На часах было семь утра. Понимая, что уже не может сдерживать себя, Арай набрал номер телефона друга.
— Роман, привет. Знаю точно, что не разбудил, но всё же вы молодожёны… Нет-нет, я не рвусь на работу. Не веришь? — он усмехнулся, удивившись в очередной раз, что прошедшие два дня так много изменили в нём. — Слушай, Роман, проверь для меня информацию. Опасаюсь, что вылезет много грязи, но необходимо всё выяснить. Значит, так…
Коротко изложив известные ему подробности, Арай попросил выполнить задание быстро.
— И не говори ничего Галке. Не стоит её волновать. Да знаю, что она и так видит на работе… И всё же не вводи её в курс дела, хотя бы пока. Если потребуется, подключай юристов. А я думаю, что это придётся сделать, так как отмываться будет не только наша служба. Отложи все срочные дела, поставь на первое место моё задание, предупреди исполняющего обязанности. Пусть он мне позвонит после оперативных совещаний. Всё. Жду.
Тамара уже проснулась, но продолжала лежать, опасаясь разбудить мальчика, спавшего на другой половине кровати. Невольно подслушав разговор, удивилась тону Арая. Жёсткий, решительный, он лишь немного смягчался, когда говорил о неизвестной ей Галке.
«Это совсем другой человек, — подумала она и начала тихонько вставать, услышав, что Арай прошёл в ванную, — не тот, который удивлённо смотрел на меня, получив тряпку на плечо, как эполет. И не тот, что танцевал вчера с нашими красавицами. Сейчас на кухне был директор».
Через час все собрались на кухне. Ребёнок молча ел манную кашу, приготовленную Тамарой, и искоса поглядывал то на неё, то на отца. Арай старался не показать своего удивления, ведь бывшая жена убеждала его, что сын не реагирует на окружающий мир, орёт, закатывает истерики, отказывается от еды. Ничего подобного сейчас не было.
«Как же хочется быстрее выполнить всё задуманное, но мне потребуется помощь Тамрико, — думал мужчина, наслаждаясь крепко заваренным кофе. — И всё же не буду спешить, надо ещё раз всё обдумать».
— Очень вкусно, — сказал вслух, обращаясь к хозяйке. — Я уж, честно говоря, забыл, когда завтракал. Всегда на работе с семи утра или раньше. А тут — настоящий кофе, бутерброды, даже пирожки, да ещё и каша. Спасибо, Тамрико.
— Не за что, — с улыбкой ответила она. — Очень приятно, что всё понравилось. Вы ешьте, я потом уберу. Мне надо к компьютеру, скоро утренний скайп с руководителем.
— Мы не будем мешать. Пойдём гулять, да, Шур-шур?
— Почему ты его так зовёшь? — спросила Тамара, осторожно вставая и направляясь в коридор. — Такое славное имя, ласковое.
Мальчик, о котором шла речь, смотрел в окно, словно не слушал разговор взрослых. Но отец заметил, что он чуть повернул голову.
— Саше было года два с половиной, когда он увидел котёнка очень близко. Дело в том, что его мама боялась аллергии на шерсть животных и не подпускала к малышу никого. А в тот день я с ним гулял, ну и позволил. Шурка гладил его, а маленький пушистый комочек мурлыкал мур-мур, мур-мур. И мой сынишка, путая своё имя и позывной котёнка, гладил его, приговаривая: «Мур-мур, шур-шур». Так и появилось это имя, только я редко…
Звонок его телефона разорвал покой утра. Арай поморщился, взглянув на экран, но ответил:
— Слушаю. У нас всё хорошо. Нет, не в гостинице. Там авария, нарушено водоснабжение. Где? В городе… Слушай, Лариса, ты предоставила мне две недели, так? Не надо нас контролировать. Не кричи. Я перезвоню тебе позже. Сейчас Саша завтракает. Да, именно так. Нет, не вру. Передай своей матери, чтобы не диктовала нам всем, как жить. Точка. Жди звонка.
Он отключил связь и посмотрел на сына, который внимательно его разглядывал.
— Что, Шурка? Ты тоже не веришь мне? Имеешь полное право. Но я обещаю тебе, что всё будет хорошо.
Мальчик чуть качнул головой, словно не доверяя словам отца, а потом едва заметно кивнул.
Тамара вышла из кухни, добралась до компьютерного стола и тяжело опустилась в кресло. Тянуло мышцы, но ещё больше ныло сердце за двух мужчин, которые стали ей дороги. Она услышала шум воды, тихий звон посуды, потом всё стихло.
— Тамара, мы поедем в гостиницу, — сказал из коридора Арай, — потом в парке погуляем, дождёмся открытия магазинов и купим всякой всячины.
— Возьми ключ, он на полочке лежит. Я всё равно никуда не пойду.
Закрылась дверь, в квартире стало очень тихо, лишь звук загружающегося компьютера напоминал о предстоящем рабочем дне. Вздохнув, нажала нужные кнопки, и через некоторое время на экране появился мужчина в форме налоговой службы.
— Доброе утро, Тамара Николаевна. Как здоровье? Сможете сегодня сдать отчёт?
— Доброе. Да, смогу. Подпись свою под ним не ставлю? Как договаривались?
— Да. Ваше имя не должно фигурировать, и так хватило неприятностей. Постарайтесь до конца недели нигде не появляться, а потом хорошо бы вообще уехать из города.
— Надолго?
— На неделю хотя бы. Будем считать это отпуском.
— Хорошо. Постараюсь до двенадцати всё отправить. Лично вам? Не секретарю?
— Лично мне.
— Понятно.
Разговор закончился. Тамара тяжело вздохнула, посмотрела в окно, позавидовала тем, кому не надо было сдавать отчёт, и вернулась к работе. На экране возникли столбики таблиц, пояснения к ним, сноски, расчёты. А над всем этим, на отдельном белом листе крупным красным шрифтом, как напоминание самой себе, горела надпись:
«Розовые очки, как известно, разбиваются стёклами внутрь».
Эту фразу она услышала от своей матери, когда три года назад сообщила ей о разводе с мужем. Зинаида Петровна тогда не удивилась, лишь сказала, что давно знала, чем закончится брак дочери. Тамара плакала, рассказывала о предательстве мужа, опуская некоторые детали, чтобы не расстроить маму. Однако та просто погладила её по голове, улыбнулась, пряча грусть в глазах, и произнесла ту самую фразу, которая теперь почти ежедневно горела красными буквами на экране.
