Спасибо за обман

Глава 10

— Очень жаль, что вам надо ехать, — взмахнув рукой, сказала Зинаида Петровна, — А то бы остались на недельку. Погода-то какая хорошая стоит.

— Не переживай, мать, всего недельку подождём, и снова гости приедут, — успокоил супругу Николай Палыч. — Зато у нас Санька остаётся, Коржик тоже. Нам тут с тобой хлопот хватит.

— Мам, ты же знаешь, — обнимая пожилую женщину, произнесла Тамара, — в понедельник отцу Арая будут делать операцию. Это очень важно, нельзя терять время и откладывать некуда. Приедем в пятницу. Мы и сами будем скучать. Я волнуюсь за Сашу: как он без нас будет?

— Вот ещё! Ты забыла, что мы с отцом вырастили вас, вроде неплохо справились. Да и ребёнок сам захотел остаться. У нас намечено много дел, да, Сандро?

Мальчик стоял рядом с отцом и о чём-то тихо говорил с ним, но обернулся, услышав своё имя. Улыбнулся, кивнул и показал большой палец. У его ног сидела необычная компания: большой, пушистый, полосатый кот и маленький рыжий щенок, который с преданностью смотрел то на старшего важного товарища, то на хозяина.

— Я буду скучать, пап, но очень хочу остаться здесь. Ты не обидишься?

— Нет, сынок, — ответил Арай и поднял Сашу на руки. — Если тебе нравится тут, оставайся на недельку. А потом посмотрим. Скоро лето закончится, в школу пойдёшь, хлопот много будет. Так что пока можно и отдохнуть. На рыбалку собираетесь с Копалычем?

— Ага, — негромко сказал ему сын, так пока и не привыкший к нормальной речи, — завтра на речку с утра пойдём. А потом с бабой Зиной будем ягодки собирать и варить варенье.

— Ты за Коржиком приглядывай, чтобы он не потерялся.

— За ним Васька лучше меня смотрит. Вчера вот помчался Коржик за бабочкой, чуть на дорогу не выскочил, а кот его не пустил: схватил за ремешок и потащил к дому. Васька умный.

К машине медленно подошли родители Арая. Он наблюдал, как они тепло прощались с гостеприимными хозяевами, обещали приехать ещё, как только здоровье позволит.

— Тяжко в темноте жить, — вздохнул отец. — Надеюсь, что станет лучше, смогу увидеть твои награды, Николай. Очень интересно. Я говорю, оно, конечно, будет очень интересно сравнить то, что я представлял, с тем, что есть на самом деле.

Арай отметил, что мать с отцом немного посвежели, бледность сменилась лёгким загаром, да и настроение улучшилось. Зинаида Петровна приложила много дипломатических усилий, чтобы найти подход к замкнутой Ануш. Им помогла общая увлечённость кулинарией, и Тамара всё время находилась рядом.

«Хорошо провели время. Правильно сделали, что приехали сюда. Всего-то несколько дней, а такие перемены, — думал он, прижимая к себе сынишку. — В понедельник на работу, и впервые мне хочется, чтобы отпуск не кончался. Даже не вспомню, когда такое было».

— Так, прощаемся, пора ехать, — объявил вслух и отпустил Сашу, — нам ещё к вечернему выходу надо подготовиться. Тётушки, наверное, теряются в догадках, как у нас дела. Фрося все глаза просмотрела уж, а мы всё не возвращаемся.

— Привет им передавай, — тихо попросил его сын, — и моей учительнице скажи, что я тут буду читать. Копалыч нашёл на чердаке старые книжки. А для дяди Вани мы смастерим палочку, чтобы ему легче было ходить. Скажи ему тоже.

— Скажу обязательно. Они будут скучать без тебя.

Тамара присела рядом с мальчиком, обняла его, что-то прошептала на ухо.

— Договорились, Сандро? — Он кивнул, чмокнул её в щёку и засмущался. — Вместе с бабушкой сфотографируете и пришлёте мне.

Через несколько минут тёмно-синяя Audi выехала на просёлочную дорогу. Те, кто сидел в машине, махали руками тем, кто остался у дома. Арай видел, что Саша улыбался, и это немного сняло напряжение, которое он старался скрыть от всех. Ему было сложно оставить сына даже на день, а тут — целая неделя. Но робкая просьба ребёнка превысила собственные интересы.

— Не переживай, ему здесь будет хорошо, — положив ладонь мужу на бедро, сказала Тамара, сидевшая рядом, — Саше надо больше общаться. Тут хоть и нет мальчишек его возраста, но всё же много интересного ждёт впереди. С папой на рыбалку, в лес, с мамой домашними делами заниматься — ему ведь это в новинку.

— Да я всё понимаю, но буду скучать.

Позади них о чём-то тихо переговаривались родители Арая, потом незаметно задремали. Он не спешил в город, ехал осторожно, чтобы не трясло машину, давая возможность старикам расслабиться после активного отдыха.

Воспоминания сами собой вернулись к самым ярким моментам прошедших дней…

Предложение жены съездить в деревню поначалу вызвало сомнения, но Саша загорелся желанием навестить Ваську, Копалыча и бабу Зину.

— Они же не знают, что я их тоже обманул. Мне надо самому им всё рассказать, попросить прощения и пообещать, что больше не буду так делать. А потом надо с Коржиком познакомить и Ваську с ним подружить, чтоб не ссорились.

