настроения спеть что-нибудь?

А г и к а. У меня есть такое настроение.

М а й о р. А у милого господина Тоота? Что вы скажете?

Все смотрят на Тоота. Он неподвижно глядит на майора и все время что-то жует.

М а р и ш к а. Он ничего не хочет сказать.

М а й о р. Видимо, он что-то жует.

М а р и ш к а. Это у него бывает, господин майор. Жует что-нибудь и никак не проглотит.

М а й о р. Почему же он не выплюнет?

А г и к а. Папочка, выплюнь, пожалуйста.

Тоот, выпучив глаза, смотрит на Агику, переводит взгляд на майора и продолжает жевать.

М а р и ш к а. Лайош!

Тоот из последних усилий жует, сдерживаясь от зевоты, но не в силах преодолеть позыва, широко зевает прямо в лицо майору. Тот отшатывается.

(В отчаянии.) Лайош, Лайош, что ты опять натворил…

Тоот в ужасе озирается.

Что ты за отец? В тебе нет ни капли отцовского чувства!

М а й о р (очень любезно). Не надо его обижать. Открыть рот — еще не значит зевнуть.

М а р и ш к а. Если бы…

А г и к а. Папа всего-навсего открыл рот. Он и не думал зевать, мамочка. С чего бы ему? Спать он не хочет, здоров, не скучает…

М а й о р. Пусть он сам скажет. (Смотрит на Тоота.) Скажите пожалуйста, что вы сейчас сделали?

Т о о т. Я? Ничего. (Спохватившись.) Открыл рот. Это плохо?

М а й о р. Итак, вы открыли рот. Дальше?

Т о о т. Зевать я и не думал.

М а й о р. Нелишне, однако, принять кое-какие меры предосторожности против зевоты. Вы со мной не согласны?

Т о о т. Принять меры? Разумеется.

М а й о р. Вы слышали поговорку: зевать легче, чем не зевать? Не слышали? Я сам ее придумал.

А г и к а. Очень мило.

М а й о р (оживившись). Когда солдаты стоят в карауле, они постоянно зевают. А это опасно, — кто зевает, тот может заснуть, а кто заснет, того могут подстрелить… Я изобрел оригинальный способ отучить их от зевоты. С этой целью я кладу солдату в рот сливовую косточку. При смене караула он обязан передать ее следующему. Понимаете? А тот — следующему, ясно? (Приглядывается к Тооту.) Нет ли у вас дома слив?

М а р и ш к а. Сезон слив уже кончился, господин майор.

М а й о р. Не беспокойтесь. Мы обойдемся. (Развивает бурную деятельность: рассматривает рот Тоота, оглядывает стены комнаты, бежит к себе и приносит чемодан, открывает его, достает фотоаппарат, потом, передумав, вынимает из чемодана дамский пистолет, подносит ко рту Тоота.) Разрешите?

М а р и ш к а. Улыбнись, Лайошка.

А г и к а. Папа у меня всегда такой серьезный.

М а й о р. Это не беда. Даже лучше… (Откладывает пистолет.) Подойдет, но не идеально. Сейчас! О, нашел. (Достает механический ручной фонарик. Нажимает ручку, фонарик жужжит и светится.) Мы называем это «жучком». (Кладет его перед Тоотом.) Прошу вас, милый господин Тоот.

М а р и ш к а. О! Мне бы никогда не пришло в голову!

А г и к а. И как все просто!

Т о о т (вертит фонарик в руках). Хорошая штучка.

М а й о р. Ну и пользуйтесь на здоровье, милый Тоот.

Т о о т. Что я должен с ней делать?

А г и к а (смеется). Что делать? Возьми, и все!

Т о о т. Не болтай глупости!

М а р и ш к а. Только не проглоти, милый Лайош.

М а й о р. Ни жевать, ни глотать нельзя. Можете сосать, как постный сахар.

Т о о т (возмущенно). Чтоб я взял эту штуку в рот?

А г и к а. А куда же еще? (Смеется.)

