Спасительная любовь

Глава 17

Оливия вскочила на ноги.

— Как, разыскиваете? Что вы имеете в виду?

Джек стоял у противоположной стены и смотрел на новоприбывшего.

— Я вас знаю?

— Конечно, вы, обманщик! — с широкой улыбкой произнес молодой человек. — Меня просили забрать вас. А вы, оказывается, скрывались у четырех прекрасных женщин.

Теперь вскочили с мест уже все. Диккан снова поднес к глазам монокль, но Брэкстон не обратил на него внимания. Он спешил пожать руку Джеку.

— Но почему вы разыскивали его? — спросила Оливия. У нее появилась надежда, что сейчас они все узнают.

Однако Брэкстон, услышав ее вопрос, повернулся к ней с таким видом, словно только что осознал, кто перед ним. Он открыл было рот и снова закрыл, переводя удивленный взгляд на Джека.

— Господи, — сказал он, как если бы пытался понять происходящее, — вы не узнаете меня?

— Нет. — Джек вдруг насторожился, словно ожидая нападения. — Вы можете сказать мне, где я был?

Брэкстон непонимающим взглядом осмотрел присутствующих и остановился на Диккане.

— Доброе утро, Брэкстон, — приветствовал его Диккан безупречным поклоном. — Я полагаю, вы здесь разыскали нашего непредсказуемого друга.

— Ну да. — Он, нахмурившись, посмотрел на Джека. — Я не понимаю.

— Джек пострадал от травмы головы. У него нарушена память. Вы знаете, где он был?

— Хм… нет, — не сразу сказал Брэкстон, утратив веселость в голосе. — На самом деле нет.

— Тогда почему вы разыскивали меня? — потребовал ответа Джек.

— Почему бы нам всем не сесть? — учтиво предложила леди Кейт. — Я распоряжусь, чтобы принесли еще подкрепляющего.

— Уже иду, ваша светлость, — крикнул Финни от двери. Леди Кейт взглядом дала ему понять, что не одобряет такого поведения. Она жестом пригласила джентльменов вернуться на свои места. Брэкстон занял стул рядом с Грейс, а Джек сел рядом с Оливией.

— Вы для этого хотели видеть меня, Грейс? — спросил Брэкстон. — Из-за Джека?

— Ну, — уклончиво ответила она, — и да, и нет. Граф нуждается в вашей помощи, но мы не подозревали, что вы разыскиваете его.

— Почему вы разыскивали его? — повторила вопрос Оливия, опасаясь, что Брэкстон старается выиграть время.

Выражение его лица ничего ей не говорило. У него было открытое, доброжелательное лицо. Почему ей показалось, что в его голубых глазах мелькнуло какое-то соображение? Может быть, потому, что он избегал смотреть на нее?

— Что в этом удивительного? Конечно, его ищет семья, — сказал Брэкстон. — Он какое-то время был за границей, а он нужен дома.

— А почему вы занялись этим?

Он оглядел всех, словно удивляясь их неведению.

— Я кузен Сассфорда. — Поскольку все недоуменно молчали, он взглянул на Джека. — Мужа вашей сестры Мэдлин.

Оливия почувствовала, как внутри у нее словно что-то оборвалось. Она не сказала Джеку об этом. Джек повернулся к ней.

— Мэдди? Она вышла замуж?

— Вы не помните этого? — сказал Брэкстон. — Я не знал.

На помощь Оливии пришла леди Кейт.

— Вы помните Сассфорда, Джек? — сказала она. — Тот красивый молодой человек, у которого прекрасная конюшня. Последнее, что я слышала, — они с леди Мэдлин намеревались заняться разведением породистых верховых лошадей для охоты.

Джек повернулся к Оливии.

— Он говорит правду, Лив? Он действительно родственник Мэдлин?

Откуда ей знать? Она давно не видела его сестру.

— Конечно, — настаивал Брэкстон. — Зачем мне лгать?

Вдруг глаза Джека сделались холодными, в них как будто погас свет. Он не пошевелился, но в его лице появилось что-то опасное. Он весь как-то хищно подобрался — такого Оливия раньше не замечала за ним, и это ее встревожило.