«Да, я была наивной влюблённой дурочкой, — думала Тамара, добавляя последние штрихи к оформлению отчёта, — не хотела видеть ничего дурного в человеке, с которым прожила десять лет. А оказалось…»
Они познакомились в институте, бывший муж жил тогда в общежитии. Сам он был из районного центра, который находился на границе с соседней областью, почти за сто километров от её родного города. К своим родителям ездил на выходные и на каникулы. Когда возвращался, обычно дарил Тамаре небольшую шоколадку. Она не считала его жадным, скорее, малообеспеченным и потому экономным. Порой ей казалось, что родители не в восторге от такого кавалера, но они ни словом не обмолвились по поводу выбора дочери. На свадьбу, которую сыграли по окончании института, никто из его родственников не приехал. Тамара готова была уйти к нему в общежитии, но муж удивил её сказав: «У тебя же четырёхкомнатная квартира. Неужели нам не хватит места?» При этом он спокойно и просто стал называть её родителей мамой и папой.
Ей бы тогда задуматься, но она, постеснявшись, спросила их, можно ли остаться, не переезжать… Конечно, они согласились. Однако с той поры отец усиленно занялся строительством дома в деревне, куда вскоре Николай Палыч и Зинаида Петровна переселились, оставив квартиру дочери. В выходные дни муж всё так же ездил к своим родителям, а она к своим.
«Если бы кто-то спросил меня, была ли я счастлива все эти годы, точно ответила бы, что не знаю. Скорее, мы жили, как соседи, изредка пересекаясь после работы. И то он приходил всегда поздно, я тоже уставала за компьютером. Ведь именно тогда мне предложили эту работу. Я даже ему не говорила, где и кем работаю. Его это особо и не интересовало. А вот квартира… Сколько раз он просил, чтобы я её продала! Ему не нравилось всё: район, соседи, отсутствие лифта, маленький метраж комнат, газовая колонка, крохотная кухня, да абсолютно всё не нравилось. Но чем больше он говорил об этом, убеждая купить новую, тем сильнее я упиралась. Чувствовала ли что-то? Или просто не хотела расставаться с родными стенами? Не знаю. Упрямилась просто».
Всё открылось, когда у неё начались большие проблемы на работе: выданное ей задание и его выполнение угрожали некоторым очень известным личностям города. И это стало понятно, когда столкнулась с огромными препятствиями при сборе информации. Сражаться пришлось одной, ведь частная аудиторская компания, в которой она трудилась, находилась в столице. Своего руководителя Тамара видела единственный раз, когда ездила на собеседование. Дальше общение происходило только посредством современной техники. Подписав договор о неразглашении, уже не имела права никому говорить о том, чем занимается. И именно то задание стало поворотным моментом в её жизни. Потянув за одну ниточку в указанной компании, она раскрыла махинации с налогами на десятки миллионов. А оттуда, как дорожки паутины, расползлись нарушения и по другим организациям. В том числе это коснулось и той фирмы, где работал её муж. Клубок беззакония, из которого торчали во все стороны взятки, вымогательства, угрозы и прочие злоупотребления, прокатился и по ней.
Узнав, кто проверяет его компанию, муж потребовал, чтобы она уволилась со своей работы. Тамара резко возразила, чем повергла его в шок, ведь она всегда была спокойной, улыбчивой, почти никогда не спорила и помалкивала. Но когда он пришёл в себя, просто слетел с катушек и вывалил на неё всю грязь, которую копил годами.
— Ты идиотка! Дура ненормальная! Ты знаешь, на кого наехала? Да это же… Нет, ты уволишься, ты пошлёшь свою работу ко всем бесам! Что? Нет? — В тот момент ей стало страшно, показалось, что он кинется с кулаками, но он вдруг рассмеялся, а потом просто ржал до слёз, изредка выплёвывая ругательства. — Нет, значит? Я десять лет убил на тебя. Хватит. Прихлопнут тебя, как муху, да и всё равно. Значит, так, слушай меня внимательно. Я перееду в эту квартиру со своей семьёй. Да-да, что слышала. У меня двое детей и жена, пусть не зарегистрированная, но это впереди. А ты можешь убираться ко всем чертям или, точнее, к своим родителям в глухую деревню. Там твоё заслуженное место с этой надоевшей добротой. И ещё…
— Пошёл вон, — только и смогла вымолвить тогда Тамара.
Опершись на подоконник, наткнулась рукой на чугунный бюст фельдмаршала Суворова. Этого генералиссимуса обожал её отец, знал о нём всё, что можно было найти во всех музеях и энциклопедиях.
Она медленно размахнулась и бросила бы его в человека, которого теперь считала никем, но он, взвизгнув, выскочил за дверь и захлопнул её за собой. Тамара, не выпуская из рук тяжёлый предмет, прошла в коридор и увидела, что оба комплекта ключей висят на своих гвоздиках.
— Вот и хорошо, — прошептала сама себе, — значит, больше не зайдёт сюда. Но замки я всё равно сменю и старые ключи выброшу. И вообще всё выброшу, к чему прикасались его лапы!
Сколько было пролито слёз в тот вечер, как больно жалили брошенные в бешеной злобе слова, как не хотелось даже дышать. Но наступило утро, Тамара медленно обошла всю квартиру и полумёртвым голосом прошептала:
— Я не буду убивать то, что здесь жило до него. Десять лет прошло. Сказка подошла к концу и оказалась страшной, грустной, но последняя страница закрыта. Дальше — я одна.
Но ей не позволили закрыться в себе, не зря она не хотела переезжать из старого двора, когда все ровесники уже покинули родное гнездо. Именно старики помогли ей выбраться из депрессии. И родители приложили немало усилий, чтобы помочь дочери. Отец подсказал, где найти хорошего юриста, потому что понимал сущность бывшего зятя. Николай Палыч знал, что эти дворы пойдут под снос, и жителям предоставят другие квартиры, более современные. Он был наслышан о ловкачах, пытавшихся прописаться у стариков, чтобы потом провернуть свои тёмные дела. Но ни отец, ни мать не упрекнули дочь в ошибке. Вели себя так, словно и не было десяти лет её неудачного брака.