Он рассуждал, как взрослый, и это звучало так непривычно для его отца, что не смог возразить сыну. Уговаривать родителей не пришлось, они согласились сразу, из чего Арай сделал вывод, что им пока сложно прижиться в старом дворе. Собирались быстро, почти бегом. Тамара успела позвонить Зинаиде Петровне и предупредить, что скоро приедут гости. Едва подошли к машине, как из-под арки появилась Егория. Она неслась пулей к Саше, на ходу оглядываясь, словно за ней кто-то гнался.

— Сандро, привет! Я на минутку! Меня мама ругать будет, но я удрала. Мы сейчас в деревню едем, к бабушке. Я там до конца лета буду. А как приеду, сразу прибегу. Ты в нашу школу пойдёшь? Пойдёшь же?

Он вопросительно посмотрел на Тамару, она ему утвердительно кивнула, и он ответил тем же жестом девочке, которая уже развернулась в обратную сторону. В коротких шортах, в футболке цвета хаки и, как всегда, в кедах, она напоминала маленького мальчишку, если бы не бантик в светлых вихрастых волосах, смотревшийся совершенно чуждо. Егория сделала несколько шагов к арке и снова спросила:

— Ты же в первый класс пойдёшь, да? А я в третий! Ну, увидимся! Я прибегу сама!

И, словно маленький метеор, помчалась под арку.

— Теперь ты уж точно можешь быть спокойной, — с улыбкой глядя девчушке вслед, произнёс Арай и повернулся к Тамаре, — такая подружка не даст в обиду «первачка».

— За ней надо приглядывать, — задумчиво сказал Саша.

— Почему же? — удивилась Ануш.

— Егория немножко… непослушная, — негромко ответил мальчик. — Она может попасть в неприятности. Но я присмотрю за ней.

Взрослые переглянулись, пряча улыбки, и уж собрались сесть в машину, как Арай неожиданно помахал кому-то рукой. Мать проследила за его взглядом и увидела на балконе женщину с биноклем, которая так же поприветствовала её сына в ответ. Макушка в вязаной шапке еле виднелась из-за ограждения.

— Кто эта любопытная особа? — спросила Ануш.

— Ты о ком? — повернулся к ней супруг.

— За нами наблюдает какая-то женщина. Может, ты уже успел кому-нибудь подмигнуть?

— Если такое и было, то уверяю тебя, это нервный тик.

Родители подшучивали друг над другом, и от этого Араю стало тепло на душе.

«Пусть мы и не сможем найти общий язык, конечно, ведь за столько лет отвыкли, можно сказать, стали чужими, но всё-таки хорошо, что они рядом. Чувствую себя снова ребёнком, словно время повернуло вспять».

— Это наша Фрося, — вслух произнёс он, помогая отцу сесть назад по его же просьбе, рядом с внуком. — Она одинокая женщина. Следит за порядком, ну и немного за всеми, кто появляется во дворе. Недавно сделали ей операцию по замене хрусталика, теперь зрение одному глазу вернули, скоро второй будем видеть. Так что, пап, и тебе поможем.

— Возможно…

А потом Арай вспомнил, как родители Тамары встречали гостей. Николай Палыч надел китель с наградами, поразив их количеством. Зинаида Петровна стояла рядом с мужем, она была в легком светлом платье с белым кружевным воротником. Кот, как всегда, расположился на скамейке. Приветствуя, знакомясь, все держались несколько напряжённо, но необычный звон медалей привлёк внимание Аракеляна-старшего, и он спросил, чуть повернув голову на звук:

— Что это? Не похоже на колокольный звон.

— Это звенят награды моего папы, — ответила Тамара и, взяв руку отца Арая, поднесла её к ряду наград.

— Ого! — восхищённо воскликнул тот. — Так много! А в каком звании? За что получил? Где? Воевал? Горячие точки?

Вопросы сыпались, не дожидаясь ответов. Все выдохнули.

— Расскажу обязательно, а сейчас пошли в дом. Ужин накрыли. Вы же останетесь? Отлично. Значит, можно и по рюмочке пропустить. Зина сама наливку делает. Да мы по капельке — так, для аппетита. А потом уж и отдохнуть можно. Мы домик для гостей приготовили. Он в глубине сада. Это, конечно, не горы, но ничего, воздух чистый, ароматный.

И тут общее внимание отвлекли утробные, воющие звуки, издаваемые котом, который распушился, превратившись в лохматый шар. Коржик, вызвавший негодование Васьки, не выражал никакого интереса, страха или желания подраться. Он бегал вокруг Саши, переваливая толстую попку, спотыкаясь короткими лапами о поводок.

— Да кто же это к нам пожаловал? — всплеснув руками, спросила Зинаида Петровна. — Чей же это такой чудесный щенок?

— Эт-то… м-мой, — тихо, чуть заикаясь, ответил Саша. Родители Тамары одновременно замерли. Изумление на их лицах было похоже на шок. А мальчик продолжил говорить уже торопливо, стараясь не проглатывать слоги. — Я умел, умею говорить. Просто отвык, не хотел, боялся, что меня не оставят… Простите, что обманул вас. Баба Зина, Копалыч, простите, пожалуйста. Я больше не буду обманывать. Я теперь буду жить с папой. И с Тамой.

Брови Тамары поползли наверх от имени, придуманного для неё мальчиком. Это слово было похоже на «маму».

— Какой же большой подарок для всех! — часто заморгав, сказал Николай Палыч. — Мы очень рады, Сандро. А что обманул, так ты, видно, присматривался к нам, да? Заслуживаем ли мы твоего доверия?

Саша не стал отвечать, только пожал плечами.

— Ну и хорошо. А как щеночка зовут? — дрогнувшим голосом спросила мать Тамары.