— Прошу прощения, — сказал он, и его голос был холоднее, чем выражение его лица, — но я нахожу, что слепое доверие может приводить к фатальным ошибкам.

Оливия задрожала. Как могли эти любимые глаза смотреть так страшно? По какой причине в них появился стальной блеск? Он сделался таким суровым, словно память, которую он утратил, была здесь ни при чем и значила для него не больше, чем бесплодный кусок земли.

— Вы что-то вспомнили? — спросила его леди Кейт.

— Нет. Но я не думаю, что вы будете спорить со мной, не так ли, ваша светлость?

Леди Кейт улыбнулась в ответ.

— Не буду. За несколькими исключениями, я никогда никому не доверяла. Это, мне кажется, неожиданность для вас.

Он пожал плечами:

— Может быть. Этот человек мне незнаком, а потому может причинить вред не только мне, но также моей жене и ее друзьям.

— Вашей жене? — удивился Кит.

Оливия перестала дышать.

Грейс взяла Брэкстона за руку.

— Да. Разве вы не знаете? Оливия — графиня Грейсчерч. Странно, но единственное, что граф помнит, — это что он женат. На Оливии.

Кит несколько раз кивнул, глаза у него широко раскрылись.

— Конечно.

— Как вы могли не знать этого? — спросил Джек.

Брэкстон заерзал.

— У меня не было возможности видеть ее, Джек. Участвовал в кампании, вы же знаете.

Грейс невозмутимо повернулась к Джеку.

— Я не знаю, доверитесь ли вы моему слову, милорд, но Кит — верный друг. Он честно служил под началом моего отца и был ранен под Тулузой. Я уверена, что вы можете доверять ему.

Даже этот новый Джек не стал возражать ей — такое действие оказывала на людей Грейс.

— Спасибо, мисс Фэрчайлд. Вашего слова мне достаточно. Но как могло случиться, что моя семья не знает, где я был? Разве я не сообщал им?

Брэкстон покачал головой:

— Нет, со времени вашего пребывания при неаполитанском дворе. Тогда я видел вас последний раз.

Джек уставился на него, явно не в силах говорить.

— Зачем семья призывает его вернуться домой? — спросила Оливия.

Ответа ей пришлось подождать, потому что появились слуги со всем необходимым для чая, Финни проследил за неукоснительным выполнением ритуала и затем удалился, закрыв за собой дверь. Все это время беспокойство Оливии росло.

Брэкстон взял рюмку мадеры.

— Они просили меня отыскать его, потому что маркиз был серьезно болен, — сказал он. — Сейчас ему лучше, но семья считает, что графу следует быть дома.

Джек кивнул.

— Я полагаю, маркиза, как всегда, была ему опорой.

— Она… немного не в себе.

Он только пробормотал:

— Еще одна причина торопиться домой.

— Вы возвращаетесь домой? — спросил Кит, оглядывая всех, чтобы увидеть на лицах подтверждение.

— Не сразу, — спокойно сказал Диккан.

Джек покачал головой:

— Нет. Не стоит подвергать семью опасности. Я свяжусь с ними, как только выясню, что происходит.

Брэкстон повернулся к Грейс.

— А что происходит?

— У нас затруднения, — ответил Диккан вместо нее. — Поэтому мисс Фэрчайлд и связалась с вами. Она рекомендовала вас для одной деликатной операции, которую мы задумали. Джеку действительно нужно попасть в Англию, но для этого потребуется нечто большее, чем место в пакетботе. Так что нам потребуется ваша помощь.

Брэкстон кивнул:

— Я с радостью помогу. Не могу сказать вам, как его семья будет рада узнать, что мы его нашли.

Эти слова заставили Джека вскочить.

— Нет, — сказал он и посмотрел на Оливию. — Им пока не надо знать. Сначала я побываю в штабе конногвардейского полка. Сразу же после прибытия в Лондон.

Оливия оказалась на ногах прежде, чем осознала это.

— Нет!