Тамара сама подала на развод, оставила бывшему мужу всё, что он предъявил в суде. Лишь удивилась тому, как бережно он хранил чеки на покупку тех или иных вещей, хотя деньги были её. Она не стала оспаривать, понимая, чего добивался «ответчик», но не дала ему ни единого шанса прикоснуться липким языком к квартире родителей и к ним самим. Даже присутствие в зале суда его «жены» и детей не повлияло на решение: на это жильё у них нет никакого права. Тамаре же было удивительно, что старшему из его сыновей уже десять, младшему пять. Она сделала окончательные выводы…
Однако ничто не мешало бывшему мужу периодически наведываться к ней, стучать в дверь, требовать своё, потом плакать, размазывая пьяные слёзы и сопли, и ругать её за то, что выгнала, разрушила брак, разлюбила его и прочую ерунду. Тамара не открыла ни разу, не сказала ни слова. Только соседи обычно вызывали участкового, при виде которого дебошир сникал и покидал поле «боя».
Теперь ей были безразличны его крики и просьбы. Она жила своей жизнью, любила работу, приносившую ей большие деньги, которые с удовольствием тратила на стариков своего двора. Родители не нуждались и всегда отказывались от её помощи, напоминая, что у отца отличная военная пенсия, да и мама, много лет отработав рядом с ним в части, тоже имела неплохой доход…
Продолжая выравнивать текст по ширине, проверяя оформление и нумерацию таблиц, Тамара изредка поглядывала на часы, замечая, что время приближалось к двенадцати. Поставив последнюю точку, выдохнула и перед тем, как отправить отчёт руководителю, перекрестилась.
— За три года столько всего нарыла, что теперь только ходи, да оглядывайся, — прошептала она. — После этого переломом ноги не отделаешься… Интересно, где Арай и Сандро? Всё ли хорошо у них? Так, Тамрико, не надо увиливать, шагом марш на беговую дорожку! И ходи, ходи, ходи.
Вздохнув, выключила компьютер и занялась ходьбой, мысленно возвращаясь то на три года назад, то во вчерашний день. Сама, не желая того, сравнивала мужчин. И поражалась тому, какие они разные. Бывший муж всегда брезгливо кривил губы, когда выдавливал из себя приветствие, обращённое к старикам во дворе.
«А Арай вчера со всеми танцевал, смеялся, подарил столько внимания пожилым людям. А много ли им надо? Да рядом с ним они расцвели! Не удивлюсь, если на следующий танцевальный вечер Мария нашьёт всем новых нарядов. Надо ей с деньгами на ткани помочь…»
Мысли метались от одного к другому, и Тамара была этому рада, потому что отвлекалась от тянущей боли, сопровождавшей её ходьбу. А закончив занятия, она почувствовала, что наступать на ногу уже не так страшно, и всё вполне терпимо.
— Что приготовить на обед? Я уже отвыкла от присутствия мужчины в доме, а уж ребёнок… Так, не трогаем эту тему. Мой поезд ушёл. Можно только любоваться на малышей. А вдруг они переедут в гостиницу? Ой, не буду себя пугать заранее. Лучше думать о хорошем. Вот, например, Сандро не испугался сегодня утром, не плакал больше, а сам притопал ко мне. Это же хорошо? Да это просто замечательно! Первые шаги…
Звонок в дверь отвлёк её от разговора с собой.
— Иду-иду! Потерпите немного! — громко сказала Тамара и направилась в коридор, бормоча под нос. — Кого же принесло ко мне в это время? Вроде никого не ждала. Сейчас гляну в «глазок», а то мало ли.
На площадке стояла Анна Ивановна с большой книжкой в руках.
— Здравствуй, Тамрико. Я на минуточку. Хотела предложить твоему мальчику немного позаниматься, ему же скоро в школу, наверное, да? Он немного не общительный, это может вызвать сложности. Как ты думаешь, я хуже не сделаю?
— Да что вы, Анна Ивановна! Это отличное предложение. Только моих постояльцев нет сейчас дома.
— Я знаю. Машины-то во дворе нет. Я долго решалась. Ты же знаешь, я много лет работала с особенными детьми, и учебники у меня для вспомогательных школ. Это ничего? Не хотелось бы обидеть отца ребёнка.
— Я думаю, и Араю, и Сандро понравится ваше предложение. Мы всё обсудим, а вечером, когда они выйдут гулять…
— А ты? Тебе же сняли гипс.
— Возможно, и я выйду. Пока не знаю. Спасибо, Анна Ивановна.
В это время на лестнице послышались шаги и шуршание пакетов. Старая учительница, быстро перебирая ногами по ступенькам, поднялась к себе на пятый этаж, в маленькую однокомнатную квартиру. Она старалась летом меньше находиться дома, потому что крыша нагревалась, и становилось очень жарко и душно в её небольшом жилище, которое Анна Ивановна называла скворечником.
«Гораздо приятнее гулять во дворе, — думала она, закрывая за собой входную дверь, — возможно, мальчик пойдёт на контакт. Мне в начале показалось, что он глубоко закрыт в себе, но по некоторым признакам… Не буду себя обнадёживать и тешить иллюзиями, надо смотреть правде в глаза, чтобы потом не разочаровываться в своих мечтаниях. Вроде я взрослая уже бабулька, а продолжаю наивно верить в чудеса. Но всё же… А вдруг?»
Пожилая женщина оглядела стены и полки книжных шкафов, в которых бережно, в застеклённых рамках хранились фотографии её выпускников. Некоторые из них, чёрно-белые, уже выцвели от времени, эти снимки были переставлены подальше от прямых солнечных лучей. Другие, цветные, красивые ярко выделялись на фоне старых книг. Анна Ивановна медленно подошла ближе и, не надевая очков, тихо перечисляла своих учеников по именам, словно говорила с ними, кивала, улыбалась, о ком-то грустила. Смахнула с идеально чистого стекла невидимую пылинку и прошептала:
— Попробуем, ребятки, вместе помочь маленькому мальчику? Мы же всегда всё делали вместе, и у нас получалось. Жаль, очень жаль, что закрыли эту спецшколу. Стольких детишек лишили счастья общения. Новомодные организации не дарят тепла, лишь требуют вложения финансов. Как жаль…
Тамара, не закрывая дверь, стояла в ожидании того, кто поднимался по ступенькам. Наконец, на лестничном пролёте показался Арай с пакетом в руке, который ненавязчиво помогал сыну преодолевать четвёртый этаж. Ребёнок пыхтел, кряхтел, но упорно старался сам дойти до нужной квартиры. На нём были новые тонкие джинсы, рубашка в клеточку, бейсболка, надетая козырьком назад и кожаные сандалии. На спине висел яркий рюкзак, наполненный чем-то объёмным.
— Я предлагал Шурке понести его на руках, но он очень самостоятельный, — подмигнув Тамаре, гордо сказал отец мальчика.
— Где же вы были? — спросила она, открывая шире дверь. — И что тащит на себе Сандро? Как маленький муравьишка несёт вес, чуть ли ни больше себя самого.