— Коржик, — ответил мальчик. — Я думаю, что он подружится с Васькой. Смотрите, они уже вместе сидят. Котик старше, он будет учителем для маленького Коржика. Баба Зина, а пирожки есть?

Непосредственность ребёнка напомнила всем, что пора всё-таки пройти в дом.

— Ой, мы забыли сумку Коржика, — огорчилась Тамара, вынимая вещи из машины. — Заторопились, вот и… А там все его игрушки, спальное место, еда. Ему нельзя питаться с нашего стола.

— Я сейчас быстро назад смотаюсь. Вы пока тут осваивайтесь. Через час вернусь, если в пробки не попаду. Не ждите меня, садитесь за стол, — сказал Арай.

Он помог жене отнести сумки в дом и шепнул, уходя:

— Не волнуйся, я мигом, Тама-мама.

— Ты тоже заметил? Так приятно! Сандро… он такой…

Вернувшись в город, Арай бегом промчался по лестнице, взлетел на четвёртый этаж на одном дыхании. Сумка с вещами Коржика так и стояла в коридоре.

— Растеряши мы. Чуть не оставили малыша без еды. Пить хочется. Не в том возрасте я уже, чтобы скакать по ступенькам.

Он прошёл сначала в спальню, там скинул влажную футболку, взял другую и направился на кухню. Налил стакан воды и залпом выпил. Сполоснул посуду и тут услышал оглушительный стук. Ему показалось, что кто-то в остервенении бьет кулаками, пинает ногами дверное полотно, от этого стоял жуткий гул в квартире. К этой какофонией звуков добавилась ругань, сопровождавшаяся криками.

— Сука поганая, открывай! Я знаю, что ты дома! Я слышу, что ты там ходишь. Ты мне всю жизнь испоганила! Открывай!

Арай быстро натянул джемпер, который увидел на вешалке в коридоре, и повернул защёлку, открывая замок. В подъезде слышалось бормотание вперемешку с матом и чем-то, похожим на всхлипы.

— И что мне теперь делать? Куда идти? — вопрошал крупный мужчина, привалившийся спиной к стене. Рассмотреть его сбоку было сложно, но то, что на нём дорогой костюм, опытному глазу Арая стало ясно сразу. — Это же полный пиздец! А эти?

Он икнул и грязно выругался. Аккуратная модная стрижка выглядела растрёпанной, светлая прядь падала на лоб и вздрагивала, когда мужчина резко кивал, словно продолжал разговор с кем-то невидимым.

— Они обчистили все счета, вывели бабло за рубеж, и сами смылись. Во как! А мы, как дураки, ходим на работу, ждём дня зарплаты, а вместо этого — оба-на, следственный комитет, обыск, опечатанные двери, изъятые документы. Ик… Я же говорил, чтобы ты не лезла, сука!

Он резко повернулся к двери, но не удержался на ногах, завалился на бок и рухнул к ногам Арая, стоявшего в проёме, засунув руки в карманы брюк. Светловолосый гость медленно поднял голову, рыгнул, пробормотал «пршу прщения» и попытался встать.

«Неужели это муж Тамары? Судя по возрасту, вполне мог бы быть им. Моложе меня лет на пять. Интересно, он всегда таким был, или его что-то выбило из колеи? Потеря работы? Видимо, надо понимать, что её расследование привело к хорошему результату, и руководство компании дало дёру. Но зачем этот-то пришёл?»

Отчаявшись подняться на ноги, пьяный мужчина спросил:

— Ты кто, мужик? А, ладно, это неважно. Налей ещё. И себе. Я угощаю. Где моя сумка? Где я её оставил? Там все документы. Хер с ними, найду потом. Ты представляешь, а? К хуям собачьим накрылась работа, а всё из-за… А жена, вернее, не жена, — он замолчал, силясь связать мысли в единую цепь, но махнул рукой, — я так и знал, что не надо на ней жениться. И правильно сделал, что тянул, не женился. Нашла другого! Настроила детей, что и без меня они обойдутся. Ага, а то как же! Деревня непромытая! Конечно, им-то хорошо, они ко мне так и не привыкли, чужой я им всем. Сказала, чтобы валил на все четыре из её дома. Она, видите ли, давно любит того, другого, а меня просто жалко было. Теперь, значит, не жалко? А кто деньги давал на этот чёртов дом, а? Но я же не мог на себя оформить, на Тамарке был женат, всё ждал, когда она продаст эту халупу. Ик. Хрен мне по всей морде! Вот что я получил от всех! Слушай, мужик, как думаешь, если я к Тамарке подмажусь, она пустит меня к себе? Да пустит само собой. Конечно! Куда ей деваться, одинокой бабе.

Арай посмотрел на часы и вздохнул: он уже задерживался. Но оставить просто так бывшего мужа Тамары не мог, понимал, что тот будет приходить, надоедать, мешать соседям, если ему не разъяснить обстановку.

«Набить бы тебе табло, урод, но связываться с пьяным — себя не уважать…» — подумал он, сжав руки в кулаки, спрятанные в карманах брюк.

— А ты кто? — снова вскинув голову, спросил пьяный гость и огляделся. — Это я к Тамарке пришёл? Ах, да, квартира! А где… Ты кто?

Он взревел, как бешеный бык, и резко встал на ноги, нависнув над Араем.

«Н-да… У нас разные весовые категории. Этот бывший на полголовы выше и на сорок кг тяжелее. Ведь шею себе свернёт, если рухнет с лестницы. Как с пьяным драться? Нечестно же. Он лыко не вяжет».

— Я муж Тамары, — спокойно произнёс Аракелян и вынул руки из карманов.