Т о о т (бьет кулаком по столу). Молчать!

Агика испуганно замолкает.

(Берет фонарик, рассматривает.) Но это же карманный фонарик!

М а р и ш к а. А ты что думал, милый Лайош?

Т о о т. И я должен держать его во рту?

М а р и ш к а (непонимающе). Что тебя смущает, Лайош? А… (Майору.) Он боится проглотить.

М а й о р. Не стоит этого бояться, господин Тоот. Поначалу, может, вам будет чуточку неприятно, но потом вы привыкнете к нему, как к вставному зубу.

Т о о т (Маришке). И ты так думаешь?

М а р и ш к а. Разве я когда-нибудь желала тебе плохого? Открой рот, Лайош.

Т о о т. Чтоб я… (Хватает фонарь, сует его в рот.)

Маришка помогает.

А г и к а (отцу). Так ты выглядишь гораздо лучше. У тебя округлились щеки, и вообще лицо стало выразительным.

М а р и ш к а. Мне тоже ты так больше нравишься.

М а й о р. Ну, все позади… Надеюсь, вам не очень неприятно?

Тоот трясет головой.

Видите, какой успех! Женщины от вас будут без ума.

Тоот пытается что-то сказать.

Хватит заниматься разговорами. Начнем работать. Все — по местам! Я попробую заложить пять листов. Приготовились… Отставить! Прежде чем начать, я хочу сообщить, что по возвращении в часть я не только переведу вашего сына в штаб, но и отведу ему койку рядом со своей вместо лейтенанта Микулица… Мой штаб расположен в здании школы, а там выставлен двойной караул.

Маришка и Агика вскакивают и восторженно благодарят майора. Т о о т в это время идет с фонарем во рту к двери, но натыкается на стену, затем находит дверь и незаметно уходит.

Не будем терять время! Я больше не могу терпеть!.. Начали, начали! Где господин Тоот?

Все оглядываются, ища Тоота.

А г и к а. Он, наверное, сейчас придет…

М а р и ш к а (ломая руки). Не знаю… не знаю… (Открыв дверь в сад.) Лайош, где ты? (Выбегает из дома.)

Слышен удаляющийся голос Маришки: «Лайош, где ты?»

Свет гаснет.

П о ч т а л ь о н (на авансцене, пока меняется декорация). Я манипулирую с письмами бескорыстно. Не делай я этого, все верх ногами перевернулось бы. Правильно, что я не отдал телеграмму… Вот если б у профессора Киприани был сын и если бы этот сын находился на фронте и о нем я получил бы такую телеграмму… тогда другое дело. За домом Киприани есть теннисная площадка. День-деньской гоняют там мячики: туда-сюда, туда-сюда… У человека в глазах рябит… Другое дело господин Тоот. Когда он надевает свою каску — он как статуя. Все в нем прочно, уравновешенно, пропорционально. Если его, к примеру, распилить на две части в длину, он распадется на две совершенно равные половины. Одно удовольствие смотреть! И вот пришла эта телеграмма. А письма-то продолжают идти, будто их Дюла жив, ведь письма идут медленнее, и им нет дела, что отправителя уже давно нет в живых… И вот, представляете, что было бы, если б я всю почту аккуратно вручал адресату?! Да это был бы конец света! Нет-нет… Знают, что его нет, а он все пишет… Одно противоречит другому. Я однажды попытался одновременно сидеть и стоять. Не получилось! Тогда в первый раз и попал в психиатричку. С тех пор я гляжу за людьми, чтобы жизнь их шла как положено… (Уходит.)

Комната священника. М а р и ш к а и с в я щ е н н и к.

М а р и ш к а (робко постучав). Слава Иисусу!

С в я щ е н н и к (лежа на кровати). Белье из глажки принесла, Маришка?

М а р и ш к а (запыхавшись). Мой муж пропал!

С в я щ е н н и к (вставая). Как пропал?

М а р и ш к а. Пропал — и все. Дома — гость, а я за ним бегаю.