Джек подошел к ней и провел, ладонью по ее щеке.

— Да, Лив. Я не знаю, как оказался здесь. Ты не знаешь. Существует только один способ выяснить это, и я воспользуюсь им.

Она знала, что он видит страх в ее глазах. Она думала, он спросит ее, почему она боится. Но он не спросил. Он только быстро поцеловал ее в губы и улыбнулся.

— Поверь мне. Чем скорее я поговорю с начальством, тем скорее все уладится. Вы устроите это для меня, Диккан?

Оливия услышала, как Диккан обиженно вздохнул.

— Да, Джек. Я устрою это. Но до тех пор обещайте мне вести себя хорошо и не пытаться самому решить эту головоломку.

Джек улыбнулся ему.

— Я постараюсь, если смогу, Диккан. Но не знаю, что вспомню за это время. Могу только обещать — я сделаю все возможное, чтобы защитить этих леди, пока не узнаю все.

«Надо сказать ему, — думала Оливия. — Показать депешу. Пусть поймет, что, явившись в штаб, он может подписать себе смертный приговор».

Она повернулась к Грейс, надеясь на поддержку. Но Грейс покачала головой. Здоровье Джека по-прежнему было в опасности.

Подавленная растущим убеждением, что она предает Джека, что бы ни сделала, Оливия молчала.

Поздно вечером Диккан Хиллиард сидел в слабо освещенной библиотеке с одним из тех людей, которых привлек для исполнения своего плана. Барон Терек был среднего роста и среднего телосложения. Лишенный ярких красок, он ускользал от описания даже после недавней встречи с ним.

Барон смаковал коньяк.

— К утру все будет готово? — спросил он.

Закинув ногу на ногу и устроившись в кресле поудобнее, Диккан рассматривал светлый коньяк «Деламен», который Терек налил ему.

— Они должны быть в Лондоне к началу следующей недели.

— Прекрасно.

Диккан, нахмурившись, оторвал взгляд от коньяка.

— Вы все еще настаиваете на том, чтобы отправить их к леди Кейт?

— Это самое удачное решение.

— Возможно, для вас. Вы считаете — они заслуживают, чтобы их использовали в качестве приманки?

Терек отмахнулся от опасений Диккана.

— За домом будут наблюдать. Зачем без надобности пугать их?

— Потому что мы не знаем, что рассказал Чемберс. Вы его не видели. Я видел, и, поверьте, его смерть не была легкой. К тому же граф заявил, что непременно пойдет на Уайтхолл. Его враги до сих пор ускользали от нас. Я не хочу рисковать.

— Сейчас игра идет на нашем поле. Не бойтесь, Хиллиард. Все готово. Благодарю вас за то, что пришли ко мне с этим, но дальше уже не ваша забота.

Диккан не был в этом уверен, но у него были связаны руки.

Если что-нибудь случится с Кейт, он никогда не простит Тереку. Или себе — за то, что обратился к нему.

На следующее утро, еще до рассвета, план начал осуществляться. В Остенд была отправлена карета с подставными лицами, как бы напуганными и выехавшими в большой спешке; далее они должны были пересесть в рыбацкую лодку и отплыть в Маргит. Трэшер, поставленный наблюдать из окна над входом, сообщил, что наживка проглочена. Как только карета с отвлекающими лицами отъехала от дома, вслед за ней устремились вдруг возникшие из темных закоулков мужчины. За ними вдогонку, в свою очередь, пустился майор Брэкстон, который должен был доехать до Гента, дабы увериться, что они не повернут назад.

Леди Кейт на глазах у всех отправила часть своих слуг готовить дом в Мейфэре, сама же отправилась медленным рейсом на одной из комфортабельных барж до Антверпена, а оттуда — на пакетботе домой. Одетые в грубое платье, в деревянных башмаках, Оливия и Джек присоединились к слугам по дороге до канала, а там поднялись на борт баржи с грузом зерна. За ними никто не следил.

Только к концу дня Хирург получил известие, что тот, за кем они охотились, исчез.