— Чего? — выпучив глаза, прошептал блондин. — Что ты сказал, черножопый? Повтори! Ну-ка, повт…

Его движение к сопернику больше походило на падение огромного мешка с длинными, растопыренными щупальцами. Арай чуть отодвинулся, освобождая ему полёт, одновременно делая захват руки обезумевшему человеку и залом в локте. Перегнув пополам изрыгающего проклятия и мат незваного гостя, нажимая всё сильнее, до хруста костей, спросил:

— Повторить, говоришь? Что ж, для тупого и пьяного ещё раз: чтобы я тебя больше не видел, не слышал, не осязал твоего зловония. Понятно выражаюсь?

— Да пошёл ты, козёл!

— Непонятно, значит. Ломать руку? Или ногу? Или и то, и другое? — От неожиданного удара под коленную чашечку бывший муж Тамары взвизгнул и заохал. — Продолжать? Или понятно стало? Забудь сюда дорогу. Увижу, спущу с лестницы, костей не соберёшь.

Наверху открылась дверь, и послышались лёгкие шаги. Кто-то остановился у лестничного пролёта.

— Что там происходит? — спросила Анна Ивановна. — Я сейчас полицию вызову.

— Не стоит, это Арай. Я тут кое-кому мозги вправляю, чтобы не портил воздух нашего двора и не навещал бывшую жену.

— Очень хорошо. Тогда я ничего не видела и не слышала. Только не покалечь его, не хватало отвечать за этого гад… Так хочется выругаться!

— Не сдерживайте себя, — усмехнулся Арай, слушая отборный мужской мат согнутого человека.

— Ладно, но я тихонько, дома, — ответила она и ушла, хлопнув дверью.

— Так что скажешь, пьянь подзаборная? Ломать?

— Нет, — глухо прошептал протрезвевший гость. — Я всё понял.

— Тогда отваливай по-хорошему. Пока по-хорошему. А то я могу передумать.

Светловолосый помятый мужчина, прихрамывая, начал спускаться по лестнице. Он прижимал непослушную руку к груди и продолжал приговаривать, что «подкараулит черножопого, и они поквитаются».

— Ещё раз увижу, огребёшь без предупреждения, — сказал ему вслед Арай и сделал шаг к уходившему человеку.

— Да понял я…

Тогда, вернувшись в деревню, он не сразу смог зайти в дом. Всю дорогу старался успокоить разыгравшиеся нервы, даже жалел, что не вмазал бывшему мужу Тамары. И злился страшно на слова, сказанные о ней с пренебрежением, на тон, в котором звучало презрение к людям, живущим в деревне.

«Сам-то ничего не сделал в жизни, чтобы так относиться к кому-то, — думал он, по привычке сжимая кулаки в карманах брюк. Всегда так делал, чтобы не показать своих эмоций тому, кто их вызывал. Стоя у стены сарая, чувствовал, как скручивает всё внутри из-за не выплеснутого шквала негатива. — Гадёныш, мелкий пакостник. Сколько же нервов он вытянул из неё, а она по-прежнему улыбается, не жалуется на жизнь, не держит ни на кого обиды. Тамара… Золото моё».

До него долетали взрывы смеха, летевшие из дома, весёлый тонкий лай щенка, голоса родных и близких людей.

— Почему ты здесь стоишь?

Удивлённый голос жены раздался совсем рядом. Она стояла возле угла деревянного сарая, окрашенного в белый цвет, и с нежностью смотрела на мужа. Арай едва заметно вздохнул.

«Её улыбка — чудо какое-то, сразу уходит злость. Светлая блузка так ей идёт, словно подчёркивает душу, не запятнанную никакими мерзостями. Ведь я тебя люблю, моя Тамрико. Как же найти момент, чтобы сказать об этом».

— Ты в джемпере? На улице ведь жарко. Почему? — спросила она, медленно подходя к нему, а он ощущал тепло в груди, становившееся всё горячее с каждым её шагом. Казалось, что чёрно-белый цвет, который окружал его до этого, исчезает, растворяется, возвращая краски лета. — Тебя долго не было.

— Застрял в пробке, — обнимая жену, прижимаясь губами к её макушке, прошептал Арай. — А джемпер… Хотел футболку надеть, да подумал, что вечером прохладно будет, вот и… Вы так смеялись сейчас. Я стоял и слушал. Хорошо, по-домашнему.

— А я услышала, что машина подъехала, но тебя всё не было и не было. Я и вышла на улицу. А смеялись почему? Так это Ануш спросила, как мы с тобой познакомились.

— Ты раскрыла тайну о нашей волшебной тряпке?

— Какая тайна-то? Весь двор видел.

— Но они не знают о волшебстве котейки голубого цвета.

Тамара прижалась к мужу, чувствуя, как ускоряются их сердца.

— Твой папа очень смеялся, когда услышал про белого кота. А Сандро тихонько сказал, что поверил, будто тряпка действительно из кошки сделана. Вот они и смеются все вместе. Кстати, теперь и твоего папу зовут Сандро, только старший. Это Саша его так нарёк, всем понравилось. В общем, поймали смешинку и не отпускаем её. Знаешь, даже возникло ощущение, что все давным-давно знакомы. А завтра мужчины собираются на рыбалку.

— Все? И мой отец? И я собираюсь?

— И ты тоже. Мой папа сказал, что смотреть на поплавок — не самое интересное занятие. Главное это слушать природу, каждый звук, всплеск, наслаждаться жизнью.

— Точно сказано. А Коржик с нами пойдёт?