С в я щ е н н и к (вздыхает). Что творится с людьми! У всех помутился разум. Сегодня утром присылает за мной герцог. Что бы ты думала?! Просит совета — как быть: чувствует себя убежденным коммунистом. Подумать только! Еще вчера был здоров.

М а р и ш к а. Бедняжка.

С в я щ е н н и к. Говорит, что это произошло с ним во время утренней верховой прогулки.

М а р и ш к а. Наверное, растрясло. Что ж вы ему посоветовали?

С в я щ е н н и к. Принять теплую ванну. А нельзя ли твоего мужа привязать? К стулу, например. Тогда он не сможет убегать.

Откуда-то слышен храп.

М а р и ш к а. Как только свяжешь — он заснет. Он даже фонарик, маленький такой, не хочет в рот взять.

С в я щ е н н и к. А если повесить на шею колокольчик? Могу одолжить.

Храп становится сильнее.

М а р и ш к а (оглядывается). Это будет раздражать господина майора.

С в я щ е н н и к. Тише. Слышишь? Это не ты издаешь звуки?

М а р и ш к а. Я? Что вы!

С в я щ е н н и к. Не слышишь? (Прислушивается.) Храпит кто-то. (Заглядывает под кровать.) Господи Иисусе! Он здесь! Как ты сюда попал, сын мой?

Из-под кровати, кряхтя, выползает Т о о т.

Т о о т (невозмутимо). Через окно.

С в я щ е н н и к. Но почему?

Т о о т. Дверь была заперта.

С в я щ е н н и к. Вполне резонно… (Маришке.) Оставь нас, дочь моя.

Маришка уходит.

(Тооту.) Рассказывай.

Т о о т. Что мне делать? Поверите — боролся изо всех сил. Но не могу. С каждым днем меня все сильнее захватывает желание куда-нибудь спрятаться.

С в я щ е н н и к. Куда спрятаться?

Т о о т. Не имеет значения. Лишь бы спрятаться, куда угодно! Знаю, что нехорошо, но вот и сейчас, разговариваю с вами, отец мой, а едва сдерживаю себя, чтобы не забраться под вашу сутану.

С в я щ е н н и к (вздыхает). Такой большой, солидный человек! О господи! (Подняв полы сутаны.) Ну, если тебе полегчает, что делать, — полезай…

Т о о т (подумав). Было бы хорошо, ох как хорошо, отец мой… Но боюсь, бес совсем меня одолеет, если я ему уступлю.

С в я щ е н н и к. Видишь, сын мой, ты умный человек… Чем же тебе помочь? Идет война, газеты пишут, что победа наша близка, а мы все боимся чего-то… Да что там говорить! Возьми себя в руки, подумай, что тебя гнетет?

Т о о т. Три вещи гнетут меня, святой отец.

С в я щ е н н и к. Говори.

Т о о т. Во-первых, майор требует, чтобы я носил каску, надвинув ее на глаза.

С в я щ е н н и к. Дальше, дальше.

Т о о т. Во-вторых… я люблю иногда так потянуться, чтобы хрустнули косточки, и простонать: «Ох, мама-мамочка»…

С в я щ е н н и к (раздраженно). Еще что?

Т о о т. Он мне это запрещает. И, в-третьих, он требует, чтобы я держал во рту карманный фонарик, дабы не зевать.

С в я щ е н н и к. Вон оно что… (Зло.) Большой фонарик?

Т о о т. Не очень. Так, с куриное яйцо.

С в я щ е н н и к. Гм… И его надо проглотить?

Т о о т. Ни в коем случае. Только сосать, как постный сахар.

С в я щ е н н и к. И это все, что тебя беспокоит? (Возмущенно.) Все твои неприятности?! (К двери.) Зайди, Маришка!

М а р и ш к а входит.

Жаль, не слышала! Ты издеваешься надо мной, сын мой! В мире идет война, гибнут люди, матери оплакивают своих сыновей. А он приходит ко мне со своими мизерными жалобами! Вместо того чтобы воздать хвалу отцу небесному за то, что он привел к вам в дом командира вашего сына, находящегося на фронте… О боже! Уведи его! Видеть не хочу!