— Он похвастается сам, — ответил Арай и тихо добавил, — если захочет.
Мужчины зашли в квартиру, мальчик присел, аккуратно расстегнул ремешки на обуви и снял рюкзак, не прося помощи и вообще не обращая внимания на взрослых. Потом прошёл в зал и оттуда посмотрел на Тамару. Она от неожиданности заморгала быстро-быстро, но тут же опомнилась и сказала:
— Иду-иду, давай-ка, хвастайся своими покупками.
Мальчик достал из рюкзака коробку с наушниками, плеер, аудиокнигу и покосился на женщину, заинтересованно рассматривавшую его богатства.
— Вот это да! — восхитилась она. — И что ты будешь слушать? Можно посмотреть, что у тебя тут?
Он подвинул ей коробку, на который был перечень сказок и всего того, что записано в аудио-формате.
— «Незнайка на Луне»? Это очень интересно. «Рассказы о животных» — тоже здорово. Вы молодцы. А ко мне заходила Анна Ивановна.
— Учительница? — спросил Арай, удивляясь молчаливому пониманию, возникшему между Тамарой и его сыном.
— Да. Она предложила позаниматься с Сандро. Как вы, мужчины, на это смотрите? Не спешите с ответом. Давайте пообедаем, потом надо отдохнуть немного, да? А вечером вы пойдёте гулять и во дворе с ней поговорите. Я не слишком лезу в ваши дела?
— Нормально. Нам нравится, да, сын?
Мальчик стоял, опустив взгляд к своим новым вещам, и, казалось, не слышал вопроса. Арай вздохнул и собирался выйти из комнаты, когда ребёнок чуть заметно кивнул. Тамара улыбнулась, потрепала его по волосам и сказала:
— Иди, раскладывай свои обновки, а потом прибегай на кухню.
Сама осторожно поднялась, отказавшись от помощи Арая. Уже стоя у плиты, спросила его:
— Почему ты сам не хочешь почитать ему книги?
— Не хочу навязывать свое присутствие. Пусть привыкнет немного. Я вижу, что он соскучился, но доверия ко мне нет. Это длинная история, Тамрико, не хочу вспоминать. Слишком тяжело.
— Понятно.
Через некоторое время мальчик уже спал в своей комнате, отец сидел неподалёку в кресле и наблюдал за ним. Изредка ребёнок вздрагивал во сне, личико кривилось, словно он вот-вот заплачет, но потом следовал прерывистый вздох и… ничего, «тихий час» продолжался. Тамара, закончив уборку после обеда, тоже пришла в зал и присела в другое кресло. Она выглядела непривычно серьёзной, в руках держала кухонное полотенце, которое то сворачивала рулоном, то развёртывала и раскладывала на коленях. Мужчина посматривал на неё, слегка приподняв бровь, но так и не услышал ни слова. Посидев несколько минут, Тамара снова ушла на кухню. Арай задумчиво смотрел ей вслед, словно решался на что-то. Сделал движение, намереваясь встать, и снова сел. Покачал головой, мысленно убеждая себя в абсурдности задуманного, и всё же, хлопнув себя по коленям, стремительно направился за ней.
— Я хотел…
— Знаешь, Арай…
Они заговорили одновременно и замолчали почти сразу. Удивлённо глядели друг другу в глаза, потом вздохнули оба и:
— Я перебила тебя, ты…
— Я помешал тебе. Что ты хоте…
Тут уже не выдержали и засмеялись, так и не договорив.
— Надо попробовать ещё раз, — сказал он.
— Давай попробуем, — согласилась она.
Но они так и не поняли друг друга, кому же говорить первым. И снова произнесли почти вместе:
— Выходи за меня замуж, — совершенно серьёзно произнёс Арай.
— У меня есть предложение, — начала Тамара и замерла, широко открыв глаза.
Ему показалось, что сердце в груди остановило свой бег в ожидании ответа.
«Я не волновался так даже в первый раз, когда просил Ларису стать моей женой. Она-то сразу согласилась, мы ведь были давно знакомы. А сейчас… Остаётся только надеяться на везение и понимание Тамары».
В памяти возникла бывшая жена, с которой встречался пару часов назад. Сам себе признался, что был поражён переменами, произошедшими с ней. Лариса даже напомнила ему ту стеснительную, неуверенную девушку, покорившую его своей внешностью много лет назад. В те годы она была блондинкой с волосами до плеч, которые накручивала на бигуди, создавая объём и волну. Чистая кожа с нежным румянцем, робкая улыбка, минимум косметики — всё это понравилось Араю с первого взгляда. Ему хотелось сделать для неё всё: свернуть горы, достать луну с неба, бросить к ногам миллионы цветов и звёзд.
«Да, было дело, — думал он, не отрывая внимательного взгляда от удивлённой Тамары, одновременно находясь мыслями далеко отсюда, — но умерло, убито, похоронено. Ничто не возродит тех чувств. Да, Лариса сильно похудела, чуть не в половину, талия даже вернулась, макияж приятный, одежда дорогая, причёска молодёжная. Ей всё это идёт. Только не для того я ей позвонил, чтобы любоваться пустой картинкой. Уверен, что не пройдёт и минуты, как слетит искусно нанесённый лоск, и покажется истинное лицо».
Арай назначил бывшей жене встречу у входа в парк; там можно было оставить машину без опасения, что автомобиль эвакуируют дорожные службы. Лариса лишь издалека напомнила ему ту беззаботную девчонку, которая в юности украла сердце. Как только она подошла ближе, первыми словами её были:
— Что? Всё? Закончилась «отцовская любовь»? Устал? Надоело слушать вой и ор, и ты решил мне вернуть сыночка?
— Ничего подобного. Нам с ним хорошо. Никто не тыкает, не заставляет делать то, что ему не нравится.
— Так я и поверила, — усмехнувшись, произнесла Лариса, при этом поворачиваясь к нему то одним боком, то другим, словно хотела продемонстрировать изменения фигуры. — Почему ты не говоришь, что я отлично выгляжу? Не хочешь при мне локти кусать? Сам виноват, потерял меня, но если сильно попросишь, пообещаешь…
— Я могу сказать, что ты изменилась, мне это несложно. Даже могу поздравить, что тебе удалось так много в короткие сроки. Но я позвал тебя для серьёзного разговора.
— А где он? — недовольно спросила бывшая жена. — С кем-то оставил?
— Почему же? Наш сын сидит на качелях позади тебя, слушает сказку.