— Нет, ему ещё рано. Клещей насобирает, это опасно для собачки. Вот Васька за вами увяжется обязательно. Он любит ходить с папой на рыбалку. Сидит и ждёт, когда ему рыбку дадут. Только не знаю, как их с Коржиком разлучить, они уже подружились.

— Вряд ли щенок сможет рано встать. Он соня.

— Он и сейчас лежит рядом с тёплым бочком старшего товарища. Потявкивает, когда все смеются. Поддерживает, наверное, на своём собачьем языке.

Арай слушал её и ощущал, как внутри словно разливалось огненное море, а сердце рвалось к любимой женщине, и дыхание стремилось слиться с каждым вздохом. Его, наконец, отпустило, ушла злость, забылась неприятная встреча, будто захлопнулась дверь, оставив позади чёрный чулан.

— Тамара, — тихо начал он, ощущая необходимость именно сегодня, сейчас, сию секунду сказать то, что переполняло душу, — не могу больше молчать. Как ты тогда сказала: «когда сердце само закричит от счастья». Оно не просто кричит, а живёт тобой, бьётся для тебя, любит. Я никогда не испытывал ничего подобного. Словно только начал дышать, обрёл весь мир, вернул сына. Каждое мгновение — это ты. Только теперь и с тобой я счастлив.

Арай заглянул в голубые глаза, полные слёз, и прошептал, опаляя горячим дыханием губы жены:

— Я люблю тебя, моя Тамрико. Словно шёл все сорок лет к тебе, ошибаясь, падая, поднимаясь и снова — вперёд, к твоей душе. Не знал, что такое может быть. Не верил, не ждал. И только сейчас, найдя тебя, будто нашёл и своё место в этой жизни. Люблю тебя.

Он целовал её, собирая губами слёзы, ловил дыхание, дрожь, хотел услышать тихий, лёгкий смех любимой.

— Я тоже…

— Не спеши, — остановил её Арай. — Когда будешь уверена, тогда скажешь. Помнишь? Ты так мне тогда повелела.

— Помню.

— Я подожду, когда ты не сможешь молчать, когда захочешь кричать о том, что чувствуешь. Не торопись.

«Я готова. Давно. С первой минуты, как только увидела тебя. Но я подожду. Пусть сегодня будет твой день», — подумала Тамара, греясь в его руках.

— Я не буду спешить, обещаю, — сказала она, улыбаясь своим мыслям. — Пойдём уже в дом? Коржика кормить пора.

— Пойдём…

Он так глубоко задумался, вспоминая самые впечатляющие моменты прошедших дней, что жене пришлось несколько раз его окликнуть, прежде чем Арай услышал её.

— В каких далях ты витал? — спросила она, заглядывая в тёмно-карие глаза мужа. — Смотри, мы уже приехали. Я подумала, что проскочим нашу арку.

— Ни за что. Руки сами руль повернут. Я ещё в первый день, когда только узнал этот двор, обратил внимание, что арка словно разделяет время.

— Как это? — удивилась Тамара. — Как портал между прошлым и настоящим?

— Типа того, — кивнул он. — После знакомства с жителями, разглядывавшими меня из окон и балконов, я вышел на улицу, к «Сталевару», и не смог зайти в магазин, застрял на входе. Шум транспорта, сигналы светофора, гул голосов немногочисленных людей — всё это казалось слишком суетливым, современным, где никто никому не нужен. Каждый существует сам по себе, будто в собственной капсуле. И меня потянуло назад, в этот двор. Я вернулся, стоял под аркой и пытался понять, что же мне напоминали те возгласы, которые ещё слышались.

— Вспомнил?

— Да. Так было в моём далёком детстве, где все были дружными, добрыми, внимательными, необходимыми друг другу.

Они разговаривали негромко, чтобы не мешать родителям, но Ануш уже бодрствовала и слышала всё, что сказал её сын. Она чуть повернула голову к мужу, чтобы понять, дремлет ли он. Однако и ему больше не спалось. Не видя ничего, он всё же сидел лицом к окну. Ануш осторожно, чтобы не напугать, погладила его руку. И супруг ответил ей тем же.

«Во всём виновата только я, — подумала она, подводя черту многолетним терзаниям собственной гордыни. — Нельзя было так противиться выбору Арая, хотя я сразу видела в глазах той особы хитрость вместо скромности, о которой говорил по телефону сын, влюбившийся не в ту девчонку. Я-то думала, что он, как всегда, послушается моего приказа. Но нет, Арай вырос, принял решение, пошёл против всех. И мы не поддержали его. Я убедила мужа, что младший сын плюнул на наше мнение. И какой смысл сейчас говорить, что я была права? Никакого. Годы ушли, потеряны навсегда. Мой дорогой муж ослеп от горя и потрясения, когда старший сын уехал… Уехал, узнав, что мы неизлечимо больны. Сбежал, поджав хвост от проблем? Не захотел ухаживать за умирающими стариками? Бог с ним. Он и его семья теперь иностранцы. Они нас забудут, да уже и забыли наверняка. А вот Арай… Не смогу я сказать ему об этом. Не хочу увидеть боль в его глазах. Я и так всю жизнь была строга, порой жестока с ним. Мне казалось, что он слишком ласковый, нежный для мальчика. А оказалось, что именно он настоящий мужчина. Нет, Арай, не буду я проходить обследование. Всё и так известно. Сколько отпущено судьбой, столько и проживём рядом с тобой, твоей Тамрико и Шуркой. Он ведь такой же, как и ты, добрый, ласковый, честный, чуть смешной. Хороший мальчик. Прости меня, сын. Может, перед смертью смогу сказать это вслух».