Т о о т во время этой проповеди незаметно вылезает в окно.

М а р и ш к а. Что же мне с ним делать?

С в я щ е н н и к. Ему нужен не я, не бог, а психиатр…

М а р и ш к а. Правда ваша… Поведу-ка я его к профессору Киприани…

С в я щ е н н и к. Да, это известный врач.

М а р и ш к а (не замечая исчезновения Тоота). Поблагодари святого отца, милый Лайош!

С в я щ е н н и к (тоже не замечая исчезновения Тоота). Иди с богом, сын мой. Изгони из своего сердца злого беса!

М а р и ш к а. Золотые слова. И упрямство свое изгони!

С в я щ е н н и к. Постись — и обретешь покой! Идет война, сын мой, все мы страдаем. Ступай!

М а р и ш к а (в дверях). Пойдем, мой милый Лайош! (Уходит.)

С в я щ е н н и к (один). Господи, ты, видящий сердца людей, ты один ведаешь, с каким удовольствием я сам спрятался бы куда-нибудь.

Кабинет профессора Киприани.

М а р и ш к а, Т о о т и К и п р и а н и.

К и п р и а н и (показывает сигарету). Что это?

Тоот молчит.

(Показывая на подсвечник.) Что это?

Тоот молчит.

(Снимает с ноги туфлю.) Что это?

Т о о т (после паузы). Не знаю.

М а р и ш к а. Ох, Лайош! Господин профессор, он сейчас плохо соображает…

К и п р и а н и (машет Маришке). Помолчите. (Тооту.) Посмотрите хорошо, что это?

Т о о т. Флейта?

М а р и ш к а. О боже… (Ломает пальцы.)

К и п р и а н и. Вы помолчите, мадам. (Тооту.) Правильно, флейта. Покажите пальцем, где потолок?

Т о о т. Не знаю.

К и п р и а н и. Отлично! А теперь, милый Тоот, скажите, вы женщина или мужчина?

Тоот уставился в одну точку.

Или ни то ни се?

Т о о т (радостно). Ни то ни се!

М а р и ш к а. Лайош, что ты говоришь!

К и п р и а н и. Что вы беспокоитесь, мадам? Все в порядке. (Тооту.) А если вы ни то ни се, можно вас облить кипятком?

Т о о т. Нет.

К и п р и а н и. Примите мои поздравления, мадам, ваш муж абсолютно здоров.

М а р и ш к а. Как вы можете так говорить, профессор? Он только что туфлю назвал флейтой. Он уверяет, что в мозгу у него какая-то стена.

К и п р и а н и (заинтересованно). Стена? Любопытно. Какая стена? Глухая?

Т о о т (подумав). Да. Только в нескольких местах с дырками.

К и п р и а н и. Гм… (Задумался.) Интересно, у меня в мозгу тоже стена, и она все время падает.

Т о о т. И у меня тоже.

К и п р и а н и (смеется). Вы — молодец! Стену подоприте распорками — и все будет в порядке. Что касается вашего здоровья, то вы вполне здоровы. Можете спокойно идти домой.

М а р и ш к а. Так мы можем пойти домой? Вам, вероятно, известно, профессор, у нас гость — господин майор. И вот, вместо того чтобы стараться ему угодить, мой муж только и делает, что раздражает его. Вот и сейчас он назвал вашу туфлю флейтой. Разве это нормально?

К и п р и а н и. В моей клинической практике это вполне нормальный случай. Ныне, мадам, я скорее назову больным клиента, который туфлю назовет туфлей. Вы удивляетесь? Между тем у каждой эпохи есть свои странности, у нашей эпохи это — смещение понятий. Было время, когда люди молились на богов с собачьими головами или гадали на кофейной гуще, но никто не называл их сумасшедшими… Конечно, если он не может ужиться с майором, для вас это не большое утешение.

М а р и ш к а. Помогите, господин профессор.