— Мы проверили везде, — уверял его худосочный человечек с крысиной мордочкой. — В Брюсселе их нет. Никто не знает, куда они делись.

Он нашел Хирурга в арендуемой им комнате укладывающим вещи, словно тот собирался на уик-энд поохотиться.

— Не важно, — отвечал ему Хирург. — Я точно знаю, куда они явятся.

Худосочный, казалось, еще больше съежился.

— И?..

Хирург уложил еще несколько ножей под фальшивое дно своего чемодана.

— Маленький слуга закончил свою жизнь как бесценный источник информации. У графа Грейсчерча было то, что нам нужно. Но слуга не знал, где оно находилось. Однако он смог сказать, что все вещи, которые были у нашего друга на поле сражения, оказались в распоряжении его жены. — Он аккуратно подровнял стопку шейных платков, прежде чем положить их в чемодан. — Я также узнал, что граф собирается совершить самоубийственный поступок — явиться на Уайтхолл, а это значит, что он все еще ничего не помнит. Если бы вспомнил, то и близко не подошел бы к этой улице. — Разгладив одежду, он закрыл чемодан. — Не думаю, что ему это удастся.

Маленький человечек задрожал.

— Как вы можете быть уверены?

Хирург улыбнулся:

— Я уяснил, что он очень любит свою жену.

— Свою жену?

— Ну да. — Взяв с бюро касторовую шляпу, он точным движением водрузил ее на голову. — Что вы думаете о такой цитате, Ферньер: «За нашу глупость всегда платит страданиями кто-то другой»? Подходит для нашего случая, как вы думаете?

Маленький человек нахмурился.

— О чем вы?

Хирург похлопал его по щеке.

— О словах, которые будут вырезаны на прелестном животике женщины, конечно. Графу пора понять, что у его поступков есть последствия.

Может быть, сердце Оливии по окончании путешествия осталось бы незатронутым, если бы путешествие оказалось короче, если бы жизнь на барже не была совершенно обособленной; казалось, время исчезло, прошлого не было, они балансировали по краю неизвестного будущего. Если бы они с Джеком не полагались друг на друга, ощущение опасности стало бы слишком острым.

Может быть, она уберегла бы сердце, если бы они могли найти отдельные койки. Но каюта была маленькой и низкой, и в ней ютилась вся команда. Они с Джеком вынуждены были спать на одном тюфяке.

Они не занимались любовью: не в каюте же с другими людьми, — но прикасались друг к другу. Им было хорошо. Они укладывались по старинке, как ложки в ящике.

И каждый миг этого времени Оливия помнила слова леди Кейт. Прощаясь, герцогиня схватила Оливию за руку, наклонилась к ней и прошептала: «Помните. Это ваш шанс».

Через пять дней они доплыли до Брюгге, это были приятные дни, проведенные за работой бок о бок с настоящими барочниками; они проплывали мимо полей с качающимися колосьями, из деревенек до них доносился звон колоколов, отбивающих время.

— Я не знал, что ты умеешь готовить, — похвалил ее Джек, когда они заканчивали свой первый обед.

Она засмеялась и покачала головой:

— В действительности мы совсем не знали друг друга, правда?

Он нахмурился, а Оливия подумала, что в одежде простолюдина, загорелый, с волосами, растрепанными ветром, он еще красивее.

— Что ты хочешь сказать?

Она сухо улыбнулась:

— Если ты помнишь моего отца, он был самым скупым человеком во всей северной округе. А моя мать никогда не ладила с кухарками. Поэтому чаще всего готовила я.

Что не раз спасало ее в последующие годы. Ей охотно давали работу в тавернах и пекарнях, когда требовались дополнительные помощники, даже когда она носила в себе дитя.

Устраиваясь поудобней на палубе — они наблюдали за отражением в воде идущей на убыль луны, — Джек покачал головой:

— Да. У тебя были замечательные пирожки с персиками.

