Янтарный, как цветочный мёд, свет от ночника разливался по потолку, нагоняя тоскливые мысли о бесконечности ночи. Глядя на эти разводы, словно оставленные чашкой великана, так трудно было представить, что где-то в природе ещё существует солнечный свет. Тихий шум вентилятора навевал сон, но мысли о сне представлялись Кире совершенно недопустимыми, ей было страшно до дрожи даже просто прикрыть глаза. Отчего-то она была уверена, что стоит ей только отвести взгляд от бледного даже в этом жёлтом свете лица Риса, как тот перестанет дышать.
– Кирюш, ты бы прилегла,– Кейтиль уже по пятому разу заглянул в комнату раненого,– я посижу с нашим охотником.
– Ты спи,– Кира в очередной раз отшила добровольного помощника,– мне сейчас всё равно не уснуть. Долго ещё ждать до рассвета?
Подземное убежище лаборатории было автономным и соединялось с городом лишь узким проходом, который на ночь запирали, поэтому рассчитывать на врачебную помощь до утра не приходилось. Всё, что могли сделать Кира с Кейтилем – это перетащить Риса в бункер и уложить в постель, предварительно накачав физраствором и антибиотиками. К счастью, в лаборатории имелось полно медицинской техники и всевозможных лекарственных препаратов, поскольку Рис частенько использовал помещения Кейтиля для своих экспериментов. Трогать рану самодеятельные доктора не решились, выглядела она довольно скверно, хотя и не кровила. Впрочем, судя по тому, что одежда Риса была вся пропитана кровью, вытекло её уже достаточно, чтобы надёжно отправить раненого в бессознательное состояние.
Для Киры эта ночь оказалась, наверное, самой длинной за всю её жизнь. Непонятно откуда взявшаяся шизоидная идея, что это именно её взгляд удерживает раненого мужа на этом свете, приковал её к постели Риса не хуже железной цепи. С точки зрения медицины, подобные методы могли бы вызвать разве что ехидный смех, а то и подозрения в проблемах с головой. Но кто может в точности знать, каким оружием человек способен отогнать старуху с косой от её жертвы? Взгляд любящих глаз в этом отношении запросто может сработать ничуть не слабее, чем самые эффективные лекарства, так что скепсис в отношении методов Кира, пожалуй, следовало счесть неуместным.
Потеряв одного мужа, женщина явно не готова была потерять ещё и второго, а потому такая вещь, как усталость, никак не могла послужить для неё оправданием, чтобы оставить свой пост хоть на секунду. Кто знает, как бы Кира поступила, если бы слова Ксантипы ни подвели черту под её иррациональными надеждами на то, что Семён мог выжить, возможно, она бы отнеслась к ранению Риса более прагматично. Но так уж случилось, что эти две трагедии совпали по времени, настроив Киру на мистический лад. Стоит ли удивляться, что во время ночного бдения, её посетили сакраментальные откровения, которые раньше просто не могли пробиться сквозь её защитную скорлупу.
– Это только моя вина,– в порыве самобичевания Кира даже не заметила, что говорит вслух,– этого бы не случилось, если бы я по-настоящему любила своего мужчину. Пока моя любовь защищала Семёна, никакие живодёрские установки на него не действовали, но я от него отказалась, и защита тут же рассыпалась в прах. Это с моего равнодушного согласия его убили. А теперь я начала сомневаться в Рисе…
Кира жалобно всхлипнула и прижала безвольную ладонь раненого к своей щеке. На мгновение ей показалось, что Рис пошевелился, и она затаила дыхание. Именно в этот момент Кира вдруг осознала, отчего её терзает чувство вины.
– Я ошиблась,– с ужасом прошептала она,– я приняла потребность в защите за любовь. Получается, я обманула Риса.
Эта ночь, когда две потери Киры как бы слились в одну, открыла ей страшную тайну: оказывается, её чувства к двум мужчинам её жизни были разные. К собственному ужасу Кира осознала, что источником того вихря, который подхватил её и бросил в объятия бравого охотника, было вовсе не её сердце, им было сердце Риса. Эмпат просто спроецировал на любимую женщину свои чувства. Вряд ли он сделал это намеренно, это было бы тогда просто беспардонной манипуляцией, скорее всего, он просто не справился с собственной природой. А что же сама Кира? Неужели она просто безвольно отдалась течению, стала невинной жертвой эмпатического воздействия? Нет, она вполне осознанно открылась этому вихрю и ухватилась за протянутую руку, потому что ей действительно требовалась помощь.