К и п р и а н и. Я — готов, но вы меня не послушаетесь, мадам.

М а р и ш к а. Почему?

К и п р и а н и. Меня никто не слушается… Ну, попытаемся… Встаньте на минуту, милый Тоот.

Тоот встает.

Как вы думаете, какого вы роста?

Т о о т. Я ростом выше среднего.

К и п р и а н и. Совершенно верно. А ваш гость — майор?

Т о о т. Уважаемый господин майор едва доходит мне до плеча.

К и п р и а н и. Я так и предполагал. Вот где собака зарыта! Господина майора раздражает, что он ниже вас ростом, хотя вы в том не виноваты. (Маришке.) В наше время, мадам, любой плюгавый майоришка мнит себя великаном. Каждая эпоха имеет свои черты. С этим ничего не поделаешь.

М а р и ш к а. Слышишь, милый Лайош?

Т о о т. Слышу. А что я могу сделать?

М а р и ш к а. Ты думаешь только о себе… Речь идет о жизни нашего сына. (Киприани.) Нельзя ли хоть на несколько дней сделать его чуточку ниже?

Т о о т. Я пробовал. Но не могу, ведь это от природы…

К и п р и а н и. Я его вполне понимаю. Если вы этого так хотите, милый Тоот, я вам помогу. (Звонит в колокольчик.) Не бойтесь. Выше голову.

Входит с а н и т а р.

Лошадь господину шефу пожарной команды.

С а н и т а р. Слушаюсь. (Уходит.)

К и п р и а н и. Я дам вам лошадь, и вы будете на ней здесь кататься сколько угодно.

С а н и т а р (приносит деревянную лошадь-качалку). Прошу.

Тоот с любопытством смотрит на лошадь, затем подходит и садится на нее верхом.

М а р и ш к а. Ты здесь хочешь остаться, Лайош? Не пойдешь домой?

Т о о т. Я не дурак. (Качается с увлечением.)

К и п р и а н и. Мадам, ваш муж будет здоров, вы можете быть совершенно спокойны.

М а р и ш к а. Нас ждет господин майор, мы должны делать коробки. Речь идет о жизни нашего сына.

Т о о т (качаясь на лошади). Я отсюда никуда не уйду. Мне здесь хорошо. (Киприани.) Я сделал все, что было в моих силах, все, но я ведь тоже человек. Я остаюсь!

М а р и ш к а. Ты пойдешь со мной, Лайош. Ты пойдешь со мной, и мы будем резать коробки.

Т о о т. С коробками покончено. Лучше умру.

М а р и ш к а (Киприани). Уговорите его, господин профессор. Не для того я его к вам привела, чтобы он совсем лишился разума.

К и п р и а н и. Мадам, раз вы обратились ко мне, то будьте любезны меня слушаться. В конце концов, я тоже… Должен же когда-нибудь наступить конец этой проклятой войне! (Все более распаляясь.) Этому богом проклятому миру, где вокруг одни сумасшедшие. (Надевает на себя смирительную рубашку, поданную санитаром.) Настанет день — и вашего господина майора повесят. И начальника вашего господина майора тоже повесят. (Кричит.) Всех перевешают!

М а р и ш к а. Ты слышишь, Лайош?

Санитар скручивает профессору руки за спину, завязывает.

К и п р и а н и. Может быть, тогда наконец рухнет стена, которая все время падает.

М а р и ш к а. Бежим, Лайош!.. Караул!

М а р и ш к а и Т о о т в ужасе убегают.

К и п р и а н и (успокаиваясь, садится на лошадь-качалку). И тогда наконец все устроится, как надо: и люди, если захотят, будут спать, зевать, потягиваться…

Музыка. Перед нами медленно проплывает веранда, мы видим Т о о т а, М а р иш к у, А г и к у и м а й о р а.

Все дружно работают, вырезают и складывают коробки. Веранда исчезает.

Деревянное сооружение: туалет. Вокруг растут мальвы. Солнечный полдень.

М а й о р подходит к дверям туалета, стучит, потом покашливает. Не получив ответа, уходит. Входит М а р и ш к а.