— Что это? Музыка? — вдруг спросил отец Арая, повернув немного голову к открывшемуся окну, чтобы уловить каждый звук. — Только что было так тихо, и вдруг! Что это? Будто старая пластинка? Шипение, щелчки. Арай, скажи, не молчи.

— Пап, всё верно. Мы проехали арку, поэтому было тихо. А сейчас во дворе находимся. Здесь каждые выходные, если погода позволяет, проходят танцевальные вечера, как в пору вашей юности и молодости. Дядя Ваня ставит на подоконник патефон и крутит старые пластинки.

— Патефон? — с придыханием переспросил отец. — Настоящий? В чемоданчике?

— Да, — засмеявшись от радости, ответил сын, — именно такой. Сейчас припаркуюсь, и пойдём знакомиться с новыми друзьями. Будем танцевать и отдыхать.

— Все такие красивые, нарядные, — тихо сказала Ануш, — а мы с дороги. Да и нет у меня таких чудесных платьев.

— Это Мария всем шьёт, — подхватила разговор Тамара, уловив нотку тоски в голосе свекрови. — Она мастерица, в прошлом была очень знаменитой и модной швеёй в нашем городе.

— Красота неописуемая, — прошептала пожилая женщина, уже не скрывая улыбки.

Машина остановилась, Арай помог отцу выйти, потом подал руку матери и поприветствовал жителей двора, которые повернулись к ним.

— Ануш, расскажи, кто там? — попросил Александр-старший свою жену.

— Дамы преклонного возраста, примерно, как мы с тобой, — негромко ответила она, — в праздничных нарядах. У одной из них даже головной убор необыкновенной формы. Видимо, это и есть Мария.

— Точно, она, — подтвердил Арай, обнимая жену за плечо.

— На другой даме, что сразу бросается в глаза, длинные нити белого жемчуга, похоже, натурального. У неё седые волосы, уложенные косой вокруг головы, и горделивая осанка.

— Это Софико, — произнесла рядом её невестка.

— Как у тебя, Ануш? — уточнил муж.

— Ну, почти… Ещё одна седая женщина похожа на учительницу. Тоненькая такая! У неё большие очки, добрая улыбка и светлая вязаная одежда. Тоже производство Марии?

— Нет, это сама Анна Ивановна вяжет, — ответила Тамара. — И вы угадали, она учительница.

— Четвёртая дама, маленькая ростом, не она ли и есть любительница бинокля?

— Она, — кивнул Арай, — Фрося, главная блюстительница порядка во дворе.

— На ней надет брючный костюм и тёмные очки. Ах, да, ты же говорил, что ей сделали операцию?

— Точно. Идём знакомиться со всеми и танцевать. Пап, ты как, сможешь?

— Держась за жену, я всё смогу.

Пока они подходили к соседям, из окна первого этажа полилась музыка, от звука которой Ануш резко остановилась и посмотрела на мужа. Он улыбнулся и повернул к ней голову, отчего могло показаться, что он видит её.

— Это же наша с тобой песня, Ануш, — сказал пожилой мужчина тихо, только для неё.

— Да, — согласилась она и кивнула, будто забыв, что её муж слеп. — Это Тамара Миансарова пела. Интересно, в её исполнении сейчас услышим «Давай никогда не ссориться»?

— Я приглашаю тебя на танец, Ануш. Только давай где-нибудь с краю, чтобы не толкнуть кого-нибудь.

— Похоже, мы с тобой первые выходим. Остальные присели отдохнуть.

Жители старого двора наблюдали, как седая женщина в свободном трикотажном платье осторожно ведёт под руку такого же седого мужчина. Встав друг напротив друга, они начали медленно двигаться в так мелодии, одновременно подпевая вслух:

Опять мы с тобой повздорили.

Почему, почему?

Опять целый вечер спорили,

А о чем? Не пойму!

Нам дружба потерянной кажется,

И другой не найти

И первым никто не отважится

Подойти и сказать:

Давай никогда не ссориться,

Пускай сердце сердцу откроется

Навсегда, навсегда.

Пусть в счастье сегодня не верится —

Не беда, беда!

Давай еще раз помиримся

Навсегда, навсегда!

(слова Ю. Цейтлина)

Когда они заканчивали танцевать, оставаясь только вдвоём и не обращая на это внимания, вместе с ними пели уже все.

Музыка умолкла, и раздались аплодисменты, сопровождаемые криками:

— Браво! Чудесно!

Родители Арая улыбались. На щеках Ануш появился румянец.

— Надо бы нам с тобой отдохнуть, — чуть задыхаясь, шепнул ей муж. — Тяжеловато, хоть и очень приятно вспомнить молодость. Вот бы ещё увидеть всё и всех.

— Будем верить, что операция пройдёт удачно, и ты сможешь исполнить своё желание. Я тоже немного устала, задыхаюсь. Ты прав, надо присесть, а то Арай очень внимательно смотрит на нас.

— Ну, он не сможет взглядом определить наши с тобой болезни, — продолжая улыбаться, тихо сказал Александр. — Веди меня, жена, к нашим новым соседям. Где там самые обворожительные дамы?

— Болтун, — тихо засмеялась Ануш.

Тамара видела пристальный взгляд Арая, направленный на родителей.

— Что не так? — спросила его она.

— Не знаю. Никак не могу привыкнуть, что они так постарели. Я помню их сравнительно молодыми, сильными. А теперь они быстро устают, одышка у обоих. Может, конечно, возраст влияет? Отцу завтра на операцию, надо бы пораньше…

— Пусть наслаждаются вечером. Смотри, как они активно разговаривают с нашими тётушками, и те их, похоже, приняли. Твой папа рассыпался в комплиментах, мама не может его остановить. А всем нравится. Скоро дядя Ваня выйдет, ему тоже интересно познакомиться с твоим отцом. На одного мужчину стало больше во дворе.