Она оглянулась, нахмурилась, рассматривая мальчика, одетого в новые вещи. Он, заметив её, спрыгнул с качавшегося сиденья и побежал к открытой двери машины, куда быстро залез и закрылся.
— Не поняла. Это твоя Audi?
— Да, — спокойно ответил Арай.
— Откуда? Как ты мог её купить?
Возмущение жены становилось всё более громким, что начинало привлекать внимание немногочисленных прохожих.
— Прекрати устраивать концерт, — жёстко сказал он, — мне безразлично твоё отношение к моим покупкам.
— Ты не имеешь права так жить! Ты бросил меня с детьми.
Арай вынул из кармана листок бумаги, в котором она сразу узнала свою записку с графиком приёма лекарств.
— Объясни мне, Лариса, почему наш ребёнок должен принимать эту дрянь?
— Да как ты смеешь? Ты будешь меня поучать, как мне воспиты…
— Повторить вопрос? Нет, я спрошу иначе: у тебя есть рецепт, подписанный врачом?
Секундное промедление с ответом, и ему всё стало ясно. Но она, расправив плечи, набрала в лёгкие воздуха и открыла рот.
— Не вздумай, — тихо приказал он. — Здесь нет твоей матери, некому поддержать фальшивый крик. Откуда у тебя эти таблетки? Говори честно, или я пойду в детскую поликлинику, к участковому врачу, в полицию, да куда угодно, чтобы засудить вас. Учти! Не ври мне.
Было видно, как забегали её глаза, побагровели щёки, красными пятнами пошла кожа шеи.
— Их мне прописал врач, когда ты ушёл от нас.
— Когда вы выгнали меня, ты хотела сказать? — Лариса промолчала в ответ, видя, что Арай разозлился, а она побаивалась его в таком состоянии, хотя ни разу не было и намёка на рукоприкладство. — Так, значит, тебе прописали таблетки три года назад, и ты принимаешь их до сих пор? А срок годности не вышел? И зачем они тебе сейчас? Стоп! Я понял: ты продолжаешь их получать, чтобы давать Сашке? Ты рассудком двинулась?
— Я давала ему четверть от своей дозы! — завопила она. — Не тебе меня…
— Замолчи, сию секунду закрой рот, — протолкнул слова сквозь побелевшие губы. — Я многое мог себе представить, но такое… Он тебе мешал, чего-то требовал? Ты сама до этого додумалась?
Арай сыпал вопросами, а Лариса растерялась. Она начала озираться, словно кого-то искала, задрожала, губы задёргались, всё лицо скривилось, теряя своё очарование. Вдруг её взгляд натолкнулся на сына, сидевшего в наушниках и наблюдавшего за родителями из машины.
— Я не сделала ничего, что навредило бы ему! Он бился в истерике, бросал во всех игрушки, рвал книги! Что ещё оставалось? Как успокоить? Ты же ушёл от…
— Да заткнись ты уже со своим враньём, — вдруг спокойно сказал он и вздохнул. — В общем, так, Лариса. Я забираю у тебя сына.
— Нет!
— Я всё сказал, и это не обсуждается.
— Да пошёл ты со своими приказами, — прошипела она, сузив глаза. — Я сейчас закричу, что ты украл у меня ребёнка, сюда сбежится вся округа!
— И не боишься за сына? Он же испугается.
— Не боюсь! Ничего, поорёт-поорёт и успокоится. А если будешь настаивать, то сделаю, как мальчишки советуют — сдам его в дурку!
Неожиданно для Арая Лариса вскинула руку и закрыла себе рот, округлив при этом глаза. Его взгляд стал тяжёлым, даже показалось, что воздух давит ей на плечи.
— Что ты сейчас сказала? — тихо прозвучал его голос. — Старшие братья хотят избавиться от младшего, так? Оба? Им он тоже мешает?
Медленный шаг в её сторону привёл к странной реакции: она выхватила из кармана платья телефон и выставила его перед собой, словно щит.
— Я всё записала! Если ты только посмеешь… Мама всегда говорила, что ты не заслуживаешь меня! Что ты просто хотел уехать со своих гор! Что ты специально мне столько детей наделал! Не хотел, чтобы я нашла другого! Ты… ты…
Арай понимал, что ситуация готова вырваться из-под контроля. И всё же резким движением отобрал у Ларисы телефон. Пока она пыталась вырвать свою вещь из его рук, он перекинул запись на свой номер.
— Забирай, — возвращая ей айфон, сказал Арай. — Не ожидал, что мне так повезёт. Хотя в суде, по-моему, не принимают записи в качестве улики или доказательства, но возможно, пригодится.
— В каком суде? — опешив, спросила Лариса.
— Я же сказал тебе, что заберу сына. Или ты думала, что я его выкраду? Нет, всё будет официально. И алименты буду платить только на среднего, пока ему не исполнится восемнадцать. Дальше пусть живёт самостоятельно. Старшему передай, пусть больше не обращается. Хотя я с ними потом поговорю.
— Тебе никто не отдаст больного ребёнка!
— Во-первых, он не больной, а вполне нормальный. Во-вторых, мы ещё посмотрим, чем закончится суд. Никто из вас не работает, живёте исключительно за счет моих же перечислений, да ещё, как выяснилось, совместно травите мальчишку транквилизаторами. Подключу органы опеки, думаю, тоже не будет лишним.
Прищурив глаза, он наблюдал за тем, как задрожали её руки, раздулись ноздри, как часто она заморгала.
— Ты не будешь этого делать, — прошептала Лариса, — просто пугаешь меня, да? Это же позор для тебя. А как же твоя карьера? Будут склонять по всем углам, затаскают по кабинетам. И вообще, я пойду в профком… местком… партком…
— Надо же! Вот и бывшая тёща прорезалась, — грустно усмехнулся Арай, — а я всё ждал, когда же ты запоёшь её словами? Вы ещё обратитесь в «Спортлото», как было сказано у Высоцкого.
Он посмотрел на сына, который сидел в машине, не обращая на них внимания. Мальчик выглядел заинтересованным, даже могло показаться, что вот-вот засмеётся.
— Шурке нравится слушать сказки, — негромко сказал Арай. — А много ли он их слушал? Когда я проводил с ним редкие часы… Эх, Лариса, что же мы наделали? Я не снимаю с себя вины. Работа — не главное в жизни, и оправдываться тем, что я старался сделать всё возможное для семьи, не буду. Но как могла ты додуматься да такого? Не перебивай меня. Я скажу тебе в последний раз: живи отдельно от матери. Не вымещай на детях её ненависть ко всем мужчинам на земле. Включи свою голову.