М а р и ш к а (стучит в дверь). Перестань упрямиться, Лайош, я же знаю, что ты там.

Тоот покашливает.

И до каких пор ты намерен там сидеть?

Г о л о с Т о о т а (из туалета). Он уезжает?

М а р и ш к а. Он уезжает завтра, ты же знаешь.

Г о л о с Т о о т а. Тогда посижу еще немножко.

М а р и ш к а. Только о собственном удовольствии думаешь. Агика!

Появляется А г и к а.

Я пошла в магазин. Папа — в туалете, господин майор — в доме. Смотри за ними. (Уходит.)

Быстро и решительно входит м а й о р, стучит в дверь. Тоот вежливо покашливает. Майор шагает перед туалетом взад-вперед.

А г и к а. Не правда ли, чудесная погода, господин майор?

Майор не обращает на нее внимания.

Солнце, и в то же время не жарко.

Молчание.

Можно вам задать один вопрос, господин майор?

М а й о р (недовольно). Ну, что еще?

А г и к а. Почему господин майор иной раз бывает в хорошем настроении, иной раз в плохом? (Загораживает дорогу майору, который пытается пройти к туалету. Срывает цветок, втыкает себе в волосы.) Так я вам больше нравлюсь, господин майор?

Майор ходит взад-вперед.

Я все не решалась, господин майор, вас спросить… Скажите первое, что вам приходит на ум, когда вы смотрите на меня.

М а й о р. Ваш отец все еще там?

А г и к а. Ах! (Закрывает лицо ладонями. Убегает.)

М а й о р (стучит в дверь). Алло!

Г о л о с Т о о т а. Одну минуту.

М а й о р. Я это слышу со вчерашнего вечера. Тоот, вы что-то замыслили. Что вы замыслили, отвечайте!

Т о о т (приоткрывает дверь, высовывает голову). Уважаемый господин майор, уверяю вас… я ничего не замыслил… Как вы можете обо мне подумать такое.

М а й о р. Что же в таком случае вы здесь делаете?

Т о о т. Ничего.

М а й о р. Отдыхаете… Тогда зачем вам закрываться?

Т о о т. Уважаемый господин майор! В нашем поселке я пользуюсь репутацией честного человека. Спросите кого угодно. Я сидел и слушал, как гудят шмели, как вдали лает собака или мычит корова. Я вспоминал мое детство, и мне казалось, что моя покойная мать качает меня на руках.

М а й о р (растроганно). Милый господин Тоот, простите мою подозрительность. Я виновен. Нет, нет, знаю, что виновен. Прошу, займите свое место. Более того, давайте вместе посидим здесь. И пусть ваша дочь принесет нам сюда пиво. Милый господин Тоот, не согласились бы вы потесниться, чтобы и я мог присесть.

Т о о т (счастливый оказанной честью). С величайшим удовольствием.

Тоот и майор занимают места в туалете. Дверь оставляют открытой.

Немножко тесновато, но, как говорится…

М а й о р. В тесноте, да не в обиде.

А г и к а приносит пиво, разливает в стаканы и уходит.

Ваше здоровье! Мне здесь очень нравится.

Пьют. Пауза.

Как здесь хорошо! Я бы на вашем месте никуда отсюда не уходил.

Т о о т. Я и не хочу никуда уходить.

М а й о р. Отлично вас понимаю. Что за шорох?

Т о о т. Листья шумят на деревьях.

М а й о р. Что-то жужжит.

Т о о т. Это жук.

М а й о р. Какой?

Т о о т. Майский, наверное.

Пауза. Чокаются. Пьют.

М а й о р. Даже не хочется вставать.

Т о о т. Мне тоже.

М а й о р. Надеюсь, однако, вечером посидим напоследок за коробками? Если хотите, конечно?

Т о о т. Какой может быть разговор!

М а й о р. Знаю, знаю… (Обнимая Тоота.) Сначала у нас были некоторые расхождения во взглядах, но сейчас все, слава богу, уладилось.