Между ними царило согласие. Они вместе работали: готовили пищу, занимались уборкой и управляли великолепными золотистыми бельгийскими лошадьми, которые тянули баржу по каналам. Они снова смеялись прежним шуткам, тянулись друг к другу, чтобы вместе смотреть, как встает солнце, или любоваться знаменитыми тремя башнями Гента. Она непростительно начала надеяться, что эта гармония будет продолжаться. Хуже того, она начала предвкушать ее.

И тут, как порыв холодного ветра, их настиг Кит Брэкстон. Баржа мирно скользила по воде через утренний Брюгге, солнце едва касалось верха средневековой башни, возвышающейся над городом. Накормив всех завтраком, Оливия улучила момент и присела на носу баржи, глядя, как утренние лучи крадутся по чудным ступенчатым крышам маленьких домиков, выстроившихся в ряд вдоль воды. Ей хотелось подольше полюбоваться затейливой бельгийской архитектурой.

Она почувствовала, как сзади подошел Джек.

— Неприятности, — пробормотал он.

Она сразу увидела Кита — он поджидал их впереди на норовистом гнедом жеребце, а двух других держал в поводу. Он не сказал ни слова, но, увидев его, Оливия испугалась.

— Брэкстон, — с поразительным спокойствием приветствовал его Джек. — Вот так сюрприз.

Молодой драгун ослепительно улыбнулся.

— Увы. За местом вашего прибытия ведется наблюдение. Как вы смотрите на то, чтобы немного ускорить путешествие?

Первым побуждением Оливии было запротестовать: Джек не настолько поправился, чтобы ехать верхом, ему может стать хуже.

Она оглянулась и увидела, что Джек по-мальчишески обрадовался.

— Лучший способ стряхнуть с себя уныние и вялость. — Повернувшись к ней, он протянул руку: — Лив?

Она не могла признаться, что не садилась на лошадь целых пять лет. А когда-то она хорошо ездила верхом. Еще одно, кроме умения владеть оружием, за что ей нужно благодарить отца.

— Конечно, — сказала она, незаметно вытирая руки о юбку, — особенно если мне не придется ехать в дамском седле.

Кит смутился.

— Это не было предусмотрено. Они ищут мужчину и женщину. Вы сможете?

— В дамском седле неудобно охотиться. Непременно окажешься позади вместе с бездельниками. Вы хотите, чтобы я надела бриджи?

Он хотел. Через десять минут, одетая наподобие Джека, она попрощалась с барочниками и позволила Киту подсадить ее на серого жеребца.

— Не бойтесь. Вы почетные гости. Готовы?

Ехать пришлось долго, и это было мучительно. За каждым поворотом Оливия ожидала засаду и звуки выстрелов за спиной. Ноги сводила судорога, внутренние поверхности бедер натерло. Но она не жаловалась. Она не была уверена, что мужчины поймут, — она переживала лучший момент своей жизни. Она и сама этого не понимала.

Конец пути они ехали спокойно. Они прибыли на пустынный берег моря, где их встретил жуликоватого вида бельгиец с утлой лодкой. Пахло рыбой.

— Я появлюсь через день-два после вас, — обещал Кит. — Нужно оставить ложный след.

Он поцеловал Оливии руку и поскакал обратно в Брюгге. Джек помог ей сесть в лодку, и они поплыли в сторону рыболовного судна, подозрительно непохожего на рыболовное судно.

Плавание по морю оказалось более вдохновляющим приключением, чем начало бегства; это было именно приключение, а не отчаянное бегство. Оливия разделяла с Джеком этот дух приключенчества, их глаза встречались, руки соприкасались, тела подсознательно искали друг друга для сохранения равновесия и душевного покоя.

Их путешествие закончилось славным воскресным днем, когда они, взявшись за руки, сошли с лодки в Уоппинге, как если бы возвращались из шикарного круиза. Их встретил тощенький молодой человек, такой невероятно педантичный и суровый, что они весело рассмеялись.

Но в доме их не ожидали леди Кейт и Грейс. Их встретили Финни и экономка, которая умоляла их чувствовать себя как дома.