— Не твоё дело, — буркнула в ответ бывшая жена, отвернувшись.
— Ясно.
— Всё равно тебе не отдадут ребёнка. С кем он будет, когда ты задержишься на работе? Няньку наймешь? У тебя ни жены, ни родителей рядом. Ты один, как перст. А один в поле не воин.
— Повторю за тобой: это не твоё дело. Если хочешь вытащить всё грязное белье на обозрение, пожалуйста. Только учти, я больше молчать не буду. Хватит. Был уже добреньким, не хотел, чтобы трепали нервы тебе и детям. Но теперь вы ответите за издевательства над Шуркой.
— Какие издевательства? Таблетки, что ли? А ты докажи, что это я ему…
— Для начала — я знаю твой почерк, а записка нацарапана лично тобой. И чего проще взять у твоего врача рецепт, выписанный для тебя? Следствие этим займётся. Кроме того, можно сдать анализ крови, и следы употребления запрещённых препаратов семилетним ребёнком обнаружатся. Тогда тюрьма, Лариса. Малых детей у тебя на руках нет, так что загремишь по полной программе. Твоей матери дадут меньше, учитывая её возраст. Но возможно, что именно её упекут в дурку, куда вы хотели упрятать моего сына.
— Ты не сделаешь… У нас же дети! Они тебя и так ненавидят, а уж после этого вообще…
— Решать тебе. В суд я обязательно обращусь. Но как он пройдёт и чем закончится, во многом зависит от тебя.
— Плати мне половину своей зарплаты, или как сейчас хотя бы, тогда я подумаю.
— Нет. Всё будет по закону. Я не собираюсь покупать собственного сына. Чтобы ты потом обвинила меня в воровстве ребёнка или ещё чего придумала? Нет, я этого не допущу. Только официальные решения, со всеми документами, дающими мне право быть настоящим отцом, а не денежным эквивалентом. Иди, думай. Разговор окончен.
Лариса хотела что-то сказать, но его телефон прервал их встречу, издавая звуки национальной мелодии. Арай взглянул на экран и удивлённо произнёс слегка осипшим голосом, отвечая на звонок:
— Мама?
Он направился к машине, смотря себе под ноги. Бывшая жена сверлила взглядом широкую мужскую спину, с тоской оглядывала спортивную фигуру когда-то близкого ей человека, при этом прислушивалась к его словам, даже сделала несколько шагов за ним. Если бы Арай оглянулся, то заметил бы, насколько она заинтересовалась его реакцией на беседу с матерью. Но он, казалось, забыл о присутствии Ларисы.
— Я каждый месяц звонил тебе и отцу, но ваши номера были заблокированы. Если ты сама вдруг решилась… Случилось что-то?
Она ещё потопталась несколько минут, но больше ничего не услышала и ушла, оглядываясь назад. Арай уже сидел в машине, не закрыв водительскую дверь, смотрел куда-то вперёд, выглядел задумчивым.
Лариса свернула за угол, остановилась и вздохнула. Ей не хотелось идти домой.
«Меня там никто не ждёт. — Увидев неподалёку скамейку, медленно дошла до неё и тяжело опустилась на некрашеные доски. Внутри словно всё сжалось, казалось, что вокруг потемнело. — Почему не складывается так, как говорит мама? Не собирается Арай мне в ноги падать, нет, он уже далеко от меня, ничего не вернуть, да и кто бы мне позволил сойтись с ним? А сама я хочу ли этого? Если честно, нет. Единственное, о чём мечтаю, это остаться совсем одной, не вспоминать, не думать ни о ком. Вряд ли возможно подобное. Взрослые дети ушли из дома. Арай купил старшему однокомнатную квартиру на окраине города, так теперь сын и носа и не кажет, даже злится, когда звоню ему. Отрезанный ломоть. А средний? Этот вообще себе на уме. Договорился за моей спиной с бабушкой и переехал в её квартиру, оставив меня с ней. Сказал, что отцовские алименты будет забирать себе, и послал нас всех напоследок очень далеко. Младший только и оставался. Но нет у меня к нему тепла, хоть убейся. Ведь не собиралась рожать третьего, зачем-то мать вмешалась, убедила, что мой черномаз… муж собирается меня бросить, и надо захомутать его ещё одним ребёнком. А мы же предохранялись… Дура я, что послушалась, сама и продырявила «резинки». Арай был в шоке, когда узнал, что снова станет отцом. Он сейчас себя ругает, что мало внимания детям уделял, и я поддерживаю, подпитываю его вину, но ведь всё было не так! Нам было тяжело, никто не помогал, даже на регистрацию брака ни один из родителей не приехал. Всегда вдвоём… Сколько городов объездили с детьми на руках, и всегда он делал домашние дела, и полы мыл, и пелёнки стирал-гладил, и гулял с малышнёй, давая мне выспаться, и читал им… А готовил как? Какого хрена я убедила его перебраться в этот город? Здесь всё и рухнуло. Мать вцепилась, как клещ: мало, плохой, лентяй, страшный, чёрный. Ужас. И ведь я всё понимала и понимаю сейчас, но не могу ей возразить ни слова. Будто зомбированная — смотрю, слушаю, исполняю. А чего добилась? И последнего ребёнка отбирает Арай. Что же? Та беременность была самой тяжёлой. Я надеялась, что родится девочка, даже на УЗИ не стала спрашивать, и его убедила, и мать хотела внучку. Увы. Появился странный ребёнок, который сразу признавал только отца. Бесил меня этим! Молока не было, а этот голодный рот только и орал круглыми сутками. Хорошо, ночью Арай к нему вставал, а днём? Всё мне в руки, и мать не помогала, только пилила и пилила, когда приходила к нам. Потом и вовсе переехала в нашу квартиру, имею свою собственную, которую, между прочим, ей купил ненавистный зять. Не надо было ему этого делать! Жила бы до сих пор в «молодожёнке». Нет, она всё равно бы припёрлась к нам. Вот тогда и началось! Какой бы мужик выдержал? Ненавидит она их, как ненавидела всегда моего отца, о котором мне ничего не известно. Только и слышу с детства: негодяи, подлецы, твари вонючие… Зачем я об этом сейчас? Что это изменит? А если скажу ей, что он хочет забрать Сашку себе? Она вообще рехнётся. Ведь получится, что мы останемся без денег совсем. Её пенсия мизерная, да она и не давала никогда ни копейки, только требовала. А теперь алиментов будет ноль… И на что жить? Нет, Арай, так просто ты не отделаешься. Я с удовольствием расстанусь с немтырём, но не с денежками. Хочешь войны? Ты её получишь!»