Этот страстный роман с Рисом стал для Киры той самой спасательной шлюпкой, в которую она забралась после кораблекрушения. А что ей оставалось делать, когда капитан корабля, на борту которого она так беспечно бороздила просторы океана жизни, сначала выкинул её за борт, а потом вообще пустил свой корабль ко дну. Выбор был незавидный: либо ухватиться за протянутую руку спасателя, либо пойти на корм рыбам. Не стоит обвинять в коварстве тонущего только за то, что он предпочёл жизнь, пусть даже и не на кораблике своего счастья.
– Но ведь это не вина Риса, что ему приходится играть роль гребца на спасательной шлюпке,– Кира невольно закусила губу так сильно, что пошла кровь,– это я не смогла превратить шлюпку в корабль. Мне нельзя было покидать Алат и жить на два дома.
В сущности, претензии Киры к своему образу жизни, хоть и имели под собой основание, но во многом были надуманные. Поначалу она вполне последовательно реализовывала намерение сделать Алат своим домом, хотя Орден начал жестить ещё до появления на свет Мартина. Наземные городские постройки были разрушены бомбардировками как раз, когда Кира была на седьмом месяце. Наверное, она бы и дальше оставалась в Алате, но Рис уговорил свою жену рожать в более безопасном мире Дачи под присмотром Творца и заботливой Алисы. А потом нужно было возиться с младенцем, и опять это лучше было делать в безопасности, ведь малышу требовались свежий воздух и солнечные ванны, а где их взять в подземном бункере. Потом Тиночку взяли в Школу, и нужно было за ней присматривать в Убежище. В общем, Кира постепенно стала жительницей сразу трёх миров и ни одного конкретного.
Но если она ещё тусила в Алате в дневные часы, помогая Кейтилю с защитным куполом, то детей сюда приводили, только когда Рис освобождался от своих охотничьих дежурств, то есть раз в десять дней. Не мудрено, что Кристина и Мартин начали воспринимать Алат не как свой дом, а как некое подобие Диснейленда, только со стрельбой, вместо аттракционов. Разве в таких условиях можно было ожидать, что на месте спасательной шлюпки появится прочный океанский лайнер? Это было как минимум наивно. Отчего же только теперь до Киры дошла вся неестественная извращённость её странной семейной жизни? Уж не потому ли, что раньше в её душе ещё теплилась надежда, что Семён вернётся? Вот она и лепила шаткие времянки там, где следовало возвести прочный и надёжный дом.
– Хватит, мы должны вернуться в Алат всей семьёй,– решительно заявила Кира, обращаясь то ли к бесчувственному мужу, то ли к самой себе. – Я найду способ обеспечить детям здоровый образ жизни.
Удивительно, но именно эта её решимость наконец закончила бесконечное ночное бдение. В комнату тихонько постучали, и на пороге появился доктор. Осмотрев и обработав рану, алатский эскулап удивлённо покачал головой, по его компетентному мнению, Рис точно не должен был пережить эту ночь, скончавшись от кровопотери. Однако, по всему выходило, что раненый не только каким-то волшебным образом сумел остановить кровь, но и добрался до бункера на своих двоих. Видимо, пациент оказался уж больно живучим, медицина тут, как говорится, бессильна.
Рис очнулся или, лучше сказать, проснулся как раз во время визита врача и сходу начал молоть какую-то чушь про то, что его спас призрак. Доктор даже на всякий случай смерил ему температуру, решив, что это был горячечный бред, но жара не обнаружил. Если не считать навязчивой идеи про призрачное спасение, состояние Риса эскулап оценил как вполне удовлетворительное, по крайней мере, его жизни ничего не угрожало, и тем не менее уговорить Киру уйти из комнаты раненого так и не удалось. Она наотрез отказалась расстаться со своим драгоценным мужем хоть на минуту, но поспать всё же согласилась. Свернувшись клубочком на краю кровати, Кира мгновенно отключилась, поскольку эта бесконечная ночь выпила из бедняги последние силы. Трудно сказать, как долго она пребывала в блаженной дрёме, в подземный бункер солнце не проникало, и разбудил её, понятное дело, не крик петуха, а тихий голос Кейтиля.
– Рис, ты совсем спятил,– театральным шёпотом прошипел тот,– как тебе только в голову пришло колоть себе этот стрёмный шмурдяк? Ты же опробовал своё средство только на крысах.