Дом Кейт Оливию удивил. Если брюссельский особняк был невероятно перегружен украшениями, то этот дом на Керзон-стрит поражал своей обыкновенностью: пять этажей из красного кирпича даже без фронтона. Окна, хотя их было много, представляли собой простые вытянутые прямоугольники с белыми переплетами. Оживляли строение только балконы из кованого железа на втором и третьем этажах. В общем, такой сдержанный стиль никак не ассоциировался со вдовствующей герцогиней Мертер.

Похожая на воробушка экономка по имени миссис Уиллетт, обладательница жестких седых волос и на редкость внушительного бюста, лично приветствовала их у кухонной двери и провела наверх.

— Мы получили известие от ее светлости, — поведала она им. — Они остановились на несколько дней в Брюгге, а после отправятся в Антверпен и оттуда домой.

Такое безобидное сообщение настроило их на легкомысленный лад.

Одни. Прежде чем появится кто-то еще, они с Джеком проведут одни по крайней мере три дня.

Может быть, Кейт была права. Может быть, теперь все будет по-другому. Она не знала. Она только знала, что с трудом понимает слова экономки из-за гулких ударов крови в ушах.

Все время, пока экономка объясняла порядки в доме, Оливия чувствовала на себе взгляды Джека. Она уже приняла решение, сама того не осознавая. Они с Джеком одни, и, что бы ни случилось, они будут заниматься любовью.

— Мы приготовили для вас комнаты, о которых распорядилась леди Кейт, — говорила миссис Уиллетт, ведя их по лестнице с отполированными перилами. — Ванны уже готовы, как и поднос с чаем, к которому поданы любимые пирожные ее светлости. Обед будет в восемь.

Джек непроизвольно обвил Оливию рукой — у нее перехватило дыхание. Все продолжало оставаться нереальным, как если бы здесь ничто случившееся не имело значения, как если бы им дали возможность снова найти друг друга. Эта мысль трепетала в ее груди пойманной птичкой.

Миссис Уиллетт привела, их на третий этаж, повернула налево в короткий коридор и открыла двустворчатую дверь.

— Гостиная. В нее выходят двери спален, разумеется. Здесь я оставлю вас, как мне велела леди Кейт.

И прежде чем они смогли спросить у нее что-нибудь еще, она поклонилась и вышла.

— Леди Кейт очень гостеприимна, — сказал Джек, пропуская Оливию вперед. — Интересно, что это значит.

Оливия выдернула руку и обошла элегантную гостиную в бледно-желтых тонах.

— Кажется, ей нравится быть свахой.

Джек встал сзади нее.

— Хобби, которое я горячо одобряю.

Он поцеловал ее в затылок. Оливия закрыла глаза — ею овладела слабость.

Ей не следовало стоять здесь. Она должна попросить, чтобы ей дали другую комнату. А еще лучше — запереться в далекой башне, где Джек не сможет ее найти.

Она изогнулась от его прикосновения.

— Ты очень безнравственный человек.

— Да, безнравственный, — пробормотал он у ее уха. — Я такой.

Он повернул ее к себе и внезапно стал прежним Джеком, вернувшимся с поля, беспечно улыбающимся и голодным, чей смех напоминал ей о легком ветерке.

— Ох, Ливви, — пожаловался он, обнимая ее и прижимая к себе. — Мне так недоставало тебя.

Она засмеялась, обхватила его:

— Мне тоже.

— Я хочу быть в тебе, — прохрипел он у ее волос. Голос у него стал напряженным, мышцы затвердели. Оливия знала все, что он думает, до того, как это приходило ему в голову. — Мы не должны, Лив. Нам надо подождать, пока мы не получим ответы на свои вопросы. Но, видит Бог, я не могу. И так было всегда.

Она закрыла глаза и наслаждалась ощущением момента. Господь простит ей, но в этот миг она больше ничего не хотела — только стоять вот так, как она стояла.

Она хотела, чтобы у нее была надежда.

— Скажи «да», Лив, — шептал он ей на ухо, и восхитительная хрипотца в его голосе выдавала его состояние. — Господи, скажи «да».

Ей вдруг безумно захотелось испытать его. Ей хотелось узнать, сможет ли Джек любить ее снова, по-настоящему любить. И это, знала она, будет первым шагом.