— Вам плохо, уважаемая? — послышался рядом старческий мужской голос. — У вас слёзы ручьём текут.
Пожилой, совсем седой человек сидел на краешке скамьи, опираясь на трость. Через толстые стёкла очков на Ларису смотрели внимательные светло-серые глаза, и была в них тревога, даже жалость — то, чего давно не видела от родных людей. Она встала, одёрнула платье, тыльной стороной ладони вытерла мокрые щёки и покачала головой, отвергая заботу:
— Мне очень плохо, но я это заслужила.
Мужчина смотрел вслед ещё молодой симпатичной женщине, едва переставлявшей ноги. Он желал ей помочь хотя бы словом, но не мог. Видел, что в ней происходила какая-то борьба, но какие силы, светлые или тёмные, одержат верх? Вздохнув, отвернулся от грустной картины и обратил своё внимание на солнечный день, щурясь от удовольствия.
Лариса добрела до остановки, села в нужный автобус и, стараясь настроить себя на разговор с матерью, отправилась домой. Настроение металось от разрушительного к победному и обратно. Ей вспомнился ещё один финт, который они провернули с матерью, только теперь он мог обернуться против них, если информация дойдёт до Арая.
И что-то снова не давало покоя, словно был уже такой момент в жизни, когда не понимала, как существовать дальше, винилась перед собой.
«Память дурацкая! Дежавю прямо. Было же! Где? Когда?»
Вдруг, как ожог в груди, встала перед глазами картина: три года назад приходила к нему на работу с огромным желанием оттаскать за волосы некую Галину Ничью, якобы любовницу Арая. А пришлось ведь признаться перед незнакомой женщиной, что сама разрушила семью. Лариса резко развернулась к окну автобуса, чтобы никто не увидел, как её заливает багровый румянец злости и стыда — за ту минутную слабость, которую позволила себе тогда.
Арай в это время никак не мог прийти в себя от новостей, которые сообщила ему мать, после чего сразу отключила телефон. Он сидел в машине, глядя перед собой, но ничего не видел и не слышал. Мысли, события, планы — всё это перемешалось в голове.
— Брат, как же так получилось? — прошептал едва слышно, пытаясь изо всех сил понять и принять то, что узнал. — Почему ты так поступил?
Закрыв глаза, Арай старался представить старшего брата, но не получалось. Тяжёлый вздох вырвался из груди. Хотелось закричать, рубануть с плеча по приборной панели, но он понимал, что в машине, на заднем сидении находится его младший сын, и такое поведение может испугать его. И вдруг еле ощутимое прикосновение к волосам заставило Арая напрячься. Открыв глаза, медленно перевёл взгляд в зеркало заднего вида и чуть не заплакал, как ребёнок: это рука Саши дотрагивалась до него. Мальчик осторожно гладил его по голове, словно выражал сочувствие неведомому горю, постигшему отца. Наушники висели на шее, из них еле слышался размеренный рассказ.
— Спасибо тебе, Сандро, за понимание, за помощь, — произнёс Арай совсем тихо, потому что громче не мог говорить, до того сдавило горло. — Но мы же с тобой справимся, да? Мы сильные. Мы мужчины. Согласен, сын?
Детская рука мягко похлопала его по плечу, после чего Саша отодвинулся назад, сам залез в кресло и пристегнулся…
— Почему ты молчишь, Тамрико? Ты выйдешь за меня замуж? — повторил свой вопрос Арай.
Тамара внимательно его рассматривала. Те несколько секунд, что приходила в себя, дали ей возможность опомниться от неожиданного предложения.
— Ты делаешь это из-за Сандро? — прямо спросила она.
Её пристальный взгляд, словно проникающий в самые дальние уголки души, не давал возможности увильнуть от честного ответа.
— Да, — кивнул Арай.
И вдруг Тамара заметила, как его смуглая кожа становится темнее, что было заметно даже под щетиной.
«Он покраснел! Боже, как это… мило? Нет, это… чувственно, — подумала она, и сама ощутила тепло, поднимавшееся из груди, где часто-часто застучало сердце. — Не надо, чтобы он увидел моё смущение. Подумает ещё, что я очарована им».
— Спасибо за искренность, — произнесла вслух и, поднявшись из-за стола, отошла к окну.
— Понимаешь, Тамара, ситуация оказалась очень сложной, я не ожидал такого. Вскрылись подробности, которые и представить сложно нормальному человеку. И медлить нельзя. Я больше не имею права так подводить своего младшего сына.
Арай постарался коротко и предельно ясно изложить факты, не разрешая эмоциям вырваться из-под контроля. Она слушала его, хмурилась, понимала, что мужская гордость не позволила ему рассказать всё. Но и то, что было озвучено, повергало в шок. Своя собственная жизнь показалась приторно-сладкой по сравнению с проблемами Арая и Саши.
— В довершение всего мне позвонила мать, которая забыла о моём существовании с того самого дня, когда я сообщил родителям о женитьбе. Они были категорически против такой невесты, а посему отвернулись от меня и моей семьи, — грустно улыбнувшись, сказал Арай. Тамара видела, что ему сложно подбирать слова, не обидев никого из родных. — Она с горечью поведала, что мой старший брат, не поставив родителей в известность, просто собрал вещи и переехал со своей женой и детьми жить в Польшу — по работе, но с прицелом на постоянное место жительства. То есть готовился оставить их на старости лет одних и даже ничего не сказал, не предупредил и мне не сообщил. Просто сбежал. Извини, я повторяю её слова. То ли из-за этого, то ли по другой причине, но отец ослеп на один глаз и как-то сразу одряхлел. Да и у неё обнаружилось новообразование, надо проводить серьёзное обследование и в дальнейшем, вероятно, лечение.
Он умолк, словно у него закончились силы. Тамара стояла, онемев от таких новостей и событий. Арай снова глубоко вздохнул и продолжил говорить.
— В общем, родители выставили на продажу свой дом с гаражом, огромный дом, между прочим, триста квадратных метров, большой фруктовый сад… и купили билеты сюда. Надо искать жильё неподалёку от меня, чтобы хоть как-то приглядывать за ними. Приедут уже через неделю. Вот так-то, Тамрико. Я всё это рассказал тебе, чтобы не подумала, будто хочу скрыть или обмануть, или…
— Я и не думаю так, — не дав ему договорить, произнесла она и, решительно подперев бока, перешла к делу. — Значит, давай всё с самого начала.
— Что давать? Ты не ответила на моё предложение.