– Крысам понравилось,– в голосе экспериментатора напрочь отсутствовало раскаяние. – Не гони волну, Кит, нужно же мне было как-то унять эту боль. Тащиться в лабораторию, когда тебя от каждого движения перекашивает, совсем неприкольно, согласись. К тому же пришлось поторапливаться, мы провозились с пленником почти до заката.
– Ага, и ты устроил марш бросок с дыркой в печени,– Кейтиль сердито фыркнул,– очень умно́.
– Откуда мне было знать, что всё настолько серьёзно,– вскипел Рис,– рана выглядела безобидной, как большая царапина.
– Ты что, анатомию в университете прогуливал? – Кейтиль не позволил своему приятелю слиться. – Забыл какие органы находятся в правом боку?
– Ну ладно, прокололся, с каждым может случиться,– попробовал смягчить сурового обвинителя Рис.
– Не морочь мне голову,– обвинитель ничуть не купился на его покаяние,– нормальным людям такое безрассудство даже в страшном сне не приснится. В последнее время ты всё сильнее напоминаешь сладкоежку, который добрался до склада с шоколадом и пихает себе в рот всё, до чего может дотянуться. Рис, когда ты остановишься?
– Ты опять за своё,– раненый устало вздохнул, как бы демонстрируя посетителю, что тот вышел за рамки приличий и больничного режима.
– Перестань совать свою дурную башку в каждую сомнительную нору в надежде, что кто-нибудь наконец возьмёт на себя труд её открутить,– столь длинную тираду Кейтиль выдал на одном дыхании, похоже, заготовил её заранее. – Этим ты свою погибшую семью не вернёшь.
– Я и не пытаюсь,– пробурчал Рис.
– Ага, ты всего лишь пытаешься к ним присоединиться,– его приятель и не подумал сбавить обороты. – Считаешь, что раз они погибли из-за того, что ты отказался служить Ордену, то ты теперь тоже не заслуживаешь жизни.
– А что, нужно было согласиться? – с вызовом бросил Рис.
– Я не знаю, как ты должен был поступить,– в голосе Кейтиля впервые сначала разговора промелькнуло сочувствие,– это был только твой выбор, и ты его сделал. Если сейчас ты веришь, что ошибся, то не перекладывай эту ношу на других.
– Я и не пытаюсь переложить на тебя свою ношу,– огрызнулся Рис.
– Не на меня, на Киру,– Кейтиль устало вздохнул. – Думаешь, каково ей жить со смертником? Ты подумал, что с ней будет, если она потеряет уже второго мужа? А каково будет Тиночке, когда она потеряет второго папу?
– Я подумаю,– буркнул Рис. – Всё, Кит, свали, дай мне немного отдохнуть.
Поскольку обвиняемый был явно не в настроении продолжать этот тяжёлый разговор, Кейтиль решил поберечь собственные нервы и удалился, а у Киры все внутренности буквально сжались в комок от предчувствия беды. Оказывается, дело было не только в ней самой, но и в Рисе, его также мучала боль утраты, не давая нормально дышать и радоваться жизни. Ну и как в таких обстоятельствах превратить спасательную шлюпку в корабль, когда гребец не готов стать капитаном? Нет, грести он не отказывается, да что там говорить, Рис готов даже умереть на вёслах, как галерный раб, но встать к штурвалу не рвётся. И ещё неясно, что им движет, то ли он считает себя недостойным капитанских регалий, то ли просто боится брать на себя ответственность за команду. А может быть, просто не желает этой ответственности?
Только теперь до Киры дошло, почему у неё так и не получилось построить прочное здание новой семьи. Оказывается, их с Рисом совместная жизнь базировалась на очень шатком фундаменте – осознании недолговечности этой конструкции, которая держалась только на том, что они оба воспринимали её как временное убежище, а вовсе не как дом, в котором можно прожить остаток жизни. Ну право же, как можно было надеяться выстроить прочное и надёжное здание в спасательной шлюпке? Очевидно, что их с Рисом толкнула друг к другу не столько любовь, сколько желание укрыться от боли прежних потерь. Что ж, убежище получилось очень даже уютное, и похоже, Риса в нём всё устраивает, даже то, что он видит свою жену и детей урывками. Зато Кира наелась этой цыганской жизни до сыта, и кому-то придётся наконец принять очень важное решение.