— Давай и мы потанцуем. Для нас, наверное, дядя Ваня поставил более современную музыку.

— «Любовь, похожая на сон», — медленно произнесла Тамара, прислушиваясь к словам песни.

Сердце затрепетало, когда сильные руки Арая обняли её. В груди что-то дрожало, словно хотело вырваться и кричать или шептать, чтобы услышал только он, любимый человек. Слёзы щипали глаза, заставляя часто моргать. Но счастливая улыбка сияла на лице, когда муж напевал Тамаре на ухо, повторяя слова за исполнителем песни:

— «Я люблю, как любят в жизни раз, словно солнца в мире не было до нас».

Она слушала нежные признания, прижималась к сильному мужскому телу, гладила кончиками пальцев, едва касаясь его руки, и ждала, когда сама сможет подхватить слова:

— «Твоё волшебное «люблю» я тихим эхом повторю».

Объятия стали крепче, горячее, словно танцующая пара забыла, что неподалёку есть родители, соседи, жители других дворов, зашедшие по привычке «на музыкальный огонёк». Мужчина и женщина видели и чувствовали только друг друга, для них не существовало летнего вечера, любопытных, но добрых взглядов, а были только они, их желание жить и дарить любовь.

— «Я прощаю Одиночество и Грусть, ты сказал, что в них я больше не вернусь, — продолжала подпевать Тамара, приблизившись губами к губам мужа. — Так бывает только в сладком сне, но любовь у нас наяву сейчас». (слова В. Горбачёвой)

— Ещё немного, и любовь будет прямо здесь и сейчас, — предупредил Арай, прижимая жену уже так близко, что она почувствовала его возбуждение и покраснела.

— Ох… Что, уже пойдём домой? Так рано?

— Ладно, подождём ещё немного, — хрипловатым голосом произнёс он.

— Тебе завтра на работу, да ещё и на операцию везти папу. Может, всё-таки домой? — с сомнением спросила Тамара, уже присаживаясь рядом с Фросей на деревянную скамью.

— Нет, давай ещё останемся. Погода не всегда будет радовать теплом. А старикам приятно побыть вместе.

То, что произошло в следующий момент, заставило его замереть. Арай резко оглянулся на окно первого этажа, где ему кивнул и хитро улыбнулся Иван; потом посмотрел на жену и покачал головой.

— Ну, дядя Вано! Он знал, чем меня затронуть. Это же «Берд»!

Она ничего не успела спросить у него, как послышался удивлённый возглас Александра-старшего:

— Арай, сынок, это же «Берд»! Станцуй, а? Я не вижу ничего, но буду представлять, вспоминать, как ты это делал в школе.

А его сына не надо было просить: он уже выходил на пустую площадку, опустив руки вдоль тела и гордо подняв голову. Арай словно забыл, что находится во дворе старого дома. Его движения подчинялись одному ему ведомому ритму, казалось, что рядом с ним такие же, как он, защитники крепости — берда. На нём был надет всё тот же джемпер, джинсы и обычные ботинки, но Тамаре виделось, что перед ней мужчина в национальном костюме, схожем с формой армянских воинов.

— Это священный оборонительный танец, — зашептал ей отец мужа, поменявшийся местами с Фросей. — Арай не рассказывал тебе, что занимался народными танцами? Матери не нравилось это, говорила, что не мужское дело. Но он всё равно ходил на занятия. Я видел этот танец в исполнении их ансамбля. Арай был самым молодым из них, с краю стоял. Худенький такой. Знаешь, самый яркий элемент танца это построение крепости, по-армянски «берд». Там ребята создавали двухэтажную стену, взбираясь друг другу на плечи. Красиво! Это настоящий армянский мужской танец. А тебе нравится, как Арай его исполняет?

— Это… — Тамара не сразу смогла продолжить, потому что голос прерывался, эмоции и ощущения захлестывали её. — Это очень красиво. Он так двигается, словно не один. Я вижу его друзей, которых он держит за руки, и они образуют единую цепь. Вижу, как они делают всё одновременно, в такт. Арай самый красивый мужчина…

Отец усмехнулся, на ощупь нашёл её руку и чуть похлопал сверху, словно благодарил за такие слова.

Музыка стихла. Двор взорвался овациями. А танцор, часто дыша, медленно возвращался «из боя», в котором защищал свою крепость.

Он обводил взглядом лица людей, которых не знал ещё две недели назад или не видел многие годы. В их глазах светилось счастье, восторг, казалось, что все помолодели на десяток лет. Тамара сидела, прижав руки к груди, словно прятала в ладонях что-то необыкновенное и боялась отпустить или потерять. Арай заметил, что она улыбалась дрожащими губами, а одинокая слезинка ползла по щеке, поблескивая в свете уличного фонаря, обнимавшего старый двор тёплым, уютным светом.

Танцор поклонился, прижав руку к сердцу, и ощутил, как быстро оно бьётся. Это было не от усталости. Его бег ускорился от тех эмоций, что пережил несколько минут назад, и тех, которые возникли сейчас, глядя на родных и близких людей. Потом посмотрел на окно первого этажа, где дядя Ваня то комкал платочек пальцами, согнутыми от старости и тяжёлой работы, то прикладывал его к повлажневшим глазам. Арай помахал ему рукой, чуть склонил голову в знак благодарности и улыбнулся широко, открыто, от всей души. Подмигнув местному ведущему «дискотеки», словно попросил отвлечь от себя внимание. Тот кивнул в ответ, исчез на несколько мгновений, чтобы вскоре из старого патефона полилась музыка, сопровождаемая характерным шипением заезженной пластинки, приглашая весело подвигаться.