У нее вырвался смешок, прозвучавший задушено и испуганно. Это было так давно. Но ее тело уже отвечало, пламя охватило ее живот, как если бы Джек коснулся его запальным фитилем. Она встретила его взгляд, чтобы увидеть, какими влекущими могут быть его глаза цвета морской волны. Она почувствовала его руки на своей спине и прижалась крепче, выгнув шею, чтобы он мог ласкать ее.

— Да, Джек, — шепнула она. — Да.

— О, Ливви…

Он осыпал поцелуями ее шею, потом вдруг выпрямился.

— Я что-то помню.

Она замерла, возбуждение угасло.

— Что?

Он продолжал крепко держать ее.

— Я помню, что я сижу в каком-то казино, поглаживаю бассета и думаю, что таких мест, где ты могла бы играть, всего несколько. Как ты потеряла свой жемчуг, Лив?

Горячая волна надежды пробежала по ней.

— Его взяли из моей шкатулки для драгоценностей. Я не знала, что он исчез, пока Джервейс не принес его и не сказал, что выкупил его у ростовщика.

Рассеянно поглаживая ее щеку, он кивнул.

— Ты никогда не играла, да?

Оливия боролась с подступившими горячими слезами.

— Нет, Джек. Я не играла.

Еще крепче обняв ее, он долгим поцелуем прижался к ее лбу.

— Думаю, я знал это. Думаю, мои сестры могли сговориться, чтобы разлучить нас. Мне так жаль, Лив. Мне следовало доверять тебе.

Она провела ладонью по дорогому лицу. Он не брился шесть дней, так что выглядел не лучшим образом, особенно с этим идущим от виска глубоким шрамом. Она подумала, что со временем привыкнет к его новому облику.

— Мы поговорим об этом позже, — сказала она. — Я рада, что сейчас ты веришь мне.

— Конечно, Ты никогда не обманывала меня. Я знаю это. Все эти годы только это и держало меня.

Она затаила дыхание. «Все эти годы». Может быть, нужно расспросить его? Но она не могла думать ни о чем, кроме его рук, лежащих на ее талии, и его губ, касающихся ее уха. Ее охватила дрожь.

— Я рада, — наконец прошептала она, устыдившись своей трусости.

От возвращающейся к нему памяти могла зависеть его жизнь. Ей нужно помочь ему вспомнить все. Но если это произойдет слишком быстро, у нее не будет другого шанса вернуть его.

— Возьми меня, Джек, — молила она, поднимая к нему лицо, чтобы увидеть голод в этих дорогих, глубоких как море глазах. — Будь снова моим мужем.

И, словно ей было неведомо сожаление, она стянула с себя платье и позволила ему упасть у своих ног.

Он не тратил времени на слова. Он взял в ладони ее лицо и припал к горячему рту. Как только его язык проник в ее рот, она растаяла. Она больше не осторожничала, не защищалась, у нее было одно желание — чтобы он поторопился.

«Скорее, я не могу больше. Скорее, я не переживу, если ты не будешь прикасаться ко мне, если ты не войдешь в меня».

Он заметил ее слезы, но подумал, что это слезы радости. Он слизнул их, тронул языком маленькую ямочку у основания шеи, отчего возликовала каждая клеточка ее тела. Он улыбался ей, совсем как раньше, эта улыбка отгораживала их от всего мира, обещала соединение, которое поднимало их над обычной жизнью. Она помогла ему снять рубашку и брюки, потом наклонилась — сердце у нее прыгнуло к горлу — и развязала шнурок его подштанников, а потом спустила их.

Он нетерпеливо ждал, уже готовый, с выпирающей из гнезда темных колец мужской доблестью.

— О, Лив, я люблю тебя.

Она закрыла глаза, стараясь, чтобы эти слова не ранили ей сердце. Когда он все вспомнит, любви уже может не остаться. Ей тоже есть что вспомнить, и это может означать окончательную гибель ее сердца, этого бедного, печального органа, который уцелел только для того, чтобы быть снова брошенным к его ногам.