Т о о т. Слава богу.

М а й о р (чуть подвыпив). Тоот… Тоотик!

Т о о т. Ха… ха…

М а й о р. Милый мой Тоотошка, киска, голубчик…

Т о о т. Ха… ха… ха…

М а й о р. Не спеть ли нам что-нибудь?

Т о о т. Что?

Майор начинает, Тоот подхватывает студенческую песню «Гаудеамус игитур…»{176}.

Входит М а р и ш к а.

М а р и ш к а (счастливо). Дюла, мой мальчик! Если бы ты видел! Дюлик мой!

З а т е м н е н и е.

Автобусная остановка. Появляются Т о о т ы в полном изнеможении. М а й о р — свеж и до неприличия бодр и здоров. По желанию можно ввести оркестр.

М а р и ш к а. Вот и пришли.

А г и к а. Пора прощаться.

М а й о р. Поверьте, милые Тооты, у меня нет ни малейшего желания уезжать.

М а р и ш к а. Как пролетели эти две недели! Правда, милый Лайош?

Т о о т (шатается от усталости, его поддерживает то жена, то дочь). Да, да…

М а й о р. Я очень доволен вами, господин Тоот. Советую только не повторять своих прежних ошибок.

Т о о т (падает на майора, но жена и Агика выпрямляют его). Нет, нет…

М а р и ш к а. Целуем нашего сыночка и просим передать ему эту небольшую посылочку.

М а й о р. Обязательно передам… Я человек не слов, а дела, и докажу свою благодарность!..

Слышен шум автобуса.

М а р и ш к а (сквозь слезы). Мы счастливы, что вы чувствовали себя хорошо в нашем доме…

М а й о р. Если бы в эту тяжелую минуту расставания у меня возникло желание пошутить, я бы сказал: «У вас было так хорошо, будто я вовсе у вас и не был…» (Наигранно смеется.)

Ему отвечают деланным смехом сначала Агика, затем Маришка и наконец Тоот. Затем, как по команде, смолкают.

Надо идти… (Протянув руку Маришке.) Еще раз благодарю за все.

М а р и ш к а. Всего вам доброго, господин майор.

М а й о р (погладив по голове Агику). До свидания, Агика!

А г и к а. До свидания, господин майор.

Т о о т (видя, что настала его очередь, протягивает по ошибке руку Маришке). Счастливого пути, уважаемый господин майор!

М а р и ш к а (поворачивает Тоота лицом к майору). Повернись к нему!

Т о о т (потрясая руку майора). Спасибо, Маришка!

М а й о р. Всего вам доброго!

М а р и ш к а и А г и к а (вместе). Всего хорошего!

М а й о р (сделав несколько шагов, оборачивается). Я действительно не был вам в тягость?

Т о о т, М а р и ш к а и А г и к а (хором). Нет! Что вы! Счастливого пути!

М а й о р уходит, помахивая рукой. Слышен шум уходящего автобуса. Тооты машут вслед. Постепенно натянутая улыбка сходит с их лиц. Сначала перестает махать Тоот, потом Маришка, затем Агика. Три мрачных усталых лица.

А г и к а (упавшим голосом). Уехал.

Т о о т. У… (Падает, но его подхватывают Маришка и Агика.)

М а р и ш к а. Поддержи папочку, Аги.

Т о о т. Не надо… (Отстраняет их, выпрямляется, поправляет каску.) Наконец-то! (Другим, бодрым голосом.) Пошли, Маришка.

Четким шагом уходят.

Сцена затемняется. На авансцене появляется п о ч т а л ь о н с письмом в руках.

П о ч т а л ь о н (читает). «Помню, когда убежала из клетки наша белочка, мы, дети, очень плакали, а папа нам говорил: «Глупая белка тоже хочет быть свободной, и ей не нужна наша любовь». Это очень верно! Теперь я тоже понял, как трудно быть всегда хорошим, то есть, чтобы быть всегда хорошим, надо иногда быть плохим, ибо добро без зла не бывает и все зависит от обстоятельств. Не знаю только, какие должны быть эти обстоятельства. Этого я еще не смог понять, наверное, потому, что я еще слишком молод и не знаю, как следует жить…». (Вздыхает, глядя на солдатский конверт.) Было их четверо, стало — трое. А я люблю только четные числа: два, четыре, шесть, восемь… (Рвет письмо и уходит.)