— Девушки, только для вас, — объявил Иван, обращаясь к пожилым женщинам, всё ещё хлопавшим Араю, — «Чёрный кот» в исполнении Тамары Миансаровой. Зажигайте, подружки!

Арай, глядя в глаза жены, подходил к ней, слыша возгласы довольных соседей. Тамара встала ему навстречу, так и не убрав рук от груди.

— Что ты там прячешь? — тихо спросил он, обняв и прижав её к себе.

— Счастье, — шёпотом ответила она. — Боюсь, чтобы не убежало, пока я любуюсь тобой. Это было так красиво и неожиданно, Арай. Ты необыкновенный.

— Я самый обычный. Но мне приятно слышать от тебя такие слова. Может, теперь домой?

В его тёмных глазах таинственными всполохами мерцало желание. Тамара почувствовала горячий зной, прокатившийся от груди вниз, словно огненный шар мгновенно выпустил множество молний.

— А родители? — пересохшими губами спросила она. — Надо предупредить, что мы уходим.

Арай только кивнул в ответ, взял её за руку и повёл за собой. Они подошли к скамье, где сидел дядя Ваня и Александр-старший. Мужчины знакомились, с интересом задавали друг другу вопросы. Ануш стояла в сторонке, наблюдала, как танцуют подруги, и чуть прихлопывала в ладоши. Она улыбалась.

— Пап, мы домой собираемся. Завтра всё-таки на работу, отпуск закончился, — сказал Арай, обратившись к отцу. — Может, проводить вас?

— Брось, Арай. Тут так хорошо. Куда нам спешить? Погуляем ещё. Ануш сказала, что танцы посмотрит. Мы вот с Иваном молодость вспоминаем. Не волнуйся за нас, мы же не дети. А завтра всё в силе. Буду ждать, когда заедешь за мной.

— Хорошо. Тогда пока…

Лестница на четвёртый этаж не показалась длинной, хотя они останавливались почти на каждой ступеньке, чтобы посмотреть друг другу в глаза, не говоря ни слова. Понимали чувства, выраженные взглядами. Держались за руки, не позволяя своим желаниям выйти из-под контроля, словно хотели дать им волю за закрытой дверью своей крепости. И лишь перед дверью Арай сказал, что после танца ему точно надо принять душ.

— Я быстро!

Тамара присела прямо в коридоре и вдруг вспомнила, как они попытались вдвоём находиться в ванной, но не смогли ни развернуться, ни разойтись, только хохотали до слёз. Крошечное помещение ванной не было приспособлено ни для чего другого, кроме прямого назначения.

Телефон в кармане пиликнул о входящем сообщении. Она проверила и с удивлением обнаружила видео, которое ей отправила Софико, снимавшая танец Арая. Быстро поблагодарив в ответ, переправила маленький фильм своей матери и попросила показать его Сандро завтра утром, когда мальчик проснётся. Зинаида Петровна через несколько минут написала ей: «Какая красота! Твой муж бесподобен. Тебе повезло, доченька. Я рада, что ты дождалась настоящей любви. Мы рады. Отцу сейчас покажу, а Шурке завтра. Он умотался сегодня, спит крепко. Коржик с ним, Васька в ногах. Вся команда «в отключке». Не волнуйтесь, всё у нас будет хорошо».

Нежное прикосновение к волосам, поглаживание и вопрос Арая вернули её в сумрак вечера.

— Почему ты сидишь в темноте? — спросил он.

— Смотрю твой танец, тётушка Софико запечатлела его. А я не могла пошевелиться, как заколдованная твоей силой, грацией.

— Не хочешь прямо сейчас продолжить мой танец? — Предложил ей муж, чуть шевельнув бровями, будто на что-то намекая.

— Очень хочу, — прошептала Тамара и встала, оказавшись совсем близко к нему.

Её окутал аромат свежего морского бриза, снежных гор, цветущих фруктовых деревьев. Всё это рождало в ней дрожь желания, пробуждая неведомые до встречи с мужем чувства. Она провела рукой по его обнажённой груди, ощущая пальцами гладкую, чуть влажную кожу. Потом погладила чёрные с проседью на висках волосы, гладко выбритые щеки, коснулась упрямого подбородка, сильной шеи, которую обнимала цепочка с крестом.

— Я хотела тебе сказать, вернее, признаться, — тихо начала она, прижимаясь губами к его груди, целуя своего мужчину после каждого слова. — Ты понравился мне сразу, как только я увидела тебя под моими окнами. Тряпка вырвалась сама, потому что рука дрогнула. А когда ты посмотрел наверх, я действительно чуть не повисла на том ремне, до того захотелось быстрее к тебе спуститься. Я влюбилась с первого взгляда. А потом ты ушёл. И будто закончилась сказка. Стало так одиноко. Я не верила, что увижу ещё когда-нибудь твои добрые, чуть уставшие глаза, улыбку… тебя. И вдруг на следующий день ты в нашем дворе! Боже, Арай! Не найти слов, как я была счастлива.

— А сейчас? Ты счастлива?

— Да, — поднимая к нему лицо, пропадая в поцелуе, сносящем все запреты, ограничения и контроль. Едва не задохнувшись, вдруг потеряв всю одежду, она почувствовала, как сердце переполняется горячей волной, как замирает дыхание в горле, как подкатывают слёзы, и слова рвутся из самой глубины души. — Я люблю тебя…