— Не ответила? Да? — удивилась Тамара и вдруг рассмеялась, подмигнула Араю и присела на табурет. — Ради Сандро я, конечно, согласна. Только нам надо разработать чёткий план с быстрыми шагами и стопроцентным положительным результатом. Обязательно нужен хороший юрист. Ну, такой знакомый у меня есть, помогал, когда проходила эпопею развода с бывшим мужем. Дальше — надо хотя бы что-то объяснить Сандро. Я не хочу, чтобы он меня оттолкнул, мы только начали дружить. Ради него же всё делается, да? Так, что ещё? Твои родители. Тут сложнее. В нашем доме найти бы квартиру, да? Было бы чудесно. Я поговорю с нашими тётушками. Может, есть у кого из них связь с переехавшими соседями. Мы с тобой должны…
— Спасибо тебе, Тамрико, — тихо сказал он.
Потом взял её руку и, склонив голову, поцеловал.
Арай почувствовал, как дрогнули её пальцы. Они были прохладными. И так захотелось ему прижать их к своей горячей коже, такая жажда прикосновения охватила, что он не смог остановить себя. Открытой ладонью доверившейся ему женщины провёл по своим щекам, лбу и снова притронулся губами. Всё это проделал, не открывая глаз, словно наслаждаясь каждым мгновением рядом с ней. Тамара почти не дышала. Ей казалось, что ещё секунда, и сознание помутится, но не отрывала взгляда от мужчины, который позволял себе больше, чем могла ожидать. А она не запрещала, не забирала свою руку назад.
«Господи, что со мной происходит? Он всего лишь… Нет, не всего лишь. Такое в моей жизни впервые. Никто и никогда не целовал мне руки. Арай это делает так, что у меня сейчас кожа расплавится. Боже, он коснулся языком? Он вдыхает мой аромат? А я после посуды руки с «детским» мылом ополоснула. Стыд какой! Странно, его щетина не колется, а интересно, волосы мягкие? Седина просвечивает, будто серебряные нити блестят в застывшей чёрной смоле. Красиво… Я хочу дотронуться до него, и пусть он думает, что хочет. Всё равно брак ненастоящий. Ради сына, да, — так я сказала».
Арай не ожидал от неё ответных действий, а потому, когда почувствовал, что она касается его волос, резко выдохнул, опалив дыханием женские пальцы. И так же, как Тамара минутами раньше, не стал ей мешать. Но не смог уговорить свою горячую кровь не кипеть. Ему хотелось большего.
«Этот стол между нами… Сдвинуть бы его в самый угол. Не напугаю я её своим напором? Но она же сама…»
Женские тонкие пальцы чуть надавливали на затылок, пробегали вперёд-назад, словно манили, обещали, просили. Её ладонь в его руках давно стала тёплой, не вздрагивала больше, поворачивалась то тыльной, то внешней стороной, словно купалась в наслаждении от его поцелуев. Не отпуская её, Арай встал из-за стола и шагнул к Тамаре. Его тёмно-карие глаза стали почти чёрными, смотрели пристально, чуть прищурившись, будто спрашивали о чём-то.
Не спрашивали. Требовали.
Он осторожно потянул её к себе, заставляя встать. Тамара подчинилась, не отводя от него взгляда, в котором не было настороженности или юного любопытства. Напротив, в голубых глазах отражалось его желание, смешанное с её ожиданием. Как бы ни хотелось Араю схватить, прижать стройное женское тело, он сдерживал себя. Они стояли близко, обоим казалось, что на кухне стало ужасно жарко, хотя солнце ушло на другую сторону дома.
— У тебя красивые волосы, — вдруг сказал Арай слегка охрипшим голосом, — так хочется к ним прикоснуться… губами.
— Прикоснись, если хочется, — прошептала она в ответ.
Он поцеловал её в висок, потом, перебирая губами волосы, опустился к щеке, шее. Разница в росте в полголовы не мешала ему. Тамара закрыла глаза и чуть подняла лицо, словно подставляла его солнечным лучам или каплям летнего дождя. Она улыбалась, Арай видел это. Ей нравились его сдержанные и в то же время трепетные поцелуи. Он не набрасывался, не сминал, не давил.
«Этот горячий мужчина бесконечно нежен и терпелив. Боже, как же он хорош! — Мысли путались в голове, давно забытое томление поднималось из глубин тёплой волной, толкая ближе к сильному мужскому телу, но страх снова обжечься был силён. И Тамара начала убеждать себя, что всё происходящее с ними всего лишь результат нервного потрясения, а чувств-то нет. — Это, наверное, гормоны взбунтовались от слишком длительного простоя. Если сейчас позволить себе многое, то потом будет ещё больнее, когда он справится со своими проблемами и уйдёт. А я снова буду всем улыбаться из последних сил…»
Грохот в комнате заставил их отпрыгнуть друг от друга. Арай с сожалением посмотрел на покрасневшую Тамару, подмигнул ей и быстро вышел из кухни. Она тяжело опустилась на табурет. Казалось, что разболелось всё: и нога от долгого стояния, и голова от странных мыслей, и низ живота от проснувшегося женского желания.
— Вот же я глупая, — прошептала себе под нос, — размечталась, растеклась сиропом. Хорошо, что Сандро проснулся, а то куда бы нас нелёгкая занесла? Как потом в глаза друг другу смотреть? Как жить на одной территории? Так ведь на все эти вопросы придётся найти ответы, иначе я совсем с ума съеду.
Тамара обмахивала себя обеими руками, когда на кухню вбежал мальчик, одетый уже в шорты и футболку. Он встал перед ней столбиком, но глаз от пола не поднимал.
— Что, Сандро? Где ты папу потерял? Он кровать заправляет? А ты чего хочешь?
Саша повернулся в сторону коридора и показал пальцем на дверь.
— Гулять? Скоро пойдём во двор. Сначала я тебя накормлю. Как это в садике называется? Полдник, да? А потом и поползём с тобой по лестнице вниз. Будешь мне помогать? Руку дашь? А там нас будут ждать наши тётушки, да? Они уже соскучились по тебе.
Арай стоял за углом и слушал, как она разговаривала с его сыном. И впервые за многие месяцы почувствовал себя счастливым, потому что вдруг представил — это его семья.
«Я приходил бы с работы, а они меня встречали бы. Шурка мчался бы пулей, запрыгивал на руки, смеялся, спрашивал, как когда-то давно, где я «быв». Вдруг он заговорил бы… А она? Подошла бы поцеловать в щёку? Поинтересовалась бы, как прошёл мой день? Мне кажется, да».