Веранда. Входят Т о о т ы. Оглядываются, вздыхают.

М а р и ш к а. Вот мы и дома… Ничего не будем убирать. Сначала поспим.

Т о о т (с приливом энергии, решительно). Нет! Приведем все в в порядок. Все по своим местам. Я — сейчас! (Поднимает картонорезку и выносит ее во двор. Когда он возвращается, на веранде уже все расставлено по своим местам. С удовлетворением осматривается и исправляет часы-кукушку.) Завтракать будем утром, ужинать — вечером, ночью будем спать, и все будет так, как раньше. (Садится в кресло-качалку.)

М а р и ш к а (нежно). Все будет так, как ты хочешь, мой милый Лайош. Хочешь сигару?

Т о о т. Дай.

Маришка приносит сигару, садится справа, Агика — слева от отца, подносит спичку. Смеркается.

М а р и ш к а. Какой хороший вечер.

А г и к а. Скоро сборщики смолы зажгут свои костры.

М а р и ш к а. Поздно, милый Лайош… Не хочешь ли спать?

Т о о т. Удивительно! Совсем не хочу спать. Чувствую, как во мне… (Зевает.) Отодвиньтесь-ка немного.

А г и к а. Хочешь потянуться?

Агика и Маришка отодвигаются.

Т о о т (потягивается так, что трещат кости). Ой, мама-мамочка… Бедная моя мамочка… (Последние слова застревают у него в горле, рука беспомощно падает.)

В дверях появляется м а й о р. Он с чемоданом. Широко улыбается.

М а й о р. Вижу, вы не верите своим глазам, но это я!

Тооты замерли от неожиданности, не в силах произнести ни слова.

Доехал до Эгера, являюсь к военному коменданту, а он мне приятную новость: партизаны взорвали мост. (Тем временем заходит в свою комнату, оставляет там чемодан и появляется вновь.) Сообщение прекращено по меньшей мере на три дня. Что вы на это скажете? (Пауза.) Думаю — так грустно было нам расставаться, решаю провести еще три дня с вами вместе. Надеюсь, не буду вам в тягость?

Тооты по-прежнему в трансе.

А раз так, раз мы снова вместе… Есть предложение: поработаем? (Оглядывается.) Да! Где наша новая картонорезка? Куда вы ее дели, господин Тоот?

Т о о т (неестественным голосом). Действительно. Где картонорезка? Ты не знаешь, Маришка? Ах да — я отнес ее в сад, господин майор.

М а й о р. В сад? Картонорезку? Зачем?

Т о о т. Там, в цветах, где мальвы… (Услужливо.) Могу показать. (Решительно вскакивает, не терпящим возражения жестом указывает дорогу майору, который идет в сад.)

Т о о т, не оборачиваясь, с какой-то одержимостью идет за ним. Агика и Маришка в ужасе остаются на местах. Большая пауза. Вдруг слышен металлический стук картонорезки. Стук повторяется три раза. При каждом стуке Маришка и Агика вздрагивают, но не смотрят друг на друга.

(Входит, вытирает руки, спокойно.) Что вы тут стоите?

М а р и ш к а (дрожащим голосом). Ждем тебя.

Т о о т. Поздно. Пошли спать!

Агика с ужасом смотрит на отца. Маришка идет к двери, останавливается.

М а р и ш к а (робко). На три части разрезал, милый Лайош?

Т о о т. На три? Нет, ровно на четыре. Опять не так что-нибудь?

М а р и ш к а. Все так, мой дорогой Лайош… Ты всегда делаешь все как надо… (После короткой паузы.) Сын мой! Сыночек, единственный…

З а н а в е с.